Эмиграция старообрядцев в великое княжество Литовское (да­лее - ВкЛ) является важным, но малоизученным вопросом. В XIX и XX вв. историки старообрядчества в своих трудах касались лишь отдельных эпизодов этой эмиграции. Авторы работ, нося­щих обзорный характер, считают, что эмиграция великорусов в Речь Посполиту, начавшаяся во второй половине XVII в., в XVIII в. стала массовой и в итоге привела к возникновению многочислен­ных старообрядческих поселений, а также приходов в разных ме­стах обширного государства. Некоторые аспекты этого переселе­ния, связанные с формированием старообрядческих (беспоповс­ких и поповских) приходов, с ходом миграции в первой полови­не XVIII в. и мерами российского правительства по уменьшению исхода подданных России, нашли отражение в трудах о старооб­рядцах Литвы и Беларуси (1). Однако обобщённая характеристи­ка процесса переселения старообрядцев собственно в ВкЛ, осо­бенно в западную его часть, и анализ породивших его факторов в историографии отсутствует. В то же время, старообрядцы и их переселение в Латвию (2), в Польшу (3) и частично в Беларусь (4) во второй половине XVII и в XVIII вв. привлекли внимание ис­следователей этих стран.

В данной статье попытаемся проанализировать мотивы эмиграции старообрядцев из России за рубеж, а также время и место возникновения их приходов в ВкЛ в первой половине XVIII в. Особое внимание уделим эмиграции россиян в западную часть ВкЛ (Вильнюсское и Тракайское воеводства), на территории которой позже, в XX в. сформировались Старообрядческие Церкви в на­циональных государствах Литвы и Польши.

Возникновение организованного федосеевского общества XVIII в. в Речи Посполитой было следствием массовой эмигр арообрядцев, связанной с волнениями крестьян в России и °и их со своих мест жительства. Поэтому переселение старообрядцев в Речь Посполиту стало одним из важнейших факторов появления старообрядческих беспоповских приходов в Балтиийском регионе. Другими важными факторами были жестокие религиозные гонения на староверов на родине; относительная терпимость к ним со стороны правительства Речи Посполитой, дворян и католической Церкви; а также широкая, активная и успеш­ная проповедь своего учения Феодосием Васильевым и его после­дователями как в России, так и за рубежом.

Несомненно, что успех старообрядчества в Литовском княжестве, Курляндии и Инфлянтах в значительной степени поддерживался крестьянской миграцией, начавшейся после закрепощения крестьян в Московском государстве (Уложе­ние 1649 г.) и распространения "на веки" крепостной зависимос­ти на всё новые слои населения (свободных людей, холопов), осуществленной после проведения в жизнь податной реформы при Петре I. Усиление религиозного фанатизма при патриархе Иоакиме, не любившем церемониться с врагами и рассматривавшем церковных "непокорников" просто как дезертиров или ослушав­шихся начальства солдат, и государственная политика религиоз­ного преследования содействовали массовому движению русских старообрядцев за западную границу. Хотя с 1716 г. церковная политика Петра I стала мягче и в ней отказались от жестоких преследований старообрядцев, их положение в русском обществе до Петра III оставалось по сути нелегальным и в церковном, и в гражданском отношении. Двойные налоги для старообрядцев были, несомненно, мерой наказания, а не попыткой постепен­но предоставить им некоторые гражданские права, сохраняя на первых порах экономические санкции и религиозные запреты. как это будет при Екатерине II.

Мотивы, стимулирующие русскую эмиграцию в Речь Посполитую, были различными. Многие переселенцы, как это было во время ранних потоков эмиграции из Московской Руси, надеялись найти за западной границей более подходящее место жительства и найти свое крайне стеснённое имперскими налогами, поборами, а также помещичьим и чиновничьим произволом общественное положение. Некоторые отправились за границу, поскольку польские и литовские дворяне охотно принимали и оберегали русских переселенцев в своих опустошённых война­ми, неурожаем и эпидемиями чумы имениях. Заселению Речи Посполитой также способствовало географическое положение го­сударств, а именно огромная протяжённость общей границы, надёжно не прикрытая ни с польской, ни с российской стороны.

