В 1870-1905 гг. старообрядцам делают некоторые послабления, но коренного изменения в отношении к ним не происходит. В 1874 г. при Министерстве Внутренних Дел была образована Комиссия под председательством Товарища Министра графа Лобанова-Ростовского, задачей которой была выработка «предложений  по гражданским правам и отправлениям богослужения у раскольников».

По предложению Комиссии все существующие в России секты были поделены на две группы: более вредные (скопцы, хлысты) и менее вредные, к числу которых были отнесены и старообрядцы всех согласий.

Теперь старообрядцы получили право иметь паспорта для поездок внутри Империи и за границу, для них отменялись введенные ранее ограничения промышленных и торговых прав, было подтверждено разрешение допускать их к общественным службам.  Старообрядцам разрешили создавать свои школы грамотности, но преподавать в них можно было только чтение, письмо и четыре действия арифметики.

В «исключительных случаях, составляющих государственную заслугу или особые подвиги благотворительности», [41, с.173] староверы могли представляться к получению знаков отличия или почетных званий.

В Инструкциях и Циркулярах МВД этого периода были воспроизведены продекларированные еще в 60-х г.г. права на совершение общественных богослужений и треб в домах, молитвенных зданиях и на кладбищах, но «без публичного соблазнительства для православных»[41, с.179], на ремонт обветшавших зданий – но только с разрешения губернатора, и на  распечатывание моленных – с разрешения Министра МВД, который согласовывал этот вопрос с губернским и епархиальным начальством. В отношении открытия скитов не дозволялось даже поднимать вопрос.

3 мая 1883 г. был принят Закон, который декларировал наделение старообрядцев равными с остальными подданными Российской Империи гражданскими правами. Но поскольку никаких изменений в законодательную базу в связи с принятием нового закона внесено не было, он остался чисто декларативным и не внес ничего нового в жизнь старообрядчества. О том, как Закон применялся местными властями, свидетельствует замечание   М.Гребнева, сделанное в 1895 г., через двенадцать лет после принятия Закона: «Закон 3 мая дал право раскольникам испрашивать разрешения, установленным порядком, на постройку или поправку молитвенных зданий, и не было еще случая, чтобы подобные ходатайства раскольников удовлетворялись» [31, с.891]

Одновременно активизируется деятельность Святейшего Синода по отношению к старообрядчеству. В 1888 г. определением Св. Синода № 1116 приняты Правила об устройстве миссии и способе действия миссионеров и пастырей Церкви по отношению к раскольникам и сектантам. В епархиях, населенных «раскольниками» и сектантами, вводились должности епархиальных миссионеров, задачей которых было «вразумление раскольников» и «обличение их заблуждений»[41, с.181] Кроме того, ведение миссионерской работы вменялось в обязанность каждому приходскому священнику.

 Самарский Комитет Православного Миссионерского Общества был учрежден в 1871 году, через несколько лет после открытия в епархии миссии. Первоначально в нем состояло пять миссионеров. В 1883 г. их стало уже 23. [49,с.103-104] После выхода Правил работа Комитета еще более активизировалась, а число его членов неуклонно росло. От приходских священников требовали представления ежегодных отчетов о миссионерской деятельности, кроме того, они по-прежнему должны были доносить епархиальным и гражданским властям  о каждом случае публичного оказательства раскола или пропаганде раскола. Такое положение вещей,  признает М.Гребнев, «вызывает излишнюю со стороны духовенства подозрительность. В каждом раскольнике, доселе ему неизвестном, оно видит будущего пропагандиста среди вверенной ему паствы, и, незнакомое с законами, старается оградить себя от нареканий в бездеятельности донесениями о появлении каждого такого раскольника в данной местности».[50,с.576] Он приводит примеры того, как приходские священники сел Старые Маклауши,  Большой Красный Яр и других направляли в епархию и местному полицейскому донесения обо всех вновь прибывших в село крестьянах, даже если их принадлежность к староверию не была доподлинно известна. В результате епархиальному начальству пришлось объяснять не в меру предусмотрительным приходским священникам, что «жизнь раскольника не есть прямой предлог наблюдения священника, который обязан следить лишь за тем, чтобы не происходило пропаганды раскола». [50, с.576]

