Период правления Николая I, закрепившийся в памяти староверов как время жестоких гонений, нельзя определять однозначно. С 1832 г. составной частью кодификационной работы II отделения Собственного Его Императорского Величества Канцелярии было приведение в соответствие законодательства о старообрядцах. Именно в это время было положено также начало изучению явления старообрядчества властными структурами. Экспедиции, организованные Министерством внутренних дел (далее – МВД), занимались изучением самых разных аспектов состояния старообрядческого общества, что позволило официальным органам составить достаточно объективное мнение о состоянии староверия. С этого момента можно говорить об истоках формирования вероисповедной политики и статистики старообрядчества.
Составной частью кодификационной работы первой половины XIX в. явилось приведение в соответствие законодательства о старообрядцах, необходимость в систематизации которого была очевидна: с XVII в. в этой части накопился значительный актовый материал.
Основная часть законов данного направления вошла в третий раздел Устава о предупреждении и пресечении преступлений (XIVтом Свода законов), который назывался так: «О предупреждении и пресечении распространения расколов и ересей между православными»1.
Первая статья раздела гласила, что старообрядцы не преследуются за мнение их о вере, но им запрещается совращать или склонять кого-либо в старообрядчество. Под «совращение» же попадало фактически любое деяние, связанное с отправлением службы по старому обряду в частном доме, совершением религиозных треб, хранением старопечатных книг и т. д.
О существенной разнице между мнением о вере и совращении в нее хорошо было известно старообрядцам Казанской губернии. Так, в 40-х гг. XIX в. в селах Богородское, Кирельское, Сюкеево Тетюшского уезда местные староверы на следствии признались, что следуют старообрядческой религии, но при этом особенно активно подчеркивали, что никого на свою сторону они не обращали. Обвинение и донос местного священника Протопова развалились, а стряпчий уголовных дел Казанского губернского правления Деев, руководствуясь 46 статьей 3 главы XIVтома Свода законов, дело закрыл2. Таким образом, исполнять гражданские законы о «пресечении распространения раскола» первыми поспешили православные священники.
Среди документов Казанской духовной консистории, относящихся к 30–40-м гг. XIX в., находим множество доносов местного духовенства, отчетов об обысках и конфискациях в моленных и домах староверов, организованных священниками и исполненных полицейскими командами. Однако не все служители православной церкви проявляли такое рвение. Некоторые сочувствовали староверам или подкупались ими.
Многие дела прямо так и назывались – «О потворстве раскольникам». Подобные дела известны, например, в селах Удельное Тинчурино и Флорова Ясак Тетюшского уезда3, села Шумково Лаишевского уезда4. Кроме банального умалчивания о деятельности староверов в своем селе, потворство местных священников заключалось в скрытии истинного числа староверов, записи их в документах православными, проведение служб (крещение, брак, похороны) у староверов, нерегистрация их в метрических книгах, подделка документов в пользу староверов.
Разумеется, существовали материальные интересы – старообрядцы умели и знали, каким образом можно с помощь денег решить любую проблему в отношениях с властями. Не исключаем и другие причины «потворства», например, тайное сочувствие идеям староверия, понимание старообрядческого вероучения или лояльное отношение к их образу жизни со стороны гражданских властей.
Были случаи, когда не только местные священники вставали на сторону староверов, а целые городские общества вступались за их права. 13 апреля 1834 г. Казанское градское общество составило приговор о проживающих в Казани купцах и мещанах, принадлежащих к федосеевскому согласию, на основании которого казанский градской глава Г. Мельников направил казанскому военному губернатору С. С. Стрекалову рапорт, в котором просил «исходатайствовать у высшаго Правительства разрешения, дабы находящиеся в числе Казанского купецкаго и мещанскаго сословий старообрядцев перекрещенской секты дозволено было избирать во все гражданские по выборам общества службы кроме городских голов»5. Губернатор не стал брать на себя такую ответственность и 5 мая 1834 г. переслал копию приговора Казанского градского общества на «благоусмотрение» министру внутренних дел статс-секретарю Блудову5. Правительственная власть оказалась глухой к доводам казанского общества. Министр Блудов, ссылаясь на Правила от 27 мая 1820 г. и на мнение Государственного совета от 20 октября 1830 г., ответил 24 мая 1834 г. казанскому военному губернатору С. С. Стрекалову следующее: «...я не нахожу возможным принять на себя ходатайство о допущении к выборам в общественныя должности по городу Казани раскольников, тем более секты безпоповщины»5. Этот ответ и был доведен до сведения исполняющего должность казанского городского головы.