Однако крайне важной при переселении была собственно религи­озная мотивация. Чаще всего старообрядцы, объясняя причины ухода, упоминают религиозные преследования на родине и стрем­ление церковных властей "лютою жестотою" удержать и вернуть свою паству в патриаршую Церковь. В других случаях (напри­мер, в случае федосеевцев около Русаново) переселенцы были заинтересованы в развитии своей собственной формы поклоне­ния или, по словам автора "Жития Феодосия Васильева", он "желателен убо зело бяще за древнее святоотеческое содержание усердно душу свою положити" (5).

Таким образом, переселения великорусов из Псковской, Новгородской, Тверской, Смолен­ской и других земель в Речь Посполиту нельзя отделять от желания перенести туда их собственную религию. Надлежит также иметь в виду, что специфическим мотивом ухода и эмиграции первых ста­рообрядцев, особенно беспоповцев, было напряжённое эсхато­логическое чувство и порыв, так как с их точки зрения пришли "последние времена", старообрядцы считали для себя невозмож­ным жить в обществе и государстве, где воцарился духовный или физический антихрист; их мироощущение подсказывало "бегать и таиться".

"Побегайте и скрывайтеся за имя Исус Христово. Зело бо есть нужда прииде, и самое прискорбное житие; нуждно бо есть царствие небесное, и нуждницы восхищают е. И ныне спасаяй, спасет душу свою, велик будет в царствии небесном", — пророчески поучал в своём сочинении, написанном, видимо, в архиерейской тюрьме, в Новгороде, перед смертью Феодосии Васильев (6).

Надо заметить, что практические выводы о бегстве от антихристовых властей в атмосфере стихийного антикрепост­нического протеста для немалой части верующих, находившихся далеко за пределами убежденного ядра ревнителей староверия, были важнее проблемы исчислений времени "конца света" или проблемы изменений в восьмом члене Символа веры (второе при­шествие Христа). Массовые потоки россиян устремились как наЗапад (Речь Посполита), так и на Восток (Сибирь) (7). Большин­ство старообрядцев северо-восточной части Речи Посполитой ста­новились беспоповцами, среди которых в XVIII и начале XIX вв. преобладало федосеевство. Массовое переселение людей проис­ходило в основном стихийно, хотя со временем проводники и агитаторы стали осуществлять его в более организованном поряд­ке. Это позволяло лучше подготовить средства и план действий, необходимые для успеха такого рискованного и тяжелого пред­приятия.

Новые старообрядческие поселения и приходы в великом княже­стве Литовском.

Во время петровских преобразований прилив в Речь Посполиту старообрядцев, беглых крестьян, посадских и раз­ных служилых людей ещё более усиливался и приобрёл особый размах (8). Этому отчасти способствовали и условия внутренней жизни ВкЛ: после кризиса середины XVII в., экономической раз­рухи и демографического кризиса начала XVIII в., когда к 1717 г. в ВкЛ почти вдвое уменьшилась численность хозяйств и на 46% упа­ла численность населения по сравнению с серединой XVII в. (9), началось хозяйственное возрождение.

Религиозная свобода, ко­торой не могли пользоваться местные православные, привлекала в ВкЛ многих староверов. Хозяйственные льготы, провозглашае­мые и предоставляемые новопоселенцам в то время в ВкЛ, а так­же отсутствие стеснительных обязанностей к панам манили массу крестьян из соседних великорусских пограничных областей.

