Перейдем теперь к современным хранителям и собирателям пижемской рукописной старины.

Поиски рукописей на Пижме мы начали с деревни Скитской. 8 июня легкий двухместный самолет «П-2» местного лесхоза приземлил нас на небольшой лесной площадке, в двух километрах от Скитской. Мы шли по живописной местности, облитой ярким северным солнцем. Перед деревней, на высоком большом холме с очень ровной поверхностью, местные колхозники сажали картофель. В деревне Скитской колхоз дружный, поэтому все жители от мала до велика были заняты на работе.

Вот показалась и сама деревня, растянувшаяся вдоль берега старого русла реки Пижмы. Домов в Скитской не больше 30. Направо в полуверсте от деревни растут вековые сосны и ели, огороженные невысоким заборчиком, — это кладбище на месте самосожжения, место первого поселения в здешнем крае. 

В  Скитской живет известный по всей Пижме начетчик Сидор Нилович Антонов, по прозвищу Сидор-наставник. Это прозвище дано ему потому, что он до сих пор выполняет в верховских пижемских деревнях роль староверского наставника: исповедует, крестит детей, отпевает покойников. Это кряжистый старик, лет семидесяти, с широкой бородой и серыми подвижными и пронзительными глазами. Я познакомился с ним еще в 1949 году, мимоходом встретив его на улице в Усть-Цильме. Мне было известно, что у С. Н. Антонова имеется много старопечатных и рукописных книг и что старик до сих пор почитывает некоторые из них. Знакомство с рукописными книгами в Скитской мы решили начать с него. Ф. А. Каликин пошел по другим адресам, а я направился к Сидору Ниловичу Антонову. 

С. Н. Антонов не забыл меня, поздоровался и, узнав о цели моего прихода, повел в свою комнату. Здесь он подвел меня к переднему углу и показал свои древние иконы и книги. Книг у него, действительно, оказалось много, но большинство их составляли издания старообрядческих типографий XVIII века.

Пока я перелистывал страницы рукописных книг, хозяин сходил на чердак и принес оттуда большой берестовый короб, до верху наполненный старинными книгами. Густой слой пыли и мелкие древесные стружки покрывали верх короба. Видно было, что рука Сидора Ниловича давно не касалась его. В коробе больше было рукописей, чем старопечатных книг. Оказалось, что эти рукописи лежали нетронутыми на чердаке дома более двадцати лет.

В разговоре также выяснилось, что у С. Н. Антонова есть еще несколько рукописей, но они находятся далеко, за двести километров от дома, в его рыбачьей избушке. Из них меня заинтересовала тетрадка со «Сказанием о Мамаевом побоище». Я просил С. Н. Антонова дать возможность познакомиться с ней. Старик обещал привезти рукопись оттуда и при первой возможности переслать в Ленинград.

У Антонова мы приобрели 8 рукописных книг XVI—XIX веков, в том числе хороший список Жития протопопа Аввакума, Пролог XVI века, местный Синодик, Историю о взятии Соловецкого монастыря, два сбор¬ника духовных стихов, Повесть о табаке и др.

Рукописными книгами Антонов не дорожил, расстался с ними охотно. Видно было, что многие из них только лежали у него в красном углу для вида, не читал он их давно. Только Житие протопопа Аввакума уступил с условием, чтобы прислали ему печатное издание, да чтобы «буквы были покрупнее». 

В деревне Скитской нашлось еще несколько рукописных книг XVII— XVIII веков. Владельцами их были две древние старушки и семья умершего недавно грамотея. Из книг следует отметить Сборник XVII века, содержащий повесть об осаде Царьграда скифами, апокриф об Иоанне Предтече и другие статьи, исправный список XVIII века Поморских ответов и Синодик сгоревших в 1744 году.

В соседней деревушке Верховской удалось найти Сборник XVII века исторического и литературного содержания (Летописец, Повесть об Акире Премудром, Житие Петра царевича Ордынского и др.) и Триодь 1542 года с ценной записью писца о месте, времени и обстоятельствах написания книги.

Небольшая деревня Верховская, как и следующие за ней, еще меньшие деревеньки Левкинская и Новожиловская, являются выселками из деревни Скитской и возникли в XIX веке. Ныне крестьяне этих трех деревень входят в один колхоз им. К. Е. Ворошилова.

