Старообрядчество в мордовском крае не имело широкого распространения; очаги раскола появлялись только в отдельных селах и деревнях; относительно многочисленные общины насчитывались единицами. Первые известия о раскольниках носили трагический характер. В кон. XVII в. в с. Конопать были задержаны некие братья Соболяки, аввакумовские агитаторы; арестованных отправили в Москву и там сожгли в срубе. В 1722 в Москве был казнен еретик-раскольник Варлаам Левин, пытавшийся вести староверческую и антиправительственную пропаганду в том же с. Конопать, в Жадовской пустыни Симбирской губ., в Пензе. По делу Варлаама была казнена в Пензе группа священнослужителей, в т. ч. и настоятель конопатской церкви Иван Никитин. Староверчество в край занесли также разинцы, среди которых было немало раскольников. Устоявшаяся версия относит к числу староверов и сожженную в Темникове по приказу полкового воеводы Ю. А. Долгорукова разинскую атаманшу Алену. Широкому распространению раскола в Примокшанье и Присурье в нач. XVIII в. помешала деятельность архиепископа Нижегородского Питирима, практиковавшего по отношению в староверам, особенно к общинам, осевшим в Чернораменских лесах и в скитах по р. Керженец, жесткую политику ограничений и административного контроля. Все без исключения монастыри Арзамасского, Алатырского, Темниковского и др. уездов края не приняли староверов и всячески противодействовали их проникновению в русские и мордовские селения; не нашли раскольники единомышленников и среди белого духовенства, разделявшего реформы патриарха Никона и его идейных наследников. В Тамбовском крае распространение раскола было остановлено епископом Питиримом и его преемниками, удержавшими староверческие общины на р. Медведице. Владыкам и монашеству удалось сберечь монастыри от влияния донского казачества, среди которого инаковерие имело в кон. XVII – нач. XVIII в. серьезное влияние. Духовный форпост дончаков, Матвеева пустынь, перешла под личный контроль владыки Питирима, что послужило укреплению авторитета монашества среди окрестного крестьянства, прежде всего новокрещеной мордвы-мокши.
Поэтому бытование раскольнических общин в мордовском крае уже в ранний период приняло сектантский характер: они по сути являлись некими «анклавами в православном мире». Наиболее разумной и выверенной политики по отношению к староверам придерживался основатель Саровской Успенской пустыни иеромонах Исаакий (впоследствие иеросхимонах Иоанн), вступивший в самом нач. XVIII в. в диалог с «кержаками» и др. раскольниками Нижегородского края и предложивший им участвовать в общих богослужениях, – в пределах, допустимых соображениями единения. Фактически это были зачатки единоверчества, получившего развитие только спустя полтора столетия. После кратковременного наплыва староверов в ходе Булавинского восстания и последовавшего затем их вытеснения из Сурско-Мокшанско-Цнинского района за р. Медведицу и Хопер пропаганда учения протопопа Аввакума и других расколоучителей потеряла полемическую остроту и эффективность, хотя крестьянская масса, как русская, так и мордовская, зажатая в сложных коллизиях провинциально-порубежного социума, представляла собой благодатную почву для распространения протестных идей, как политических, так и религиозных.
