Кривошеино - деревня в Малоярославецком уезде, в приходе села Передоль, от которого она находилась в одной версте. После 1929 года деревня отошла к Московской области, в 1944-вновь к Калужской. Ныне располагается в семи километрах от Обнинска.

Николай Казенников держал всю кривошеинскую округу в страхе, и кое-кто даже встречаться боялся с ним - вдруг зарежет. Он, еще молодой человек, жил волком; говорят, что в лесу у него была землянка, где он прятал ворованное и отсиживался после краж. Кончил он плохо. То ли милиционеры застрелили его, пытаясь задержать на очередном преступ­лении, то ли получил Казенников такой срок, что больше не вернулся в кривошеинские леса. Говорят, что в начале 1938 года Казенников огра­бил местного старообрядческого священника Иоакима Ипполитова. Из­бил его и бросил в погреб, а матушку, связав веревкой, оставил лежать с кляпом во рту на постели под окном. Кто-то обратил внимание, что отец Иоаким подозрительно долго не выходит из дома. Прильнув к окну, люди увидели связанную матушку...

Взял тогда Казенников кадило да что-то из вещей, используемых при богослужении. Они показались ему ценными. Убедившись, что это не серебро и не золото, Казенников все выбросил в лесу.

Беда не приходит одна. Через месяц Ипполитова арестовало НКВД...

В первой четверти девятнадцатого века в Кривошеине и близлежащем селе Угодский Завод (ныне город Жуков) было по одной моленной. В Угод-ском Заводе ее у старообрядцев отобрали, устроив склад военной амуни­ции, и было это, по всей вероятности, в 1820-х годах (1). Так что склады в церквях - дело в России не новое. В Кривошеине моленная была старая, и ее сломали, стали строить новую. Местные крестьяне Ефим Павлов и Михаил Ульянов «с товарищами» добились из Министерства внутренних дел соответствующего разрешения (2). Очевидно, уничтожение прежнего молитвенного дома было одним из его условий. Построили моленную в 1824 или 1825 году. Разные даты можно объяснить тем, что само возведе­ние и внутренняя отделка были завершены в разное время.

В 1847 году в деревне побывал малоярославецкий городничий, кото­рый сделал описание моленной - маленького духовного центра тогдаш­ней деревни. «Часовня сия состоит из деревянного строения соснового леса, длиной 5 саженей, шириной 3 сажени (10,5 на 6,5 метров. -В.Б.),^с боковых сторон по два окна с железными решетками... с ветхой тесовою крышею, обросшею мохом». В иконостасе моленной было 47 икон, из них 21 — с изображением Христа Спасителя. «Часовня сия устроена сре и житни, на огороде, против оной ворота деревянные, около которых чугунный колокол» (3).

Я представляю бревенчатую крестьянскую избу с деревянной крышей, с   зелеными моховыми бородавками, с печной трубой из небеленого кир­пича; рядом стелется по земле огуречная ботва, и вдали стоит низкий за­бор из сучковатых жердей, за ними потемневшие от дождей старые сараи для зерна. Закон запрещал делать ремонт в моленных, потому они прихо­дили в ветхость раньше срока. Но эта простота бесхитростного крестьян­ского дома, ставшего церковью — домом Божьим, только помогала молит­ве... «Церковь была деревянной и старой, но в таких церквях как-то лучше молится», - заметил Достоевский в «Братьях Карамазовых»; это из его личного опыта. В церкви-избе и Христос, быть может, представлялся по­рой крестьянину не таким, как на иконе, а тоже мужиком в лаптях и армя­ке, подпоясанным веревкой, и только понятнее, роднее, что ли, становился ему. Запретительные законы, уровнявшие крестьянскую избу и молитвен­ный дом не удаляли человека от Христа, а лишь приближали к нему, если духовная жизнь у человека не на последнем месте стояла...

В 1854 году моленная в Кривошеине сгорела.

Впервые имя крестьянина Герасима Лаврентьева мне встретилось в письме, которое кривошеинские старообрядцы отправили в 1886 году архиепископу Савватию в Москву. Письмо пространное, поскольку в нем излагается вся история тамошнего старообрядчества за девятнадцатый век. Авторы поведали о событиях более чем полувековой давности. А ведь этого никто из них и нигде для памяти не записывал. Свою историю кривошеинские старообрядцы хранили как предание, передаваемое изу­стно от поколения к поколению, как духовную эстафету. Память о про­шлом была для них средством самосохранения. И дата, когда построили сгоревшую моленную, в письме верна, и последующие события изложе­ны, как по полочкам, аккуратно и точно.

