Cреди работ по истории Великого Новгорода и его земель до сих пор практически отсутствуют труды, в сколь-нибудь значительной степени затрагивающие тему восприятия новгородцами церковных преобразований, проводившихся в середине - второй половине XVII столетия патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем, специфику появления и развития новгородского старообрядчества, его исто­рию и культуру в послераскольное время.

Наиболее подробно данная тематика освещается в выпущенной в 1986 году в Москве монографии B.C. Румянцевой «Народное антицерковное движение в России в XVII веке»1, а также в труде представителя русского Зарубежья С.А. Зеньковского «Русское старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века» (Мюнхен, 1970)2. Во второй половине 1990-х годов в периодике появились две весьма незначитель­ные по объёму статьи, содержащие попытки обобщён­ного изложения истории новгородского старообрядче­ства во второй половине XVII — начале XVIII века (отчасти, — ив последующее время)8.

Отношение новгородцев к церковной реформе 1652-1667 годов складывалось под влиянием по меньшей мере трёх существенных факторов.

Первым являлось наличие в Новгороде и его землях в XVII веке остатков традиций свободы, восходящих к временам независимой республики. При абсолютном преобладании в высших эшелонах власти лиц, назначенных московским руководством в административном порядке, на более низком, местном, а что особенно важно в данном случае, на церковно-приходском уровне, существовали принципы выборности, с которыми вышеназванным правителям приходилось считаться. В частности, общины конкретных церквей сами выбирали настоятелей храмов и иных приходских служителей. В ещё большей степени этот принцип бытовал среди иночествующих, а в землях новгородского Севера (нынешние Карелия, часть Ленинградской, Вологодской, Архангельская и Мурманская области) он был почти преобладающим. Иными сло­вами, сохранялась живая и зачастую успешная прак­тика противопоставления воли групп людей (иногда и нескольких лиц) давлению центральных органов го­сударства4 .

Вторым важным фактором являлось то, что описанный выше строй церковно-народной жизни был авторитетен не только по причине традиционного многовекового бытования, но и в силу своей сакрализованности. Духовная слава многочисленных святынь и святых Великого Новгорода после вхождения последнего в Московское великое княжество ещё более возросла, став всероссийской. Для средневекового христианского сознания, воспитанного на местных церков­ных традициях, это было серьёзным препятствием для восприятия насаждавшегося сверху в ходе реформы тезиса о несовершенстве и даже еретичности древнерусской духовной практики.

Третий фактор, повлиявший на судьбы новгородского старообрядчества, пожалуй, в решающей степени, составляли реальный исторический опыт открытого или подспудного противоборства властям Централь­ной Руси, а также последствия различных общественных потрясений рубежа XVI-XVII веков. Эта память прошлого не была для Новгорода положительной, что повлияло на численность новгородцев, осмелившихся явно или тайно воспротивиться патриарху и царю. Несогласных было довольно много, но всё же недостаточно, чтобы организовать серьёзное массовое противодействие. Старообрядцам удалось создать лишь отдельные очаги сохранения «древлеправославия».

Рассмотрение внешних форм и внутреннего содержания никоновской реформы не является задачей настоящей публикации. Напомним лишь, что Помес­тный собор Русской Православной Церкви Московс­кого Патриархата 1971 года, «рассмотрев вопрос... с богословской, литургической, канонической и истори­ческой сторон», признал эти церковные преобразова­ния «более чем сомнительными». Были отменены «яко не бывшие» и проклятия, положенные на старые об­ряды и старообрядцев Никоном и его последователя­ми6. Правда, это прозрение состоялось спустя более чем триста лет. Основоположники же старообрядчества знали о неправоте дел патриарха и царя уже тог­да, когда дела эти вершились. Реакция сторонников старины была разной.

Одни, как знаменитый Аввакум, активно и открыто обличали власть имущих, призывали народ к орга­низации независимых древлеправославных общин. Другие — находили возможным покориться преобразователям, но лишь внешне, с целью сохранить себя и своих единомышленников от репрессий, которые вскоре были обрушены на несогласных. К этому типу старо­обрядческих деятелей принадлежал и митрополит Макарий, вступивший на Новгородскую кафедру после Никона, в 1652 году. Выходец из Спасского монастыря в Казани, рукоположенный самим патриархом и также по избранию царя, Макарий способствовал Никону в обустройстве Иверской обители на Валдае, подписывал все постановления, в том числе о «книж­ном исправлении», на московских соборах 1654-1655 и 1660 годов. Во время приезда в Новгород антиохийского и сербского патриархов в 1655 году головные уборы монахов были изменены с древнерусских на новогреческие. Но когда в том же году Макарий после собора привёз из Москвы «исправленные» церковные книги, то, посоветовавшись с авторитетными духовными лицами, приказал сложить привезённое в одной из палат архиерейского дома и запечатать владычней печатью. Великий Новгород продолжал духовную жизнь по древнерусским церковным тра­дициям6 .

