У времени, повторим вслед за Томасом Манном, нет делений, “дабы отмечать его прохождение”. Однако время как мировоззренческая категория является важнейшим этническим маркером, поскольку связанные с ним представления свойственны только конкретному человеческому обществу. Вот уже более трех веков часть населения России живет в историческом времени, в котором, с одной стороны, присутствуют три обязательных уровня – прошлое, настоящее и будущее, с другой, существуют два, поскольку “настоящего” как такового нет. Со времен церковной реформы патриарха Никона, более чем 300-летний период своей истории русские старообрядцы всегда считали периодом “безвременья”. Подобные взгляды и сопутствующие им эсхатологические представления о “конце света” полевые источники фиксируют и сегодня. Собственно к категории “настоящего времени” относится весь временной период после никоновской реформы. Это объясняет ту, свойственную старообрядцам, особенность рассказывать о событиях многовековой давности как будто бы они произошли только вчера. “Прошлое время” для ревнителей древлеправославия сосредоточилось до событий 1660-70-х гг., которые они считают главным поворотным моментом для русской христианской веры и, в целом, истории. Знаковым для староообрядцев стал сам год нововведений, в котором фигурирует апокалиптическое число зверя “666” (не случайно распространение этих цифр в современной жизни: шенгенских паспортах, штрих-кодах продукции вызывает у христиан обеспокоенность и служит подтверждением пророчества 13 главы Апокалипсиса) (Извещение, с.33-39)..

Сторонники древлеправославия не только ведут службы по старому образцу, читают старые, без исправлений книги, но и, продолжая считать Никона пособником сатаны, слагают и пересказывают истории “свидетелей” по поводу его связей с “антихристом”. В ходе полевой практики нам приходилось слышать и видеть подобные рукописные рассказы: “и обрет у него в одном сапозе животворящий крест с копием и тростию под пятою, а под другой пятою в сапозе образ Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, вышитый шелком зело хитро…” или “Во утре же иде в келию его узрел Никона умерша бездушна лежаща на одре своем, недвижима и безгласно…Страх вельма объял меня. Пойде на двор, хотел быхт возвестить прочим о смерти патриарха Никона. Отворил ворота и видя его на колеснице сидяща въехавша, слуги многие обстояху его”. Именно вера в сатанинскую сущность патриарха Никона стала определяющей для формирования представлений о пореформенной истории как периоде “безвременья”, которое буквально спрессовалось в одну идею - всеохватной власти антихриста, торжества греха и его проявлений в культовой и обыденной жизни. Не случайно с такой горечью и личной причастностью пересказываются события о временах царя Алексея Михайловича, протопопа Аввакума, Феодосьи Морозовой (святой преподобномученицы Феодоры) и пр. Начало реформы символизировало конец христианской веры, верность которой, в представлении старообрядцев, они сохранили, несмотря ни на какие гонения и лишения. Интересно, что сегодня имеет место поиск единственно правильной, истинно “христианской”, веры по тем или иным причинам утерявшими духовные корни потомками из старообрядческих семей. Последние буквально мечутся между беспоповскими общинами: от поморцев к федосеевцам, от федосеевцев к часовенным и т.д. Таким образом, старообрядцы, отказываясь от настоящего, продолжают жить прошлым в ожидании будущего (Страшного суда), в котором видят возможность справедливого воздаяния за земную жизнь.