Письмо это хранится ныне в отделе рукописей Российской Государ­ственной библиотеки (4).

После пожара кривошеинцы пробовали молиться вместе, собираясь ^то У одного, то у другого человека, но все не получалось нужного для °бщения с Богом постоянства. Ходатайство о строительстве нового мо­литвенного дома было безуспешным. Тогда, во второй половине 1850-х, °твел кривошеинский крестьянин Герасим Лаврентьев на собственной усадьбе избу для богослужений. Она состояла из трех комнат, оклеенных ^цпалерами. В самой большой комнате стояли в один ряд иконы в киотах и без, с лампадами. Малоярославецкий уездный исправник, проводив­ши осмотр, упоминая книги «весьма старой церковной печати: часовник, псалтырь и др.», отметил, что моленная отличается чистотой (5). Колокол, по его свидетельству, весил около двух пудов, то есть был ма леньким, размером, грубо говоря, с небольшое ведро. Старообрядцы по­яснили, что он тут «для ударения в набат на случай пожара». На службу, по их словам, собиралось человек пятнадцать, треб никто не исправляет. То есть никаким соблазном моленная ни для кого не является. Между тем при ней уже был свой священник - о.Никандр Козьмин из подмос­ковного Клина. Трудно сказать, когда установили в моленной походный алтарь, освятив его во имя преподобного Сергия Радонежского, но ис­правник в 1859 году ничего не говорит о нем.

В письме кривошеинских старообрядцев архиепископу Савватию вер­но указано время, когда преследовали Лаврентьева - 1860 год. Но это -дата объявления ему приговора, который, кстати, никакого наказания не предусматривал. Калужская палата уголовного суда постановила лишь отобрать колокол. Сам же приговор был вынесен и утвержден годом ра­нее. Но решение палаты стало известно кривошеинцам только в 1860 году (6).

Кроме Лаврентьева к суду был привлечен малоярославецкий меща­нин Никола Михайлович Борисов, живший по соседству в деревне Бело-усове (ныне город). Когда в 1862 году и лаврентьевская моленная сгоре­ла, к новой его избе помог возвести пристройку с молитвенной комнатой некто Федор Петрович Борисов. Ни о первом Борисове, ни о втором мы больше ничего не знаем.

Со временем кривошеинцы раздобыли церковную утварь, избрали попечителей. В моленной велся учет прихода и расхода денег. Часть их отдавали Лаврентьеву за охрану, за дрова и т.д., часть - уставщикам. Лав­рентьев никогда не считал своим то, что принадлежало моленной. Кста­ти, в 1869 году он еще раз привлекался к суду, а в моленной описали имущество. Но и это дело не повлекло больших неприятностей (7).

В том же 1869 году умер второй кривошеинский священник - о.Ми-хаил Филиппов. В деревне он прослужил всего пару лет.

В 1870-х годах в Кривошеино был рукоположен о.Исаак Синицын из Богородска. При моленной он и жил. Служба в ней велась до 1886 года. Годом раньше на средства московского купца, почетного гражданина Тимофея Ивановича Назарова выстроено было новое здание для молен­ной, и священник перебрался туда.

Салтыков-Щедрин, рецензируя книгу профессора Субботина «Совре­менные движения в расколе», недоумевал по поводу большого, как ему казалось, участия мирян в церковных старообрядческих соборах (8). Это представлялось ему ненормальным. Ведь в церкви господствующей сло­жилось так, что миряне оттеснены были от церковных дел, и выглядело это тогда привычным, само собою разумеющимся. На деле такой рас­клад ни к чему хорошему не вел, только способствовал развитию религи­озного равнодушия...  С хорошо известной картины Василия Перова «Сельский крестный ход на Пасхе» смотрит на зрителя пьяный священник, стоящий на пороге крестьянского дома, схватившись за брус, который поддерживает козы­рек над крыльцом. Дьячок уже так перепил, что не держится на ногах. Один из мужиков несет икону вверх ногами. Беспросветное тусклое небо подчеркивает безысходное неверие людей, равнодушие к святому празд­нику. Светлый праздник - тусклые души. Никакой радости на лицах. И как не прорваться солнечному лучу сквозь мглу облаков, так и лучику веры не перебороть потемок этой человеческой духовной пустоты.