В деревнях Замогильник, Степановская, Чуркинская и Никоновская интересных рукописей не встречалось. Приобретенные рукописные книги содержат нотно-крюковые тексты XVII века и сборники XVIII века духовно-нравственных статей.

В Усть-Цильме я несколько раз слышал, что в деревне Степановской имеется сборник сочинений протопопа Аввакума, но найти его не удалось. В деревне Чуркинской живет один из местных наставников Дмитрий Федорович Чуркин. Мы ожидали найти у него рукописные книги, так как много слышали о его начитанности и любви к старинной книге. Но, как выяснилось, рукописями он не интересуется, хотя знает их, читал в молодости и хорошо отличает от старопечатных изданий, что умеют делать теперь далеко не все такого рода грамотеи на Пижме. У Д. Ф. Чуркина оказались одни служебные старопечатные книги XVII—XVIII веков, которыми он пользуется в своей наставнической практике.

Ф. А. Каликин нашел у Чуркина всего одну рукопись XIX века. Это была Повесть о самосожжении на Пижме в 1744 году. Она лежала за¬бытой хозяином на чердаке дома. Рукопись владелец охотно нам уступил. Уже находясь в селе Замежном, в семи километрах от деревни Чуркинской, мы получили от Д. Ф. Чуркина рукописную Минею XVI века, он разыскал ее в сарае после ухода Ф. А. Каликина и переслал с попутчиком.

В село Замежное мы приехали утром 12 июня, имея на руках несколько адресов местных собирателей рукописной старины. Село Замежное — самый большой населенный пункт здешнего края. Расположенное у излучины реки Пижмы, оно красиво разбросало свои постройки в зеленой кот¬ловине берега. Замежное — административный и культурный центр Пижмы. Еще издали виден флаг над зданием сельсовета, высокая радиомачта у дома культуры и огромное здание неполной средней школы на косогоре у реки.

Замежное до самого последнего времени считалось центром пижемского старообрядчества. После разгрома Великопоженского скита самые истовые и уважаемые на Пижме наставники жили именно здесь. В селе имелось много начетчиков, грамотеев и грамотниц. Правда, Замежное уже давно изменило свой прежний облик. Но наличие здесь в недавнем прошлом старообрядческого центра дает себя чувствовать и сейчас. В селе сохранилось большое количество старопечатных и рукописных книг, имеется несколько наставников и наставниц из стариков и старушек, доживающих свой век.

Встречаются старушки и старички, готовые с жаром вести споры о правости старой веры по сравнению с «никонианской прелестью». Промелькнет еще иногда черная полушалка на дряблых плечах: то «грамотница» спешит читать семнадцатую кафизму по покойнику. Совсем еще недавно жил в Замежном ветхий старичок, переписывавший по заказу каноны, кафизмы и святцы. Есть в Замежном (и не только в нем) и другие уголки, где старый быт скрюченной дряхлой рукой тщетно пытается еще продлить свое существование, но все дальше отступает он под неотразимым напором нового.

Наш домохозяин в Замежном, инвалид Отечественной войны Г. М. Чупров, посоветовал начать поиски рукописных книг с Афанасия Осиповича Осташова. Мне знаком был этот старик еще с 1937 года, когда я приезжал сюда студентом. Я познакомился с ним тогда в Усть-Цильме, а потом мы вместе за один день прошли пятьдесят два километра из Усть-Цильмы в Замежное. В его доме я провел в то время целый вечер, знакомясь с рукописями и старопечатными книгами, но рукописей не купил, так как у студента, приехавшего на Печору на собственный счет, денег было немного. А. О. Осташову полюбилась моя охотничья фляжка, и я выменял на нее сборник XVIII века с сочинениями протопопа Аввакума. Уже тогда Осташову было 64 года; его собрание рукописей и старопечат¬ных книг было самым большим в Замежном.

