Добровольные и принудительные миграции вместе с остальными факторами существенно повлияли на культурно-бытовые характеристики старообрядческих согласий и толков.

Массовые миграции связаны с государственными гонениями, начавшимися в 1685 г., когда царевна Софья по настоянию патриарха Иоакима издала против старообрядцев 12 статей. В них содержалось запрещение любым образом поддерживать старую веру. Наказание кнутом и батогами следовало даже тому, кто оказал какую-нибудь милость старообрядцам: дал им пить или есть. Преследуемые христиане бежали в Поморье, Сибирь, на Дон и за пределы России. Духовными центрами становились монастыри и скиты, которые основывались часто в глухих, незаселенных местах старообрядцами, сбежавшими на окраины России из Москвы и других крупных городов. Такими духовными центрами были Керженец (Нижегородская область), Стародубье (местность вокруг г. Стародуба на севере Черниговской губернии), Ветка (Польша), Иргиз (юго-восток Саратовской области) и др.

Лишь после «Манифеста о веротерпимости», изданного в 1905 г. Николаем II, старообрядцы получили возможность открыто устраивать крестные ходы, звонить в колокола, организовывать общины, строить храмы.

В Сибири старообрядцы стали обосновываться с первых десятилетий существования раскола. Одни пришли из Европейской части России, другая же часть сибирских старообрядцев является потомками тех русских сибиряков, которые стали староверами в результате миссионерской деятельности старообрядческих проповедников. Сосланный в 1653 г. за Урал идеолог старообрядчества протопоп Аввакум проповедовал строгое соблюдение нравственных основ православия и приобрел много сторонников в Сибири. За эти речи в июне 1655 г. он был выслан в Восточную Сибирь. Возвращаясь из ссылки в 1663 г., он до февраля 1664 г. по-прежнему активно проповедовал и в последующие годы не упускал из поля зрения духовную жизнь местных староверов. Первая зауральская гарь в январе 1679 г. на реке Березовке около Ялуторовска (погибло 2700 человек [Перечень религиозных раскольнических убийств и самоубийств 1888: 203]) также была санкционирована лично им [Ярков: рукопись]. Самосожжения становились ответом старообрядцев на притеснения от православного духовенства и светских властей. По данным Тобольской духовной консистории, в период 1679 – 1763 гг. было устроено 32 гари, в которых погибло около 5000 человек [Перечень религиозных… 1888: 203 – 207].

Приток старообрядцев в Сибирь в начале XVIII в. связан с разгромом керженских скитов. Часть бежавших оттуда оказалась в Сибири, где они известны как кержаки уже три сотни лет.

Л.Н. Суслова называет причины распространения раскола на территории Тобольской губернии: в Сибири была слабо развита государственная организация Православной церкви. Не хватало храмов и священнослужителей. Духовенство Тобольской епархии имело низкий образовательный ценз. Одна из главных причин увеличения старообрядческого населения в Сибири состояла в переселенческом движении, которое было вызвано в основном государственными гонениями на сторонников старой веры [Суслова 1994: 25].

В конце XVII – начале XVIII вв. одним из 4 центров старообрядчества Урало-Сибирского региона стало Приисетье (три остальных центра находились в окрестностях Нижнего Тагила, Екатеринбурга и в Алтайском крае). Предками исетских старообрядцев считаются переселенцы с Русского Севера, в частности с Соловецких и Архангельских земель. С другой стороны от Тюмени местом компактного проживания старообрядцев была деревня Пашенка (позднее Космакова), имевшая церковь в честь святого Николая Чудотворца, куда приходили староверы соседних Каменки, Кулиги, Сорокино, Коняшино. По преданию, старообрядцы появились там в конце XVII в., а в 1687 г. в Каменской церкви произошло самосожжение 400 человек [Ковыляцких 2004: 20].

Следует отметить, что приводившие к самосожжениям эсхатологические мысли, связанные с социальной несправедливостью и духовным повреждением мира, по свидетельству исследователя литературы старообрядцев Урала Западной Сибири Покровского Н.Н., были присущи многим местным жителям-нестароверам [Покровский 2003: 30]. Это способствовало распространению раскола почти везде, где поселялись старообрядцы.

После 1716 г. старообрядцам разрешили селиться особыми слободами при условии оплаты двойных податей. Само пространство Сибири (огромные расстояния, густые леса, многочисленные реки и болота), обстоятельства освоения (отсутствие крепостного права), затрудненность государственного контроля приводили к тому, что старообрядцы укрепились здесь, влияя на окрестное население и сопротивляясь увещеваниям представителей официальной церкви.

В конце XVIII – начале XIX вв. продолжалось переселение староверов в Западную Сибирь. Селились они, далеко не всегда имея на то разрешение властей. Против непрошенных переселенцев правительство издало ряд указов, но остановить распространение раскола этим не удалось. Очень скоро Ялуторовский округ стали называть «гнездом раскола». Так, в 1839 г. здесь проживало 13568 старообрядцев, приемлющих священство и поклоняющихся иконам, и 1954 старовера, не приемлющих священство. В царствование Александра II они перестали преследоваться, полиции было рекомендовано насколько возможно придерживаться терпимости; как следствие, к 1869 г. в Ялуторовском округе проживало уже 19427 старообрядцев [Ермачкова 2002: 165].