Такой приход должен давно развалиться, здесь вера людям не нужна. Он держится на бюрократических подпорках: церкви положено быть, людям в нее положено ходить. А до созидания Царства Небесного в соб­ственной душе никому нет дела... Но не по церковно-бюрократическим предписаниям создавались старообрядческие приходы, а исключитель­но по инициативе самих верующих. Активность мирян, осознание лич­ной ответственности за то, что происходит в делах веры, все это способ­ствовало укреплению приходов, и такой священник, как на перовской картине, с такими прихожанами не ужился бы.

Пример тому дает Кривошеино.

Отслужив в деревне около десятка лет, отец Исаак стал вести себя высокомерно, пренебрегать мнением церковного совета. Перебравшись в новую моленную, он совершал там требы, хотя попечители просили этого не делать, пока нет официального разрешения. Без него недалеко до беды: опечатают моленную и собираться на общую молитву будет не­где. Да и прочих проступков накопилось за отцом Исааком довольно. Священнические обязанности он превратил в средство дохода. Если слу­чалось крестить кого-то, венчать - обязательно требовал денег. «Дают ему рубль, и он обижается, что мало», - жаловались кривошеинцы архи­епископу Савватию. К службе батюшка относился с прохладцей: «Во время утрени или всенощной после пятидесятого псалма молитву «Спа­си, Боже, люди своя» никогда не читает. Коль скоро чтец начинает читать пятидесятый псалом, тогда он затворяет царские двери и снимает с себя облачения, и уходит вон из моленной, тогда каноны читают без него» (9).

Архиепископ Савватий командировал в Кривошеино боровского свя-Щенника Михаила Михеева. В деревенской моленной состоялось общее собрание прихожан. Отец Исаак ничего убедительного не смог привести ^в свою защиту. Более того, выяснилось, что местный полицейский над­зиратель отобрал у Синицына ставленную грамоту. Отец Исаак не уда-Рил и пальцем о палец, чтобы вытребовать ее назад. «Меня и так знают», -махнул он рукой (10).

Прихожане подтвердили свое желание: пусть Синицын будет удален  из Кривошеина. Архиепископу Савватию ничего не оставалось, как утвердить волю собрания, и в 1887 году он запретил отцу Исааку священ­ствовать, повелев удалиться из прихода.

Случай этот подтверждает то обобщающее заключение, которое сде­лал в книге «Современные запросы старообрядчеству» Федор Мельни­ков. «Старообрядческая церковь вполне соборная: в ее жизни, деятель­ности принимают участие все члены - и духовные лица, и мирские. И на Освященных соборах, и на епархиальных съездах, и на приходских со­браниях - всюду эта соборность выражается полно, совершенно. Мы, миряне, сами по своей доброй воле избираем себе пастыря. Мы имеем право настаивать на его удалении, если он чем-либо не отвечает своему пастырскому достоинству. Избрание и удаление пастырей - это драго­ценное право Церкви, оно идет с первых дней ее существования. Пас­тырство у нас не сословное. У такой Церкви, свободной, независимой, народной, должно быть большое и светлое будущее. Но оно может быть - при условии непрестанной и всевозрастающей деятельности живых сил церкви» (11).

Новый священник-о.Иосиф Алексеевич Смирнов-намерился бро­сить Кривошеино, отслужив здесь около двух лет. Архиепископу Савва­тию он объяснял, что ему не хватает жалованья (оно составлялось из об­щих денег, жертвуемых прихожанами), что за дрова и квартиру прихо­дится платить из своего кармана и никто ничем не помогает. «А наконец осталось мне то, что хоть вещи свои продавать: дрова и квартиру дер­жать» (12). Кривошеинцы писали Савватию, что оказывают священнику должное почитание и он все необходимое получает. Вероятно, у отца Иосифа были какие-то личные мотивы для переезда, но доискаться кон­кретных причин едва ли возможно.

В 1889 году Смирнов оставил Кривошеино, уехав в родную деревню Малые Липки, что в Смоленской губернии, и за это самовольство подвер­гся запрещению. Но если он и держал на прихожан обиду, то не такую, чтобы вовсе с ними порвать. Не прошло и года, священник вернулся на­зад. Его приняли. Запрещение по просьбе кривошеинцев было снято.