Возможно, об этом довольно быстро узнали в Москве, но мгновенно реагировать на «крамолу» не стали. Видимо, была свежа память о мятеже 1650 года, а в 1656 году вспыхнула новая война со Швецией, и, скорее всего, было сочтено за лучшее не возбуждать епар­хию, расположенную вблизи от зоны боевых действий. Правительство было больше озабочено состоянием новгородских укреплений. Они спешно ремонтирова­лись, причём для этого «лес секли» крестьяне митро­полита, а на валах и стенах работали практически все горожане7. В этих условиях посланцы от патриарха с новыми книгами, являясь «аки гром» по всей Руси, объезжали Новгородские земли стороной.

Однако митрополит Макарий был не только ти­хим охранителем. Возможно, пользуясь благо­приятными обстоятельствами, он решил ещё раз возвысить красоту храмов Великого Новгорода, а так­же оставить в истории своё имя, путём традиционно­го «обновления», причём в довольно-таки крупных масштабах. Как мы теперь знаем, это была последняя перестройка новгородских памятников, осуществлённая в свободном от пря­мых западных влияний древнерусском стиле.

В 1652 году был выстроен (правда, неудачно, сразу же обрушился) новый каменный храм «в Рагодовицком монастыре*. Тогда же в Софийском соборе были перенесены на новые места и украшены раки с мощами основателей главного новгородского храма, свв. князя Владимира и матери его Анны. В 1653 году была построена колокольня церкви Иоанна Крестителя «близ немецких дворов», в том же году капитально отстроен разорённый в Смуту Коломецкий монастырь. Одновременно происходили изменения в Софии: на­стлан новый пол, для расширения пространства стёсаны «грани от столпов, что за иконами быша», расстановка самих образов упорядочена по принципу ико­ностасных рядов. Кстати, в отличие от 1650 года эти действия не вызвали какого-либо возмущения новго­родцев. Напротив, теперь уже патриарх Никон приказал митрополиту «учинить по-прежнему». Не совсем ясно, правда, было ли выполнено вообще это указание, а если да, то в какой степени. Зато вполне ощутимо доныне существует крупнейший колокол Софийской звонницы, весом в 1614 пудов, именуемый «Праздничным», или «Макарьевским». Он был перелит (из отлитого при Никоне и разбившегося в мятежном 1650-м) в том же 1653 году. Ещё через два года «во украшение церковнаго благолепия» практически полностью 1 (!) был заменён местный (нижний) ряд главного Софийского иконостаса. В основном именно эти образа (и в том числе царские врата) находятся там и сегодня. И хотя первоначальная живопись сохранилась не полностью, вполне ясно, что они выполнены в строго  «дониконовском» стиле московской иконописи пер­вой половины XVII века. Были изготовлены и оклады для новых икон, серебряные и позолоченные. Наконец, в 1655-м же году пошиты новые облачения из ткани (вероятно, украшенные шитьём) на престол кафедрального собора, а также комплект «воскресных» риз для клира8.

Приведённый выше (и возможно, неполный) перечень «церковно-благоукрашательских» мероприятий митрополита Макария заставляет предположить на­личие у него некоей идейной и церковно-политической программы, которая могла быть связана с надеж­дами части русского общества на возвращение «древ-леправославия». Возможно, не случайно сообщение о переделке местного ряда Софии «Новгородский хронограф» помещает сразу после рассказа об оставлении Никоном патриаршества, которое в реальности произошло через три года, 10 июля 1658-го.

Восстановление «старой веры», как известно, не состоялось. После самоустранения Никона реформаторскую деятельность продол­жил царь, при пособниче­стве представителей пора­бощенной турками бывшей Византии. Но при жизни митрополита Макария (до 1663 года) этот процесс Новгородскую епархию так и не затронул. Привержен­цы церковной старины, как местные уроженцы, так и

приходившие со всей Руси, находили здесь пристанище. Некоторые же из них, как, например, поставленный Макарием в 1662 году в игумены Досифей, сыграли в дальнейших судьбах старообрядчества суще­ственную роль. Кстати, это действие, совершённое мит­рополитом за год до смерти, наводит на предположе­ние, что Досифей мыслился как преемник в деле сохранения «древлего благочестия». Всю дальнейшую жизнь упомянутый игумен активно и не без успеха исполнял эту миссию, причём в масштабе всей стра­ны. Так, именно он в 1670 году в Москве постриг в иночество знаменитую боярыню Морозову9.