Афанасия Осиповича я застал за работой в глубине своего огорода. В мягких оленьих туфлях на босу ногу, в синей длинной рубашке, под¬поясанный темным пояском, он с рубанком в руках мастерил оконные рамы для колхоза. Афанасий Осипович слывет лучшим столяром в Замежном «Афонька Оськин», как зовут его по всей Пижме, раньше был одним из авторитетных наставников, слыл большим начетчиком. Сейчас он уже почти отошел от старины. Пижемцы по привычке несут к нему после смерти  родителей  на  сохранение   «досельную  книгу».   Старик  хранит  ее, но уже не читает, разве только иногда заглянет в старопечатные издания, да и то не во все.

Афанасий Осипович не узнал меня. Поговорив с ним немного о рукописях и о здоровье (Осташов жаловался на открывшуюся в боку очень давнюю рану), мы пошли в избу. Сидя рядом со мной на скамье, долго рассказывал он о том, как лет двадцать назад был у него «человек из Москвы» и целый вечер смотрел рукописи и расспрашивал об Аввакуме. «Наверное не жив, надо быть, парень, война-то большая была. У меня вот три  сына  пали  на  войне», — заключил  он  свои  воспоминания.

Мне почему-то было тяжко в этот момент признаться, и я молча сидел за столом, разглядывая старопечатные и рукописные книги. А Афанасий Осипович пододвигал ко мне одну книгу за другой. Некоторые из них были знакомы еще по 1937 году, но встречались и новые, не известные мне.

Я выбрал у Афанасия Осиповича восемь рукописных книг XVI— XIX веков. Среди них были Александрия, XVII века, Стоглав, XIX века; «История о взятии Соловецкого монастыря», XVIII века; Златоуст, XVI века; Сборник старообрядческих стихов и песен, XIX века и другие.

На предложение продать рукописи Институту старик ответил положительно, деньги взял сразу, на прощанье сказал: «Потом приходи, я еще поищу».

Афанасий Осипович действительно выполнил свое обещание. Побывавший у него на следующий день Ф. А. Калинин приобрел еще две рукописные книги: Старообрядческий полемический сборник XVIII века и крюковую рукопись XVII века.

В день отъезда из села я зашел к Афанасию Осиповичу, чтобы проститься. Старик передал мне только что найденную в чулане маленькую рукописную тетрадку XVIII века с «плачами» по Москве. Она отсырела и пахла плесенью. Он только что успел ее прочитать, но никак не мог припомнить, откуда эта интересная рукопись попала в его дом.

Другой заметный хранитель рукописной старины в Замежном — Михаил Семенович Поздеев. Это восьмидесятилетний старик, хорошо сложенный и прекрасно сохранившийся. Лицо его обрамляет большая круглая темная борода. Он всегда смотрит на вас испытующим, недоверчивым взглядом. Поздеев тоже духовный наставник местных староверов: он исповедует, хоронит, крестит детей. В былые годы он много поездил, бывал не раз в Москве и Петрограде, держал постоянные связи со столичными старообрядцами своего поморского согласия, выступал распространителем старообрядческой печатной книги на Печоре. В отличие от Афанасия Осиповича, он более начитан в богословской и полемической литературе, говорит более грамотно. Про него рассказывают на Пижме, что он всю жизнь на книгах просидел.

М. С. Поздеев хорошо знает местную рукописную старину, но о вла¬дельцах рукописей говорит неохотно, видимо, ему не совсем нравится, что рукописи увозятся из Пижмы. Поздеев, пожалуй, главный в Замеж¬ном, кто вершит «духовные дела». Около него всегда вертятся несколько грамотных старушек, помогающих ему в совершении церковных треб.

У М. С. Поздеева оказалось довольно много старопечатных книг XVII—XIX веков, несколько рукописей, в том числе хорошей сохранности рукописная Минея конца XVI в. Минею он нам не уступил, так как «почитывает», но соглашался обменять ее на печатную, если мы пришлем из Ленинграда.

Помимо книг, приобретенных от А. О. Осташова, мы купили в Замеж¬ном еще десять   рукописей XVI—XIX веков.   Сюда относятся   уже упомянутая  жалоба    пижемских    крестьян    на     великопоженцев,     Сборник XVIII   века,  содержащий  рассказ  о  происхождении  двуглавого  орла   на русском гербе,  несколько старообрядческих   стихотворений   XIX   века и другие.