Поздней осенью 1896 года постучал в дверь к Смирнову становой пристав. Он потребовал подписку, чтобы отец Иосиф не носил священ­нического платья и шляпы и остриг волосы «по примеру крестьянского сословия». Этого требовали в то время у всех старообрядческих священ­ников. Некоторые шли легким путем - подписывались, но приказа не выполняли. Смирнов от подписки отказался наотрез. Год спустя по жа­лобе полиции его судил малоярославецкий земский начальник. Отказ сошел священнику с рук, его оправдали, даже не присудив штрафа. Свя­щенник ходил по деревне, не распуская волос поверх одежды, пряча их под поддевку, халат, полушубок - смотря по времени года. Этого хрупко­го довода хватило. Быть может, за ним стояли деньги - взятка, но кто теперь разберет?.. Так или иначе, местное полицейское управление было весьма удивлено таким исходом дела, усмотрев в нем компрометацию распоряжения высших властей (13). Но его протест ничего не изменил. В 1897 году в деревне возник новый молитвенный дом - тот самый, где ныне располагается гараж местного хозяйства. Построили его, не исключено, немного раньше, но точная дата неизвестна. Проводить в нем богослужения разрешило Министерство внутренних дел. Уполномочен­ный от кривошеинских крестьян Яков Елисеевич Михайлов выхлопотал у калужского губернатора разрешение провести на общественные сред­ства ремонт. В ту пору, как свидетельствует рапорт станового пристава, кривошеинский приход был в уезде одним из самых сильных и на службу собиралось до четырехсот человек (14). Со временем в кирпичное здание перенесли алтарь и соорудили ико­ностас. В старом молитвенном доме его не было. Алтарь отделялся лишь парчовой занавесью, по-походному. В 1902 году пристроили к храму крыльцо для «уничтожения сквозняка». На эту мелочь тоже просили раз­решения у губернатора (15).

В 1900 году по семейным обстоятельствам о.Иосиф Смирнов пере­ехал в Малые Липки и стал священствовать в родной деревне. Преемни­ком его в Кривошеине стал о.Михаил Вазягин (1870 - ?), о котором прак­тически ничего не известно. Вазягина сменил о.Петр Рубцов (1889 -1930). Он, говорят, был арестован калужским ОГПУ и умер в заключе­нии от чахотки, которой болел еще давно.

Немало страдали кривошеинские моленные от пожаров. Последний случился во второй половине 1920-х годов, под Рождество. Грешили тог­да люди на дьячка: напился и натворил беды. Сгорели сторожка и деревянная колокольня. Тушили всей деревней. Воду таскали ведрами и под­возили на лошадях. Потом на общем собрании решено было строить кир-^пичную колокольню. Накануне коллективизации она была завершена.

Последний священник Сергиевской церкви о.Иоаким Иванович Ипполитов родился 9 сентября 1871 года в деревне Мисцево Московской губернии. Он работал учеником по ткацкому делу, потом стал певчим в

одной из старообрядческих церквей. В 1893 году Ипполитов переехал в Боровск, где служил добрых тридцать лет дьячком. Отец его, кстати, тоже уставщичил. 5 марта 1923 года епископ Калужско-Смоленский Савва рукоположил Ипполитова во священника к Покровскому храму второй общины в Боровске. После его закрытия и ареста о.Петра Рубцова о.Иоаким был переведен в Кривошеино.

В 1936 году на отчетном собрании местный сельсовет получил наказ закрыть Сергиевскую церковь и оборудовать в ней электростанцию. Ип­политов узнал об этом от старосты Афиногена Кононова. Тот был родом из деревни Доброе, что в двух километрах от Кривошеина, там и жил. По их инициативе состоялось собрание верующих. «Советская власть решила закрыть церковь. Мы должны сейчас отстоять закрытие церкви, для этого нам надо собрать подписи и обратиться с жалобой в Москву» (16). Эти слова отца Иоакима записал потом в своей интерпретации следователь НКВД, усмотрев в них признаки контрреволюционной пропаганды.

Ипполитов, Кононов и другие прихо­жане собрали около пятисот подписей (17). В столицу поехала с ними жена свя­щенника Ксения Константиновна. По данным 1924 года, приход Сергиевского храма составлял около 600 человек (18). Вряд ли мог он сохраниться в таком чис­ле спустя двенадцать лет из-за ужесто­чения отношений к церкви. И 500 под­писей в 1936 году! Объяснять это можно по-разному. Может быть, не только одни старообрядцы заступались за Сергиевс­кую церковь, может быть, в это число влились прихожане соседних старооб­рядческих приходов, и, наконец, нельзя исключить, что цифра эта намеренно за­вышена следствием, чтобы священника и старосту подвести под самый суровый приговор. Ответ - в архивах того ведомства, куда передала жалобу и подписи Ксения Ипполитова. Если они, разумеется, сохранились.

