В июле 1837 года в Сухиничи с секретным предписанием приехал уголовных дел стряпчий Федор Васильев. Его высокоблагородию поручено было провести дознание о «незаконных поступках» Щепетова, и главной опорой ему в этом деле стали местные священники.

Васильев обратился к батюшкам близлежащих сел: пусть соберут «сведения», как ведут себя старообрядцы, в каких отношениях они со Щепетовым. Посыпался целый бумажный дождь. Обнаруживались новые «преступления» Щепетова, вспоминались старые... Следственная машина заработала, завертела колесами.

Стряпчий объездил все окрестные села и деревеньки, собирал показания с крестьян: кто где крещен, куда ходит молиться. Многих после его визитов заставили присоединяться к синодальному православию. Упорных везли в консисторию на увещание. Самых упорных ловили с помощью полиции…

Но пришел ли человек в церковь сам из страха быть наказанным или его привел туда становой пристав - не имеет значения. Если таинство совершается против желания, то присоединения не происходит. Благодать Святаго Духа не может снизойти на человека, который сам того не хочет. Бога нельзя заставить подчиняться указам духовных консисторий и судов. Насильственный обряд не считается действительным. Это глумление над обрядом. Все, что говорил закон о непринуждении и «апостольской проповеди», было в реальной жизни пустой декларацией…

Очень долго и очень упорно отстаивал свое право на духовную свободу богатый сухиничский крестьянин-старообрядец Осип Денисович Зайцев. Жену он взял из семьи, где исповедовали синодальное православие. Венчались молодые году в 1822-м в приходской сухиничской церкви, чтобы брак зарегистрировать документально. Потом они забыли туда дорогу. Впрочем, жена Зайцева четырнадцать лет не решалась присоединиться к старообрядчеству. Когда в Перновичах поселился и стал служить Яков Щепетов, Зайцев крестил у него детей. Сухиничский приходской священник Григорий Богданов сочинил на Зайцева «рапорт».

Вскоре Осип Денисович узнал, что его детей решено присоединить к синодальному православию, как «уклонившихся в раскол». По тогдашнему закону несовершеннолетних в консисторию увещать не отправляли, а без всяких церемоний вели в приходскую церковь.

Но у Зайцева была не заячья душа. Он не отдал сыновей. Напрасно сухиничский благочинный Богданов присылал за ними своего пономаря.

Дело затянулось на несколько лет.

Городовая ратуша (орган сословного городского управления) и козельский уездный суд донесли в губернское правление, что Осип Зайцев «несмотря ни на какие распоряжения правительства детей своих для присоединения к Св. Церкви не отпустил и присоединить их не соглашается» (29). Оба рапорта написаны были в один день - 25 августа 1842 года, и как под копирку, почти слово в слово. Чиновники действовали сообща.

19 октября губернское правление предписало надзирателю Сухиничей (чиновник городской полиции, к тюрьмам отношения не имеет), чтобы он Осипа Зайцева «строгими мерами понудил к отсылке малолетних детей своих к благочинному... священнику Богданову» (30). Спустя примерно месяц сухиничский надзиратель беседовал со старшим сыном Зайцева - Афанасием. Мальчику было в ту пору около десяти с половиной лет. Пришедший затем к Богданову «сей малолетний, замечательно наставленный отцом, объявил ему, благочинному, что в церковь не пойдет» (31).

Обо всем случившемся Богданов донес в ратушу. Когда же там обсуждали его донесение, явился Зайцев и потребовал прекратить домогательства (32). Наивный, он полагал, что это зависит от ратуши... Однако этот его поступок примечателен. Это уже открытый протест, контратака. И надо было поднять голову, чтобы на это решиться.

16 марта 1843 года консистория сообщила в губернское правление, что Богданов «употреблял все меры» для присоединения детей Зайцева - Афанасия и Акима (этому мальчику было тогда около шести лет). Однако Осип Денисович ни в какую - «упорствует» и «не повинуется» (33).

Насильственное присоединение братьев затянулось на целых десять лет, завязло в бумажной канители. Только одну дочь Зайцева - Евдокию - крестили-таки. Девочка родилась в 1842 году и тогда же, в августе, умерла...