Но это вовсе не означало, что наблюдение за старообрядцами стало менее пристальным. Ежегодно возбуждались дела о крещениях, венчаниях, отпеваниях «по раскольничьему обряду», о совращении православных в раскол, «о поступках по расколу», об отпадении от православия в раскол и т.п. Множество этих дел хранится в Государственном Архиве Самарской области. В ежегодных отчетах Комитета эти факты обнародовались весьма скупо. Но и в отчетах можно встретить упоминания о том, что в отчетном году «были случаи и ссылки вожаков раскола и сектантства по приговорам обще-судебных установлений»[51, с.576] Несмотря на это, старообрядцы   продолжают действовать все более активно.

Растет число старообрядческих моленных. Действуют они, как правило, «без разрешения начальства», но власти на местах зачастую предпочитают «не замечать» этого, особенно, если речь идет о селениях, преимущественно старообрядческих. Так, «Самарские епархиальные ведомости» описывают моленную поповцев в с.Курумоч, действовавшую хоть и без разрешения, но совершенно открыто.[28,с.207] В 1870 году открылась новая моленная белокриницких старообрядцев почти в центре с.Балаково.[39, с.1190] П.В.Половинкин приводит данные о том, что в Сызрани поморские моленные открыто действовали в домах крестьянина Ивана Ивановича Бочкарева и мещанина Ивана Давыдовича Попова.[46]

В посаде Мелекес в «доме купца М.»[52, с.145] действовала федосеевская моленная. Купец М. – это богатый мелекесский купец Григорий Маркович Марков. Позднее моленная была устроена в усадьбе его сына – Константина Григорьевича, первого посадского головы Мелекеса. Кроме того, в конце 80-х г.г. в Мелекесе появилась моленная поморцев-брачников, которые отделились от федосеевского общества. Она располагалась в доме самарского купца Жирнова.[53 ,с.720]

В деревне Озерки Николаевского уезда, где проживало полторы тысячи старообрядцев и всего двадцать членов господствующей церкви, практически, открыто действовали две моленные: беглопоповская и белокриницкая.[53, c.728] М.Гребнев так описывает моленную белокриницких старообрядцев в Озерках: «Какая-то древле-благочестивая Астраханская купчиха помогла им выстроить моленную, внутри имеющую точное подобие  православного храма, и снабдила их книгами и утварью. Священствует в настоящее время крестьянин Озерский Иван Яковлевич Яшин».[31, c.859]

Епархиальный миссионер Д.Александров приводит данные о существовании старообрядческих моленных в селах Борма, Елховка, Кошки и других.[53, c.728, 730] Периодически гражданские и епархиальные власти начинали очередную кампанию по выявлению и опечатыванию незаконных моленных. Так, в 1894 году по требованию епархиальных властей были произведены проверки во всех уездах губернии. В результате были выявлены  молитвенные здания, построенное без надлежащего разрешения, в том числе,   в Самарском уезде:  4 – в Самаре,  2 - в Новых Студенцах, по одной -  в д.Кривозерихе и селах Луговая Александровка, Бобровка, Курумоч,  2 – в Верхних Печерских Хуторах, 2 – в с.Большая Чесноковка, 4 – в с.Сырейка, 3 – в д.Новая Николаевка, 1 – в с.Кирюшкино Бугурусланского уезда, 1 – в с.Новая Тепловка Бузулукского уезда, в Николаевском уезде: 2 – в д.Озерки, 3 – в с.Теликовка, 2 – в с.Острая Лука.[31, с.891]  Затем была выявлена еще 71 моленная, открытая без разрешения, причем больше всего незаконных моленных оказалось  выявлено в Николаевском (37) и Ставропольском (10) уездах.[31, с.891; 51, с.686] В 1995 г. снова было обнаружено существование четырех незаконных моленных.[51, с.686] По результатам расследования в половине случаев были возбуждены уголовные дела по ст.209 Уложения.[51, с.686]

Продолжались попытки старообрядцев, приписанных ранее к официальной церкви, «отписаться в раскол». «В 1893 г., отмечает М.Гребнев, чаще и чаще встречаются случаи отказа со стороны уклонившихся в раскол, крестить своих детей в Церкви, и заявления, что они будут воспитывать своих детей по расколу».[54, с.1030]  В 1895 г. ходатайство о признании их раскольниками подавали спасовцы и поморцы с. Кошек, однако им было отказано из-за того, что они оказались «раскольниками не от рождения»[51, с. 675]