Особый интерес к истории, следовательно, является важнейшей чертой старообрядческой культуры. Хотя старообрядцы исчисляют свое начало от Собора 1667-1667 гг.(даты неточные), однако историю исповедуемой христианской веры ревнители благочестия ведут от Рождества Христова. При этом во многих современных печатных изданиях поморского и федосеевского согласий подчеркивается, что отмечавшееся в 1988 г. тысячелетнее крещение Руси было юбилеем для тех, кто от этой веры не отступил, т.е. старообрядцев, а не последователей Никона. И сегодня старообрядцы ощущают свою тесную причастность к старой вере, заимствованную от греков, в то время еще не запятнанных Флорентийской унией, после которой последовало, по их мнению, вполне заслуженное падение Константинополя. Они искренне верят в то, что вследствие происшедших событий и манипуляций с основными знаковыми символами веры, “исконное” христианство сохранила только Русь в лице подвижников за старое благочестие. Главные угрозы христианству, видятся старообрядцам, помимо Никона, в реформах царя Петра I, деятельности царевны Софьи, по вине которых было погублено много тысяч христианских душ. Даже репрессии со стороны атеистической Советской власти не отмечены столь сильными проклятиями, как деяния этих давно почивших исторических личностей, что органично вписывается в идею трехсотлетнего существования “мира антихриста”. Выпавшие на долю ревнителей старой веры гонения, в том числе в ХХ столетии, в сознании их потомков соотносятся с преследованиями первых христиан и воспринимаются как естественная реакция “мирской” действительности. Рассматривая средства массовой информации как наиболее опасные в отношении душевного спасения, старообрядцы (нам встречались даже молодые и отслужившие в армии), в своем быту исключают из обихода телевизор и радио, охотно покупая, в то же время, современную мебель, ковры, бытовую технику. Своеобразно отношение к печатной продукции: центральные и местные газеты и журналы они внимательно изучают и по-своему интерпретируют изложенные в них факты. Не вызывает столь сильных опасений также выписываемая для сельской местности литература по домоводству, рукоделию и ухода за приусадебным участком. Вообще же “послабление” со стороны нынешних властей воспринимается как временное или хитроумное предприятие для выявления сохранившихся христиан с целью окончательной расправы с ними (этим обусловлена почти полная конспирация некоторых согласий, например, часовенных, бегунов и пр.).

В этнографии известно, что календарь старообрядцев в значительной степени обеднен народными дохристианскими обычаями и обрядами, что особенно характерно для городских общин. На Алтае, в Шории, Барабе благочестивые староверы-беспоповцы своими важнейшими занятиями считают посещение моленного дома, чтение духовной литературы (особенно усердны в этом пожилые люди), каждодневные молитвы и пр. Однако, многие из тех, кто имеет сельские корни, могут сообщить вспоминания своего детства, с сюжетами, близкими к русским календарным праздникам. Именно устные сообщения этой категории информаторов служат ценнейшим источником по народной культуре старообрядчества и позволяют использовать полученный материал как этнографический источник. Впрочем, появление некоторых запретов на те или иные русские традиции теперь трудно даже датировать: издавна старообрядцы избегали ходить ряжеными, которых могли также не пускать к себе в дом (что считалось немыслимым в восточнославянском обряде). Полевые источники показывают, что нередко в моленных домах не устанавливали как в прошлом, так и не ставят теперь елки на Рождество, ветки берез на Троицу; в особо строгих старообрядческих семьях даже по праздникам детям не разрешали развлекаться (играть с другими детьми, кататься с гор и пр.). Категорически запрещалось заглядывать в будущее время, в силу чего родители запрещали дочерям гадать или обращаться к гадалкам (в святочной обрядности отсутствуют гадания).

Настоящее время измерялось в какой-то степени генеалогиями, которые составлялись в семьях с целью определения степеней родства. С помощью генеалогий, включавших шесть-семь родственных степеней, всегда определялась возможность заключения браков в старообрядческой общине (Фурсова, 2000, с. 187-190).

Таким образом, историческое и мифологическое время настолько сильно переплелись в духовной культуре старообрядцев-беспоповцев и синтезировались в единое целое, что отделить одно от другого не представляется возможным. Исторические реалии настоящего рассматриваются под углом зрения идеальных образцов и примеров прошлого (“Житие” протопопа Аввакума, “Поморские ответы” Андрея Дионисовича Мышецкого, “Житие” Феодосия Васильева и пр.). Настоящее время со всем его драматизмом для “ревнителей старины” является лишь иллюстрацией, подтверждающей однажды обретенные истины. Таким образом, заметный уклон в прошлое, не исключает проецирование старых, “благочестивых истин” на современность, что позволяет старообрядцам не потерять духовные ориентиры в мире рубежа XX-XXI столетий.

Извещение Российского Совета Древлеправославной поморской церкви. Вып. 17. - Спб-Невоград, 1998.

Фурсова Е.Ф. Брачные нормы русских крестьян Западной Сибири и современные проблемы // Этносоциальные процессы в Сибири. Вып.3. – Новосибирск, 2000.

1. ИСПОВЕДЬ У СТАРООБРЯДЦЕВ-ПОМОРЦЕВ

27.03.2000 Г.