С купцом, конечно, было сложно воевать.. Он мог прийти в ратушу и стукнуть по столу кулаком. С простыми же людьми дело обстояло проще. Кто не мог сопротивляться, скрепя сердце принимал синодский обряд, кто мог - придумывал разные увертки. Самым распространенным способом была своеобразная эмиграция: крестьянин оформлял паспорт и куда-нибудь уезжал на заработки, там, на чужой стороне, пережидал, когда уляжется буря.

Но буря настигала, даже спустя годы.

Сухиничанин Фома Туманов никуда не поехал.

Непростое было положение в семье Тумановых. Жили под одной крышей, имели детей. Муж ходил в старообрядческую моленную, жена - в приходскую церковь. И каждый упорно держался своего. Вот что Анна Туманова говорила на допросе в 1837 году:

«Я до сего времени исповедую православную веру. Венчана в приходской села Сухинич церкви, на исповеди и у святого причастия бываю ежегодно у приходского священника Григория. Муж мой держится раскольнической секты, ходит в перновичскую старообрядческую часовню. Во время супружества моего я прижила от мужа дочерей Екатерину, Аграфену и Авдотью... Последняя, родившаяся в прошлом 1836 году, крещена... Иаковом Гавриловым, а я молитву отрешительную принимала от приходского священника Григория» (34).

Подвела Анна Герасимовна мужа под монастырь. Власти стали разбираться, как это младшая дочь Тумановых оказалась в старообрядческой купели. Выяснилось, что по инициативе Фомы Афанасьевича.

Туманов ничего не отрицал.

В 1839 году комитет российских министров постановил посадить Туманова в тюрьму на две недели. Когда Фома Афанасьевич в 1840-м году их благополучно отсидел, с него взяли подписку, чтобы он, старообрядец, воспитывал детей в духе синодального православия (35).

Затаскали по консисторским кабинетам, но так ничего и не добились от крестьянки деревни Селиваново Аксиньи Алексеевны Селичкиной (иногда в документах встречается - Семичкиной). Ее вместе с дочерьми Настасьей и Матреной выслали в Калугу на увещание осенью 1842 года. Однако они (и еще три женщины с ними) оттуда, «не давши надлежащих показаний, отлучились» (36). Сбежали, проще говоря.

Зимой 1844 года Селичкину арестовали и привезли в консисторию вновь. Крестьянка успела к тому времени спрятать одну из дочерей в стародубских слободах и не призналась на допросах, где именно. Перейти в синодальное православие она не согласилась. Отправили ее тогда в губернское правление, пусть там решают, как с ней поступить.

Не дожидаясь, что там надумают, Селичкина уехала домой. Но сколь веревочка не вейся...

В марте 1844 года Аксинья Алексеевна и ее дочь Матрена в который раз оказались за консисторским порогом. Матрена заявила на увещании, что «хотя крещена в православной хотеновской церкви, но обратиться паки к оной по приверженности своей к расколу не согласна» (37). Мать ее тоже осталась непреклонной.

Старообрядок препроводили в губернское правление. Гражданские власти сделали им «внушение» и взяли расписку, чтобы женщины не мешали домашним, также числящимся в господствующем православии, «исполнять церковные обряды». Селичкины дали подписку. Было это 17 марта 1844 года. Длившееся почти полтора года преследование закончилось.

В одной деревне с Селичкиными жили муж и жена - Михаил и Лукерья. Когда селивановских старообрядцев стали притеснять, Михаил уехал на заработки. Жена его была беременна и отправить ее на увещание было нельзя. Как только родила Лукерья и вернулся муж, арестовали их обоих - да в консисторию. Было это в феврале 1843 года.

Увещание шло два дня. Епископ Калужский и Боровский Николай лично уговаривал супругов оставить старую веру. Молодые люди отказались, объясняя нежелание просто: нет благословения родителей (38).

18 февраля отец Михаила - Семен Савельевич - подал на имя калужского гражданского губернатора прошение освободить сына и невестку из консистории. «Исповедую с давних времен греко-российскую по старому обряду веру, которую исполняю по долгу христианскому во всей силе», - писал Семен Савельевич и рассказывал, что его семья подвергается притеснениям со стороны приходского священника Василия Королева, а в консисторию сына с невесткой отправили, ничего не объяснив, не разъяснив, а это - нарушение закона (39).

