Яицкий казачий горо­док - Уральск осно­ван в 1584 году. Уральск старше своих со­седей, поволжских горо­дов. Самара появилась в 1586 году, Саратов основан в 1590 году. Гордиться бы уральцам своей историей да беречь священные ка­мушки-кирпичики, да, видно, некому.

Есть у уральских казаков гимн свой, а в гимне этом слова такие:

Знают все икру Урала

И уральных осетров,

Только знают очень мало

Про уральских казаков.

Эти строки, написанные Н.Ф.Савичевым в XIX веке, актуальны и по сей день.

Строго, а порой просто безжалостно обходилась судьба с уральскими каза­ками.

Чем прогневали они ее, чем провинились?

В Бога верили истово, соборы и храмы возводи­ли, "звериной любовью" любили землю свою, бе­регли ее, преданно и безза­ветно служили Отечеству. Почему преданы и предаются забвению дела и по­мыслы уральских казаков?

В челобитной донцов, которую они подали царю в начале XVII века, читаем: "В которыя  время царь Иван (Грозный) стоял под Казанью и по его государе­ву указу атаманы казаки выходили з Дону и с Волги и с Яика и с Терека, атаман Сусар Федоров и многая атаманы под Казанью слу­жили..." Значит, и под Ка­занью поспели станичники наши!

А кто знает, что в Крым хаживали, да не один раз? А Смоленск в 1629 году за­щищали, а под Азовом 500 яицких казаков воевали и во взятии его в 1696 году участвовали. А Среднюю Азию вдоль и поперек про­шли, а Кавказ?

В личном конвое князя Григория Александровича Потемкина 120 уральских казаков находились, а он кого попало в свой конвой не брал.

В Отечественной войне 1812 года два полка ураль­цев, входящие в состав ар­мии Чичагова, громили ар­мию Наполеона под Лей­пцигом.

А еще казаки уральские "детями" природы слыли... Нововведений не хотели, "штата" и "солдатчины" не терпели. На все указы и приказы властей одним словом отвечали: "Не жа­лам!"

Шли из-за этого "не жа­лам!" на дыбу, на каторгу, под топор.

Боялись и сознавали, что любая реформа уводит их все дальше от милой душе и сердцу старины, лишает их самоуправле­ния, воли казачьей. Воевала тогда Россия чуть не каждую "пятилетку". Перед тем как в битву послать, казаков по плечику похлопывали, по головушке гладили, хвалили.

"Вы у нас орлы-орловичи, зело способно воюете, холода и жары не страшитесь, айдати-ка в первых рядах, в страсть самую!"

А станишники, обиды простив и папахи снявши, крестились, за Веру и Отечество ураганом на врагов налетали А после войны не успе­вали, бывало, "Господи Благослови" сказать, как на Яике снова чин какой-нибудь замаячил.

И опять с доконом но­вым, то "наемке" отмена, то "штат", то шинель с мундиром.

И опять "не жалам!", и опять плеть, топор, катор­га.

А тут снова война, и опять с лаской к казакам:

- "Да вы, да вы... соко­лы степные...", и снова в самое пекло, и опять в пер­вых рядах. Так и жили, буд­то в колесе вертелись.

Наиболее меткую ха­рактеристику ментальности уральских казаков дал ученый-фило­лог Н.И.Фокин в книге "Уральские казаки в XX веке",  типичные черты уральских казаков:

"...строптивость, често­любие, ненависть к дис­циплине - "регулярству", нежелание идти на компромисс, приверженность Старой вере, настороженное отношение ко всему новому... "

Это дела воинские, а жизнь-то была еще и мир­ной. Одно рыболовство что значит! Где еще так умно и умело было оно организо­вано? Каждый вид этого промысла название имел, место, строго определен­ное время, продолжитель­ность, правила.

И кто еще, кроме ураль­ских казаков, считал этот тяжелый труд, каковым яв­ляется рыболовство,  — а это холод, сырость, — праздником, случаем пока­зать сноровку, удаль, ши­роту души казачьей.

Современному человеку с развитым воображением легко представить жуткообворожительную кар­тину багренья.

Стелются в бешеной скачке по снежной степи тысячи саней в одну ло­шадь, стоящие в них каза­ки с криком и улюлюкань­ем обгоняют друг друга, та­щатся по снегу багры, при­вязанные к гужам хомуты, жаром пылают щеки "лю­бушки", сидящей позади казака. Огонь и слезы в глазах обоих.

Очевидец, описывая картину багренья, отметил: "... даже у лошадей, приу­ченных к сему промыслу, в глазах видно нетерпение скакать!"

Хоть летом, хоть зимой казак на печи не валялся и в избе не сидел.

В казачьей семье хозяин — мужчина, работящий, заботливый, рассудитель­ный, трезвый. Жена к мужу обраща­лась по имени-отчеству или просто по отчеству, или еще проще - отец. Дети родителей называли: папаня, маманя, стариков: дедынька и бабака.

Слово отца — закон.

К женщине в казачьей семье отношение особое, уважительное. Всех от дев­чушки до бабушки называ­ли родительницами.

