Яко же прежде бывшия отци Соловецкия святыя обители, егда царь Алексей Михаилович послал воинскую команду в Соловецкую обитель, тогда отци в киновии затворися и совет положили, како за державнаго будем молиться? Понеже державный наш царь - гонитель и мучитель бысть на церковь Христову, и тако загладиша имя царское и испоминания извергли.

История христиан-старообрядцев  Поморского потомства Филиппова согласия

О филипповском согласии известно гораздо меньше, чем о поморском и федосеевском. Отчасти это объясняется большей закрытостью данного согласия, вытекающей из самого филипповского учения. В настоящее время филипповцев почти не осталось - на территории России это согласие представлено лишь несколькими общинами и, по приблизительным оценкам, составляет не более 200-300 человек. Однако некогда филипповское общество было весьма многочисленным. Представители его во множестве проживали в Архангельской, Олонецкой, Вятской, Владимирской и Ярославской губерниях, в Москве, Петербурге, Угличе, Кимрах, Одессе...

Основателем согласия «христиан соловецкого и старопоморского потомства» был старец Филипп (в миру Фотий Васильев; 1674-1742). Относительно его происхождения ничего не известно. Во время Север­ной войны, служа в стрелецком полку, Фотий, по словам Павла Любо­пытного, «ревнуя благочестию, оставил царскую службу и водворился в Выгореции; поправши там мир, носил в ней долговременно крест Хри­стов»; «муж был благочестивый, строгой жизни и твердый буквалист».

На Выге Фотий принял крещение и начал новую жизнь. Помор­ская рукопись передает подробности его жизни в Выговском общежи-тельстве: «Егда бяше он новоначальным послушником киновийским, прохождаше вся службы монастырския, овогда в хлебопекарне, иног­да дрова сечаше и к келиям возяше, и прочия труды к послуге братии показоваше. И тако ему пребывающу и трудящуся не оставляше же и правила молитвеннаго, внимая чтению и пению с усердием, такожде и келейное свое правило по силе своей исправляше и соблюдаше»¹⁴³.

Усердно подвизаясь в Выговской киновии, Фотий решает принять иночество, на что, как ни странно, не решался ни один из выговских ки-новиархов — ни Андрей Денисов, ни Даниил Викулин, ни позднейшие руководители общежительства. «И по сем прииде сему Фотию желание еже пострищися во иноческий образ. И благоволением старейшинству -ющих тогда отцев пострижен быв того же монастыря иноком Давыдом. И наречено бе имя ему во иноцех Филипп. И егда вся сия совершишася, и яко закон иноческий обдержство имеет шестинедельный пост, под началом у отца духовнаго пребывати в молчании повелевается, на свет и на люди отнюдь не выходити. И тако ему у отца Давыда некое время под началом пребывшу, и 40 дневнаго поста содержа™ не восхоте, сво­евольно нача ходити и со всеми о всем разглагольствоваше»¹⁴⁴.

Со временем Филипп стал духовным отцом выговцев. Строгостью своей жизни и суровым благочестием он стяжал уважение среди на­сельников обители, так что после смерти Андрея Денисова его стали рассматривать как одного из претендентов на место настоятеля Вы-говского общежительства. Однако престарелый Даниил Викулин пе­ред смертью благословил на настоятельство Семена Денисова. Филип­пу же заметили: «Иноку не прилично о чести и степенях помышлять и их желать, а когда ты от всего того отрекся, то лучше думай о душе своей, и тех обещаниях, какие на себе принял». Тогда старец Филипп начал проявлять непослушание новоизбранному настоятелю, называя его «папой» как похитившего себе власть и духовную и гражданскую. В связи с этим конфликтом Семен Денисов написал «Слово увеща­тельно к творящим между единоверными раздоры и разгласил и цер­ковный мир раздирающим». Из этого произведения явствует, что Де­нисов был готов даже пойти на крайний шаг и оставить настоятельство.

Однако Выговский собор, состоявшийся 14 сентября 1737 г., при­нял сторону Семена Денисова и осудил старца Филиппа. «И старец Филипп пред собором духовнаго правления отрицался», после чего оставил общежительство и вместе со своими сторонниками (до 50 че­ловек) основал в 30 верстах от Надеждинского скита обитель на реке Умбе, «за мхами». Денисов с некоторыми братиями специально ездил к Филиппу для примирения, но возвратился ни с чем.