Из консистории Михаила и Лукерью отправили в губернское правление. Как поступило с ними гражданское начальство, сведений нет. Очевидно, так же, как и с Селичкиными - потребовали подписки да отпустили.

Весь 1842 год караулили гражданские и духовные власти хотеновского старообрядца Андрея Осипова. Тоже уехал на заработки - и привет. Мужик он был молодой - только тридцать стукнуло... Наконец, нажали на отца. Тот рассказал, что сын живет в Орле без паспорта у местного купца. Стали искать там. И нашли. 7 сентября 1843 года Андрей Осипов был «выслан» козельским земским судом в консисторию. На увещании он поведал, что официально крещен в местной хотеновской церкви, в ней же двенадцать лет назад венчался. Но на исповеди и у святого причастия от рождения своего, как в хотеновской, так и в других синодских церквях никогда не бывал.

Предвидя, наверное, что рано или поздно будет схвачен, Осипов то ли в самом деле сходил на исповедь в орловский единоверческий храм, то ли раздобыл каким-то способом свидетельство, что был там на исповеди. Дело в том, что тогдашний закон разрешал упрятать человека в монастырь на несколько месяцев, если он не бывает на исповеди. Документ этот Осипов представил консистории. Но между старой верой и синодальным православием все равно пришлось делать выбор. Осипов согласился быть в господствующем православии. Его отпустили. Хотеновскому священнику Королеву предписали указом, чтобы присоединил Осипова и об исполнении донес.

И Королев донес... что Осипов еще до того, как принесли ему указ, оформил в волостном правлении документы и «удалился 21 октября в Орел» (40).

Ничего не оставалось, как просить помощи у губернского правления. Духовное ведомство советовало гражданским чиновникам предписать хотеновскому волостному правлению не выдавать паспорта Осипову, пока к Королеву не явится, а козельскому земскому суду - наблюдать, чтобы Осипов к церкви присоединился.

В начале января 1844 года земский суд Козельского уезда донес, что Андрей Осипов в селе не появился и находится неизвестно где с просроченными документами.

Нашли Осипова опять же в Орле. Его там арестовала городская полиция и препроводила в козельский земский суд. Оттуда старообрядца повезли в родное село Хотень.

Сохранилось письмо священника Афанасия Королева становому приставу Оглоблину. Батюшка сообщал: «...Присланный ко мне села Хотени крестьянин Андрей Осипов по явке его на место жительства сего февраля 13 дня мною... по чиноположению присоединен к православию» (41). «Присланный» - это не «пришедший по собственной воле», не «явившийся сам»...

Десять лет минуло, однако помнили в консистории, что в маленьком городке Сухиничи есть еще две души, два крещеных Щепетовым человека, два брата. Сильна была консисторская хватка, много требовалось терпения и расчета, чтобы дождаться удобного времени для нового удара. 8 декабря 1852 года консистория обратилась в губернское правление с секретным письмом. Излагая события 1842-1843 годов, духовное ведомство просило организовать высылку братьев, поскольку они достигли совершеннолетия. «Не благоугодно ли будет... чрез кого следует вытребовать их для увещания, и, может быть, они, быв отлучены от своего упорного и своенравного родителя, согласятся присоединиться к православной церкви», - говорилось в письме (42). Духовная власть была более озабочена исполнением постановления высших светских властей - комитета министров, чем местная гражданская.

В декабре 1853 года в узком коридоре консистории появились два молодых человека. Одному было двадцать лет, другому семнадцать. Но без толку потратили на них время. Афанасий и Аким Зайцевы отказались присоединиться к синодальному православию, их отправили в губернское правление.

Светским чиновникам в отличие от духовных большого дела до братьев не нашлось. Правление решило со своей больной головы перевалить Зайцевых на «здоровую» голову козельского уездного суда и на том поставить точку.

Суд братьев тоже не переубедил. Беда пришла с другой стороны. Совсем негаданно.