Мать формировала кли­мат в семье, строго блюла веру, являлась "мирилом в возникших конфликтах", "остужала" мужа, наставляла детей.

В тяжелые для Отечества времена, когда почти все казаки уходили на войну, казачки не только вели хозяйство, но могли и достойно встретить нежданного врага. Казачка не допустит, чтобы ее обидели, оскорбили телесно, увели в полон. Она лучше умрет, чем будет жить опозоренной.

Внимательный и любознательный человек по разговору сразу узнает уральского казака, говор его живой, насыщенный мимикой, жестикуля­цией.

Есть в лексиконе ураль­ских казаков слова, кото­рые присущи только им. Например:

Гуманок — кошелек

Варка — рыбья голова

Унина — палка

Будара — лодка

Пазылки — вода после стирки

Кубатка — глиняная крынка

Батлак — густая, липкая грязь и т.п.

Только не думайте, что уральские казаки только воевали  и рыбу ловили. География их интересов была обширна, самобытна, удивительна.

Область Уральского ка­зачьего войска являлась своеобразным островом веры,  воли,  самобытной культуры, местом прожи­вания непокоряемого на­рода.

Вкратце хочу также рас­сказать о подворье ураль­ского казака, оно пред­ставляло собой прямоуго­льный участок, разделен­ный на три двора:

Первый двор — чистый.

Второй двор — скотный.

Третий двор — задний.

Избы, расположение в них комнат, назначение, размещение мебели в них на протяжении многих де­сятилетий, а то и веков оставались неизменными.

Начать описание следует с избы, так называли дом.

Открываем дверь посе­редине продольной внутридворовой стены дома и входим в сени.  

Они делят избу так, что с одной стороны сеней рас­полагается задняя, а с дру­гой — прихожая и горница. В сенях снимают обувь, верхнюю одежду.

Напротив входной двери отгороженный легкой пе­регородкой чуланчик. Он неширокий, всего 1,5 мет­ра. В чуланчике устроены полки под. крупу, соль, масло и т. д. Все продукты в посуде, закрытой крыш­ками. В зимнее время в чу­ланчике находится питьевая вода в ведрах. Стоят ведра на лавке, каждое обязательно прикрыто крышкой.

Бабушки,   бывало,  так говорили: "Матри-ка, воне тот-та, который с рогами, по ночам блудит. У кото­рой баби-та вода раскрыта, он в ней купатца. А солий-то (солью), езлива солоница (солонка) тожа ни по­крыта, — вытиратца!"

А от этого и многие бо­лезни потом у людей воз­никают. К переборке чуланчика на зимнее время крепится рукомойник, под который ставят поганое ведро. Здесь же в сенях стоит сундук. В нем одежда, обувь. Одежда для багренья, пимы (валенки), дорожные шали, полу­шубки, папахи и т. д. Все это добро пересыпано на­фталином — от моли. Сун­дук в сенях (как и другие в избе) запирается на внут­ренний замок. Запирается не из-за боязни воровства, а для форсу (куража), пото­му что замок в сундуке с музыкой. Приятно семейству, доставая нужную вещь, послушать музыкаль­ный перелив, создающий настроение. Полы застила­ют в сенях половиками, ко­торые в других комнатах называются паласами.

Из сеней открываем дверь направо, входим в заднюю избу.

Перекрестившись на иконы, осматрива­емся. Это комната родителей. Они не хотят мешать детям. Им надо спокойно помолиться, об­судить насущные дела, по­раньше лечь, пораньше встать. В холодное время года вся семья питается в задней, в горницу с чашка­ми не бегают. Главная здесь — русская печка. Для казачьей семьи печка — и кормилица, и грелка, и ле­карка, и заступница.

Сложена печь из кирпи­ча-сырца, который делают исключительно из песка и глины, и называется он кирпичики. Размер кирпи­чиков — 25х10х5см. Каче­ство кирпичиков достига­ется знанием пропорций глины и песка. Не все уме­ли их делать, чаще заказы­вали мастерицам, ведь де­лали их исключительно женщины. Делаются печи разного размера и формы. Каждый день,  закончив стряпать, хозяйка подбели­вала лицевую часть печки, потому что печь является лицом хозяйки.

Тут же, в задней, стоит стол с лавками. Стол длин­ный, потому что семьи бо­льшие. Стол покрыт ска­тертью, голый стол — позор хозяйке. На стене висит шкаф для посуды. Ближе к печному борову стоит кро­вать, на которой спят родители. Непростительный грех оставлять кровать не заправленной. Вернемся в сени. Из сеней открываем дверь налево и входим в прихожую. Прихожая отделена от горницы с одной стороны русской печкой, с другой — легкой переборкой. Прихожая — место, где спят сыновья, как холостые, так и женатые. В печке, которая стоит одним боком в горницу, а другим в прихожую, не варят, она для обогрева этих двух комнат. Женатые отделяются от холостяков или жесткой перегородкой, или занавеской. У женатого сына со снохой есть свой сундук.  С рождением ребенка в потолок вворачивают крюк, на который вешают зыбку. Зыбка висит так, что ночью мать, не вставая с постели, может покачать ребенка. Если женатых сыновей оказывалось в семье двое,  трое,  то  родители принимали решение  или построить во дворе еще одну избу, или отделить старших совсем.