Почти одновременно с поисками рукописей в Замежном мы производили розыски в соседней деревне Загривочной. Загривочная находится в шести километрах от села Замежного в сторону Усть-Цильмы, красиво раскинувшись по обоим берегам Пижмы. Правый берег реки здесь очень высок, и с этой части деревни открывается чудесный лесной вид на десяток километров. В недавнем прошлом в Загривочном было немало любителей старины. У некоторых из них имелись большие собрания рукописных и старопечатных книг. Владелец крупнейшего собрания в деревне Клеон Мартынович Носов поддерживал постоянную связь с московскими собирателями. Но он и один из первых начал содействовать уменьшению рукописной старины на Пижме, занимаясь обменом древних рукописных книг на новейшие издания московских старообрядческих типографий. По рассказам стариков, К. М. Носов кулями отправлял в Москву рукописи и получал взамен сотни печатных книг из типографии Г. К. Горбунова.

В настоящее время рукописных книг в деревне Загривочной сохранилось немного. В семьях бывших любителей и почитателей рукописной старины нам удалось приобрести всего 9 рукописей. Это были два Пролога XVI   века, Житие   Николы   с   прекрасными   миниатюрами   начала XIX     века,  два списка повести  о   12  снах Шахаиши   (Мамера),  сборник духовных стихов середины XIX века и другие.

Наиболее крупным владельцем рукописей и книг сейчас в Загривочной является Иван Ульянович Поташов, семидесятипятилетний старик. Пота-шов отдает предпочтение старопечатным книгам, и рукописей у него не¬много. Старинное скорописное письмо он, как и почти все другие такие грамотеи, читать не умеет. От него мы приобрели Пролог XVI века, лицевое «Житие» Николы и роскошный поморский Октоих XIX века.

16 июня мы приехали в деревню Боровскую. Боровская — последний населенный пункт на Пижме на пути в Усть-Цильму. Кроме нее, нам предстояло обследовать еще небольшую пижемскую деревушку Абрамовскую, в пяти километрах от Боровской, в стороне от тракта.

В Боровской мы намеренно остановились у Феодосии Васильевны Чупровой, так как еще в Усть-Цильме слышали, что она хранит на чердаке своего дома большой сундук, доверху наполненный рукописями и старопечатными книгами. Мы с нетерпением ожидали, когда сундук будет открыт для нас, потому что хорошо знали историю семьи Ф. В. Чупровой.

Муж ее, Тимофей Перфильевич Чупров, был местным наставником, считался грамотеем на всю Пижму, отличался большой приверженностью к старине. В деревне Боровской он вместе со своим двоюродным братом, Тимофеем Семеновичем Чупровым, содержал молельню. Братья Чупровы занимались перепиской рукописей по заказу, были знакомы со многими старообрядцами Москвы, Петербурга и Нижнего-Новгорода. Оба брата умерли давно; Тимофей Перфильевич, кажется, еще в 1914 году. Все книги после них остались у Феодосии Васильевны Чупровой, и она в течение нескольких десятков лет хранила их, не давала зачитывать местным жителям.

Когда мы с Ф. А. Каликиным переступили порог ее дома, мы, признаться, были несколько обеспокоены, позволит ли нам познакомиться с рукописями, а тем более продаст ли их эта суровая по виду женщина, похожая на истовую староверку-начетчицу. Но наши опасения оказались напрасными. Феодосия Васильевна как-то даже заметно обрадовалась, когда узнала, что рукописи, наконец, поступают, по ее выражению, в «надежные руки».

В ее огромном сундуке на чердаке и возле него в двух берестовых коробах мы нашли большое количество старопечатных книг XVII— XVIII  веков и около трех десятков рукописей XVI—XIX веков.

От Ф. В. Чупровой мы приобрели 18 рукописных книг XVI—XIX ве¬ков. «Боровский сундук» составил почти третью часть наших пижемских приобретений. И по содержанию эти рукописи представляли немалый интерес. Здесь имелись: Сборник XVII века исторического содержания (Летописец и др.), Житие инока Епифания, несколько древнерусских повестей (об Акире Премудром, о царевне Персике, о происхождении вина и др.), послание Герасима Фирсова, сборники духовных стихов и песен, старообрядческие стихи и памфлеты («Газета из ада»), сочинения протопопа Аввакума, письма XIX века местных деятелей старообрядчества, сочинения поморских писателей XVIII—XIX веков, местный синодик и многое другое.