В октябре 1854 года был обнародован царский указ, который требовал от купцов-старообрядцев справку о принадлежности к синодальной церкви при объявлении ими гильдейских капиталов. Для тех, кто не желал изменить вере, это означало потерю всех сословных привилегий. Купец Осип Зайцев оказался перед тяжелым выбором. В Сухиничах началось тогда сильное движение за создание единоверческого прихода. Его поддерживали в основном зажиточные горожане, поскольку указ больнее всего бил по ним. Богатые старообрядцы всегда легче шли на компромиссы и не занимали крайних радикальных позиций - им было что терять. Зайцев выбрал единоверие, тем более что, как предполагалось, священник тайно присоединится к старообрядчеству. Да и преследования его детей продолжались.

Третьего декабря 1855 года сухиничский надзиратель препроводил в консисторию дочь Осипа Зайцева Парасковию. Кстати, его семья за минувшие десять с лишним лет увеличилась. Появился на свет еще мальчик Михаил. Подрастала дочь Агриппина. Ей уже было двенадцать лет (43).

12 и 13 декабря одиннадцатилетнюю Парасковию увещали. Сам епископ уговаривал... Разорвать семью не получилось. Парасковия заявила, что вместе с отцом желает стать единоверкой, но к синодальному православию присоединяться не будет. Хотя девочка числилась крещенной в приходской церкви и не могла быть переведена в единоверие, в феврале 1856 года консистория вынесла вердикт: «Оставить все это семейство без преследования за раскол и дальнейшей ответственности не подвергать». Осипа Зайцева включили в списки единоверцев.

Прошло несколько лет, единоверие в Сухиничах развалилось (44). Среди последних единоверцев, кто желал бы вновь «пребывать на прежних старообрядческих правах», был и Осип Денисович Зайцев (45). Все вернулось на круги своя... Последнее упоминание о купце, что удалось отыскать, относится к 1865 году (46). Было тогда Зайцеву около 73 лет.

Ровно тридцать лет спустя, когда в городе сгорела одна из моленных, часть старообрядцев ходатайствовала о разрешении построить новую. Среди поставивших подписи под прошениями встретил я имя Афанасия Осиповича Зайцева. Последнее о нем упоминание попалось в документах 1900 года (47). Если в ноябре 1842-го было ему десять с половиной лет, то родился Афанасий Осипович где-то в мае 1832-го. Может, второго мая - на Афанасия Великого. В 1900-м ему, стало быть, исполнилось 68. Отца догонял.

Вот и все, что знаю я о Зайцевых.

История этой семьи обращает на себя внимание обоюдным упорством, остротой борьбы. Причем духовным властям достаточно было, чтобы Зайцевы хотя б на бумаге числились, что принадлежат к господствующей церкви, а в семье сухиничского купца вера понималась как одна из основ жизни. Потому Зайцевы в конце концов и выстояли. А консисторские старания были обречены.

Как все заканчивалось

Упорство и запирательства Щепетова только оттягивали расправу. В 1839 году комитет министров предписал калужскому гражданскому губернатору арестовать отца Иакова и выслать на родину (48). Тогда старообрядческих священников хватали повсюду, и судьба Щепетова типична для того времени.

В августе 1839 года губернатор направил козельскому уездному исправнику секретный приказ: «Предписываю вашему Высокоблагородию по получении сего без всякой огласки взять проживающего в дер. Перновичах старообрядческого священника Якова Гаврилова Щепетова и отправить за благонадежным присмотром в г.Калугу, где приказать сдать его в губернское правление и мне в то же время донести» (49).

Губернатор посчитал необходимым припугнуть исправника: «Малейшее отступление от смысла сего предписания или (чего я, впрочем, не ожидаю) преждевременное оглашение кому-либо онаго подвергнет Вас неминуемой ответственности по всей строгости законов» (50). Это неспроста: исправник мог выгодно продать информацию о намечающемся аресте, если бы захотел.

Приехала в Перновичи полиция, Щепетова нет: гостит у дочери в Белевском уезде. Установили за его возвращением наблюдение.

Исправник донес обо всем губернатору и получил суровое повеление: «Предписываю Вам немедленно принять самые строгие и деятельные меры к отысканию старообрядческого попа Якова Гаврилова Щепетова, не довольствуясь одним только наблюдением за его прибытием... По отысканию отправить за караулом в губернское правление». И опять: «Причем не излишним считаю присовокупить, что ежели Яков Щепетов скроется, то я отнесу это к Вашему безделию. Вы подвергнете себя неминуемой ответственности по всей строгости законов» (51).

