1842 год

Георгий (Егор) Моисеевич Розанов

Служил в калужской церкви Козьмы и Дамиана, был определен за что-то в Пафнутьев-Боровский монастырь, откуда и бежал. Жил потом при фабрике купца Пешкова в местечке Орлово Московской губернии. Иногда приезжал оттуда в Боровск к тамошним старообрядцам. Подробных сведений нет.

Тихомиров И. Раскол в пределах Калужской епархии. Калуга. 1900. С. 55.

1843 год

Фома Ильин

Служил в селе Каменка Козельского уезда (ныне Сухиничского района). Имел большой священнический стаж. Имя отца Фомы упоминается в церковных документах за 1819 год. Тогда он также служил в Каменке.

Подробные сведения не открыты.

Список «ПКЕВ»

1857 год

Петр Диаконов

Служил в селе Столпове Перемышльского уезда. Судя по фамилии, был из диаконовских сыновей.

Известно, что, уволившись за штат, священник бежал на Стародубье и в октябре 1858 года был арестован. Следствие по обвинению Диаконова в совершении треб для старообрядцев вел черниговский городовой магистрат, однако ничего доказать не смог.

В 1859 году отца Петра привезли под конвоем двух жандармов в Калугу. 3 июня перед ним открылись двери архиерейского дома. Что было после, когда Петр Диаконов вошел в них, сведений нет. Это, собственно, и все, что о священнике известно.

ГАКО. Ф.32. Оп.1. Д. 585.

Список «ПКЕВ».

1858 год

Василий Георгиевский

Однажды в начале ноября 1858 года посетила мещовский Георгиевский монастырь, где жил отец Василий, неизвестная пожилая женщина. Разыскав священника, она передала ему какое-то письмо. Прочитав его, батюшка ушел в город. Кто была эта женщина и что делал отец Василий в Мещовске, осталось для монахов тайной.

Впрочем, Василий Георгиевский (фамилия у него была та же, что и название монастыря, что, впрочем, священника с ним нисколько не связывало) потом рассказал, что старушка эта приехала к нему из Серпейска, а письмо велел передать один важный столоначальник. И уже после того, как отец Василий бежал из монастыря, его духовник иеромонах Израиль показал, что Георгиевский говорил ему незадолго до отлучки, будто бы «какая-то генеральша Нарышкина» хлопочет о переводе его в Томскую епархию. Даже денег ему приискала. И по такому случаю он, отец Василий, намерен был вскоре отправиться в Калугу.

Василий Георгиевский казался многим монахам странным. Внешность у него была обыкновенная: смугловатое лицо с маленькими рябинками, серые глаза, недлинные темно-русые волосы и такая же борода. А вот характер многих отталкивал. Человек малообщительный, отец Василий казался угрюмым, ни с кем не дружил и откровенничать не любил.

10 ноября в три часа пополудни в монастырские ворота въехала подвода, запряженная тройкой лошадей. Кучер остановил возле крыльца деревянного братского корпуса. Отец Василий вышел к подводе, перекинулся о чем-то несколькими словами с управлявшим лошадьми человеком. Затем ушел прочь. Кучер остался ждать.

Кто-то из монахов спросил Георгиевского, не собирается ли он уезжать. Отец Василий ответил, что ему нужно к преосвященному. Все дела с переводом в Сибирь... Поскольку настоятеля в тот день в монастыре не было, Георгиевский направился к казначею, который замещал игумена.

- Отче, прости Христа ради... Дозволь отлучиться мне в Калугу, ко владыке.

Но казначей замотал головой.

- Без отца настоятеля не имею права...

Опечаленный, Георгиевский вышел во двор.

Между тем над унылыми ноябрьскими деревами и мокрыми маковками монастырских храмов поплыл в непроницаемое осеннее небо звонкий благовест к вечерне. Монахи, один за другим покидая кельи, потянулись к храму на службу. Отец Василий обвел глазами угрюмый монастырский двор, устеленный листвой, церкви, фигурки братьев, которые в своих черных одеяниях походили на ворон... Георгиевский понял: если сейчас не уедет, то никогда не уедет. Бежать было велением души. Он сам хотел вырваться отсюда. Он самому епископу, который не отпустил его в Москву, пообещал однажды, что когда-нибудь и без его разрешения «махнет куда подальше». Так и сказал, в лицо.