На протяжении всего XVIII в. староверчество распространялось медленно, но бесконфликтно, и причиной тому была не столько тактичность инаковерческих общин, сколько слабость местных властей, обращавших явно недостаточное внимание на духовную жизнь уездов, и неэффективность вялотекущего миссионерства православного духовенства, малочисленного, в массе своей не имевшего специального духовного образования и при этом задавленного нуждой и чиновно-помещичьим произволом. Специальная литература историко-методического характера о расколе хождения не имела, из числа духовенства почти никто не имел точного представления о форме и содержании раскольничества, не имел навыков «прений» по проблемам старобрядчества. Из специальных книг по старообрядчеству источники упоминали только одну – критический труд протоиерея Андрея Иоаннова, имевший хождение в прихода в нач. XIX в. Кроме того, миссионерство было направлено в основном на христианизацию нерусских народов региона; процесс этот шел трудно и был сопряжен с немалыми опасностями для клира. В целом играло свою роль и то, что мордовский край оказался на периферии нескольких губерний (наместничеств) – Нижегородского, Казанского, Тамбовского, Пензенского, Рязанского, Владимирского, Симбирского, и как следствие – управлялся в духовном отношении по остаточному принципу. Движение староверов осуществлялось с севера, со стороны Нижнего Новгорода, и оседало на периферии Арзамасского и Темниковского у.; с востока, от Волги, староверы проникали в села и деревни Присурья, т. е. Алатырский и Ардатовский у.; с юга, от Дона, они проникли до Спасского у., где в XIX в. их собралось больше, чем в любом другом уезде Тамбовщины. Только в феврале 1761 Св. Синод, встревоженный донесениями с мест, предписал Тамбовской консистории собрать сведения о староверческих общинах по рекам Хопру и Воронежу. Хоперские раскольники пытались расширить ареал своего влияния и занялись прозелитизмом не только в крестьянской массе, но и в духовной среде, т. к. общины, остро нуждавшиеся в законно ставленных священнослужителях, скатывались в беспоповщину. Тамбовский край в целом являлся удобным регионом для распространения раскола: более полувека край не имел собственного архиерея и системного духовного управления; как следствие, духовная жизнь приняла застойный характер, и только монастыри удерживали христианское мироощущение паствы и клира на должном уровне. Знаменательно, что инициатива деятельного противостояния расколу в пределах Тамбовщины принадлежала не архиереям, а простому священнику Петру Семенову, составившему подробную справку о расколе в районах по рекам Цне и Мокше. Получить относительно целостную характеристику раскола в Тамбовской епархии удалось только в 1820, когда по распоряжению епископа Феофила священники собрали и предоставили в консисториию более-менее подробные справки о проживании в приходах староверов. Однако и этот материал страдал недоговоренностью, т. к. приходские священники не давали себе труда выяснить, к каким толкам относились староверы, да и навряд ли батюшки знали разницу между поповцами и беспоповцами, поморами и кержаками. Местный клир, пополненный грамотными священнослужителями из Рязанской и Владимирской епархий, сумел вернуть многих раскольников в ортодоксальную веру; многие староверы, из самых упорных, или перешли к единоверцам на Хопер, или вообще переместились в Иргизские скиты.
В Пензенской епархии староверчеством более всего были заражены Наровчатский и Саранский у. (наровчатские раскольники насчитывались в количестве ок. 3000 чел., саранские 1800–1900 чел.), при этом прослеживались связи саранских беспоповцев с единоверцами Нижегородской и Саратовской губ., наровчатских – с Доном и Тамбовом. В сер. ХIХ в. старообрядцы беспоповского толка появились в с. Воротники Саранского у; тогда же определился их наставник – начетчик Иван Буров, из крестьян. Буров характеризовался миссионерами как упорный и невежественный фанатик; о нем писали, что его достоинством было умение убедительно преподносить тексты Священного Писания, толкуемые им по своему разумению. Тем не менее Буров сумел сколотить сплоченную группу единоверцев, воспринимавших его как учителя и духовного отца. К кон. XIX в. число беспоповцев в Воротниках достигло 750 чел., это была самая многочисленная раскольническая община в Саранском у. К беспоповцам примкнула умножившаяся община Спасова согласия (тяготевшая к «глухой нетовщине»), достигшая численности в 115 чел. Для спасовцев в 1891 была построена специальная единоверческая Никольская церковь, в приход которой вошла и часть беспоповцев, из числа умеренных. Радикально настроенные раскольники вошли в конфликт с православным населением, чем отвратили от себя внимание окрестных крестьян, не захотевших иметь ничего общего со смутьянами. Еще одна незначительная, но беспокойная группа беспоповцев сформировалась в с. Говорово Саранского у. По данным 1890-х, в Говорове насчитывалось 12 раскольников, вскоре их насчитывалось уже более 25 чел.; установили и источник распространения в селе инаковерия: раскольнические идеи завезли из Сибири крестьяне-отходники. Вспыхнув, эта община мгновенно погасла: к 1893 беспоповцев в Говорове не осталось. Имелись в селе и представители поповского толка, занесенного в 1876 из с. Акаево Нижегородской губ.; таковых оказалось всего 4 вдовых старика. После кончины в 1895-97 двух самых радикально настроенных раскольников Иосифа Афанасьева и Николая Рябышева и этот толк сошел на нет. В нач. ХХ в. почти все раскольники перешли в Спасово согласие (в его новую версию, т. н. новоспасие) и