Наиболее заметными центрами староверия в губернии в этот период были Николаевск, Самара, Новоузенск, посад Мелекес, с.Балаково, Новые Костычи, Нижнее Санчелеево, Студенец, д.Ахмат. Так, с.Балаково названо в отчетах миссионеров «центром всевозможных раскольнических толков и местом частого пребывания лжеепископа Амвросия». [55, с.198] Одним из центров староверия была и Сызрань.

Все более активную роль играют старообрядцы в общественной жизни. В списках общественных деятелей, ежегодно публикуемых в Адрес-Календарях по Самарской губернии, встречается все больше имен старообрядцев. Так, среди гласных Самарского губернского земского собрания мы видим И.Л. и В.Я.Саниных (белокриницкое согласие), ласных Николаевского уездного земского собрания – А.Г.Морева, И.И.Заслонова, М.Т.Мальцева (белокриницкое согласие), гласных Самарской городской Думы – И.Л.Санина, И.С.Пензина, С.Н.Чемодурова (белокриницкое согласие), А.И.Безпалова (беглопоповское согласие), гласных Николаевской городской Думы – М.Т.Мальцева (белокриницкое согласие), гласных Новоузенской городской Думы – К.И.Шилина и М.Е.Асоскова (поморское согласие). [56]

Активно участвовали старообрядцы и в деятельности общественных коммерческих объединений.       Так, И.Л.Санин был Председателем Совета, А.И.Безпалов – членом Совета, а И.С.Пензин – Председателем Правления Самарского общества взаимного кредитования, К.И.Шилин – товарищем директора Общественного банка Новоузенска. Входили старообрядцы и в состав благотворительных организаций. Помимо А.М.Мальцева и И.Л.Санина, которые были членами Самарского губернского попечительства детских приютов, членом этого попечительства был избран И.М.Наймушин (федосеевское согласие). М.К.Санина и В.Е.Пензина были попечителями Николаевского сиротского дома. [56]

В этот период в Отчетах епархиальных миссионеров отмечается, что «большинство мнимо-старообрядцев в Самарской епархии поповщинской секты: приемлющих так называемую австрийскую лжеиерархию и беглопоповцы».[57, с.231]  Причем, если в 50-60-х гг.XIX в. преобладали беглопоповцы, то в 70-80-х гг.XIX в. большую часть поповцев составляли белокриницкие (окружники). [58, с.377] Неокружников в губернии было немного, проживали они, в основном, в Бузулукском уезде и пригороде Ерыклинск Ставропольского уезда.[59, с.417; 60, с.482]

Епархиальные миссионеры отмечали: «Австрийская секта, с своими мнимо старыми обрядами и с своею полнотою иерархии пришлась по нраву многим».[52, с.150] В ежегодных Отчетах указывается, что «заправители автрийского толка с особенною энергиею стараются…привлекать к своей секте последователей других раскольнических сект и даже православных», [49, с.108] а богатые попечители «не жалеют средств на эту пропаганду, рассылая повсюду особых миссионеров для проповедывания своего лжеучения».[57, с.231] Белокриницкие, действительно, активно вели миссионерскую деятельность, как среди старообрядцев других согласий, так и среди официальных православных. Уездный миссионер указывал:  «Знаменитый их лжеепископ Пафнутий Казанский разъезжал по старообрядческим селениям Николаевского уезда для насаждения австрийства» [61, с.170].

В декабре 1871 г. на Самарскую белокриницкую кафедру был поставлен первый епископ - Амвросий (Александр Герасимович Гераськов). Уже в сентябре 1872 года он был арестован в родном селе Ивантеевка Николаевского уезда Самарской губернии.  Дело "о распространении лже-епископом раскола" было прекращено, однако позднее была еще одна попытка возбудить следствие против епископа. В 1876 г. епископ Амвросий с сыном Гурием были арестованы и находились в заключении в Николаевске. 

