Словно сказочный Китеж-град, Пустозерск канул в пучину времени, только и оставив о себе документальные свидетельства в письмах, деловых бумагах, царских указах и приказах да устных воспоминаниях и сказаниях. Одинокие, неуверенно стоящие, дотлевающие деревянные кресты, что разбросаны сегодня по местам, где некогда стояли дома и суетился городской северный люд, не из того далекого времени -где уж им столько выстоять.

Ненецкий автономный округ Нарьян-Мар – Пустозерск – Нарьян-Мар

В Пустозерске пришлось побывать в начале июня нынешнего года, когда вода на Печоре была еще довольно высока и проплыть по Городецкому шару, как называется рукав, ведущий к Городецкому озеру, можно было спокойно, не боясь отмелей, которых особенно жарким летом бывает здесь немалое количество. Тогда и на моторной лодке-то надо знать, где и как проходить, чтобы не корябнуть дно мотором, а уж посудине более солидной сюда и вовсе путь заказан.

Но в те дни, когда мы плыли туда на теплоходе, называвшемся также "Пустозерск" , ничто не мешало нашему путешествию, которое было организовано местной поморской старообрядческой общиной. Ее настоятель Александр Иванович Ляпунов любезно согласился взять меня в эту поездку к святому месту, и я испытал глубокое волнение от предстоящей встречи с легендарным городом.

Плавание от Нарьян-Мара заняло часа полтора. Остановившись ненадолго по каким-то своим делам у селения Устье, через минут десять-пятнадцать наш теплоход воткнулся носом в берег небольшого мыска, и все приплывшие сошли на совершенно пустое место, слегка обезображенное, словно выскочившими прыщами на лице, тундровыми кочками.

Глядя на этот, скажем так, скромный, обычный для этих мест пейзаж, с трудом можно было себе представить, что здесь в XVI-XVII веках находился промысловый, административный и культурный центр всего Печорского края. Никаких следов прошлой жизни, человеческого жилища, разве что разбросанные на небольшой территории, что ближе к озеру, редкие могилки с оградами и крестами, а дальше – тундра, тундра, перемежаемая редким корявым березняком, что, осторожно приглядываясь, начинает толпиться на небольшом удалении от берега.

Словно сказочный Китеж-град, Пустозерск канул в пучину времени, только и оставив о себе документальные свидетельства в письмах, деловых бумагах, царских указах и приказах да устных воспоминаниях и сказаниях.

И надо обладать незаурядным воображением, чтобы представить себе, как пришли сюда, на этот, чем-то приглянувшийся им мысок, ратники воевод Курбского, Гаврилова и Ушатого, по заданию Ивана III шедшие завоевывать Югорскую землю, что была на Оби, реке Великой, в суровой, холодной и богатой Сибири. И как здесь, из бревен, пригнанных плотами с верховьев Печоры, осенью 1499 года они и "зарубили" "порубежную" государеву крепость Пустозерск. Отсель Россия не только грозила своим недругам на Севере, но и устанавливала и крепила дружественные отношения с народами этого сурового края.

Одинокие, неуверенно стоящие, дотлевающие деревянные кресты, что разбросаны сегодня по местам, где некогда стояли дома и суетился городской северный люд, не из того далекого времени – где уж им столько выстоять. Это знаки еще исторически недавние, по меньшей мере тридцатых годов минувшего двадцатого века, когда от прошлой значимости Пустозерска уже в те времена не осталось и следа, а материальным напоминанием о существовании поселения были лишь десятка два-три деревенских домов. И это количество деревянных строений постоянно уменьшалось, уменьшалось, пока в 1962 году не перевезли в соседнее Устье последний дом да и оставили его как историческое напоминание о городке-призраке, с которым прежде всего связано одно из страшнейших и трагических событий в жизни русского народа – религиозный Раскол.

В Нарьян-Маре есть удивительная семья историков-краеведов Спирихиных, выходцев из Пустозерска. У младшего из них, Михаила Александровича, я увидел реконструированный подробный план Пустозерска начала прошлого века. Это уже была обычная, заштатная северная деревня. На плане были отмечены и дом писаря, и крепкие двухэтажные хоромы зажиточного хозяина, стояла Преображенская церковь. О ней сегодня напоминает скромненький крестик, а из камней, бывших ее фундаментом, известный специалист в области культуры древней и средневековой Руси доктор филологических наук Владимир Малышев со студентами рядом с местом, где стояла церковь, установили посвященный Пустозерску обелиск.

Множество исторических событий связано с этим заполярным городом, немало и исторических личностей отметились в нем своим присутствием. Сюда был сослан дипломат и культурный деятель боярин Артамон Матвеев со своим сыном – будущим сподвижником Петра I. Сюда был отправлен в ссылку, но не доехал и остался на Мезени еще один дипломат – начальник Посольского приказа, фаворит царевны Софьи Василий Голицын с женой и детьми. В пустозерском остроге побывали замешанный в деле царевича Алексея князь Семен Щербатов, пытавшийся противостоять власти Анны Иоанновны князь Иван Долгорукий. А последним узником острога был дальний родственник поэта – Сергей Алексеевич Пушкин, между прочим, сидевший там по делу о фальшивых деньгах.

И все же известен Пустозерск прежде всего тем, что здесь, в остроге, некоторое время содержался, а потом был казнен через сожжение вместе со своими друзьями и единомышленниками ярый приверженец старой веры и одержимый борец с церковными нововведениями Никона протопоп и писатель Аввакум Петров, оставивший для потомков несравненный образец русского литературного творчества – свое "Житие... " и другие произведения.