На исповедь пришло не многим более десяти пожилых женщин и старушек. Наставник поморской общины Елисей Васильевич перед этим сам исповедовался коллеге-наставнику из деревни Плотниково Георгию Ануфриевичу Кайгородову. Таким образом, только очистившись от грехов, он имел право принять на исповедь своих прихожан. Перед началом покаянной службы старушки сидели группами по двое-трое и вели неторопливые беседы. Многие сетовали на свои многочисленные грехи, которые, как следовало из их речи, подсчитывались чуть ли ни с ранней юности. Каждый год, а то и не единожды в год, они каялись в одних и тех же грехах. Как кажется, совершенно искренне многие старообрядки сокрушаясь говорили о том, что они “самые грешные” из всех присутствующих (Пример диалога: “Я великая грешница, гуляла с чужими мужиками”; “У меня еще хуже – я атеизм преподавала”). На службе все стояли в темных или черных одеждах – в черных горбачах и платках, подколотых под подбородком. Встречались и черные платки с вышитым орнаментом в виде разноцветных линейных рисунков в тамбурной технике, а также цветастые платки-шали. Сарафаны или платья с рукавами подпоясывались узкими ткаными или в виде косички поясками также темных расцветок. Все пояса повязывались поверх присутственной одежды. Молились по обычаю стоя перед табуреткой с положенным сверху подручником, скрестив кисти рук на животе – правая поверх левой. Ритмичные поклоны в землю, ввиду трудностей их исполнения, заменяются поклонами до подручников. После общей молитвы Елисей Васильевич напомнил, что после исповеди целую неделю нельзя мыться в бане (по-видимому, вследствие ритуальной нечистоты этого места и из-за опасения “смыть святость”). После молений все присутствовавшие перешли в кухню и по очереди подходили на индивидуальную исповедь к наставнику. Очередная исповедница “клала начал” и “прощалась” с единоверцами, стоя лицом в угол и глядя на иконы:

- Боже, милостив буде мне грешному.

(следовали крестное знамение и земной поклон)

Создавый мя, Господи, и помилуй мя.

(следовали крестное знамение и земной поклон)

Без числа согреших, Господи, помилуй и прости мя грешного.

(следовали крестное знамение и земной поклон).

- Простите Христа ради, братие и сестры.

Все отвечают:

- Бог простит.

- Господи Исусе Христе (крестится и кланяется).

- Благословите Христа ради.

Все отвечают:

- Бог благословит.

- Господи Исусе Христе (крестится и кланяется).

- Помолитесь за меня Господу Богу.

Отвечают:

- Помолится матушка Пресвятая Госпоже Богородица.

- Господи Исусе Христе (крестится и кланяется).

Заходя в соседнюю комнату, все начинают эти молитвы сначала, т.е. “кладут начал”, читая три молитвы и просят простить, благословить и помолиться. После наставник спрашивает о грехах, о которых не упоминалось на общей молитве. После того как исповедуемый покается, наставник просто говорит: “Ну, иди, больше не греши”. Распространенным является убеждение о том, что главная задача исповеди заключается в том, чтобы, покаявшись, не грешить больше. Вместе с тем, как следовало из общего разговора ожидавших своей очереди подойти к наставнику, многие не верят в то, что можно жить без грехов. Общий разговор прерывался всякий раз, когда входил очередной покаявшийся, в очередной раз творя “начал” и “прощаясь” с присутствовавшими. По обычаю, после индивидуальной исповеди, все прихожане опять служат общий молебен.

ПРАЗДНИК РОЖДЕСТВА БОГОРОДИЦЫ

Считают, что болезнь на психической почве вызвана порчей, сглазом (дочь Елисея – Марфа). После вечери Елисей подсел к А.И. и спросил не из часовенных ли он? “Точно ли ты знаешь, что нашей веры?”. На что А.И. ответил: “Да, да можете не сомневаться”. Елисей заметил, что наша вера самая правильная, а остальные австрийцы, часовенные появились после и не могут быть допущены до молитвы. Часовенные должны быть перекрещены по всем правилам поморского крещения.

