Информацию о северокарельских староверах («сранникат»), в настоящее время, можно получить лишь от людей преклонного возраста. «Сранникат» - зто «те, кто греха боялся», «божественные люди», «которые богу верили и не боялись этого: и правильно делали». В памяти пожилых карелов сохранились яркие воспоминания о жизни староверов.

«Знаю о них и помню прекрасно», - сказал нам во время экспедиции по Калевальскому району восемь лет назад Иван Яковлевич Пекшуев, 1909 г. рождения, житель поселка Калевала. «Их было много. И у них была вера отдельная, не православная. В день крещения (в феврале) их перекрещивали в другую веру и давали второе имя (например, Анна-Ёукко). Крестили в одежде, положив на одеяло, за углы которого бралось несколько человек, и опускали человека вместе с одеялом в прорубь, а затем на санях крещенного увозили в «келлю».

«Келля» - специальное укромное помещение в домах некоторых хозяев, давших им приют, «где они жили своим обществом». Обычно «келля» устраивалась в хлевах или пристраивалась к хлевам снаружи. «Келля» рубилась из бревен, под односкатную крышу. Вход в нее устраивался из хлевов (конюшни) или из сарая. Иногда «келля» располагалась «за коридором», но обязательно с отдельным входом. И. Я. Пекшуев вспомнил, что у дяди карельского писателя Якко Ругоева — Акима Ругоева - в деревне Контокки на хуторе Суоярви «келля» была устроена «при хлевах» со входом через хлев. В «келле» обычно жили от одного до трех-четырех человек. Иногда их число доходило до 18 человек.

Государство преследовало староверов. Кормили и одевали жителей «келлей» люди той деревни, в которой они жили. По воспоминаниям И. Я. Пекшуева, «…староверы не работали, а только помогали многодетным хозяевам, ухаживая за детьми днем во время сенокоса и уборки урожая, получая за это плату. Женщины побойчее собирали ягоды себе и другим».

По сведениям других информаторов (Вейко Пяллинен, 1921 г. р., п. Калевала), «староверы были работящие - самые лучшие работники», «они были высокие краснощекие охотники».

«Они жили своим обществом и работали: рыбачили, охотились только на свое общество. Им приносили еду и они молились за оказывающих им помощь» (из воспоминаний И. Я. Пекшуева). По его свидетельству, «староверы жили в «келлях» и только молились», «староверами были одни старушки, молодых и мужчин не было среди староверов».

Две бабушки-староверки жили в «келле», специально выделенной для верующих в доме Якко Вадаева в д. Лувозере. «Келля» располагалась «за коридором». Староверки держали корову, сажали картошку, косили сено. Одна была местная, лувозерская, а две другие из соседнего Калевальского района. В Лувозере было три «келли». В них жили по одному, вдвоем, втроем и более. «Они были больные: одна лежала, другая слепая. Мы им носили, как поминку, молоко и стряпню». «Сранникат» были старыми, а одна была молодая — дочка, «один старик был слепой, его в баню на лошади возили или несли на носилках. Они ходили в наши дома, мылись в наших банях».

Кроме Лувозера, Калевалы «келли» были в Онгозере, Бабьей Губе, Кимасозере, Вуокинсалми (Вокнаволоке), Ногеукше, Толорекс, Каменном озере, Чикше, Ладвозере («почти в каждой деревне»). Самая крупная «келля» была устроена в Вокнаволоке. Наиболее верующие жили в деревнях Онкоярви (Онгозеро) и Лувоярви (Лувозере). В Тихтозере «келлей» не было: «жители этой деревни были полуверующие». В Чикше (деревня располагалась в 12 км от п. Калевала), вспоминала Ульяна Кирилловна Кузьмина, 1915 г. р., «жили две бабки-староверки. В избе им отвели угол для икон».

В доме Акима Ругоева, вспоминал И. Я. Пекшуев, «келля» была бревенчатая под односкатной крышей с русской печью и камельком, но без козино и без «каржины», со входом из конюшни. Стены «келли» были обструганы. Перед «келлей» было устроено крылечко и три ступеньки с маленькой площадкой, высоким порогом и низким полом. Подробное описание этой «келли» сохранилось в памяти Алексея Мартыновича Пекшуева, 1920 г. р. из д. Костомукша: «В «келле» было два окна; одно — в сторону озера, другое — в хлев. По стенам «келли», в углах, стояли четыре деревянных кровати. На стенах, между кроватями, на узеньких полочках, наклонно к стене располагались деревянные и медные иконы. На иконы накидывались небольшие полотенца с вышивкой. У окна, обращенного к хлевам, стоял кухонный стол. Над ним висел шкафчик для посуды. Другой стол был установлен между кроватями. Рядом со столом ставилась скамейка для двух человек. У каждой старушки в небольшом сундуке (сундуки хранились под кроватями) была своя икона (бронзовое распятие Христа), завернутая в полотенце. В сундуке всегда хранились конфеты для угощения внуков. Продукты они держали также каждая в своем личном сундуке. Сундук использовали и как сиденье, пододвигая его к столу. Еду старушкам приносили родственники каждую неделю. Алексей Мартынович Пекшуев, вспоминал, что «с семи до десяти лет еженедельно носил еду своей бабушке-староверке за семь километров (зимой — на лыжах)».

М. А. Фокина, жительница д. Лувозеро, вспоминала, что богомольцы в Лувозере жили в маленькой «келле» с низкими стенами. «Келля» была красивая, свечки горели, иконы по стенам стояли. С икон пыль опахивали глухариными перышками, которые хранили в ящичке и в тумбочке».