При этом свято выполнялся казачий закон — с отцом, матерью оставался младший сын, который и наследовал дом и все подворье.

Родители заранее рас­пределяли все наследство никто не перечил воле родителей, поэтому наследственные споры у казаков были крайне редки.

В случае если женатый сын построился во дворе родителей, его семья только спала отдельно. Все остальное — питание, инвентарь, инструмент, скотина — принадлежало всем живущим на подворье. Такая система проживания устраивала всех. "В тесноте, да не в обиде", - приговаривали старики. От такой постановки семья была крепкая, дружная.

Горница - это девичья территория. Пышная девичья кровать, комод с зеркалом, подсвечниками, шкатулкой. В горнице, спиной к перегородке, отделяющей ее от прихожей, стоит горка посудная. Как правило, к избе пристраивалась келья для стариков. Вековые традиции уральских казаков предусматривали проживание в одном дворе, под одной крышей одновременно нескольких поколений. Мудрость и тактичность стариков удивляют. Дело не в том, что старики показыва­ли свой норов, не желая си­деть с гостями за одним столом, а в том, что они не хотели показать свою те­лесную слабость. Глаза уже плохо видят, руки плохо держат ложку. Они не хоте­ли смущать окружающих, не хотели чувствовать жа­лости. Так, например, Логин Луппович Селезнев — бес­поповец, состарившись, поселился в келье, жил по своему уставу. Спал на го­лых досках, в голову вместо подушки укладывал плос­кий колбашек (кусок дере­ва), покрывался только тулупчиком. Лет до восьми­десяти был Благословен­ным дедушкой, исполнял духовные требы — крестил, венчал и т. д., Богу молил­ся, жил тихо, благостно.

Сколько лет прожил — не­известно точно, потому что не имел документов, но не меньше ста. Царство ему Небесное.

Бабака учила девчат мо­литвам, наставляла, какую траву и в какое время соби­рать, от какой хвори. Все лекарства, приемы лечения переходили от поколения к поколению, вооружая ка­зачку необходимыми по­знаниями в медицине.

Далее по избному поряд­ку сразу за кельей построен баз. Это прямоугольное строение с окном и две­рью. В отличие от жилых помещений,   в  которых полы деревянные, в базу — земляные. Это помещение для хранения в нем кон­ской сбруи, седел, инстру­мента, инвентаря. Около окна обязательно верстак для выполнения столярных работ. Хозяин строго сле­дит за тем, чтобы каждая вещь была на своем месте. Бывало и так на Яике. Объявит доченька, что се­годня к ней жених придет, а папаня ее, казак "въедли­вый", желая узнать, каков хозяин зять будущий, ис-пыт устроит. Бросит специ­ально в воротах топор, вилы, грабли, а сам из-за угла следит. Если войдет жених в калитку, через означенные предметы пе­реступит, как ни в чем не бывало, и дальше проследу­ет, папаня с ним и говорить не будет. А если войдет, да по привычке хозяйской поднимет вилы-грабли да к стене приставит, вот тогда да, поговорить можно.

Так же и свекровь буду­щая поступает, специально чашками-ложками стучать начнет, если девушка сидит без дела — плохо, а если подбежит к свекрови и спро­сит: "Не пособить ли чем?", вот тогда хорошего воспитанья, подумать можно.

Это не вымысел, прият­ный для казачьего сердца, так было на самом деле, традиции были такие. Что касается скрупулезного хранения каждой вещи на своем месте, это тоже тра­диция, идущая от дедов и отцов. Проживая в посто янной боевой готовности, казак был уверен — строе­вой конь здоров, накорм­лен, подкован. В любое время суток, в любую ми­нуту казак готов к бою. Раз­бросанные где попало сбруя, оружие могли стоить жизни не только ему, но и всей семье.

Со временем многое ме­нялось, наверное, так и должно быть, потому что в жизни нашей все преходя­щее, только память — веч­ная...

Современный Уральск сильно изменился. Нынешние уральские архитекторы не понимают, что вкрапление новых строений в старую часть го­рода и использование яр­ких кричащих красок (зеле­ный, желтый, оранжевый, бирюзовый и проч.) ведет к потере его неповторимого лица. Это все равно что че­ловеку в старом добротном пальто сверху на каракуле­вый воротник нацепить но­вомодный галстук. Практически не осталось и тех людей, которые могли бы остановить то, что сей­час происходит...

Уральск стоит более че­тырехсот лет, и оттого, что ныне город в другом госу­дарстве — в Казахстане, а не в России, как было более трехсот лет, это еще не основание для того, чтобы лишить имени его людей и сам город...

В статье использованы материалы из книг А.П. Ялфимова   "На   запольной реке", "Казачий норов", "Подворье уральского каза­ка " и Н. Чеснокова "На ку­полах — столетний отблеск. Уральск сто лет назад ".

Неонила Лукьянова, Саратов

Старообрядецъ, 2008, № 42