В  1886 году на Самарскую и Симбирскую кафедру был возведен епископ Алексий (Середкин), который управлял епархией тринадцать лет, до апреля 1899 г.[62, с.144]

24 августа 1899 г. в Нижнем Новгороде епископом Московским и всея Руси Иоанном, епископами Арсением Уральским, Феодосием Терским и Кириллом Нижегородским в епископа Самарского и Симбирского был возведен священноинок Порфирий (Петр Маничев). Новому епископу было поручено также управление Уфимской епархией, а позднее, после смерти епископа Паисия Саратовского, временно Саратовской и Астраханской епархией. Уже в 1900 году Д.Александров писал в Отчете епархиального Комитета: «Порфирий - истый ученик Швецова, всеми мерами он заботится о поддержании раскола своего толка. Часто совершает поездки по епархии, в селах отправляет торжественно служения, причем старается, насколько возможно, больше открывать приходов, к которым определяет иереев.»[26, с.706]   За время своего служения Порфирий Самарский рукоположил около 50 священников, несколько диаконов, образовал более 25 новых приходов, освятил более 30 церквей. [63]  Именно в период его служения духовные и гражданские власти Самары стали видеть в белокриницком согласии основную угрозу. Составитель ежегодной отчетности Самарского епархиального комитета православного миссионерского общества Д.Александров отмечает: «В воззрениях на толк австрийского священства в последние годы произошел крутой поворот. На последователей его стали смотреть, как на самых вредных и опасных врагов православия».[64, с.1066]    В каждом своем отчете он указывает: "Толк австрийский самый опасный и вредный для православной церкви" [47, с.377],  "Долгом почитаю сказать: толк австрийский за последнее время в епархии стал боевым, таким, на который миссионерам нужно обратить более внимания, чем на прочие" [26, с.707] , "Австрийский толк становится сильнее и дерзновеннее".[65, с.427]

Для проведения собеседований о вере в губернию часто приезжали известные белокриницкие апологеты и начетчики: Иннокентий Усов (будущий епископ, а затем Белокриницкий митрополит), Анисим Швецов (будущий епископ Арсений Уральский), Д.С. Варакин. Выходцами из Николаевска Самарской губернии были Климент Анфиногенович и Иосиф Климентович Перетрухины, известные писатели и начетчики, которые вели очень активную деятельность на территории губернии. Так, местный благочинный докладывал, что николаевские старообрядцы «нарочито выписывали из Москвы сего мудрого человека, «философа», как они называли К. Перетрухина, чтобы он сразил миссионера Колосова»[66, с.196] Несколько десятилетий подряд «Самарские епархиальные ведомости» «разоблачали» отца и сына Перетрухиных, ежегодно посвящая этому обширные статьи и целые разделы в миссионерских отчетах. Можно сказать, что для местных миссионеров Перетрухины много лет оставались главными идеологическими противниками.  Широкую известность в Самарской губернии и за ее пределами приобрел начетчик из с.Ахмат Новоузенского уезда Иван Лукин. Зачастую он принимал участие в беседах с миссионерами совместно с И.К.Перетрухиным. «Самарские епархиальные ведомости» называли И.Лукина всероссийским миссионером.[65, с.426] Известностью в губернии пользовались также местные начетчики: крестьянин Иоаким Морозов из с.Порубежка, Лазарь Макаров из с.Мосты, Владимир Кузнецов из г.Сызрани, Иван Липатов из с.Камелик,  Алексий Тахтаров из с.Лебяжье, Василий Тимофеев из с.Новая Майна, Василий Федосеев из с.Елатомонки, Прянишников и Федот Герасимов из Самары.   

Составитель ежегодных отчетов Самарского епархиального Комитета Миссионерского Общества иерей Д.Александров постоянно указывал, что торжественные службы белокриницких, их открытые моленные привлекают многих. В «Отчетных сведениях по противо-раскольничьей миссии в Самарской епархии за 1898 год» указывается: «Самарские раскольники (речь идет о старообрядцах белокриницкого согласия - И.Б.) открыто совершают богослужения, в центре города имеют прекрасное помещение для церкви. Здесь живут - лжеепископ, два лжепопа, диакон и хор уставщиков. Нисколько не стесняясь существующими законоположениями, лжепопы носят, к немалому соблазну православных, длинные волосы (открыто, а не пряча под одежду), ходят в одежде, очень похожей на рясу православных иереев, только без широких рукавов, публично разъезжают по домам для совершения треб и «славлений».[47, с.378] В результате, отмечал Д.Александров, в глазах православных и представителей других старообрядческих согласий Белокриницкая иерархия является представительницей «настоящего, не поврежденного новшествами правоверия»[59, с.483], и потому они «волей-неволей обращают свое внимание на австрияков, льнут к ним, и хотя не составляют с ними еще одного стада пока, но в душе вполне сочувствуют им»[52, с.149]