Из числа других всероссийски известных старообрядческих деятелей в Великий Новгород приезжал суздальский протопоп Никита Добрынин («Пустос­вят»). Новгородские посланцы посещали в Москве протопопа Аввакума и боярыню Феодосию Морозо­ву10. Ближайший соратник Аввакума, сожжённый впоследствии вместе с ним, его духовный отец инок Епифаний в 1657-1664 годах проживал в пустыни на Виданьском острове на р. Суне (Карелия)11. В Новгородской же епархии закончил свои дни (не позже 1658 года) и первый исповедник старообрядчества, единственный открыто воспротивившийся реформам епис­коп Павел Коломенский. Лишённый сана, он был помещён в карельский Палеостровский монастырь и скончался там. По другим же сведениям, Павел был переведён из Карелии под самый Новгород, в Хутынскую обитель, где и преставился, причём в последние годы жизни был освобождён из-под стражи12. Любопытно, что других активных старообрядцев Централь­ной Руси ссылали гораздо дальше, например, в Астра­хань, или в забайкальскую Даурию. Павел же был отправлен хотя и на суровый Север, но фактически к единомышленникам, в нереформированную епархию. Не выразилось ли в этом своеобразное почтение к бывшему носителю весьма высокого сана?

Но и остатки почтения к старообрядцам были утеряны руководством Новгородской епархии после кончины митрополита Макария, последовавшей, как уже упоминалось, в 1663 году. Назначавшиеся сюда затем митрополиты (в 1664 году - Питирим, в 1672 году - Иоаким, в 1674 году - Корнилий), как правило, подобно Никону воз­водились с местной кафедры на московское патриаршество. Они старались и проводить церковную реформу, и бороться с несогласными с ней. Так, известно, что митрополит Питирим уничтожал остат­ки старых обрядов «в Верхневол­жском уезде», разорил старообряд­ческие скиты близ Повенца в 1672 году. В том же году он стал пат­риархом13 . На годы архиерейства вышеперечисленных митрополи­тов пришлось и знаменитое «Соловецкое сидение» 1668-1676 годов, осада и pa3fpoM правитель­ственными войсками Спасо-Преображенской Соловецкой обители, братия которой наотрез отказалась принять «никоновы новины». Среди этих иноков были и новгородс­кие уроженцы, например, иероди­акон Пимен и «соборный старец» Геннадий (Качалов)14.

Начало 1680-х годов ознаменовалось, пожалуй, наивысшим в ис­тории накалом борьбы централь­ных властей России со старообрядцами. В начале 1682 года в Пустозерске (устье р. Печоры за Полярным кругом, в XVII веке — территория Новгородской епар­хии, подведомственная Новгородскому приказу в Мос­кве) были сожжены заживо содержавшиеся там с кон­ца 1667 года в заключении главные основоположни­ки старообрядчества: протопоп Аввакум и три его спод­вижника — священник Лазарь, диакон Феодор и инок Епифаний. Одновременно патриархом Иоакимом (бывшим митрополитом Новгородским) проводится в Москве собор, на котором было увеличено число епархий, за счёт дробления до того существовавших. В частности, Новгородская епархия потеряла власть над архангельским Севером: учреждается епископия «Холмогорская и Важеская». Приближение архиереев с их аппаратом, так сказать, к народным массам осуществлялось во многом с целью проведения анти­старообрядческой борьбы, вплоть до бытового уровня. Тот же собор вынес постановления о запрете старообрядцам собираться на молитву в частных домах (!) и о предании «раскольников» гражданскому (уголовному) суду, наравне с грабителями и убийцами15. На таком общероссийском фоне начинаются «сыски» старообрядцев в Великом Новгороде.

В 1683 году было казнено 20 человек, по делу новгородского дворянина Михаила Петрова. В сентябре 1683 года в Москве был сожжён схваченный под Великим Новгородом «посадский человек» Иван (Карп) Дементьев, активно распространявший старообрядчес­кие убеждения (в том числе о кончине мира в 1692 году), основавший скит в «Невьих мхах» у оз. Ильмень. Известно, что он оказывал ощутимое влияние на воеводу И.А. Хованского.