Пре­красной иллюстрацией этому являются донесения в столицу вес­ной и летом 1723 г. воевод и дворян Новгородской, Псковской и других провинций северо-западной России. В них содержатся просьбы ускорить строительство застав на западной границе и уси­лить борьбу против побегов. Дворяне Псковского, Великолукско­го, Торопецкого и Пусторжевского уездов в своей челобитной Петру I от 7 июля 1723 г. жаловались на то, что крестьяне делают им "многие воровства и обиды". Необходимость платить налоги и повинности за беглых крестьян привела их "во всеконечную скуд­ность". Дворяне просили восстановить должность специального пограничного судьи, который ранее ведал розыском бежавших в Польшу и Литву людей и решал все спорные дела о побегах. Эта просьба помещиков была удовлетворена (10). Ещё в 1723 г. на русско-польско-литовской границе для розыска и следствия поделам о побегах и разорении как с российской, так и с польско-литовской стороны были поставлены в обоих государствах погра­ничные комиссары в 3 местах: со стороны Киева, Смоленска и Пскова. Согласие это было достигнуто польским послом в Рос­сии мазовецким воеводой Хоментовским и утверждено указом Петра I. Однако данный договор, как следует из челобитных псков­ских дворян в 1723 г., по-видимому, на практике был осуществ­лен не сразу. Известно, что в 1736 г. должности пограничных судей или комиссаров вновь учредил и сейм Речи Посполитой (11).

Стихийный ("народный") процесс крестьянского движения и малодейственные попытки российских властей уменьшить его про­должались и в XVIII, и в XIX вв. (12). Старообрядческая эмигра­ция и бегство крестьян из-за обострения социального напряжения в России были параллельными и взаимоусиливающими друг друга процессами, которые частично сливались, а в XVIII в. порой протекали в одном русле. Не столь многочисленные сведения о старообрядческих переселениях нередко "тают" в исследованиях социальных движений. Поэтому обзор переселения крестьян и посадских людей в Польшу и Литву позволяет воссоздать и карти­ну старообрядческой эмиграции сюда.

В результате непрекращающегося наплыва эмигрантов из Рос­сии на нынешней территории балтийских стран в первой полови­не XVIII в. возросло число русских поселений, которые являли собой либо чисто русские деревни, либо смешанные с местным населением поселения. Особенно интенсивно в начале XVIII в. происходил рост русского населения в Илукском уезде Курлян­дии и соседних с ним поветах Литвы (13).

Новые архивные находки позволяют утверждать, что множе­ство русских эмигрантов семьями и группами уже в первой трети XVIII в. жили не только в восточной (Беларусь), но и в западной части ВкЛ, то есть и на территории нынешней Литвы. В сентяб­ре 1735 г. Сенату из канцелярии генерал-губернатора Лифляндии было послано краткое изложение допросов русских беглых крес­тьян, доставленных в Ригу из Речи Посполитой, которые 2 июля того же года с семьями были отправлены с сержантом рижского гарнизона Эзельского полка Л .Свиязовым в Псков и далее на преж­ние места их проживания.

Эти любопытнейшие документы пока­зывают, что только за один год пойманных или вернувшихся из Речи Посполитой русских эмигрантов, зарегистрированных чи­новниками Лифляндской генерал-губернаторской канцелярии, насчитывалось несколько сотен. Впечатляет и география распро­странения русских эмигрантов (к сожалению, их конфессиональ­ная принадлежность не отмечалась, но среди них могли быть как старообрядцы, так и новообрядцы): они жили и на востоке, и на северо-востоке ВкЛ: в Речицком повете Минского воеводства, Дисненском повете Полоцкого воеводства, в Гродно, - и на за­паде: в Браславском и Поставском поветах Вильнюсского воевод­ства, Тракайском, Каунасском поветах, в Каунасе, Биржай и Пакруоисе Тракайского воеводства, Кражяйском, Варняйском поветах, местечках Шаукенай, Лаукува, Жагаре Жемайтского княжества (14). Русские эмигранты находили себе приют глав­ным образом в имениях и деревнях литовских дворян, в том числе у шляхтичей Яна Липницкого и Казимера Панисевича в Каунас­ском повете, у шляхтича Ячевича в Кражяйском повете, в мес­течке Пумпяны "за шляхтичами" Чесновичем, Минским и Корсаком, в Пакруоисе у пана Забелы. Есть немало указаний, что великорусы селились и на землях, принадлежащих католической Церкви, и в королевских вотчинах: в местечке Орми (Варняй) "за бискупом Александром Райном", в "Жмудском повете за ксенд­зом Яцевичем", в Рауденской парафин у ксендза Павловского и в королевской вотчине пана Яцевича в местечке Жагаре.