согласились посещать местные храмы на правах единоверчества. Такая ситуация сложилась в с. Пятина и особенно Большие Ремезенки. Пятинско-лыковщинские староверы-беспоповцы (более 70 чел.) тоже в основном принадлежали к отходническим группам. Ремезенские староверы (66 чел. по данным нач. ХХ в.), появившиеся еще в нач. XIX в., делились на две неравные группы: беспоповцы составляли большинство, но от них в 1840-х откололась община, перешедшая в Спасово согласие. Спасовцы вскоре заняли доминирующее положение среди инаковерующих не только этого села: их общины появились в Большом и Малом Маресеве, Мокшалеях, Малых Ремезенках и еще в нескольких эрзянских деревнях. В Мокшалеях беспоповская община то увеличивалась, то уменьшалась. В 1903 здесь насчитывалось 37 раскольников, все более тяготевших к единоверчеству. В д. Новая Михайловка староверы объявились в 1860-х, но затем они исчезли. Вторично община была замечена уже в 1890-х, причем население к раскольникам относилось очень плохо. Ситуация в этом ареале выровнялась благодаря деятельности священнической династии Раждаевых, местных уроженцев, эрзян по крови. Раждаевы сумели найти общий язык как с прихожанами-соплеменниками, так и со староверами. Архиепископ Симбирский Анатолий высоко ценил миссионерский дар старшего Раждаева, о. Иоанна, много времени и сил отдававшего работе среди раскольников Спасова согласия (сер. XIX в.). Миссионерская деятельность И. Раждаева имела большой успех, число непримиримых раскольников значительно уменьшилось за счет перехода многих инаковерующих на принципы лояльной к православию «глухой нетовщины». Сын старшего Раждаева священник Павел и внук священник Арсений Раждаевы не менее успешно обращали спасовцев в православие; к нач. ХХ в. местное староверчество как обособленная группа исчезло почти полностью; многие из них вошли в единоверие, оставшиеся спасовцы вели себя тихо и корректно, не доставляя хлопот ни иерееям, ни прихожанам. Относительно спокойно вели себя и раскольники с. Воскресенская Саловка Инсарского у., хотя их насчитывалось ок. 100 чел., т. е. они составляли не менее трети населения этого незначительного села. В Ладе раскольники появились в 1866, но их было немного, попытки прозелитизма ни к чему не привели, община так и осталась мизерной, – всего две семьи, 5-6 чел.; к кон. XIX в. все ладские староверы перешли в единоверчество. В 1850-е в с. Мельцаны были зарегистрированы 15 старообрядцев-неофитов, однако их всех возвратил в православие местный священник Алексий Мельцанский.
Северо-западные уезды оказались более стойкими к раскольничекой пропаганде, и все же малочисленные староверческие группы появились во многих селах. С 1830-х известна группа староверов древлепоморского толка, проникшая в качестве наемных рабочих на завод с. Воскресенское Темниковского у. Воскресенские староверческие «диаконы», прежде всего некто Евлампий Иосифов, вовлекли в раскол несколько семей в с. Теньгушево (1850-е). Попытки Иосифова распространить пропаганду на другие села Темниковского у. были пресечены полдицией. К нач. ХХ в. от этой общины осталось менее 30 чел. В других селах Темниковского у. (Бабеево, Жегалово, Девлетяково, Широмасово и др.) насчитывалось по несколько чел., воспринимавшихся остальными крестьянами как отщепенцы. Со стороны г. Спасска беспоповцы и поморы проникли в с. Жуково, Слаим, Лачиново, Ширингуши, но нигде раскольники закрепиться не смогли. Более-менее стойкие позиции у старообрядцев поповского толка сложились в с. Булдыгино, где в 1870-х было выявлено и легализовано 110 раскольников поповского толка, предположительно австрийцев-«окружников»: в пользу этого соображения говорила терпимость, с которой к ним относились как прихожане, так и церковные и светские власти. В 1874 булдыгинские старообрядцы даже получили разрешение на строительство собственного молитвенного дома. В с. Покассы в 1880-х объявились 20 беглопоповцев, все они оказались пришлыми, переселенцами; их радикализм имел следствием то, что приход отнесся к чужакам и их агитации с полным равнодушием. Никто из местных крестьян в раскол не совратился, а старообрядческая община оказалась в изоляции. С большим успехом действовали староверческие агитаторы в селах Ардатовского у. Здесь раскол шел из Алатыря, в уезде которого насчитывалось ок. 9000 староверов. Сам Ардатов не был затронут пропагандой, но раскольники обосновались в с. Собаченки (14 поморов по данным нач. ХХ в.), Пермиси (5 беспоповцев), Сайгуши (более 40 раскольников), Паранеи (70 представителей Спасова согласия). Крупная община сложилась в с. Наченалы: 176 беспоповцев-брачников, отличавшихся радикализмом взглядов, серьезно дестабилизировали конфессиональную ситуацию в селе. Со стороны Карсуна старообрядчество проникло в присурские села. в т. ч. в кон. XIX в. в Больших Березниках было зарегистрировано 25 семей беспоповцев Спасского согласия. Самая значительная старообрядческая община была зарегистрирована в с. Мордовские Сыреси с деревнями – 1340 чел., относившихся к нескольким толкам: беспоповцам (но «мягким»), Спасову согласию, «глухой нетовщине». В 1861 в селе была построена единоверческая Димитриево-Солунская церковь, к которой со временем приписались почти все раскольники. Совершенно особняком стояло с. Кабаево, в котором сложилось сразу несколько религиозных групп, идеи которых занесли тоже отходники. Кроме привычных старообрядцев, в Кабаеве имелись сектанты нескольких видов и даже такие экзотические «верующие», как субботники (иудействующие). К чести местных жителей, конфликтов на религиозной почве в селе не было.