На самом празднике было 25 человек. Перед службой одна старушка спросила, может ли она покрестить своего внука перед армией. Наставник Елисей Васильевич, вспомнив о краже купели из крестильни, запричитал в отчаянии, но его жена Александра Панкратьевна, исполняющая в общине обязанности уставщика, посоветовала съездить к наставнику Георгию Ануфриевичу в село Плотниково и покрестить мальчика прямо в реке Ине. На замечание о том, что уже холодно крестить в реке, она с возмущением сказала: “Да ты что, зимой крестят! Чё тут страшного!”. Перед службой в моленную приехала женщина из города Зыряновска с сыном, живущим в Новосибирске и внуком, недавно крещеным мальчиком лет 6-7-ми. Она просила принимать на исповедь ее сына, живущего в Новосибирске, при этом добавив, что жена его никонианка. Однако многие из присутствующих заметили, что скорей всего парень вряд ли будет ходить на исповедь. Отец Елисей сказал: “Мать три поклона положила, а сын даже не перекрестился”. Эта женщина также сказала, что в Зыряновске они молятся семейной общиной, собрав вместе семейные иконы в доме у одного из родственников. Подобные семейные общины поморцев существуют также в поселках Шерегеш и Таштагол в Горной Шории.

Вначале перед общей молитвой замирщенные помолились, как всегда, по одной лестовке молитвы “Господи Исусе Христе Боже помилуй мя!”. Когда на лестовке 17 зубчиков остается, начинают читать “Пресвятая Госпоже Богородице, спаси нас”. Потом прощаются со всеми. Обращаются ко всем собравшимся, в том числе к наставнику: “Матери, сестрицы духовные простите Христа ради!” или: “Братья и сестры простите Христа ради”. Все им отвечают: “Аминь, Бог простит, нас простите”. Во время чтения начала замирщенными уже горела одна свеча перед распятием. Только после этого все вместе начинают молиться. Отслужили вначале вечерю точно по календарю, были “Славословия Богородице” (елеепомазания, как у никониан, не бывает). Все службу знают наизусть, в календарь не заглядывают. Чин вечери ведут по Часослову. Дома, если молятся, то читают Часовник. Александру Ивановичу доверили читать молитву “Символ веры”, а также молитвы перед сном по Часослову. Отец Елисей сказал Александру Ивановичу: “Символ веры надо знать наизусть”. Свечку поставили перед иконой Рождество Пресвятой Богородицы. Потом был ужин (салат, прянички типа орехов) для прихожан всей общины. Совместные трапезы проходят каждый раз после вечери. Начав службу в 19.30, а завершили ее в 21.00.

РОЖДЕСТВО У СТАРООБРЯДЦЕВ-ФЕДОСЕЕВЦЕВ

Запись 6-7.01.1999 г.

В 1996 г. я познакомилась с духовным наставником Федором Васильевичем Губаревым и некоторыми другими прихожанами общины старообрядцев-федосеевцев. Тесное знакомство и работа в общине продолжались в течение трех лет. После смерти Губарева в 1998 г. некогда многолюдная федосеевская община переживает период распада, усугубленного отсутствием знающих устав, порядка ведения служб людей, как их здесь называют, “грамотных”. Службы ведут одна-две женщины достаточно пожилого возраста (80 лет и старше), которым помогают еще две-три умеющих читать молитвы, петь духовные стихи. Они и составляют “костяк” паствы. Более или менее постоянными прихожанами в общине можно считать человек пятнадцать 60-70-ти летних, которые собираются на службы по большим годовым праздникам (Рождество, Крещение, Пасха и др.). Однако большинство из их числа не знают устава, порядка ведения служб, песнопений, что на языке старообрядцев обозначается как “неграмотные”. В день Великого покаяния, перед Великим постом, приходит раза в два больше людей, так как собираются более молодые родственники, включая детей, внуков, племенников и пр.

Абсолютное большинство молящихся составляют пожилые женщины, большинство которых являются выходцами из сельской местности в первом поколении и связаны своим происхождением со старообрядчеством (родственные связи уходят в хорошо знакомые мне старообрядческие районы). Родители в детстве привлекали их к “познанию веры”, однако, в молодости, работая в различных областях народного хозяйства, они, как признаются, не являлись убежденными атеистками, но и мало интересовались религией отцов. Выйдя на пенсию, 50-60-ти летние женщины стали искать стаообрядческую общину, чтобы вновь обратиться к вере отцов. Возможно, что община не погибнет и в обозримом будущем на смену престарелым и ушедшим в иной мир родителям, придут их дети и внуки, желающие сегодня лишь исповедаться. Так прошлое воссоединяется с настоящим и устремляется в будущее.

