Старообрядчество как одно из наиболее исторически авторитетных и культурно значимых внутриконфессиональных направлений в православии распространяется на Южном Урале со второй половины XVII –первой четверти XVIII в. одновременно с обретением регионального статуса Южного Урала как оборонительного рубежа России от набегов кочевых племён.
По устным преданиям старообрядцев, первые из них появились ещё в конце XVII в. на озере Тургояк, где на острове святой Веры создали своеобразный отшельнический скит. В Челябинске, окрестных сёлах и станицах старообрядцы проживали со времени их основания (первая половина XVIII в.).
В XVII – XVIII вв. в Российской империи, в том числе и на Южном Урале, старообрядцы подвергались постоянным гонениям и репрессиям со стороны государства и клира РПЦ. Эти гонения ослабевают лишь во второй половине XIX в., трансформируясь в различные формы административного давления.
В начале XX в. (после революции 1905г.) с момента опубликования указа императора Николая II о веротерпимости административное давление несколько ослабело, но повсеместный надзор за старообрядцами со стороны православных священников сохранялся вплоть до Февральской революции 1917 года.
В первой четверти XX в. (после свержения царизма) в Челябинске и южноуральских сёлах старообрядчество было представлено направлениями (согласиями): беспоповским и поповским. В свою очередь каждое из них имело свои разновидности (толки). Кратко охарактеризуем те из них, которые были представлены на Южном Урале.
Поморцы – беспоповский старообрядческий толк, ведущий своё начало от поселений конца XVII в. на реке Выге в северо-восточных районах России. К концу XIX в., по мнению челябинских краеведов, стал доминирующим и массовым среди беспоповцев. В некоторых сёлах и уездах Челябинской губернии насчитывалось сотни душ поморцев: например, в Каменной волости Челябинского уезда – около 600 чел., в Птиченской волости – около 250 чел., в Курганском уезде – около 300 чел. и т.д.
Бегунский страннический толк – одно из крайних объединений в беспоповском старообрядчестве, сформировавшийся во второй половине XVIII в. в русском православии. Светские религиоведы рассматривают данный толк как проявление в религиозной форме социального протеста крестьянства, низших слоёв общества против крепостничества и политического режима самодержавия. Данный толк сохранился и получил определённое развитие в первой четверти XX в. на Южном Урале, на территории будущей Челябинской области.
Религиоведческая информация о бегунах на Южном Урале досоветского и советского периодов фрагментарна и локальна в силу полулегального характера религиозной деятельности общин. До настоящего времени о бегунах в Челябинске и окрестных сёлах было известно очень мало. Например, в статье «Старообрядчество» энциклопедии «Челябинск» о бегунах вообще не упоминается.1 Архивные поиски и находки дали возможность отчасти восстановить некоторые исторические фрагменты этого старообрядческого толка в Челябинском уезде второй половины XIX – первой половины XX в.2
Появление бегунов в окрестных сёлах Челябинска ориентировочно относится к 50 – 80 гг. XIX в. (п.Харлуши, д. Михайловка, Кайгородово). По устным воспоминаниям, в 1886 г. в Харлушах проживало только трое верующих – бегунов. Первыми местными последователями этого вероучения стали зажиточные крестьяне Андрей Селивёрстович Монаков и Потап Трофимович Попов. К 1926 г. в Харлушах проживало уже около 300 бегунов в больших старообрядческих семьях с крепкими хозяйствами, которых насчитывалось более 30. Община верующих в Харлушах имела определённую внутреннюю иерархию: бегунская «элита» – старцы и старицы, постоянно странствующие; основа – мирские, живущие на одном месте. Руководил общиной – «старшой». Им в 20-е годы была старица Ефимия. Авторитетным проповедником среди бегунов и односельчан был Ефим Галактионович Бушманов, впоследствии раскулаченный. В общину входили также странники, временно проживавшие в Харлушах. В 1929 г. в посёлке было обнаружено 7 таких странников, но фактически их было значительно больше.
Обрядность бегунов отличалась строгим консерватизмом, неуклонным соблюдением всех церковных праздников, православных постов, почитанием святых дониконовского периода (до первой половины XVII в.). Религиозное учение наиболее последовательно отражало общие старообрядческие идеи о фактическом наступлении времени антихриста и будущем втором пришествии Христа. Следование религиозному учению формировало определённую модель поведения верующего: частая смена местопребывания, скрытность, отказ от мирской фамилии после обряда крещения и получения духовного имени, уклонение от государственных переписей населения, встреч с верующими других конфессий, жесткий аскетизм. Характерна и такая деталь: дома бегунов строились с потайными ходами и секретными кельями3.
По социальному составу община в Харлушах была крестьянской с преобладанием крепких и зажиточных крестьян; около половины из них использовали труд батраков. Из 24 бегунских хозяйств только 3 были бедняцкими (1929 г.). Большинство бегунов негативно относилось к созданию колхозов и отказывалось от вступления в них, что, скорее всего, стало одним из политических поводов для местной власти, занявшейся раскулачиванием наиболее богатых хозяйств бегунов.