Самыми крупными центрами староверчества в мордовском крае являлись с. Покровск и д. Рыскина (Наровчатский у.). Покровск, кроме того, являлся одним из центров распространения духоборства и молоканства. Крестьянский мир этого села буквально раскололся на две части, и каждая из них имела собственный храм, причем и у православных, и у староверов-единоверцев (более 800 чел.) церкви освящались как Покровские. Выселившиеся из этого села группа православных крестьян основала с. Красаевку и д. Покровские Выселки (1864), однако и здесь в 1876 возникла небольшая группа раскольников-новоспасовцев. К кон. XIX в. их число достигло 85 чел. По донесениям местных священников, в селе и деревне быстро росло число сочувствующих раскольникам и молоканам. Деревня Рыскина почти целиком была заселена староверами (предположительно сторонниками «глухой нетовщины») – ок. 900 чел. по данным 1898, а в нач. ХХ в. – более 1000 чел.; однако они не сторонились общения с православными и даже входили в общий приход с. Шадым. На руб. XIX–XX вв. для рыскинских староверов был построен единоверческий храм. «Глухая нетовщина», появившаяся в мордовском крае в сер. XVIII в., поначалу отличалась резким неприятием православных традиций и ритуалов, однако к сер. XIX в. в этом течении произошли серьезные изменения, позволившие староверам не только войти в православные общины, но и создать почву для распространения единоверчества.
Во втор. пол. XIX в. значительная группа староверов-новоспасовцев появилась в д. Буды (Самоволька) Наровчатского у. Вместе с молоканами секта насчитывала ок. 500 чел., т. е. более половины населения деревни. В кон. XIX в. миссионеры считали, что только в IV благочинии Наровчатского у., вошедшем позднее в состав Мордовии, насчитывалось более 1400 раскольников. Быстрый рост числа старообрядцев в отдельных селах вообще стал приметой времени. Ок. 1870 несколько старообрадцев поповского толка появились в с. Булдыгино Спасского у., а в 1890-х приходские священники отмечали в клировых ведомостях, что община раскольников выросла до 110 чел. В нач. ХХ в. будыгинские поповцы открыли собственный молитвенный дом.
Ок. 1840 в нетовщине появился т. н. «симбирский» толк, распространявшийся от Сызрани на Алатырь, Ардатов и Саранск; «симбиряне» отказались от общения с православными священниками, ритуалы у них совершали самые почтенные старики («не в ризах, зато не еретики-антихристы»), – иными словами, часть нетовцев переместились в сторону новоспасского толка. «Симбирская» пропаганда не имела особого успеха, т. к. с ней конкурировали беглопоповцы, тоже активно пополнявшие нетовщину. С 1867 по 1897 число нетовцев в Саранском у. увеличилось в 8 раз, однако исследователи дореволюционной поры считали, что такой скачкообразный рост являлся результатом плохой статистики: до 1880-х учет староверов был поставлен из рук вон плохо, поэтому всех нетовцев, не чуждавшихся православных священников, автоматически записывали православными, не особо затрудняясь выяснением нюансов их вероощущений. Кроме того, очень часто раскольники не регистрировали в волостном правлении родившихся детей, т. о., и с этой стороны учет «хромал».