У других жителей деревни Боровской ценных рукописных книг мы не встречали.

Поиски рукописного материала в деревне Абрамовской не дали хороших результатов, хотя здесь ранее и имелось несколько известных на Пижме собирателей рукописей. Было приобретено всего две рукописных книги. Но зато в этой деревне мы нашли наиболее старую рукопись из на¬ходок этого года — Псалтырь XV века, написанную красивым архаичным полууставом. Другая рукопись, обнаруженная в Абрамовской, содержит Повесть о самосожжениях на Пижме в 1744 году (список конца XIX века). Она была куплена у местного любителя старины Маркела Маркеловича Чупрова.

Держателями рукописной старины на Пижме, как видно из приведен¬ных примеров, в основном выступают лица старшего поколения, знающие церковно-славянскую грамоту. Пополнение их собраний происходит главным образом путем пожертвований им книг родственниками умерших таких же грамотеев. Только очень немногие из них (С. Н. Антонов и А. О. Осташов) сами занимаются собиранием рукописей. Начитанные в церковно-славянской книге старики и старушки — основные современные хранители рукописной книги на Пижме. Пижма в этом отношении нисколько не отличается от других мест Советского Союза, где еще сбереглись у населения древние рукописные книги и где тоже главными храни¬телями старинной письменности выступают старики.

Однако рукописная книга встречалась нам и в таких семьях, где в прошлом были грамотные люди, а теперь славянскую азбуку не знает никто. В этих домах рукописные книги часто лежали нетронутыми и даже забытыми с тех пор, как умер их владелец.

Независимо от того, у кого хранится рукописная книга в пижемскнх селах, она давно здесь потеряла практическое значение и сберегается больше в силу традиции, из-за уважения к «дедовой памяти», а нередко и просто потому, что лежит десятками лет забытая вместе с другим ненужным домашним имуществом. Только отдельные церковно-служебные рукописи (Псалтырь, служебная Минея, Святцы) XVIII—XIX веков иногда используются старообрядческими начетчиками и наставниками в своей практике. Но и эти лица, насколько нам стало известно, почти всегда отдают предпочтение печатной книге, считая ее более авторитетной и более удобной для пользования.

Немало поэтому иногда приходилось употреблять усилий для того, чтобы напомнить владельцу о забытой им рукописи, заставить принести с поветей заброшенный короб или ящик с книгами.

Бывало так. Приходишь в избу, спрашиваешь хозяйку о рукописях, поясняешь ей, как они выглядят и что могут содержать. Для большей ясности употребляешь все названия, какие ты слышал про эти книги: «письменные и досельные», «славянские», «староверские». Это особенно важно для того, чтобы не принесли, как нередко случалось с нами не раз, старые школьные учебники и современные печатные книги. Хозяйка отвечает, что были такие у деда или бабки, но давно уже их нет в доме: розданы давно «на помин души» покойников грамотным старушкам. На помощь приходят дети хозяйки. Они недавно бегали по чердаку и высмотрели все.

«Мамка! А в бочке какие-то книги славянские лежат?», — говорят ребятишки. Мать посылает за книгами, начинает припоминать другие. На чердаке, в чулане слышится шум отодвигаемых ящиков, сундуков, бочек; в поиски включается весь дом. Тут выясняется, что одну книгу «в лицах» три года назад взяла тетка Дарья. Обычно самый младший из семьи посылается к тетке и приносит оттуда эту рукопись.

А бывает и так. Сидишь, сидишь в избе у хозяйки, ничего нет. Только дошел до соседнего дома, прибегает девочка и смущенно говорит: «Мамка книжку нашла. Велит приходить». Это хозяйка после нашего ухода вспомнила и разыскала рукопись.

Часто случалось и так. Зайдешь раз в дом к пижемцу, — книг нет; придешь к нему же через два дня, — показывает несколько рукописей. Оказывается, на семейном совете установили, что у одного из братьев есть такие книги, и вот принесли их в тот дом, где мы были.

Учитывая все это, мы с Федором Антоновичем старались по нескольку раз заходить к одним и тем же владельцам, но, разумеется, к тем, у которых предполагали наличие рукописного материала.