Сведениями о количестве слобод, населённых русскими бегле­цами на востоке  в начале 1750-х годов, наполнены ведомости Военного министерства. Особенно много русских жило в Ветке, Романовке, Тарасовке и других слободах, принадлежащих режиц-кому подкоморью Антонию Халецкому (всего 9 слобод и 197 дво­ров); в Казельской Буде и Горах у хорунжия ВкЛ князя Иеронима Радзивилла (всего 9 слобод и 230 дворов); у Сапеги в Избыне (45 дворов) Мстиславского повета и у подканцлера ВкЛ князя Адама Чарторыского в Гомельском повете и др. (15).

К сожалению, отсутствуют данные, которые хотя бы прибли­зительно отражали общее количество великорусов, пришедших в ВкЛ в этот период. Однако многие исследователи считают, что в начале XVIII в. переселения внутри России и за границу достигли огромных размеров (16). Согласно указу Сената от 17 сентября 1742 г., только с 1719 по 1736 гг. из своих мест жительства бежало пролегала по окраине местечка (30).

Духовные наставники много потрудились, созидая и распрост­раняя древлеправославие среди русских эмигрантов в Литве, Лат­вии и северо-западной части Беларуси. Моральным и духовным рвением побуждаемы в 1740 г. два наставника Федор Никифоро-вич и Афанасий Терентьевич благословили устройство храма в д.Войтишки близ местечка Скрудалино в Курляндии (31). Ещё через 2 года "в Литве в деревне Каролишках устройся молитвен­ный храм благословением духовного отца из Гудишкской обители Наума Савельича" (32). В 1756 г. имеется краткое сообщение о восьмом старообрядческом храме на территории нынешней Лит­вы, построенном в Дегучай Зарасайского района: "Того же лета в Литве остальцами оной Гудишской обители основася вместо той Гудишской в деревни Дегутях Солоцкого ключа моленна благо­словением Филимона Петровича и Степана Афанасьича, осталь­цами обительскими, и при ней настоятельство" (33).

Итак, первые старообрядцы поддерживали тесные религиоз­ные, а также торговые и родственные связи не только в Литве, но и с единоверцами в Латвии и в северо-западной части Белару­си. Это способствовало формированию более сплочённого старо­обрядческого общества и обеспечивало некоторое единство бого­словия (учения) и правления приходами на новом месте. Важно отметить, что к середине XVIII в. сложившиеся скопления ста­роверческого населения, экономические, родственные, а также церковные связи между приходами в юго-восточной Латвии, се­веро-восточной Литве и северо-западной Беларуси в основном сохранились до настоящего времени и тем обеспечивают трехсот­летнюю преемственность старообрядчества и его религиозно-куль­турных традиций (и новшеств) уже в современных обществах бал­тийских стран.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Iwaniec E. Z dziejyw staroobrzxdowcyn na ziemiach polskich. Warszawa, 1977; Jaroszewicz-Pieresfawcen Z. Starowiercy w Polsce i ich ksixgi. Olsztyn,1995; Лилеев МИ. Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII—XVIII вв. Вып.1. Киев,1895; Прозоров И.А. История старообряд­чества. Каунас, 1933; Подмазов А.А. Старообрядчество в Балтийском ре гионе. Первое столетие истории, in Religija. Vesture. Dzive. Religiska dzive Latvija. Riga, 1993. S.I52—173. О мерах российского правительства в отношении исхода старообрядцев см.: Грицкевич В.П. Массовая миг­рация русских в Литву и Белоруссию в первой лолонине XVIII в. как форма классовой борьбы против усиления крепостнического гнета (по опубликованным русским источникам) // Lietiivos Auktuju Mokykiu Mokslo Dunbai. Istorija. T.24. Vilnius, 1984. S.69—83.

2.     Подмазов А.А. Старообрядчество в Латвии. Рига, 1970; он же. Церковь без священства. Рига, 1973; Заварина А.А. Русское население восточной Латвии во второй половине XIX—начале XX века: Историко-эгнографический очерк. Рига, 1986.