Мирские бегуны не отказывались от участия в социальной жизни посёлка: в 20-е г. председателем Харлушовского сельского совета некоторое время был Родион Нифонтов; верующие также избирались в члены сельского совета, ревизионную комиссию.
В Харлушовской общине был более высокий уровень грамотности по сравнению с остальными жителями посёлка. Существовала категория «учёных» бегунов, то есть верующих, хорошо знающих на церковно-славянском языке Библию, Кормчую книгу, жития святых. Один из таких учёных бегунов проживал в 20-е гг. в Челябинске.
В настоящее время на основе имеющихся данных нельзя утверждать, что Харлушовская община была антисоциальной, «изуверской»4. Установлено, что до 1930 г. исполнительные органы власти Челябинского округа не использовали репрессивные меры по отношению к общине в целом. Дальнейшую судьбу этой старообрядческой общины в 30-е и последующие годы пока проследить не удалось.
Нетовцы (Спасовский толк) – один из толков в беспоповском старообрядчестве, который также занимал крайне негативную позицию по отношению к царизму и РПЦ. Отмечено их проживание в Куртамышском уезде Челябинской губернии в 1922 г.5
Часовенники – умеренный толк в беспоповском старообрядчестве в конце XIX в. – начале XX в. Верующие данного направления проживали в Челябинске и окрестных сёлах (Шершнёвское, Черники и др.), насчитывалось их приблизительно 300 и более душ.6
У большинства старообрядцев-беспоповцев были свои молельные дома, иногда культовые здания – часовни. В 20-е гг. XX в. местные Советы передали их в пользование верующим, не ограничивая культовую религиозную деятельность общин.
Поповское направление было представлено Белокриницкой иерархией (Австрийское согласие) и беглопоповским толком. Белокриницкое согласие, сформировавшись в первой половине XIX в., стало наиболее авторитетным и массовым в поповском старообрядчестве на Южном Урале.
Духовным центром его был наряду с Челябинском – Миасс, где были построены в XIX в. и действовали до 20 – 30–х гг. XX в. Никольский женский монастырь и относительно крупный Покровский храм, который вмещал сотни прихожан. Так, в этом храме в службе могли участвовать до 180 верующих, а количество всех верующих старообрядцев в Миассе ориентировочно доходило до 700 человек. Духовно окормлял паству в нач.XX в. (до 1908 г.) епископ Уральский и Оренбургский Арсений (О.В. Швецов), с 1916 – епископ Уральский и Оренбургский Амфилохий, в 20-е гг. – епископ Семипалатинский и Миасский Андриан (Бердушев). После Гражданской войны и образования Челябинской губернии старообрядческие общины Белокриницкого согласия были заметным явлением религиозной жизни в Троицком и Курганском уездах: так, только в Троицком уезде было не менее 6 общин верующих.
Беглопоповское согласие получило своё название от приёма в общины беглых священников (иереев) РПЦ, часто ранее отлучённых за совершённые ими проступки. В Челябинске и его окрестных сёлах в начале XX в. проживало несколько сот беглопоповцев.
В общей сложности только в Челябинске в начале XX в. (на 1908 г.) проживало ориентировочно около 2000 старообрядцев. В городе действовали 1 церковь, находившаяся в доме мещанина Т.Н. Толстых, и 2 молельных дома. На Южном Урале (территория современной Челябинской области) действовало приблизительно более 30 старообрядческих общин, представлявших 6 согласий и толков, не включая единоверцев7.
Особое место в истории православия занимает единоверие – направление, находящееся между РПЦ и поповским старообрядчеством. Единоверческая церковь была создана императорским указом от 1800 г. по инициативе Московского митрополита Платона (РПЦ) и незначительной части поповцев. Единоверцы обязаны были принимать священников РПЦ и подчиняться Синоду, но при сохранении древних церковных обрядов.
В XIX в. единоверческие общины стали формироваться и на Южном Урале. В начале XX в. в Челябинске даже решался вопрос о строительстве отдельного храма, но помешала Первая мировая война. В первой четверти XX в. о единоверческих общинах было известно в Челябинском уезде (п.Харлуши, Сухомесово, Синеглазово, Сосновский, Шершнёвский, Кипельский и т.д.), Троицком (станица Конашевская), Курганском (п. Сладкие Караси, Мишкино и др.).
В годы революций и Гражданской войны старообрядческие общины продолжали свою религиозную деятельность. В Челябинске, а также в окрестных сёлах наставниками общин велась регистрация браков и новорождённых. Установлены имена некоторых наставников: в 1919 г. у поморцев наставником был Никита Сапогов, у единоверцев – Степан Беляев, настоятель Павел Ларионов8.