Старообрядческий собор, проходивший в начале века в деревне Мишкино Тобольской губернии, принял ряд решений, направленных на охрану собственных обычаев: запрещалось молиться с теми, кто бреет бороду, под угрозой отлучения украшать волосы на голове и т.д. [Зольникова 1998: 57]. До 60-х гг. ХХ в. во многих старообрядческих деревнях Приисетья сохранялась своя уникальная календарная и семейная обрядность, которая описана рядом исследователей Тюмени и Урала. Сотрудник Тюменского областного краеведческого музея Г.А. Королева пишет: «Незыблемым было требование носить одежду старинных образцов. С.Т. Чащилова, жительница с. Кирсаново, вспоминает о том, что в соседних деревнях и селах девушки надевали модные в 20-30-е годы парочки – юбку и кофту – из одного куска ткани. Модницы наряжались в юбки и кофты разной расцветки, а среди староверов всякие попытки заменить лямочники с сарафанами на модную одежду пресекались. Порой тайком сшитую юбку и кофту девушка не успевала даже надеть. Мать отбирала и запирала наряд в чулан либо рубила ненавистные ей вещи, заставляя девушку носить лямочник» [цит. по: Старообрядчество в Приисетье]. При несоблюдении принятых в старообрядческой среде традиций происходило разделение на «своих» и «чужих»: сторонники послаблений изгонялись более консервативными членами общества.

Сколько-нибудь полная культурно-бытовая изоляция, да и то относительная, была возможна только в глухих районах. Но и там постоянно создавались социокультурные «механизмы», позволявшие достигнуть компромисса между принципами «ухода из мира» во имя «спасения» с неизбежностью реальной жизни в этом мире и потребностями ведения хозяйства. Проблема «правильной веры», связывавшаяся с проповедью аскетизма, находила отражение в старинных нормах поведения, характерных еще для времен «Домостроя». Абсолютное послушание детей и жены воле главы семьи в этой системе сопоставимо с послушанием обитателей монастыря игумену [Зольникова 2000: 18]. Это обеспечивало передачу традиций из поколения в поколение.

В свое время старообрядцы играли большую роль в развитии сельского хозяйства в Сибири, помогали обеспечивать продовольствием горнозаводскую промышленность. Организация труда старообрядцев была их несомненным преимуществом перед разнородным населением Западносибирского Зауралья. М.Е. Салтыков-Щедрин в «Мелочах жизни» говорит: «Старообрядцы – это цвет русского простолюдья. Они трудолюбивы, предприимчивы, трезвы, живут союзно…» [Цит. по: Данилов, Яблоков 2002: 20].

Созидательность идеи – построить свой собственный мир, не затронутый Никоновой реформой, – подкреплялась исключительным трудолюбием и организацией внутренней жизни общины [Юхименко 2003: 14]. Труд стал для старообрядцев формой христианского подвижничества. И сегодня старообрядческая ментальность находит отражение в крепких крестьянских и фермерских хозяйствах староверов и их прямых потомков.

Литература

1. Данилов В.А., Яблоков М.С. К вопросу о мировоззрении старообрядцев // Тюменский исторический сборник. Тюмень, 2002. Вып. 5. С. 19 – 26.

2. Ермачкова Е.П. Из истории раскола на юге Тобольской губернии (или «ударим народным просвещением по расколу!») // Словцовские чтения.  Тюмень, 2002. С. 164 – 166.

3. Зольникова Н.Д. «Свои» и «чужие» по нормативным актам сибирских староверов-часовенных // Гуманитарные науки в Сибири. Сер. Отечественная история. 1998. № 2. С. 54 – 59.

4. Зольникова Н.Д. «Пустыня в миру». Аскетизм в быту староверов-часовенных в ХХ в. // Гуманитарные науки в Сибири. Сер. Отечественная история. 2000. № 2. С. 17 – 21.

5. Ковыляцких С. Храм у излучины Туры // Православный просветитель. 2004. № 26. С. 20.

6. Перечень известных религиозных раскольнических убийств и самоубийств // Тобольские епархиальные ведомости. 16 мая 1888. С. 194 – 207.

7. Покровский Н.Н. Общественное сознание и творчество староверов-часовенных на востоке России в XVIII – ХХ вв. // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 2003. № 3. С. 29 – 41.

8. Старообрядчество в Приисетье. www.ikz.ru/culture/isetsk/staro.html

9. Суслова Л.Н. Старообрядцы в Тобольской губернии (конец XVII – начало ХХ вв.) // Религия и церковь в Сибири. Вып. 7. Тюмень, 1994. С. 25 – 29.

10. Ярков А.П. Исторический обзор религий Тюменской области (рукопись).

Кузнецова Янина Леонидовна, аспирант кафедры общего языкознания (Тюменский государственный университет)