Отец Василий направился к тройке. Загремев коваными ободами скрипучих колес, подвода покинула монастырь на виду у всей братии.

Свой побег отец Василий задумал давно. Бывая в Калуге, он завел знакомства с людьми, которые могли бы свести его со старообрядцами, нуждающимися в священнике. К сожалению, ничего не известно о домонастырском периоде жизни Георгиевского. А ведь в 1858 году отцу Василию было уже 35 лет. Возраст, когда уже кое-что изведано, пройдено, испытано и еще многое впереди, а молодость придает сил. Ничего мы не знаем и о жене Георгиевского, о том, как, почему поселился он при монастыре. Не исключено, что он рано овдовел.

Бросить монастырь Георгиевский готовился еще летом. Некий коллежский секретарь Предтеченский свел его со знакомым нам мещанином Дегтевым, который и сообщил сибирским старообрядцам об отце Василии. Георгиевский и Дегтев переписывались. Может, именно от Василия Кирилловича и привезла неизвестная женщина в монастырь письмо, получив которое, Георгиевский вскоре покинул стены обители.

План побега удался в точности.

В Калуге отец Василий остановился у Предтеченского. Был он старообрядцем или нет, Бог весть (впрочем, семинарская фамилия говорит за то, что не был), однако летом Георгиевский ночевал у него, а значит, поддерживал достаточно близкие отношения с этим человеком и был уверен в нем, решаясь бежать. Возможно, Предтеченский перешел в мещанство из духовного сословия и Георгиевский мог быть давно с ним знаком.

На следующий день жена Предтеченского направилась к Дегтевым.

Вскоре к отцу Василию пришли Александра Евдокимовна Дегтева и неизвестный крестьянин в простом суконном армяке, со стриженной макушкой и светло-русой бородой. Этот крестьянин рассчитался с извозчиком. Предтеченским тоже денег дал. Через полчаса он удалился. После него ушла спустя один час и Дегтева.

Неизвестный крестьянин явился к Предтеченским на следующий день снова. Он принес для отца Василия полушубок и крестьянскую шапку. Георгиевский переоделся. Тулуп, в котором он бежал из монастыря, отдал кучеру, что привез его в Калугу. Потом стали прощаться. Отец Василий отдал Предтеченским пятьдесят рублей. В последнем этом разговоре случайно обмолвился, что теперь направляется в Иркутскую губернию, «а в какой город или селение, того не сказал».

Рождество и Крещение встречал отец Василий вместе с двумя своими спутниками - крестьянами-старообрядцами из Сибири - в изнурительной дороге. Холод - полбеды. Беда - погоня. Всюду приходилось торопиться. Порою, чтобы не задерживаться на ямщицких станциях, беглецы накидывали кучерам лишний целковый сверх договоренного. И ехали. Властям уже были известны, хоть и в общих чертах, приметы увозивших Георгиевского людей: лет обоим по пятидесяти, волосы седые, с бородами, одеты в дубленые полушубки и армяки.

Калужское губернское начальство предприняло все, чтобы схватить Георгиевского и увезших его. Однако усилия эти не дали результатов. Проведя в пути два месяца, отец Василий благополучно прибыл в село Бичуру Верхнеудинского уезда Иркутской губернии. Было это 16 января 1859 года.

Однако пастырское служение отца Василия было недолгим. Второго февраля Георгиевского арестовали и отправили в Иркутскую духовную консисторию. За две недели, что провел священник в Бичуре, он успел окрестить около 70 младенцев, обвенчал 30 пар, дважды освящал воду. Других треб не исполнял.

Более сведений о Георгиевском обнаружить не удалось.