Поселившись в новой обители, старец Филипп со своими сторонни­ками образовал особое согласие, не сообщаясь с выговцами ни в молитве, ни в трапезе. Выговский историк Иван Филиппов так описывает жизнь филипповцев на Умбе: «И собирашеся к нему самые нищий, бездомов-ные, волочащий. У кого будет есть хлеб свой, поставляше малые хизины нужные, он же помогаше им. Кто к нему придет, не отсылаше, всяких при-нимаше по своей спасительной ревности. Овые пожившее и отхождаху от него, понеже житие скудное, самое нужное, пустынное. Кому бы и ку­пить что или попросити, но не у кого и негде, что около и близ жителей не имелося. Аще кто со сторон что запасет, то и яст. Много бы к нему было с ним жителей и он не отсылаше никого, точию жить незачим и заводитися не у чего, понеже пашни никакой близ его не имелося. Но сами, видя его скудость и нужду и место неугодное, не могоша житии, отхождаху в сузе-мок и кормящееся работою. Многие суземские со всех скитов к нему хож-даху и грехи своя исповедающе, понеже о том скудость велия. Он же овых в свое согласие укрепляше, а овых и попущаше по их прошению и со все­ми, и монастырскими, быти в согласии не отлучаше. На первой год сам по скитам зимой выезжал и ходил, и добывался, и соглашал к себе. А два года последний не ездяше и летом не хождаше никуды или для опасения, или ради славы своих посылаше по скитам. И хождаше тайно, и поучаше, и нужды исправляше и прошаше»¹⁴³.

Опасения старца Филиппа были не напрасны. В царствование импе­ратрицы Анны Иоанновны (1730-1740) положение староверов еще более ухудшилось по сравнению с предыдущими царствованиями. И без того огромные налоги были удвоены и беспощадно выколачивались из народа. Началось повальное бегство староверов за границу. Однако правительство и там не оставляло староверов в покое. Так, например, в 1735 г. по именно­му повелению Анны Иоанновны 5 армейских полков под командованием полковника Я. Г. Сытина окружили Ветковские слободы (в Польше) и насильно увели в Россию 14 тысяч человек, осуществив так называемую выгонку Ветки — одного из крупнейших духовных центров старообрядче­ства. Начальствовавший тогда на Ветке священноинок Иов был сослан в Иверский Валдайский монастырь, где и скончался. Погибли многие древние иконы и уникальное собрание книг Лаврентьевского монастыря. Те­перь дошла очередь и до Выга...

В 1739 г. на Выг была отправлена особая следственная комиссия, возглавлавлявшаяся асессором О. Т. Квашниным-Самариным. Созда­ние этой комиссии было вызвано доносом бывшего жителя Выговской обители Ивана Круглого, обвинявшего выговцев в немолении за царя и прочих «преступлениях» и «сшивавшего» на монастырь и скиты «мно-гия клеветы». В связи с деятельностью комиссии Квашнина-Самарина произошел и окончательный разрыв между филипповцами и выговца-ми. Под давлением самаринской комиссии выговцы вынуждены были принять «моление за царя», поминать царствующую императрицу Анну Иоанновну по имени. Правда, в тексте тропаря Кресту будущий выгов-ский киновиарх Мануил Петров заменил эпитеты «благочестивый» и «православный» на «державный», но это все-таки была серьезная ус­тупка. Тем самым нарушался один из важнейших заветов соловецких отцов: «Великого государя имени в службах не поминать и Бога не мо­лить». Филипповцы с подобным компромиссом не согласились и на­звали выговцев «самарянами» (от имени Самарина).

Здесь нужно отметить, что отказ филипповцев, а впоследствии и отделившихся от них странников молиться за царя был связан совсем не с «антимонархическим протестом», как пытались представить дело некоторые исследователи, а с совершенно иными причинами. Еще в XIX в. профессор И. Ф. Нильский, опираясь на страннические тексты, показал, что «странники не признают существующей власти не по де­мократически-демагогическим стремлениям своим к анархии, к без­началию, не потому, чтобы им была ненавистна власть вообще сама по себе, но потому, что цари, по мнению сектантов, нечестивы, антихри­сты»¹⁴⁶. Этот же смысл вложен в слова составленного, по-видимому, еще в конце XVII в. кондака «Соловецкаго монастыря преподобному-чеником новым, пострадавшим за Христа» (глас 2):

И вся тех сети разрушисте,

И победу свыше приемше,

Земнаго царя не послушали есте,

И Никоново злое мудрование под ноги свои попрали есте,

И Владыце всех, Христу, Сыну Божию, молитеся,

Святии мученицы, всехвалнии,

Единомысленно вопиюще:

«Коль добро и красно, еже быти с Богом!»

Существование филипповской обители некоторое время удавалось скрывать от комиссии Самарина, однако в октябре 1742 г. в комиссию поступил донос одного «шунжанина». Подъячий, через которого посту­пил донос, «на выкуп чрез человека суземскаго прошал пять рублей», чтобы дело было замято, но старец Филипп, извещенный об этом, не предпринял никаких действий. Не стал он и бежать, хотя такая возмож­ность у него была. В результате в Филиппов скит незамедлительно при­был карательный отряд, и, когда солдаты начали рубить ворота скита, скитские жители подожгли моленную, в которой собрались. Вместе с Филиппом сгорели 72 его последователя, и лишь около 20 насельников обители спаслись от огня и попали в руки комиссии.