Политика недопущения старообрядцев на должности городского самоуправления продолжалась на протяжении всего царствования Николая и носила нескрываемый характер конфессионального преследования, дополнявшегося на местах сведением личных счетов со старообрядцами, устранением их как активных и опасных торгово-промышленных конкурентов. Правительство считало полезным подобное преследование, так как видело в староверах самоорганизующуюся группу, в которой сложились традиции социальной и гражданской независимости, выработалась способность самостоятельно определять свои жизненные цели и ценности.
Ярчайшим примером преследований старообрядцев при Николае I является дело казанского купца В. А. Савинова. Он 30 лет возглавлял поморскую общину в Казани, занимал общественные должности (служил заседателем палаты уголовного суда). В 1834 г. Василий Андреевич лишился права занимать общественные должности и был обвинен в распространении раскола6.
Историк XIX в. Н. В. Варадинов в своей «Истории Министерства Внутренних Дел» писал: «… ходили слухи, что Савинов, зная, что ничто так не сближает людей, как взаимность выгод от торговли, стал привлекать православных в свою секту перекрещенцев с целью увеличить свое богатство и утвердить влияние между крестьянами по Волге, занимавшимися хлебной торговлей, которую производил и сам. Стремление это увенчалось успехом: селения поволжские наполнились перекрещенцами или поморцами. В других селениях Казанской губернии сам он и его поверенные действовали с той же целью. Когда раскол значительно утвердился в этих местах, Савинов и его поверенные начали назначать по произволу цену на хлеб, привозимый поселянами на торги и ярмарки, а как для отправки хлеба нужны были для тяги судов, бурлаки, то и эти несчастные подпали тому же влиянию шайки Савинова. От таких проделок Савинов богател, а православные крестьяне разорялись и дойдя до крайности бросались в секту перекрещенцев для поправления своего состояния»6. Правда, слухи эти не подтвердились произведенными дознаниями как местных властей, так и чиновника министерства коллежского ассесора Микулина. Обвинения, возведенные на Савинова, были отвергнуты.
Однако Савинов не был оставлен в покое. Дело достигло такого резонанса, что в апреле 1835 г. Николай лично рассматривал сведения, предоставленные казанским губернатором, о купце В. А. Савинове и созданной им богадельне. Министр внутренних дел статс-секретарь Блудов 12 апреля 1835 г. сообщил Казанскому военному губернатору, что Николай повелел собрать подробные сведения о купце Савинове, а его богадельню «поставить в то же самое положение, в каком находится подобная ей Папулинская моленная в Судиславле»7.
Однако в результате сбора сведений о Савинове и его богадельне оказалось, что дело обстоит намного сложнее, чем с Папулинской богадельней. Прилуцкая богадельня была передана В. А. Савиновым в вечное владение старообрядческого общества, что было закреплено соответствующими юридическими актами, поэтому напрямую распространить на казанскую богадельню правила Папулинской богадельни было невозможно. Вследствие открывшихся обстоятельств Николай I вновь лично рассматривал материалы о купце Савинове и принял решение уничтожить те законные основания, на которых существовали Прилуцкая моленная и богадельня7. Богадельня в Прилуцком просуществовала до 1845 г., когда она была окончательно закрыта властями.
Менее крупными, но тоже довольно показательными, являются дела об увольнении чистопольского купца 3-й гильдии Алексея Васильевича Логутова и священника села Теньки Свияжского уезда Ивана Топорникова. Алексей Васильевич Логутов был главным наставником рябиновцев в Чистополе. Следствие над ним любопытно еще и тем, что фамилия Логутовы являлась знаковой для Чистополя – они были одними из основателей города и зачинателями рябиновской секты в Чистополе8. Согласие рябиновцев в Чистополе так и называли – «логутовщиной». Несмотря на это, в 1854 г. по показаниям нескольких крестьян Логутова признали «особо вредным раскольником», обвинили в распространении раскола и собирались даже удалить его «из среды общества и тем прекратить дальнейшее его поползновения к распространению раскола»9.