Молились старушки-староверы как у общих, так и у личных икон, каждая у своей кровати. При входе в «келлю» нестароверу нельзя было креститься, а староверы не крестились при входе в дом. Жили староверы очень чисто. На пол стелили половики, застилая ими всю поверхность пола. В «келлю» мало кто ходил, но с жителями деревни староверы общались свободно; иногда приходили домой на одну-две недели в гости. «Свою бабушку-староверку, — вспоминал А. М. Пекшуев, — они забирали чаще, а, ослепнув, бабушка жила дома, но все: одежду, посуду держала отдельно». Ели староверы только из своей посуды («всегда отдельно»). В доме староверы свою посуду и иконы хранили на отдельной полочке, перевернув кверху дном, а ложку обычно втыкали в щель бревенчатой стены. «Посуду не мыли, а вылизывали, чтобы не запоганилась», — вспоминали информаторы. Посуда могла быть глиняной или эмалированной: большая и малая миски, чашка или кружка. Посуду носили с собой в отдельной корзиночке, прикрыв чистой тряпочкой или в узелке. По сведениям других информаторов: «посуду мыли сами и обязательно один раз в неделю мыли ее на берегу». Как вспоминал А. М. Пекшуев, «свою слепую бабушку-староверку к берегу всегда кто-нибудь отводил. Если кто-то из ребят ел из посуды бабушки-староверки, то она свою миску, ложку и чашку кадила. Если своей посуды при себе не оказывалось, то могли есть из чужой, но только из глиняной посуды».

На молитву староверы ходили в одежде без узоров, без складок, без лямок и без узелков. На один узелок завязывали лишь головной платок черного цвета. Нижний прямой край платка свисал на спину, а верхние концы платка завязывались под подбородком. Платок надевали на лоб, лица было совсем не видно (только нос и глаза). В гости одевались красиво, а в будни ходили в обычной одежде. На моление они надевали черные юбки («ходили во всем темном», «никогда не одевали светлого»). Сарафаны чаще носили темносинего или синего цвета с пуговицами впереди.

Молились они в своей «келле» рано утром, днем и вечером, совершая определенное количество молитв, отсчитывая их количество четками «на сто косточек», «на 100 рубчиков», «круг - 100 молитв» или «с сорока кругляшками». На четках была метка (флажок) для отсчета количества молитв. Четки хранились на полочке, рядом с иконами. Молились староверы стоя и на коленях, подстелив специальную подушечку. Молитву произносили шепотом. Во время моления никогда ни с кем не разговаривали. Крестились двумя пальцами одной руки, а другой отсчитывали молитвы на четках. В Лувозере на Пасху «сранникат» звонили в колокола на кладбищенской часовне, «всю ночь песни пели (молились)». Дети всегда при встрече со староверами кричали: «Сранникат идут!»

М. А. Фокина, 1914 г. р. из д. Лувозеро вспоминала, что «главный руководитель староверов» Ларри Реттиев (Никутьев?) «ругал и ремнем по спине стегал деревенских ребят за то, что они хотели посмотреть, как староверы молятся». «Ларри Реттиев жил в Лувозере как пан», «он как поп был». Жил он в отгороженной горнице вместе со своей старой матерью. Ему было лет 30—35. Он не работал, только руководил: занимался приемом в общество новых членов, учил их молитвам. «Ему легко жилось на богатые дары от состоятельных людей за отпевание умерших с кадилом. Пел он очень хорошо. Был бы мировым артистом — здоровый и молодой», — вспоминал И. Н. Пекшуев, 1909 г. р., лично знавший и хорошо запомнивший Ларри Никутьева (Реттиева?). Верующие приходили в келью Ларри молиться («в “келле” служили по праздникам под командованием Ларри»), «у них были свои праздники». В свободное время Ларри рыбачил, рыбу отдавал верующим. Главное управление староверов располагалось в Каргополе и Ларри часто ездил туда. «Хитрый мужик был, очень способный, веселый, ремонтировал часы, ездил по всем «келлям», оказывая женщинам помощь». Женился Ларри на староверке Ольге Валдаевой («вся деревня смеялась, как поженились два “сранникат”: по 60 лет было каждому. Играли свадьбу очень просто: чаю попили и спать легли, помолившись. Главный командир Бога забыл: в 60 лет женился, - осуждали его люди»).

«Келли» существовали до образования Советской власти («с революцией все кончилось, всех старух взяли домой»). Но в некоторых деревнях «келли» сохранялись до 1930-х годов («до образования колхозов»). «Ларри - здоровый мужик на первом же собрании первым и вступил в колхоз. Главный наставник староверов северно-карельских деревень, вступая в колхоз, сказал: Примите меня в колхоз: все, чем мы занимались - туфта. Он подарил колхозникам 13 пар хромовых сапог». Для Ларри началась новая жизнь, но воспоминания о староверах и об их главном наставнике-руководителе Ларри сохранились в памяти пожилых людей, отразив еще одну «тайную» часть жизни северной деревни. На расспросы о жизни староверов я вышла совершенно случайно, изучая особенности планировки старинных деревенских домов. Услышав новые для меня термины: «келля», «сранникат», «чердакка», я поинтересовалась, что же они обозначают? Выяснилось также, что «чердакка» — это чердачная комната, в которой устанавливался деревянный киот с иконами. В нижней части киота был устроен ящичек для сбора денег. Ничего кроме икон в ней не было. «Чердакка» обычно устраивалась в некоторых домах северо-карельских деревень. Сюда приходили верующие молиться.

В 1971 г. Собор Русской православной церкви снял запрет на старообрядчество, различные формы проявления которого и стоическая самоотверженность староверов - его последователей - необычайно устойчивы и довольно широко распространены в разных странах мира.

В. А. Гущина (Музей-заповедник «Кижи»)

Православие в Карелии. Материалы 2-й международной научной  конференции, посвященной 775-летию крещения карелов - Петрозаводск: 2003