Беглопоповское согласие в губернии постепенно становилось не столь многочисленным. Объяснялось это и тем, что представители этого согласия были гораздо менее организованы. Если у белокриницких  была четкая структура, епархиальный центр в Самаре, более тридцати иереев (только те, чьи имена удалось установить по метрическим книгам и другим архивным данным),  то у беглопоповцев один беглый священник окормлял иногда несколько уездов. Все это позволило «Самарским епархиальным ведомостям» сделать на рубеже XIX –XX вв. следующий вывод: «Когда-то сильное и богатое старообрядчество «бегствующего священства» медленно, но неуклонно пошло к упадку со времени учреждения Белокриницкой Иерархии…Так что теперь, если сильно распространившееся австрийство имеет склонность все более и более расширяться, то беглопоповство, наоборот, и без того малочисленное и сравнительно с австрийством бедное, показывает скорые признаки вырождения.»[67, с.487-488]

Крупные общины беглопоповцев сохранялись, прежде всего, в Николаевском уезде: самом Николаевске,  селах Балаково, Аннин Верх, Грачи, Дураковка, а также в Елатомонке, Староверовке, Борме. В Самаре к началу ХХ в. беглопоповцы составляли «маленькую бедную общину, домов около 30, разбросанных по всему городу и даже за чертой».[67, с.488] Молитвенный дом беглопоповцев, освященный во имя св.мучеников Флора и Лавра, был расположен во дворе дома попечителя общины и видного деятеля беглопоповского согласия Павла Федоровича Гудкова по ул. Казанской (Ст. Разина), 72

Довольно значительным было число иргизских часовенных, или беглопоповцев, управляемых уставщиками. Причем приходское священство и уездные миссионеры зачастую не видели разницы между беглопоповцами и часовенными, и в своих отчетах часовенных относили к беглопоповцам.[68, с.499]

В среде поморцев активно шел процесс, начавшийся в губернии в середине XIX в.: сокращается число филипповцев и федосеевцев, растет число последователей брачного согласия. В середине 90-х гг.XIX в. епархиальные миссионеры делают вывод о том, что «брачные берут перевес над безбрачными».[59, с.418] И если раньше «Самарские епархиальные ведомости» указывали, что «последователи даниловского учения по своей малости»[23, с.90] обращались за совершением треб к сызранскому наставнику даниловцев,   то теперь епархиальное издание задается вопросом: действительно ли в епархии существуют федосеевцы? Возражая тем, кто сомневается в их существовании, «Самарские епархиальные ведомости» отмечают: «И что федосеевцы существуют, - факт несомненный; только, должно быть, их слишком мало и ведут себя они, по крайней мере, в отношении к православию, слишком тихо». [69, с.820] Тем не менее, в губернии были и филипповцы и федосеевцы. Филипповские общества, имевшие моленные, существовали в с.Жигули,  в Самаре, в с.Екатериновка.

Крупные федосеевские общины были в Самаре (с 1878 г. действовала «Любимовская моленная»), Николаевске, Балаково,  в Екатериновке (действовала «Малюшкина моленная»), с.Кошки. Но особенно крупным было федосеевское общество посада Мелекес. «Все почти раскольники этого посада придерживаются федосеевщины»[64, с.1070], указывали «Самарские епархиальные ведомости» со ссылкой на посадского протоиерея. Большую роль в поддержании федосеевского согласия в Мелекесе играла семья состоятельных купцов и заводчиков Марковых. Глава рода, Г.М.Марков,  и его сыновья, особенно Константин Григорьевич, глава посада Мелекес, поддерживали единоверцев материально, приглашали для собеседований видных федосеевских начетчиков, устраивали при своих домах моленные.