Вскоре Яков Гаврилович был взят под стражу и отправлен в Калугу. 22 сентября священника увезли оттуда в Тулу (52). На этом обрываются все ниточки. Тульский госархив ответил мне на запрос, что не располагает выявленными сведениями о Щепетове.

По тогдашнему законодательству арестованных старообрядческих священников исключали из духовного сословия (обычно они становились потом мещанами). Щепетову могли запретить жить в Калужской и Тульской губерниях (тем более священствовать), и, дав подписку, что припишется в другое сословие, он должен был бы отправиться из Тулы на все четыре стороны. Если, конечно, не умер, пока там с ним разбирались...

Я заканчиваю очерк накануне Рождества. В окно видно, как валит сильный снег. Я представляю засыпанные им торговые ряды в Сухиничах, запорошенные городские улицы, белые деревья в сугробах. Завалены снегом палисадники на улице, вдоль которой уводили в НКВД Илию Шелепова, служившего в Сухиничах спустя сто лет после ареста Щепетова. Снег на голых деревьях, на проводах, на заборах искрится, блестит.

В Сухиничах уже нет старообрядческого прихода. Причин много, в том числе и гонения двадцатого века, выбивавшие лучших прихожан и священников. Я думаю о том, что сейчас старообрядчество прозябает (в старинном смысле этого слова) - как плодородное поле под слоем такого же глубокого снега, прозябает, как то живительное зерно, которое должно быть посеяно, чтобы потом взойти. Путем прозябшего зерна должно пройти старообрядчество. Этим путем следовало бы пройти всему русскому народу.

Примечания

1.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.23, Л.56.

2.ГАКО. Ф.62. Оп.1. Д.1811. Л.1 (встречаются указания, что моленная была построена в 1818 году).

3.ГАКО. Ф.32. Оп.19. Д.1310. Л.1об.

4.Там же.

5.ГАКО. Ф.62. Оп.1. Д.2050. Л.3.

6.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.23. Лл.23 - 24; Ф.439. Оп.1. Д.1941. Л.55об.

7.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.23. Л.24.

8.Аксаков И.С. Письма к родным. М. Наука. 1988. С. 177.

9.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.23. Лл. 53 - 53об. (описание моленной).

10.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1941. Лл.59 - 60.

11.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1942. Л.239.

12.Россия. Законы и постановления. Свод законов. 1832. Т. 14. Часть четвертая, свод уставов благочиния. С. 14.

13.Там же. С.12.

14.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1942. Л.191об.

15.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1941. Л.163.

16.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1942. Л.165; то же - Л.191об.

17.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1941. Л.5.

18.Там же. Л.63об.

19.Там же.

20.ГАКО. Ф.439 Оп.1. Д.1942. Л.199.

21.Там же. Л.200.

22.Там же.

23.Там же. Л.228.

24.Там же. Л.74.

25.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1941. Л.150.

26.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.76. Л.20 - 20об, Л.24.

27.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1941. Лл.165 - 165об.

28.Там же. Л.194; ГАКО, Ф.62. Оп.19. Д.76, Л.102об.

29.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.76. Л.24об.

30.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1941. Л.207.

31.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.76. Л.91.

32.Там же. Лл.91-91об.

33.Там же. Лл.137 - 137об.

34.ГАКО. Ф.439. Оп.1. Д.1942. Л.46.

35.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.23. Л 1 -1об; там же - Лл.121 - 121об.

36.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.76. Л.114.

37.Там же. Л.202об.

38.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.23. Л.159 - 159об.

39.Там же. Л.162 - 162об.

40.Там же. Л.189об.

41.Там же. Л.194.

42.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.591. Лл. 1 - 2.

43.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.693 (в деле есть сведения о составе семьи Зайцева).

44.Об истории сухиничского единоверия см. нижеследующий очерк.

45.Марков С. Сухиничские единоверцы. Калуга.1885. С.23.

46.Там же.

47.ГАКО. Ф.62. Оп.6. Д.1618. Л.34.

48.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.23. Л.1.

49.Там же. Л.4.

50.Там же.

51.Там же. Л.6.

52.Там же. Л.18.