На дело Логутова обратило внимание МВД Российской империи, просившее скорейшего окончания дела. Казанская палата уголовного суда не заставила себя ждать – по 1177 ст. XVтома Свода законов Логутов был признан подозрительным, «если не в совращении, то в убеждении держаться раскола и распространить над ним полицейский надзор». 14 ноября 1854 г. казанский городовой магистрат увольняет Логутова от должности ратмана городового магистрата10.
Второе дело – о потворстве священника села Теньки Свияжского уезда Ивана Топорникова – начинается в 1839 г. с обвинений в том, что священник позволил похоронить крестьянскую жену Ксению Никитину по старообрядческому обычаю11. И хотя благочинный был признан виновным и уволен со службы, плоды его «преступной деятельности» в селе изучались вплоть до 1854 г. Так, местный причетник Николай Фиалков уличал Топорникова в подделке духовных ведомостей в пользу старообрядцев, проведении служб у старообрядцев по их обычаям12. Топорников, смирившись с увольнением из Теньков, просил места в другом селе, где нет старообрядцев. Казанская духовная консистория удовлетворила его просьбу – он был направлен в с. Новоспасское Спасского уезда, где действительно никогда не было староверов12.
Несмотря на все принимаемые меры, репрессии, неэффективность конфессиональной политики Николая I была очевидна. Законы не учитывали сложившейся к тому времени ситуации: на протяжении нескольких десятилетий, пока раскольники пользовались определенными правами, выросло поколение, воспитанное на терпимом к себе отношении, за этот период было построено значительное количество старообрядческих скитов, часовен, молитвенных домов, которые невозможно было ликвидировать единовременным актом. Положение усугублялось наличием разветвленной бюрократии, позволяющей себе достаточно вольное обращение с законами13.
Поняв неэффективность, правительство изменило тактику. В 1854 г. последовало правительственное распоряжение, имевшее целью склонить к единоверию старообрядческое купечество, то есть нанести удар по наиболее состоятельной части старообрядчества и лишить его своих благодетелей.
Было объявлено, что с 1 января 1855 г. староверы лишаются права записи в купечество. Согласно высочайшему повелению при объявлении купеческих капиталов предписывалось требовать от предъявителей свидетельства о принадлежности их к православной церкви безусловно или на правах единоверия; не представившим таковых – выдавать торговые свидетельства по гильдиям на временном праве.
Это распоряжение произвело громадный переполох среди старообрядцев торгово- промышленного класса, так как лишение прав внесения капитала вело к лишению сословных привилегий и к отбыванию рекрутчины с ее 25-летним сроком службы. Распоряжение о записи в единоверии дошло и до Казани. Здесь в 1854 г. была закрыта Коровинская часовня, центр поповцев Казанской губернии еще со времен Екатерины II. На месте часовни была организована единоверческая церковь14. Однако и эта репрессивная мера не возымела желаемого результата. В Казанской губернии и по всей России в единоверие записывались единицы.
Отрицательный результат репрессивной политики николаевского режима по отношению к старообрядчеству явился уроком будущим российским правителям: система притеснений и гонений не достигла и не могла достичь своей прямой цели.
Примечания
1 Ершова, О. П. Старообрядчество и власть // Книжница Самарского староверия : интернет- библиотека / ред. И. Будкина. Самара, 2010. URL : http://samstar.ucoz.ru
2 НАРТ. Ф. 4. Оп. 73. Д. 108. Л. 19.
3 НАРТ. Ф. 4. Оп. 96. Д. 11.
4 НАРТ. Ф. 4. Оп. 94. Д. 31.
5 Тимофеев, В. В. Старообрядцы на выборных должностях в российской провинции // Книжница Самарского староверия.
6 Варадинов, Н. В. История Министерства Внутренних Дел. СПб., 1863. Т. 8. С. 205.
7 НАРТ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 96. Л. 68.
8 Ивановский, Н. И. О рябиновщине // Православный собеседник. М., 1867. Ч. II. С. 43.
9 НАРТ. Ф. 4. Оп. 86. Д. 12. Л. 21.
10 Там же. Л. 35.
11 НАРТ. Ф. 4. Оп. 71. Д. 73.
12 НАРТ. Ф. 4. Оп. 73. Д. 84.
13 Ершова, О. П. Старообрядчество и власть.
14 НАРТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 5246.
И. Р. Латыпов
| 