Сейчас на месте его сожжения поставлен "осмиконечный" лиственничный крест, который в 1991 году установили старообрядцы древлеправославной Гребенщиковской общины из Риги, и в этом заслуга нашего далеко не однозначного времени.

Дело в том, что и царская, и советская власти под самыми разными предлогами разрешения поставить крест на месте казни пустозерских узников не давали, сколько раз ни пытались это делать единоверцы казненных.

Не разрешили даже после наступившего в начале двадцатого века послабления в отношении староверов. Тогда, по решению старообрядческого съезда, состоявшегося в 1910 году, предводитель мезенских старообрядцев Иван Жмаев изготовил крест и к нему металлическую табличку с надписью: "Сей Святый и Животворящий Крест Господен воодружен на месте сожжения светильника Христова многострадального протопопа Аввакума с братиею, по постановлению всероссийского съезда старообрядев, приемлющих священство Белокрыницкой иерархии, в 1910 году, уполномоченным членом съезда Иваном Степановичем Жмаевым". Министерство внутренних дел ходатайство об установке креста отвергло, а разрубленную на мелкие кусочки табличку вернуло просителям. Объяснение было кратким: "Аввакум сожжен за великие на царский дом хулы". Мотивировка совпала с текстом обвинения протопопа.

Теперь крест стоит, а неподалеку от него – памятный знак: небольшой, в три венца, деревянный сруб, а внутри два шестиметровых столба, означающих двуперстие. Наверху подвешен небольшой колокол. Здесь же на срубе – табличка с вырезанными на ней словами: "На этом месте

14/27 апреля 1682 года казнены сожжением в срубе вожди русского старообрядчества: протопоп Аввакум – писатель, священник Лазарь, диакон Федор, инок Епифаний". Этот своеобразный памятник сделали и установили местные краеведы во главе с Михаилом Фещуком в сентябре 1989 года. Они полагали, что именно на этом месте и произошло сожжение пустозерских соузников. Хотя кто может сегодня говорить об этом с достоверностью – время беспощадно, оно уничтожило малейшие следы тех событий, ничего не оставив для археологов, для их каких-то определений и утверждений. Но разве дело в точном месте казни? Главное – память о тех людях, тех событиях. А она – и в литературе.

После службы и скромной трапезы все разбрелись по городищу, разглядывая там, где они были, надписи на крестах. В основном это были, как обычно, фамилии, имена, отчества да годы жизни. Но на одном из крестов была довольно пространная надпись на небольшой алюминиевой табличке с выбитыми на ней буквами. Несомненно, похороненный здесь человек был личностью незаурядной. Речь шла о пустозерском промышленнике и купце Иване Александровиче Кожевине, родившемся в 1846 году, умершем в 1928-м.

Он занимался оленеводством и владел чуть ли не двухтысячным стадом, которое пасли наемные работники. Торговал пушниной и рыбой, имел промысловое свидетельство 2-го разряда. Ходил на промысел в Карское и Баренцево моря, прекрасно знал навигационное дело, мог управлять как парусниками, так и моторными судами. Более того, на свои деньги приобрел современное парусно-моторное судно. Это был рачительный, умевший вести дела хозяин, заботившийся не только о себе, но и о своих работниках. У него были прекрасные отношения с местными самоедами, которых он снабжал продуктами и торговал с ними на взаимовыгодных условиях.

В 1894 году он спас жизнь экипажу потерпевшего в Югорском шаре крушение английского корабля "Стернен" , за что и был награжден золотой медалью английского правительства и серебряной медалью русского правительства. А за помощь экспедиции А. И. Вилькицкого он получил в награду от начальника гидрографической службы России бокал с позолотой и гравированный фарфоровый прибор.

После революции, как это тогда происходило, его раскулачили. На том и закончилась его жизнь.

Позже, встретившись с краеведом Михаилом Александровичем Спирихиным, я узнал, что текст на этой табличке сочинил он. И выбил буквы и прикрепил ее тоже он. Более того, Михаил Александрович сказал, что в Нарьян-Маре живет Геннадий Семенович Кожевин – дальний родственник Ивана Александровича, который может что-то рассказать о его судьбе.

Мы встретились и с Геннадием Семеновичем, это очень известный на Севере мастер фотографии, у которого множество снимков в различных изданиях, немало состоялось и фотовыставок. И вот недавно на открытии его выставки в библиотеке имени Добролюбова в Архангельске к нему подошла пожилая женщина, как оказалось – внучка Ивана Александровича Кожевина. Они разговорились, и она рассказала, что все награды деда ее семье пришлось продать, чтобы не умереть от голода в годы коллективизации. Такая вот судьба этого деятельного, энергичного, умного человека, так грустно сложилась и судьба его наследства и наград...

Стоя на берегу перед отплытием в обратный путь, я оглянулся и прислушался. Ветер донес еле слышное треньканье колокола. Этот глуховатый, надтреснутый звук словно бы шел оттуда, из глубины веков, напоминая нам, нынешним, о горестном, великом, страстном и бесконечно трагическом отрезке русской истории. Казалось, вот сейчас мы услышим голос несгибаемого Аввакума, который, согласно легенде, уже объятый пламенем, высоко подняв над головой руку со сложенными двумя перстами, кричал: "Так молитесь! Коли будете таким крестом креститься, вовеки не погибнете. А покинете этот крест – и городок ваш песком засыплет".

Наверно, его уже было плохо слышно. Не все тогда разобрали вещие слова. Городок исчез, растворился во времени, а на его месте... да, на его месте ничего не осталось... Вот только в памяти людской, а более в душе русского человека он сохранится навсегда.

Георгий Добыш, Парламентская газета

Опубликовано на портале Религия и СМИ