В том же 1683 году отряд новгородских стрельцов совершил поход в леса в окрестностях Новгорода с целью поимки скрывавшихся там старообрядцев. В результате был схвачен и затем  сожжён (22 октября 1683 года) бывший насельник Псково-Печерского монастыря священноинок (иеромонах) Варлаам.

Несколько ранее (7 сентября 1683 года) сожгли проповедовавшего старообрядчество новгород­ца Якова Калашника, наставни­ком которого был умерший до ареста последнего «Лучка» (Лука или Лукиян), «иконописец Софий­ского дому». Одной из черт никоновско-алексеевской реформы, как известно, было внедрение религи­озной живописи в западном на­туралистическом стиле, что не могло не вызвать протеста привер­женцев традиций «древнего пись­ма», которыми Великий Новгород был особенно знаменит. В связи с этим также интересно отметить, что в следственных делах старообрядцев часто встречаются данные о распространении своего рода карикатур, «подмётных писем» с искажёнными изображени­ями патриарха, царя и т. д., вы­полненными «мастеров (т. е. иконописцев) рукою»16. В результате крупных «сысков» начала 1680-х годов наиболее активные старообрядцы Великого Нов­города и его ближайших окрестностей были физичес­ки устранены. В последующие годы репрессии продолжались на территориях Русского Севера, входивших в Новгородскую епархию. Эти мероприятия активно производились и преемником митрополита Корнилия Иовом (годы архиерейства 1697-1716)". Сводный старообрядческий «Синодик» называет по меньшей мере 70 имён «новгородских страдальцев», абсо­лютно же точное количество их (быть может, пока) неизвестно18.

Реакция гонимых проявлялась в двух формах. Одной были знаменитые «гари» (самосожжения), происходившие в основном там, где для старообрядцев возникала угроза быть схваченными правительственными войсками. В окрестностях Великого Новгорода известно 6 «гарей». Наиболее крупными из них были самосожжения в д. Остров (ок. 1666 года, погибло 120 человек) и в имении князя Петра Мышецкого. Здесь сгорело около 100 человек во главе с хозяином поместья (начало XVIII в)19.

Надо также отметить, что среди старообрядцев было и немало противников самосожжений. В частности, их не одобрял упоминавшийся выше Иван Дементьев20, а инок Евфросин (основатель Курженской пустыни близ Повенца, уничтоженной в 1672 году митрополитом Питиримом) написал в 1691 году особое сочинение против «самоубийственных смертей»31.

Другой формой реагирования на репрессии была радикализация вероучения части старообрядцев. В 1692 и 1694 годах в Великом Новгороде прошли два старообрядческих собора, заложивших весьма жёсткие идейные основы беспоповского направления. Впервые в истории они были чётко сформулированы именно здесь. Поэтому значение новгородских событий 1692 и 1694 годов можно определить как всероссийское, если не шире, так как общины беспоповцев существуют и за пределами нашей страны22. По имени соборного председателя, бывшего «дьячка Крестецкого яма» Феодосия Васильева всё согласие стало именоваться федосеевским. Сам же Феодосии разделил участь многих других «расколоучигелей», скончавшись в заточе­нии в Новгороде в 1711 году23.

Правительственные и официально-церковные меры второй половины XVII — начала XVIII веков искоренили приверженность древнерусской церковной традиции в Великом Новгороде, его ближайших окрест­ностях и в крупных населённых пунктах Новгородчины. Однако полного уничтожения старообрядцев не произошло, их поселения сохранились в труднодоступных местах, среди лесов и болот. Особенно выделялась из них Выговская, или Выгорецкая пустынь в Каре­лии, существовавшая с 1694 года24. «Общежительство» было уничтожено в царствование Николая I, и земли, входившие в состав Новгородской республики, а по­том ещё долго сохранявшие епархиальное единство, потеряли для старообрядцев духовно-административ­ное значение. С течением времени в общинах различных согласий, располагавшихся на данных территориях (в основном в сёлах), постепенно утрачивались духовные традиции25. Так, в период окончательной легализации и всероссийского подъёма старообрядчества 1905-1917 годов ни одно из согласий не открыло при­хода в Новгороде. А вскоре за тем на старообрядцев, как и на всех активно верующих, обрушились новые, советские гонения. Однако и они, хотя нанесли страшный урон, точный объём которого пока ещё не определён, не извели «древлее благочестие» под корень. Так, довольно многочисленная и духовно крепкая община поморского согласия нелегально существовала все со­ветские годы в Старой Руссе26.