Трудность работы со старообрядцами заключалась и в том, что в этой среде шло постоянное брожение; необходимость отстаивать свои взгляды приводила к тому, что местные страроверческие начетчики «поглощали» идеи любых течений, толков и сект, от рационалистических до мистических, а затем смущали умы и настроения общинников. Священник-миссионер Валериан Успенский (с. Лада) писал в 1898, что у раскольников и сектантов «можно встретить то того смешанное учение, что даже и специалист затруднится с точностию определить, какого, собственно, они держатся толка или секты». Община старообрадцев в с. Большие Березники (25 семей), возникшая в 1880-х, признавала себя принадлежащей в Спасову согласию, однако контактов с единоверцами березниковские раскольники не поддерживали. Споры, возникшие среди пензенских «австрийцев», привели к их разделению на «окружников» и «противоокружников», постепенно сконцентрировавшихся в Мокшанском у.; в дальнейшем полемика задела и другие толки, охотно ввязавшиеся в препирательства по вопросам отношения к ортодоксальной церкви и к власти. В нач. ХХ в. это привело к тому, что значительная часть раскольников «помягчела» к православию и священству, которое считалось хоть и «еретическим», но законным. Призание некоторых таинств, совершавшихся в православной церкви, ударило по авторитету староверческих старцев и начетчиков, но вместе с тем радикализировало отдельные толки, прежде всего тяготевшие к безбрачию и бегунству. Авторитетные поморцы (3-4% от всех староверов Пензенской епархии) отличались терпимостью к православным и принадлежали к толку «брачников». «Брачники» и «безбрачники» доспорились до того, что стали относиться друг к другу с большей неприязнью, чем к православным. Наблюдалось также повсеместное «вбирание» новоспасовцами («отрицанцами», «нетовщиной поющей») таких течений, как «глухая нетовщина» и беглопоповство. Отдельные вспышки нетерпимости новоспасцев к священнослужителям и церковной иерархии не отразились на общей тенценции «смешанных» групп, особенно молодежи, к поиску разумных компромиссов с местным православным населением. Миссионер священник Константин Попов писал в 1900, что наличие несогласий в староверчестве дает возможность обращения раскольников в ортодоксальную веру. И этот процесс действительно начался, но шел очень медленно: в год миссионерам удавалось обратить в православие 10-15 раскольников, – и это по всей епархии. В нач. ХХ в. наметились некоторые зримые успехи, напр., в 1914 в раскол совратились 48 православных, а в православие перешли 155 старообрядцев. Также с трудом удавалось прослеживать «перетекание» мелких староверческих групп в близкие по смыслу толки. На протяжении всего XIX в. шло перетягивание беглопоповцев и нетовцев в новоспасское согласие; к сер. века успех новоспасцев вполне проявился, однако победители, усвоив настроения «глухой нетовщины», приобрели склонность к копромиссу с РПЦ и в итоге влились в единоверческие тенденции. Федосеевцы и филипповцы посеяли семена радикального недоверия к православию в Ардатовском у., но закрепиться староверам удалось только в отдельных селах. Их пропагандой воспользовались сектанты, имевшие успех, – молокане и даже изуверы-скопцы. В результате «богословский» пыл староверов-радикалов был переброшен на более непримиримых противников – сектантов; шумные дебаты инсургентов привели к их самоограничению даже в больше степени, чем деятельность православных миссионеров.
Большое значение для старообрядцев поповского согласия имела деятельность нижегородского купца Н. А. Бугрова, выходца из керженского согласия, сумевшего в нач. ХХ в. объединить поволжских поповцев-кержаков в своеобразную епархию (съезд 1908). Успенская строобрядческая церковь в с. Городец стала поволжским центром старообрядчества; авторитет этого храма неизменно сотавался высоким и у старообрядцев-поповцев мордовского края, признававшим за клиром Городца право на духовное водительство. Миссионеры постоянно отмечали нижегородское влияние на местных инсургентов, однако проследить связи старообрядческих общин именно с Городцом, храм которого в кон. XIX в. подвергался постоянным преследованиям, не смогли, зато постоянно отмечали тенденцию поповцев и беглопоповцев ходить на промыслы (точнее в наемные рабочие) на бугровские предприятия. Т. о., раскол в пределах мордовского края носил частный характер и в силу своей дробности и идейной аморфности не имел серьезного влияния на духовные умонастроения народа. Играло роль и то, что все крупные центры раскола, имевшие четкие организационные структуры, располагались за пределами мордовского края, иногда поблизости, но чаще очень далеко. Из близких мест можно назвать Керженец, чернораменские и медведицкие скиты, из сравнительно отдаленных – Иргиз, из очень отдаленных – Австрия (Белокриницкая иерархия). Вместе с тем староверческий элемент вносил немало беспокойства как в жизнь отдельных приходов, так и в целом епархий. В советское время староверчество преследовалось не менее жестоко, чем православие; большая часть раскольников покинула мордовский край или погибла в лагерях; оставшиеся наследники социальной активности не проявляют и свои общины не регистрируют.