Ныне действующая в г.Новосибирске федосеевская старообрядческая община несколько раз меняла свое место расположения и нередко в качестве моленного дома использовалась обычная жилая изба. Во второй половине ХХ в. паству вели разные духовные отцы, из которых имена двух последних - Квашнин Петр Сидорович и Губарев Федор Васильевич - хорошо помнят пожилые старообрядцы. Память пожилых прихожан хранит посещение их общины в 1962 г. И.Н.Заволоко, известным старообрядческим историком и общественным деятелем. Одна из оставшихся в живых свидетельниц Оскарева Екатерина Андреевна вспоминает, что ученый исступленно молился с ними о сохранении русской веры, народа (“всю ночь простоял на протезе и отказался садиться”). Его переписка, рукописные пометки в книгах хранятся в старообрядческом архиве до сих пор.

При входе в моленную избу каждый из вошедших должен трижды наложить крестное знамение и трижды же поклониться на образа. Только после завершения этой процедуры принято поздороваться: “Здорово ночевали”. За день до Рождества пожилые прихожане соблюдали строгий пост, отменявший употребление какой-либо пищи. Строгое воздержание определялось отрезком времени, отличавшемся особой сакральностью “от Утренней звезды до Утренней звезды”. Обычно Рождественские моления продолжаются всю ночь и включают вечерню, повечерницу, полуношницу, утреню и “часы”. Традиция молений по ночам настолько стойко прижилась в среде старообрядцев, что, наряду с двуперстием, старыми, неисправленными книгами, считается показателем причастности к “истинно христанскому учению”.

Перед службой старообрядки переоделись в черно-синие однотонные “сарафаны”, а мужчины в черные же “кафтаны” (рис.1). По покрою кафтаны относятся к более поздним традиционным видам верхней одежды с отрезной талией. Некоторые сарафаны не вполне соответствовали своему названию, так как имели рукава. У федосеевцев не принято подпоясываться по сарафану - пояс, которому придается значение оберега, одевается поверх нательной рубахи. По покрою сарафаны напоминают туники и представляют собой долгополое одеяние прямого или слегка расширенного книзу силуэта за счет нескольких, исходящих из плечевых швов, застроченных складок. Ворот обшит стоячим воротником-“ошейником” и застегивается на одну-две пуговицы. Обязательным элементом является “нутряной” карман, куда складывают мелкие предметы, необходимые при молениях (лестовку). Рубаху подобного туникообразного покроя называют “рукавами”. Ее шьют из светлых однотонных тканей. Рукавов сейчас практически не сохранилось, сарафаны одеваются обычно поверх блуз, кофт поздних городских покроев.

Внешнему виду старообрядца, а тем более молящегося прихожанина придается настолько большое значение, что каждому пришедшему на моления предлагается сарафан. Черный штапельный сарафан неизменно подавали и мне. Сакральной ситуации соответствал необходимый сакральный облик, который дополнялся черным повязанным вразворот платком. Платок, согласно византийской и древнерусской христианской традиции, повязывают вразворот и закалывают булавкой так, что под ним скрывается верхняя часть фигуры (силуэтом такая фигура напоминает известных “матрешек”. Необходиость закалывания головного платка обусловила существования обычая носить “про запас” пришпиленную на груди булавку.

Собираются задолго перед началом службы для того, чтобы растопить печь (если в это время никто не жил в моленной), изготовить свечи, приготовить рождественское угощение

Фурсова Е.Ф., Голомянов А.И.