С установлением советской власти на Южном Урале (июль-август 1919 г.) политика государственных органов имела позитивную направленность по отношению к старообрядцам. Старообрядцы получили возможность свободно исповедовать свою веру, не опасаясь административных гонений и ограничений. Сведения, которые были запрошены отделом юстиции Челябинского губисполкома в декабре 1921 г. от уездных и волостных исполкомов, должны были дать чёткие представления о географии распространения и численности общин, а также помочь обобщить социально-политические оценки отношения старообрядцев к советской власти. В январе 1922 г. такие сведения были получены. Руководители местных Советов в абсолютном большинстве констатировали или нейтральное, или сочувственное отношение старообрядцев к действующей власти. Поэтому губернские и окружные органы государственной власти до середины 20-х гг. не ущемляли прав верующих, передав им в пользование храмы и молельные дома9.
Изменения в политике местных органов государственной власти начались позднее, с середины 20-х , но особенно в 30-е гг., когда правовые принципы ленинских декретов ( свободы совести, равенства конфессий перед законом, светского государства) были заменены сталинским лозунгом «Религия и строительство социализма – несовместимы». В Челябинске и других городах области были закрыты под различными предлогами действовавшие церкви и молельные дома. Старообрядцы вынуждены были проводить богослужения на квартирах верующих фактически полулегально.
На основе устных свидетельств верующих можно утверждать, что старообрядцы сумели сохранить традиции и духовную преемственность, прежде всего в Челябинске и Миассе. Так, у поморцев сохранились и община, и наставничество (в 30 – 40 гг. – Т.П. Имотина, в 40-е – начале 60-х –П.С.Шлемов, в 80-е – Ф.П.Беляшов)10. С 1982 г. и по настоящее время богослужения у поморцев в Челябинске проходят в небольшом частном доме. Религиозные группы поморцев сегодня действуют в Златоусте, Копейске, Коркино.
Сохранилась духовная преемственность и у старообрядцев Белокриницкого согласия. Её хранительницами стали бывшие монахини Миасского Никольского женского монастыря, оставшиеся жить в городе.
Как массовое религиозное направление старообрядчество получает развитие в 80 – 90 гг. XX в.: восстанавливаются и расширяются общины старообрядчества в Миассе и Челябинске. Особенно интенсивно развитие духовно-религиозной жизни происходит в Миассе. Здесь при поддержке городской администрации к 1999 г. вновь построен Покровский храм (настоятель – о.Вячеслав Зобнин). Издаётся журнал Уральской епархии Русской Православной Старообрядческой Церкви (РПСЦ) «Остров Веры» (тираж 1000 экз.), выпускается приложение «Собеседник православных христиан»11. Численность общины составляет ориентировочно около 300 человек.
В апреле 2000 г. заключено Соглашение о сотрудничестве между администрацией Челябинской области и РПСЦ в культурно- образовательной и социальной сферах. Данное Соглашение было подписано губернатором П.И.Суминым и митрополитом Московским и всея Руси Алимпием12.
Несмотря на подписанное соглашение, положение Челябинской общины РПСЦ остаётся сложным из-за отсутствия постоянного молельного дома. Собственных ресурсов у небольшой (25 – 30 чел.) общины для решения данной проблемы явно недостаточно. Неоднократное обращение руководителей общины В.И. Столбикова, О.Е. Усольцевой в областную администрацию к позитивному результату пока не привели.
Таким образом, в начале XXI в. старообрядческие религиозные объединения в Челябинской области обладают достаточными возможностями для дальнейшего динамичного развития, осуществляют религиозную деятельность на основе федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» (1997 г.), постоянно контактируют с региональными и муниципальными органами государственной власти.
Примечания
1 См.: Боже В.С. Старообрядчество // Челябинск: Энцикл. Челябинск, 2001. С. 817 – 818.
2 Государственный архив Челябинской области (ГАЧО) Ф. 98. Оп. 1. Д. 3397. Л. 95 – 105.
3 Там же. Л. 101 – 102.
4 Там же. Л. 104 – 105.
5 Там же. Р – 271. Оп. 1. Д. 1. Л. 21.
6 Боже В.С. Указ. соч. С. 818.
7 ГАЧО. Р – 271. Оп. 1. Д. 1.
8 Там же. И – 226. Оп. 4. Д. 836; Д. 567.
9 Там же. Р – 220. Оп. 4. Д. 217. Л. 10.; Ф. 220. Оп. 4. Д. 94. Л. 16.
10 См.: Сляднев М.И. Поморцы // Челябинск: Энцикл. Челябинск, 2001. С. 666 – 667.
11 См.: Еремин В.Г. и др. Старообрядчество в Миассе // Возвращение к истокам. Миасс,
1999. С. 61 – 63.
12 См.: Свобода совести и вероуважения – основы межконфессионального и гражданского согласия: Материалы межрегион. науч.-практ. конф. Ч. 1. Челябинск, 2001. С. 91 – 93.
М.И.Сляднев
|