Другим нашим постоянным правилом было непременно самим подойти к шкафу или побывать на чердаке, в чулане и лично осмотреть место хранения рукописных книг. Это вызывалось тем, что многие владельцы ценность книг определяли по объему, по переплету с застежками, а маленькие грязные тетрадки и отдельные листы, подчас самые ценные из их рукописей, оставляли на месте как «негодящие никуда».

Большинство владельцев уже давно не читали свои рукописи. Старинное скорописное письмо никто из них читать не умеет. Многие держатели рукописного материала не отличают книги старинной печати от рукописей, написанных полууставным письмом, и на этой почве у нас не раз создавались курьезные моменты. К нам, собирателям рукописей, население везде относилось вполне благожелательно, и это значительно облегчало поиски рукописной старины. Нередко рукописные книги отдавались бесплатно, когда узнавалось, что они идут для науки.

Сохранению на Пижме рукописной книги способствовало то, что долго этот край принадлежал к самым отдаленным и глухим уголкам нашей страны. Но главной причиной была особая консервативность местного старообрядчества, вызывавшая большую любовь к старинной культуре и обычаям. Пижемские старообрядцы были наиболее действенными на Печоре после старообрядцев Усть-Цильмы. Длительная приверженность пижемцев к «старой вере» наложила свой отпечаток на общественный быт, одежду, фольклор и т. д. В пижемских деревнях жили понятиями XVII века. Эти признаки глубокой старины держались вплоть до самой Великой Октябрьской социалистической революции. Да и сейчас еще иногда встречаются эти остатки далекого прошлого. 

Имеются, например, еще в пижемских деревнях старички, готовые часами доказывать, что с помощью «древлего благочестия» легче попасть в рай, чем через «никонианскую прелестную щепотную веру». Многие потомки бывших староверов предпочитают и теперь по традиции легкому и удобному платью длинные тяжелые старомодные сарафаны и кофты древнего покроя с огромными рукавами.

17 июня в три часа утра в деревне Боровской мы расставались с гостеприимными пижемцами. Солнце было уже высоко и утренними молодыми лучами ласкало речку, лес и проснувшуюся деревню. Последние клочья тумана оседали на черных стволах прибрежных деревьев. Готовые в путь, мы сидели с Ф.А.Каликиным в лодке и ожидали, пока моторист закончит последние приготовления к отплытию. Проводить нас пришли бригадир колхоза Михаил Елизарович Чупров, внук Феодосии Васильевны Саша и двое ребят школьников, с которыми мы уже успели подружиться за короткое пребывание в деревне. Мы делились с бригадиром своими впечатлениями от поездки, а ребята стояли молча в стороне, и видно было, что им не хотелось с нами расставаться. В самый последний момент к берегу прибежала наша хозяйка с большим свертком бумаги: это она после нашего ухода обнаружила старинную книгу и принесла ее, чтобы нам передать в подарок. Новая находка оказалась печатной Триодью, изданной в старообрядческой типографии в Клинцах в XVIII веке. Чтобы не огорчать владелицу, мы взяли с собой книгу, поблагодарив хозяйку за любезность.

Но вот наша маленькая лодка слегка встрепенулась на воде, послышались учащенные удары мотора, и берег стал плавно отдаляться от нас. Провожающие замахали кепками, руками. Мы, стоя, отвечали им тем же. В лице боровчан мы искренно желали всем пижемцам, трудолюбивому и общительному народу, успеха в труде, в строительстве новой жизни, сердечно благодарили их за сохранение для науки ценных рукописных книг.

* * *

После поездки на Пижму мы два дня провели в Усть-Цильме, проверив указанные нам новые адреса местных владельцев рукописных книг, ко интересных рукописей у них не обнаружили. Но все же мы и на этот раз увозили из Усть-Цильмы две рукописные книги. Одну из них подарила А. Я. Кислякова. Это был интересный сборник середины XIX века местного письма, известный нам уже давно; до сих пор владелица никак не хо¬тела с ним расстаться.15 Другую рукопись о табаке мы нашли также в ранее известном нам собрании Я. Н. Чупрова.