Серьезная эволюция происходила в конце 70-х-начале 80-х г.г.XIX в.  в спасовом согласии. В это время в отчетах епархиальных миссионеров все чаще появляются замечания о том, что «спасовцы стремятся порвать уже всякую связь с православием»[50, с.573], перестают обращаться в церковь даже за таинством крещения.

В конце XIX в. на страницах «Самарских епархиальных ведомостей» даже возникла полемика между двумя исследователями раскола» - М.Гребневым и Д.Александровым - по вопросу о том, по какой причине спасовцы принимают в официальной церкви крещение и брак. М.Гребнев, составитель ежегодных официальных справок «О состоянии раскола в епархии», полагал, что спасовцы подчинялись необходимости, «которая вытекала из стремления упрочить свое семейное положение, много лет бывшее у раскольников неурегулированным». [64, с.1067] Он писал: «Таким образом, спасовцы своим притворным общением с православной церковью достигают признания гражданским законом их брачных союзов и рождающихся у них детей, по существу дела оставаясь враждебными церкви православной раскольниками».[54, с.1029-1030] В подтверждение своей точки зрения М.Гребнев ссылался на то, что после венчания супруги-раскольники сразу порывают связи с церковью, хоронят без церковного отпевания, без причащения.[54, с.1029] Кроме того, он указывал, что после выхода Закона 1874 г. «О записи рождений и браков раскольнических в полицейские метрические книги» спасовцы «стали тяготиться и тою малою связью, которая заключалась в принятии от православных священников таинств брака и крещения». [64, с.1068]

Другой исследователь старообрядчества в губернии, епархиальный миссионер иерей Д.Александров, полагал, что утверждать, будто бы  принимают крещение и брак только из желания официально узаконить свое семейное положение, означает   «мало знать раскол».    Он отмечал, что  спасовцы занимают совершенно особое положение в ряду безпоповских толков. Если все безпоповцы учат, что за неимением священства совершать богослужения (вечерню, утреню, часы), а также крещение, исповедь и брак (у брачных) может и мирянин, то  спасовцы, ссылаясь на 2 правило Св.Апостол и 6 правило Гангрского Собора, утверждают, что мирянин священнодействовать не может. Когда же им указывают на то, что господствующая церковь – еретическая, а от еретиков нельзя креститься,  спасовцы отвечают: «Какой бы он ни был, но все-таки поп, в ризах, а не простой мужик». А чтобы Спас довершил крещение – молятся и раздают милостыню. Поэтому Д.Александров делает вывод, что в принятии  спасовцами крещения и брака в господствующей церкви» других каких-либо, кроме чисто религиозных побуждений, нет».[33, с.422]

Представляется, что в этой полемике прав был Д.Александров. Отход значительной части спасовцев от всякой связи с господствующей церковью хотя и имел место после некоторых послаблений старообрядцам со стороны государства, был вызван все же не внешними факторами (изменение законодательства), а внутренними процессами внутри спасова согласия.   Именно к этому времени относится появление в Самарской губернии новоспасовщины.

Судя по описаниям епархиальных миссионеров, новоспасовцы губернии имели чин исповеди, следовательно, правильнее было бы говорить, что в Самарской губернии получила распространение такая разновидность новоспасовщины, как большеначальная спасовщина. Большеначальные спасовцы крестили сами, браки совершали по благословению родителей и наставника, исповедовались перед стариками, службу (за исключением литургии) совершали по уставу.

По данным епархиальных миссионеров, «первыми занесли это согласие в Самарскую епархию Ковровские (Нижегородская губерния) богачи Першины. От них принял большое начало богач из Белого Яра Краснов, от него – Ерыклинские и Никольские на Черемшане спасовцы».[36, с.415]     Миссионеры неоднократно указывали, что главную роль в распространении большого начала в Самарской губернии известный спасовский начетчик из Саратовской губернии А.Коновалов. В «Отчете Самарского Епархиального Миссионерского Совета» прямо сделан вывод: «Большая часть Староспасовщины видоизменилась в Новоспасовщину под влиянием проповеди знаменитого слепца Коновалова».[65, с.428] В ежегодных отчетах уездных миссионеров называются и другие имена спасовских начетчиков: Мошкова из Симбирской губернии, саратовского мещанина Рыдаева, курянина Григория Павлова.