Лит.: Раждаев А., свящ. Происхождение и наименование с. Маресева Ардатовского уезда Симбирской губернии // Симб. ЕВ, 1897, № 18; Андриевский А. Е. Историко-статистическое описание Тамбовской епархии. – Тамбов, 1911; Багрянский М. Старообрядчество и сектанство в Карсунском уезде Симбирской губернии // СЕВ, 1909, № 3, с. 81-87; Баженов Н. Статистическое описание соборов, монастырей, приходских и домовых церквей Симбирской губернии по данным 1900 года. Прил. к «Симбирским епархиальным ведомостям» за 1903 г. – Симбирск, 1903; Березнеговский Стефан. О начале раскола в Тамбовской губернии. – В его кн.: Собрание сочинений протоиерея С. А. Березнеговского. – Тамбов, 1913, с. 261-290; Бурлуцкий И. О начале раскола в пределах Пензенской епархии // ПЕВ, 1871, № 12, с. 353-364; Гранделевский Л. Пензенского Предтечева монастыря монах Варлаам Левин // ПЕВ, 1866, с. 329-338, 359-372, 406-420; Есипов Г. Раскольничьи дела XVIII столетия. – СПб., 1861, с. 3-57 (гл. «Варлаам Левин»); Из путевых заметок епархиального миссионера во время переездов с миссионерской проповедью в 1909 г. // ПЕВ, 1910, № 3, с. 118-128; Масловский А. И. О расколе // Слова, беседы и поучения пастырей Пензенской епархии // Прил к ПЕВ. Т. 3. – Пенза, 1883, с. 108-117; Попов А. Церкви, причты и приходы Пензенской епархии // ПЕВ, 1895, прил.; изд. 2-е – Пенза, 1896; Пензенская епархия: Историко-статистическое описание. – Пенза, 1907; Современное движение среди раскольников Пензенской епархии // ПЕВ, 1890, № 1, с. 1-12; Успенский В. По поводу статьи А. Х. «О местном расколе и сектанстве по официальным данным 1889-1897 гг.» // ПЕВ, 1900, № 10, с. 430-449, № 12, с. 511-535; Хвощев А. О местном расколе и сектанстве по официальным данным 1889–1897 гг. // ПЕВ, 1898, № 10, с. 341-365, № 12, с. 425-435, № 13, с. 461-470, № 18, с. 653-671, № 19, с. 693-709, № 20, с. 737-745, № 21, с. 785-798, № 22, с. 844-858, № 23, с. 895-905; 1899, № 2, с. 36-52, № 3, с. 74-90; Он же. Пензенский раскол и сектанство в 1897–1900 гг. по донесениям оо. миссионеров и приходских священников // ПЕВ, 1901, № 9, с. 277-296, № 10, с. 309-330, № 11, с. 353-400, № 20, с. 671-685, № 21, с. 703-717, № 22, с. 743-750, № 23, с. 767-777; он же. Пензенский раскол и сектанство в 1900-1903 гг. по донесениям приходских священников и миссионеров // ПЕВ, 1905, № 1, с. 35-42, № 2, с. 65-76, № 3, с. 132-144; он же. Просветительско-миссионерская деятельность приходских священников и миссионеров Пензенской епархии и ее ближайшие плоды // ПЕВ, 1902, № 6, с. 225-234, № 7, с. 265-275, № 9, с. 349-361; он же. Очерки современного раскола и сектанства // ПЕВ, 1897, № 14, с. 491-503, № 16, с. 585-595, № 21, с. 856-878, № 22, с. 901-917, № 23, с. 947-965; Седов А. В. Кержаки: История трех поколений купцов Бугровых. – Нижний Новгород, 2005 и др.
Е. С. Бахмустов
|