ПАСХАЛЬНАЯ СЛУЖБА СТАРООБРЯДЦЕВ-ФЕДОСЕЕВЦЕВ И СВЯЗАННЫЕ С НЕЙ ОБЫЧАИ

В 1998 г. авторам удалось присутствовать на пасхальной соборной службе старообрядческой общины федосеевского толка в одном из населенных пунктов юга Западной Сибири. Несмотря на то, что группа утратила недавно своего духовного наставника, прихожане ревностно стремились сохранить установленный им порядок. Богослужение проходило в натопленной избе, в которую вместилось человек 15-16. Моленная изба по традиции была убрана самоткаными половиками (браной и закладной техники). По периметру помещения стояли стулья, под каждым из которых виднелась табуретка. Перед службой вновь посвященный наставник положил на аналой необходимые для проведения “вечерни”, “павечернице”, “полуношницы”, “утрени” и “часов” огромных размеров книги в толстых переплетах - “Евангелие”, “Псалтырь”, “Часослов” и т.д. Старицы переоделись в установленную для таких служб одежду, включавшую темного или черного цвета “сарафан”, головной платок и лестовку. У пожилых мужчин костюм состоял из традиционного покроя также темной рубахи, пояса, кафтана, штанов, лестовки. Кроме того, каждый из молящихся приготовил себе сшитые из лоскутов моленные коврики-“подручники”, которые положили на табуреки. Последнее делалось для того, чтобы совершать земные поклоны и касаться головой коврика, не пачкая рук. При этом “вечерню”, “повечернице” и “полуношницу” старообрядцы стояли в одежде темного цвета. Следует сказать, что в течение всего богослужения молиться и креститься разрешалось только группе стариков и стариц, которые отличались особой благочестивостью (постились, не использовали мирской посуды). Они стояли рядом с аналоем, иконами и назывались “молящиеся”. Остальные вместе с “молящимися” кланялись не крестясь. Все следовали правилам двуперстного знамения, которому многих учили с детства. При чтении Евангелия принято стоять сложив руки под грудью - правую поверх левой. В какой-то момент службы молящиеся вознесли руки ладнями перед собой, повторяя позу Богоматери Оранты. В процессе чтения отдельных сюжетов из Евангелия раздавались всхлипывания, сдерживаемые вздохи. Кое-кто из усердно постившихся падал в обморок, тогда ему разрешали присесть и отдохнуть. Лишь после двенадцати часов, т.е. после Кануна Великой субботы, женщины нарядились в новые праздничные “сарафаны” и цветастые головные платки, а мужчины в белые вышитые рубахи. Толпа молящихся как бы чудесным образом преобразилась - группа темных фигур “расцвела”, чему особенно способствовали белые головные платки с цветочными орнаментами. Наставник совершил “каждение” с кадилом-“кацией”, в которое были положены древесные угольки и ладан. Он “освятил” стоящих в избе людей, а затем и принесенное ритуальное угощение - куличи и крашенные яйца, поставленные на столах в соседней клети.

Во время проведения “светлой утрени” старообрядцы осуществлялся обряд т.н. “целование креста”, при котором подходили по одному человеку к распятию и, сделав три земных поклона, целовали изображение Христа (подножие креста). Каждый при этом держал в руках крашеное яичко и подходил к уже вставшему около аналоя первому участнику обряда (как правило, это тот, кто вел службу), чтобы “христосываться” с ним. “Христосывание” включало обмен яйцами со словами “Исус воскресе!” и, после ответного “Воистину воскресе!”, целование. Поскольку, после этого, молящийся становился рядом с тем, с кем “христосывался”, то постепенно выстраилась линия, которую каждый целовавший крест должен был обойти и “похристосываться”, таким образом”, со всеми присутствующими. Обстановка была торжественной, радостной, раздавались возгласы “Дал Господь дожить до этой Пасхи!”. Эту радость можно объяснить нежелательностью умереть до Пасхи, во время Великого поста, когда, по народным поверьям, трудно попасть в рай. После молений собравшиеся сели трапезничать, накрыв два стола: один в избе для молившихся во главе с настоятелем, другой в клети для прочих. В качестве угощения были поданы куличи и крашеные яйца, куриная лапша, пирожки и булочки, творог.

Таким образом, в проведении богослужения можно увидеть много общего с пасхальной службой церковных и старообрядцев-поморцев, поскльку и в официальной церкви и в поморской моленной также проводится обряд “целования креста”, включающий “христосывание”. Однако в церкви прихожане не выстраиваются в единую линию, видимо, из-за того, что отсутствует реальная возможность (многолюдность, незнание многими обычаев и пр.). В заключении хотелось бы отметить, что фиксация материалов по календарной обрядности федосеевцев имеет не только научный интерес, но и практическое значение для будущих поколений разваливающейся ныне общины, из представителей которой ныне мало кто владеет знаменным пением, ведением служб и т.д.

 Опубликовано на сайте Sibirica