Говорят, что церковь в Кривошеине перестала действовать только пос­ле того, как забрали в НКВД отца Иоакима. Арестовали же священника 26 марта 1938 года. Наверное, что-то мешало сделать это раньше, ведь повод - сбор подписей - уже был. Арестовали и Афиногена Кононова. Заседани­ем тройки управления НКВД по Московской области отец Иоаким был приговорен к расстрелу. Ему приписали еще угрозы расправ над коммуни стами, «восхваление фашистского строя» и прочие нелепости. Кононов («в прошлом «кулак») получил десять лет. В июне, когда выносили приговор, ему было 62 года. Из лагерей Афиноген Иванович не вернулся. Отца Иоаки­ма расстреляли 10 июля 1938-го. Реабилитировала священника и старосту прокуратура Калужской области 10 мая 1989 года.

Нужно назвать имена других активных прихожан-кривошеинцев, тоже невинно пострадавших. Это Иван Григорьевич Пудов, член совета общи­ны (в 1908 и 1914 годах), осужденный в декабре 1937 года на десять лет; Леонид Тимофеевич Савельев, председатель совета общины (1914 г.), осуж­ден был 8 мая 1932 года на три года ссылки в Северный край; Константин Тимофеевич Порхаев, товарищ председателя (1908 г.), - осужден в 1931 году на пять лет (19). О тех, кто руководил церковной жизнью в приходе после революции, мы, к сожалению, не располагаем сведениями.

*   *   *

Отступавшие немцы устроили в бывшем кривошеинском храме два пулеметных гнезда, одно из них - на колокольне. Покидая деревню, фа­шисты взорвали церковь. Колокольня взлетела на воздух, а в храме обра­зовалась только трещина в стене.

После войны церковь приспособили под гараж. Он действует здесь и сейчас. Не каждый в деревне знает, что это сооружение из темно-красного кирпича с шиферной крышей, возле которого на асфальтовой площадке стоят машины, прицепы и комбайны - бывшая церковь. Старообрядцев в Кривошеине почти нет. Слишком сильны были потрясения 1930-х. Кто мог - уехали, кого-то выбили отсюда репрессии, многие сделались неверую­щими, многие умерли... В Кривошеине поселились новые люди, приехав­шие из других краев. И начался совсем новый этап в истории деревни.

1.ГАКО. Ф.62. Оп.1. Д.2495. Л.4.

2.Там же. Л.5об.

З.ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.283. Л.8. 4.ОР РГБ. Ф.246. Оп.1. К. 190. Ед.хр.

4. Лл.47 - 48об.

5.ГАКО.Ф. 130. Оп.1. Д.1261.Л.4.

6.Там же. Л.21.

7.ОР РГБ. Ф.246. Оп.1. К. 190. Ед.хр.4. Л.47об.

8.Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20 томах. М. Художественная лите­ратура. 1963. Т. 5.

9.ОР РГБ. Ф.246. Оп.1. К.191. Ед.хр.8. Л.128. Ю.Там же. Л.136.

10. М.Мельников Ф.Е. Современные запросы старообрядчеству. М. Церковь. 1999. С.126. 12.ОР РГБ. Ф.246. Оп.1. К.197. Ед.хр.9. Лл.50 - 51 об. 13.ГАКО. Ф.788. Оп.1. Д.519. Л.25об.

14.ГАКО. Ф.62. Оп.7. Д.420. Л. 17об. В этом же деле (Л. 15) указана фамилия Герасима Лаврентьева - Осснсв.

15.ГАКО. Ф.62. Оп.17. Д.2135. Л.П.

I б.Следственнос дело священника и церковного старосты Афиногена Кононова - ар-' хив УФСБ по Калужской области. П-13212. Л.19об. 17.Там же.

18.Опросные листы священнослужителей Калужско-Смолснской епархии в архиве Митрополии РПСЦ. Не нумерованы.

19.Эти фамилии упоминаются в списках членов кривошеинской старообрядческой общины (ГАКО. Ф.62. Оп.19. Д.2250) и в книге «Из бездны небытия» - мортирологе реп­рессированных калужан. Три тома этой книги издавались в 1993 - 94 годах управлением МБ и ФСК по Калужской области.