Следующим этапом нашей работы были поиски рукописей в селениях, расположенных по реке Нерице, притоке Печоры. По лесистым красивым берегам этой реки имеются три довольно большие по здешним местам деревни: Нижняя Нерица, Ильинское и Черногорская. Население всех деревень смешанное: русские и коми. В прошлом это был еще более глухой и отсталый край, чем Пижма. Нам казалось, что здесь имелись налицо все условия для сохранения памятников старинной письменности. Мы ехали сюда в полной надежде найти рукописную книгу, но на Нерице не оказалось и следов ее. По всему видно было, что в здешних местах уже в XIX веке исчезла почва для ее сохранности: старообрядцы перевелись, в каждой деревне имелась «никонианская» церковь, книги синодальной и другой церковной печати встречались всюду и давно оттеснили «досельную письменную книгу». Был на Нерице один старик-начетчик, любитель старых книг — Зиновий Бабиков, но он уже много лет живет на замшевом заводе, около Усть-Цильмы. Не желая тратить понапрасну время, мы отказались от поездки в деревню Черногорскую, обследовав лишь две первые, тем более, что путь в нее был не близкий и пришлось бы потерять еще несколько дней.

На обратном пути из Нерицы была обследована маленькая дере¬вушка Мазалино, находящаяся около берега Печоры, неподалеку от устья реки Нерицы. Здесь мы видели несколько служебных рукописей XVIII—XIX веков, не представляющих, однако, научного интереса.

Все оставшиеся дни были употреблены на обследование сел и деревень, расположенных ниже Усть-Цильмы до самого Нарьян-Мара. Недостаток времени не позволил побывать во всех населенных пунктах низовой Печоры. Пришлось их брать выборочно, с учетом возможности рукописных находок. Поэтому мы останавливались по преимуществу в местах, связанных в прошлом с очагами старообрядчества. Однако мы посетили и те села, в которых никогда не было старообрядцев.

Рукописная традиция на низовой Печоре начала затухать давно, значительно раньше, чем в Усть-Цильме, на Пижме и Цильме. Старообрядчество здесь, по выражению устьцилемцев, «давно расшаталось», и потому в низовых селах не имелось тех условий, какие способствовали сохранению рукописной традиции в старообрядческих селах Пижмы, Цильмы и в селе Усть-Цильме.

Все же мы с Ф. А. Каликиным побывали в девятнадцати населенных пунктах низовой Печоры, не считая двух нерицких сел, производили поиски рукописей и в самом Нарьян-Маре. Мы посетили следующие пункты Усть-Цилемского района и Ненецкого национального округа: села Андига, Бедовое, Новый Бор, Оксино, Росьвино, Тельвиски; деревни Абрамовка, Екуши, Ермица, Захребетная, Калюши, Качгорт, Кармановка, Климовка, Марьица, Мыза, На бору, Угольная и Уег.

Нельзя сказать, чтобы в низовьях Печоры совсем не было видно рукописных книг: нам их встретилось там около трех десятков. Но в своем большинстве это были церковно-служебные рукописи XVIII—XIX веков и притом такие, которые и теперь иногда находят еще применение в прак¬тике старообрядцев беспоповцев (чин исповеди, 17 кафизма, чин крещения и т. п.). Изредка попадались случайно сохранившиеся и мало интересные старообрядческие полемические сочинения.

Наибольшее количество рукописных книг встретилось в селениях, входящих ныне в городскую черту Нарьян-Мара (деревни Калюши, Угольная, Качгорт и др.). Но держателями рукописей здесь были не коренные местные жители, а недавние выходцы из Усть-Цильмы и пижемских и цилемских деревень.

На низовой Печоре мы приобрели всего семь рукописных книг XVIII— XIX веков. Они не выделяются и по содержанию: «История о взятии Соловецкого монастыря», XVIII века, сборник старообрядческих стихов и песен, XIX века, послание неизвестного автора XVIII века о пользе перехода в староверчество, написанное под сильным влиянием стиля посланий протопопа Аввакума, и другие.

Пребывание на Пижме, Нерице и в селениях низовой Печоры еще раз наглядно показало, что искать рукописные материалы следует по преимуществу  в  местах,   некогда   связанных  с  очагами   старообрядчества.    Его интерес к старине способствовал бережному отношению к «досельной письменной» книге, а в нее заносились нередко ценнейшие памятники древнерусской литературы.