О трех старообрядческих священниках из Бичуры рассказал в 1869 году в апрельском номере «Отечественных записок» Сергей Максимов. Первый в 1812 году был арестован - пишет Максимов. И ошибается. Было лишь распоряжение о его аресте, но священник этот, Иоанн Петров, умер, так и не попав в руки властей. Старообрядцы понимали: чтобы сохраниться как общность, нужно сберечь основы духовного уклада, поэтому стали искать другого священника. Он появился здесь в 1840-х годах, жил, прячась в горах. Когда слух о нем дошел до властей, в село прислали отряд солдат. Узнать, где скрывается священник, удалось только после того, как нескольких «главнейших» старообрядцев поставили перед взведенными ружьями, угрожая расстрелом.

В 1850 году, как сообщает Сергей Максимов, в Бичуре появился третий священник, из Калуги. Имя его он не указывает. Да и год путает. Ни в Калуге, ни в Калужской губернии никто тогда, по нашим данным, не бросал прихода. Идет ли речь о Василии Георгиевском, предстоит доказать, подняв документы Иркутских архивов. Но кажется сомнительным, чтобы сразу два священника бежали из Калуги в одно и то же место, за тысячи верст.

С третьим, калужским, священником произошло вот что. Его схватили благодаря доносу, подкараулив у дороги. Связали. Местный чиновник повез арестованного в Бичуру, впереди поскакал один из его провожатых, который все рассказал старообрядцам. «Когда сам заседатель показался в тарантасе на улице, несколько сотен народа бросились на него, вытащили вон из экипажа и, тащя по улице, били, лупили, насмехались над ним разными способами. Приведя заседателя в избу и угрожая ему смертью, они вымогли у него приказ отпустить попа. Сторож, видя приказ написанным дрожащею рукою, не хотел попа отдать. После этого все опять накинулись на заседателя, но на этот раз один из стариков оборонил его. Заседатель написал второй приказ, по которому попа освободили, но самого заседателя староверы заперли в склепе». Потом в село приехало из Иркутска какое-то высокое начальство, и после переговоров несчастного заседателя выпустили. Священник был арестован вновь и заключен в Иркутский монастырь. Виновных бунта наказали. Но подробности бичурского дела еще предстоит выявить, уточнять - оно ждет своего исследователя.

Пересказывая бичурские события, Максимов делал простой вывод: религиозные преследования не меняют мировоззрений. «В 1860 году староверы эти говорили нам: «Нам без попа стало опять жить неможно; опять попа надо выписывать, а над прежним попом твори Бог волю Свою». Воля эта пока нам не открыта. Более о Георгиевском сведений обнаружить не удалось.

На нынешней карте России нет уездного городка Верхнеудинска. В 1934-м он переименован в Улан-Удэ. А поселок Бичура называется так и сейчас. В атласах он обозначен тоненьким кружочком, который говорит, что в поселке проживает менее десяти тысяч человек. Километрах в шестидесяти - шестидесяти пяти от Бичуры проходит монгольская граница.

ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.1254,

ГАКО. Ф.32. Оп.13. Д.486.

1859 год

Димитрий Иосифович Беляев

Лихвинский священник Димитрий Беляев от старообрядчества не отрекался.

Его заставила переосмыслить жизнь церковная казенщина, равнодушное отношение начальства к его судьбе. Он ощущал себя ненужным и не хотел с этим мириться.

...2 ноября 1882 года унтер-офицер Максимов шагал по Бронницкому полустанку Московско-Рязанской железной дороги. Видит: какой-то человек в тулупе подозрительно от него отвернулся, спрятав лицо воротником. Максимов вперед: кто такой, какого звания. А тот ему девяносто рублей - только не трогай.

Максимов повертел головой и взял.

Подошел поезд. Человек в тулупе сел в вагон. Унтер-офицер в другой. Следит. Неподкупный и верный долгу был он человек. И в Москве на вокзале арестовал неизвестного. В полиции тулуп назвал себя: Димитрий Беляев, бывший священник Калужской епархии. В 1857 году был уволен за штат от соборной города Лихвина церкви. Подавал прошения о переводе в другое место. Но все они оставались безрезультатными. В 1859-м овдовевшего отца Димитрия определили в Пафнутьев-Боровский монастырь. Тут он провел всего один месяц и 30 июля сбежал к старообрядцам-противоокружникам. Даже обедни не достоял. Вызвали его к ограде двое мужиков, прямо оттуда с ними и уехал он в Тулу. Имен этих людей отец Димитрий на допросе не назвал. Не помню, дескать.