3.     Iwaniec. Op. cit.; Jaroszewicz-Picresfawcew. Op. cit.

4.     Короткая Т.П., Прокошина Е.С., Чудникова А.А. Старообрядче­ство в Беларуси. Минск, 1992.

5.     Житие Феодосия Васильева, основателя федосеевского согласия, на­писанное сыном его Евстратом в 7250 году // ЧОИДР. 1869. №2(V). C.78.

6.     Васильев Ф. Послание на Выг // Смирнов П.С. Споры и разделе­ ния в русском расколе в первой четверти XVIII в. СПб.,1909. Приложе­ния. 023.

7.     О миграции старообрядцев в Сибирь в XVIII в. см.: Покров­ский Н.Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старооб­рядцев в XVIII в. Новосибирск, 1974.

8.     Подмазов А.А. Старообрядчество в Балтийском регионе. С. 158-159; Занарина А.А. Указ. соч. С. 18;  Iwaniec. Op. cit. S.64; Грицкевич В.П. Указ соч. С.72.

9.     Morzyj. Kryzys demograficzny na Litwie i Bialorusi w drugiej polowie XVII  wie Ku. Poznan,1965. S.217; Nuo scniausiu laiku iki 1917 m. T.I.Vilnius, 1985. S. 167-168.

10.  Троицкий СМ. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII в. М.,1966. С.118.

11. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф.248.Оп.7. Кн.425. Л.170—170об.

12. Брук С, Кабузан В. Миграция населения России в XVIII—нача­ле XX вв. (Численность, структура, география) // История СССР. 1984.№4. С.42.

13. Заварина А.А. Указ. соч. С. 18—20. 

14.    РГАДА. Ф.248. Оп.7. Кн.397. Л.1171-1190об.

15.    Там же. Кн.425. Л.500-502.

16.    Лилеев М.И. Указ. соч. С.290—291; Заварина А.А. Указ соч.С.20; Подмазов А.А. Старообрядчество в Латвии. С.24.

17. Юзов И. Русские диссиденты. Староверы и духовные христиа­не. СПб.,1881. C.3I.

18.   Житие Феодосия Васильева. С.99; Троицкий СМ. Указ соч. С.118.

19. РГАДА. Ф.248. Оп.ПЗ. Л.1-4, 7-9.

20.  См.: Соловьев СМ. История России с древнейших времен. Кн 12.М.,1964. С.220.

21.  Список старообрядческих общин в Литовской Республике по состоянию на 1 июля 1992 г., составленный Высшим Старообрядческим Советом // Личный архив автора; Прозоров И.А. Указ. соч.. С. 144.

    22.     Вестник Высшего Старообрядческого Совета в Польше. 1931.
№2-3. С.27.

23.     РГАДА. Ф.248. Оп.7. Кн.397. Л.1187об.

24.     Материалы экспедиции 1998 г. Группы по исследованию старо­обрядцев Литвы. История старообрядчества. Кабинет этнологии исто­рического факультета Вильнюсского университета.

25.     Прозоров И.А. Указ. соч.. С. 144.

26.     Хронограф, сиречь Летописец Курляндско-литовский // Будагарин В.П. и др. Древлехранилище Пушкинского Дома. Материалы и исследования. Л.,  1990. С.195.

27.   Там же. С.204-207.

28.     Там же. С.195.

29.     Древлехранилище. Латгальское собр. №51. Л.Поб.

30.     Барановский В. На стезе древлеправославия: Очерк истории Зарасайской старообрядческой общины (1735—1997 гг.) // Старообрядцы Литвы: исследования и материалы (1996—1997). Вильнюс,1998. С.141.

31.     Хронограф. С.196; Завалоко И.Н. История церкви Христовой.Рига,1990. С.155.

32.     Хронограф. С. 196.

33.     Хронограф. С. 196—197, 246. О сооружении Дегуцкого храма в 1756 г. см. также: Библиотека Академии наук. Собрание В.Дружинина.№189. Л.22об.

Г.В.Поташенко (Вильнюс)