Наибольшее распространение спасово согласие «по большому началу» получило в Ставропольском уезде: селах Белый Яр,  Красный Яр, Крестовые Городищи, а также д.Ахмат Новоузенского уезда и селах Мыльное, Кошки и Нижний Сарбай Самарского уезда,  где его поддерживали местные богачи Целиковы. 

Епархиальные власти считали, что большеначальные спасовцы гораздо опаснее для господствующей церкви, чем представители староспасовщины. Оценивая старообрядцев различных согласий с точки зрения их активности в распространении своей проповеди, епархиальные власти отмечают, что «спасовцы (речь шла о большеначальных спасовцах – И.Б.) наклонны и пропагандировать свое учение среди неспасовцев».[54, с.1028] В «Отчете о состоянии раскола и сектантства в Самарской епархии в 1895 году»,  например, сообщалось, что в пригороде Белый Яр Ставропольского уезда спасовцы Михаил Краснов, Григорий Бузаев, Иван Жиличкин и Василий Палочкин  «прибегли к прямой пропаганде своего учения. Они расхаживали по домам православных, где проповедовали, что спасение возможно только в их вере. В результате в Белом Яре в одном только истекшем году число спасовцев увеличилось на двадцать человек».[51, с.682] Более того, из числа беспоповцев именно против спасовцев в 90-х г.г. XIX в. духовными и гражданскими властями Самарской губернии  возбуждалось больше всего дел «о пропаганде раскола».  Д.Александров указывал, что спасовцы,  особенно в Ставропольском уезде,  сильны «хорошими – прямо-таки, лучшими в России начетчиками».[26, с.712]

Были в губернии и некрещеные спасовцы – некрестяки. Основателем этого направления здесь считается руководитель малоначальных  спасовцев с.Ягодное Ставропольского уезда, крестьянин Иван Краснов. Когда у него родился сын, Краснов надел на него крест, а крестить в церковь не понес. «Без веры родителей, - говорил он, - крещение младенцу послужит в осуждение, а не во спасение. У меня нет веры в присутствие благодати в церкви, то я и не несу в церковь крестить своего сына. Крестить сам, как это делают большеначальные, я не решаюсь, ибо мирянину на это не дано права… Как таинство святого причащения мы думаем заменить огнепальным желанием и причащением через добрые дела, так и водное крещение, которого истинного-то и нет нигде, следует заменить огнепальным желанием его и добрыми делами». [26,с.711] Поскольку Краснов пользовался среди местных спасовцев славой «знатока Божественного писания», его примеру последовали и другие.

Наряду с крупными сельскими общинами спасовцев, сильные общины существовали и в городах Самара,  Сызрань, Ставрополь, Николаевск. В Самаре община спасова согласия объединяла около тысячи человек.

Таким образом, период 1870-1904 гг. – это период прекращения открытых репрессий против старообрядцев. Их не уничтожали физически, но преследования за веру продолжались. Браки старообрядцев рассматривались властями как «незаконные сопряжения»[51, с.672], дети, рожденные в таких браках, признавались незаконнорожденными, их передавали на воспитание в православные семьи, причем такие факты отмечаются в отчетах миссионеров вплоть до начала ХХ в. Разрешение на открытие моленных получить было почти невозможно, практически, все моленные были открыты без надлежащего разрешения,  и в любой момент могли быть закрыты. И, тем не менее, гражданские власти стали относиться к преследованию старообрядцев с меньшим рвением. Возможно, причиной  служило то обстоятельство, что губерния была сильно «заражена расколом», и помимо «отписных раскольников» в губернии было много старообрядцев, официально к старообрядчеству не относившихся, но исповедующих старую веру.

 В ряде мест староверы проводили службы, практически, открыто.    Воспользовавшись некоторыми послаблениями, старообрядцы активно занялись миссионерством. «Отпадения в раскол» фиксировались повсеместно,  дела о «совращении в раскол» возбуждались ежегодно.

Предоставление даже ограниченных прав заниматься  предпринимательством, привело к расцвету  старообрядческих купеческих  и промышленных династий. Имена Мальцевых, Наймушиных, Саниных, Марковых, Любимовых, Гудковых, Безпаловых были известны не только в Самарской губернии, но и за ее пределами.