Так началась его бродячая - в полном смысле этого слова - жизнь.

Ходили слухи, что отец Димитрий поселился в Москве. Епископ Калужский Григорий лично просил столичного генерал-губернатора принять меры по розыску священника, но они ничего не дали. В 1864 году пришло владыке письмо. Там сообщалось, что Беляев служит в селе Коломенском и на вечерне в Богоявление будет освящать воду в моленной у местного крестьянина Ивана Зимина. Под письмом стояла подпись коломенского старообрядческого священника Василия Бухарова, но что именно он донес на Беляева, еще нужно доказать.

Отец Димитрий к Зимину не приехал. Может, был заранее предупрежден о засаде. И потом целых пятнадцать лет о нем - ни слуху ни духу. А в июле 1879 года в калужскую духовную консисторию пришла о Беляеве вторая весточка, уже анонимная. Некий «Ревнитель православия» сообщал московский адрес Беляева и рассказал, что он «несколько совратил в раскол православных священников: московской епархии... Гавриила Знаменского, саратовской епархии Якова Полянского и много простолюдинов». Упомянутый Гавриил Знаменский спустя два года «засветится» в калужском селе Брынь, населенном старообрядцами, его арестуют и увезут в Можайск. Сведения о Беляеве подтвердятся. Его арест отсрочит случайная поездка в Нижний Новгород - отсрочит до того самого дня, когда на Бронницком полустанке у священника сдадут нервы...

За двадцать три года он исколесил старообрядческие города и села Нижегородской, Самарской, Саратовской, Вятской и других губерний. Совершал все, что полагается священнику. Миро получал из Тулы.

Самое примечательное в судьбе Беляева то, что в прошлом он... противостарообрядческий миссионер. В 1854 году епископ Калужский Григорий командировал его на открытые при Санкт-Петербургской духовной академии миссионерские курсы. Окончив их, Беляев был определен в Лихвин. В ведении его как миссионера находилось четыре уезда.

«С делом старообрядческим познакомился по выходе из Санкт-Петербургской академии, где слушал лекции по миссионерству. Что заставило меня удалиться в раскол, положительного ответа дать не могу, - писал арестованный отец Димитрий (в стилистике, которой требовали от него допрашивающие), - во всяком случае не из корыстных видов, частию же потому, что на неоднократные мои просьбы об определении меня на священническое место мне отказывалось. В настоящее время я остаюсь при своих взглядах и убеждениях раскольнических вследствие 23-летнего пребывания в раскольнических обществах».

Из Москвы Беляева привезли в калужскую духовную консисторию. После допросов священника определили в монастырь Тихоновой пустыни. В здешнюю церковь Беляев не ходил, оправдываясь, что-де болен.19 ноября 1882 года отец Димитрий совершил побег из монастыря. Дальнейшая его судьба неизвестна.

В стяжательстве и пьянстве - «традиционных пороках» «беглых попов», выставляемых напоказ синодской пропагандой - обвинить Беляева нельзя. Но автор книги «Раскол в пределах современной Калужской епархии» И.Тихомиров, рассказывая про отца Димитрия, ловко находит столь ему нужный «компромат». «Истинной причиной бегства было то, что он не в силах был сносить своего вдовства». Тихомиров лучше самого Беляева знает, почему тот бежал! Ссылки на источник нет. Только уверение в подлинности.

Зачем же понадобилась присочинить для Беляева это непосильное «вдовство»? Да просто чересчур явственно выступает в его деле социальный фактор, толкнувший священника на побег, слишком хорошо видно пренебрежение епархиальных властей к простому священнику без званий и наград, и уж слишком тверд, слишком убежден Беляев в правоте своего выбора. Вот и надо свести все это к простенькой человеческой слабости, дабы не уронить авторитета официальной церкви.

Тихомиров И. Раскол в пределах Калужской епархии. Калуга. 1900, С.97 - 98.

Марков С. О беглом попе Димитрии Беляеве // Братское слово. 1884. №11. Т.2. С.447.