Только в годы современного духовного возрождения России старообрядцы заняли определённые пози­ции и в Великом Новгороде. С 1990 года в бывшем Михалицком монастыре на Молотковской улице действует приход поморцев27, а совсем недавно, в октябре 2001 года, открылась община «приемлющих священство» (белокриницкого согласия), расположившаяся в храме св. Иоанна Богослова на Витке28. Таким образом, существует надежда на дальнейшее сохранение и передачу будущим поколениям духовных ценностей Древней Руси, сохранённых старообрядцами.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Румянцева B.C. Народное антицерковное движение в России в XVII веке. М., 1986. 264 с.

2. Зеньковский С.А. Русское старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века. Мюнхен, 1970. Репринтное переиздание: М., «Церковь», 1995. 528 с. 3

3. Фенченко С. Новгородское старообрядчество II пол. XVII — I пол. XVIII вв. // София. № 2 (18). 1996. С. 11;

4.Шамарин В.В. Староверие в Новгородской области // Календарь Древлеправославной Поморской Церкви на 1999 г. М., 1998. С. 68-73.

5. Зеньковский С.А. Указ. соч. С. 392-394.

6 Журнал Московской Патриархии. № 6. 1971. С. 5-7; № 7. 1971. С. 63-71.

7. Союзин А. Великий Новгород — первая старообрядческая митрополия (1654-1663 гг.) // Церковь, старообрядческий церковно-общественный журнал. № 24. 1909. С. 761-763.

8. Кузьмина Н.Н., Филиппова Л.А. Крепостные сооружения Новгорода Велико­го. СПб., 1997. С. 60.  Новгородский хронограф XVII в. в кн.: Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979. С. 292-312; Об иконах местно го ряда Софии см.: Гордиенко Э.А. Боль­шой иконостас Софийского собора (по письменным источникам) // Новгород­ский исторический сборник. № 2 (12), Л., 1984. С. 222-223, 225.

9 О деятельности игумена Досифея: Зеньковский С.А. Указ. соч. С. 275, 280, 322, 329,374, 378, 384, 388-433, 443-444,455, 487-489.

10. РумянцеваВ.С. Указ. соч. С. 188, 190-192, 232-234.

11  Зеньковский С.А. Указ. соч. С. 389.

12 Там же. С. 445; [Урушев Д.] Сказание о житии и страдании святаго священномученика и исповедника Павла, еписко­па Коломенскаго (к 350-летию епископской хиротонии) // Церковный кален­дарь Русской Православной Старообряд­ческой Церкви на 2002 год. М., 2001. С.107-114.

13  Иерархи Новгородской епархии с древнейших времён до настоящего времени.. Краткие биографические очерки. Соста­вил архивариус архива и библиотеки Святейшего Синода К.Я. Здравомыслов.Новгород, 1897. С. 43-44.

14 Зеньковский С.А. Указ. соч. С. 390-391.

15.Там же. С. 394, 401-403.

16. Румянцева B.C. Указ. соч. с. 188-198, 227-242.

17. Здравомыслов К.Я. Указ. соч. С. 47.

18 Зеньковский С.А. Указ. соч. С. 387.

19. Фенченко С. Указ. соч.

20. Там же.

21 Евфросин, инок. Отразительное писа­ние о новоизобретенном пути самоубийственных смертей (1691) // Памятники древней письменности. Т. 108. СПб., 1895.

22 Зеньковский С.А. Указ. соч. С. 439-441, 447, 451.

23 Там же. С. 452; Существует мнение и о казни Феодосия через сожжение 18 июля 1711 г.: Фенченко С. Указ. соч.

24 Зеньковский С.А. Указ. соч. С. 453-466.

25 Об одной из таких общин см.: Бурьяк М. Обычаи отцов // Чело. № 3. 2000. С. 89-94.

26 Шамарин В.В. Указ. соч. С. 69-70.

27 Р[озанов] О.И. 10 лет Новгородской общине // Календарь Древлеправославной Поморской Церкви на 1999 г. М.,1998. С. 67-68.

28[Пшанский А.Г.] Ревнители «древлего благочестия» // Новгород. № 8 (612). 2002. С. 6

Иерей Александр Панкратов, настоятель храма РПСЦ в Великом Новгороде

Чело. Великий Новгород. 2002. № 2