До сих пор мы в основном следовали поморской версии конфликта старца Филиппа с выговцами и его последующей судьбы. Однако су­ществует и филипповская версия тех же самых событий. Приведем и ее, а выводы уже пусть читатель делает сам. Вот как эта история изла­гается в филипповских рукописях:

«Когда тропарь прислали в монастырь говорить за царя, и повелели за православнаго молить, отец наш благолепный муж (т. е. Филипп. - К. К.) Божиим промыслом, не благословя таковаго тропаря говорити, что не по древних отец преданию; неблагочестиваго благочестивым называти. Тогда между собою учинилася великая распря, во время утренняго пения; что преже того не бывало. Когда на крыласе стала старица говорить тропарь прямо за благочестиваго, тогда отец наш, благочестивый муж Филипп не даде говорить. Тогда старица боль­шуха, имя ей Марина. Перво зачали говорить, стали в Богослова осен-няго. Тогда отец Филипп, не дал говорить псаломщику, лестовкой стал бить. Тогда Прокопьевна большуха закричала, что калугер, не твое дело, нам большаки велели говорить, токмо не говорили. И про­должилось даже до Воздвижения Честнаго Креста Господня. И тог­да запели, спаси, Господи прямо за благочестиваго царя. Тогда ста­рец благолепный и святый муж Филипп бросил кадило о пол, сам закрычал, что пала вера християнская. И сам побежал ис часовни вон; едва его и настигли на улице, и затащили в келию. И после того Семен Денисов с другими прочими совет сотворили, пришли к стар­цу Филиппу. Семен Денисов стал святолепнаго старца Филиппа по щекам бить. Тогда старец Филипп рече, чадо дерзай яко Христа мя распни. И руце свои простеръ, и били тогда крепко. Отец Терентей еще был бельцем; и тогда по отце Филиппе, великую ревность имел, и говорил, отче, как будет. Тогда отец Филипп рече ему, чадо молчи, что мне будет, ты буди после проповедник о мне. Тогда старец свя-толепный Филипп, дерзостно говорил: что скажите на меня прямо, что я крещу и каю, и о тропаре отвечать буду сам, кроме вас, и кото­рый бил тут же отца Филиппа, имя ему Филип Курпаков, и он вско­ре после того поехал с Лексы. Как он скоро за вороты выехал, так его лошадь, с себя сшибла, и волокла его даже что не до Сергеева скита, но токмо еле жива оставила, рот ему своротило придрало, и всего приломало, и после того год, не вставая с постели. Кто пово­ротит, то и поворотится. И так зле живот свой скончал, а отец Фи­липп сидел в железах три дни, и приехал с Нова города купец, про­званием Мошенников, в монастырь на Лексу, услышав что Филипп сидит скован, то скоро на Семена Денисова закрычал; за что свята-го старца сковал, и сам пошел железа збил; старца Филиппа вывел из монастыря вон, в Надеждин скит, жил отец Филипп в ригачи год; и стали к нему братия собиратися, един по единому умножатися, и поставили келию, подалее токмо, жил недолго, и усмотрел место за мхами, и поставили 5 келий, потом стали братия множитися, на­строили келей много, то стали с монастыря ходить, отца Филиппа уговаривать, ово ласканием, ово страхом. Того страха отец Филипп ниже убоялся, но токмо от святаго писания приводит, и с тем пой­дут, многократно приходили с тем, чтобы выманить, да посадим, иныя говорили, что заморим, чтобы его имя не именовалося; не об­личал бы, но Божиим судом таковаго дела не попусти Бог, и когда подался отец Филипп идти; тогда братия яко единеми усты, отче не ходи не ходи; яко Святым Духом научени, то видя, и таковую рев­ность и крепость во отце Филиппе, монастыря того, именно Ману-ил Петров, Захар Нефедьев Пулов, и иныя прочия, и стали совет советовать; яко на злодея, или яко на разбойника, как жиды на Хри­ста, когда совет сотворили, того дня Нефедьева раздуло, что яко че­ловеку неудобь и сказати, и в тот день, яко злодей, пропал горькою смертию, и в часовне отпеть не могли, понеже что утроба лопнула и пошел из него злосмрадный дух, что в часовне народу быть стало невозможно; недопевши вынесли его вон в могильную яму, тут мно-гия люди прочь отбежали; не терпя таковаго злосмраднаго духа. И того они окаяннии того страха и ужаса не убоялися, но сходили в Олонец сами без всякаго понуждения, и взяли каманду взяли с Шуньги понятых; неволею яко на разбойника или на злодея какого, а многия в то время не хотеша на таковое злодействие идти, то тех зело били едва не до смерти, тогда многия разбежались; и горьким плачем и рыданием плакали, что на таковаго и благолепнаго старца вооружились, яко на злодея. И тогда собралися в монастырь чело­век 70 и больше и пошли, тогда Мануил Петрович стал своим еди-носмысленникам говорить; что старец станет давать, хотя сто руб-лев или триста; отнюд не берите, но токмо сожгите их. И в то время стоял тут человек, именем Василий, того же монастыря; слыша та­ковое богоотступное приказание и безчеловечное, не стерпя тако­ваго зломысленнаго речения; побежал яко орел высокопарный, ко отцу Филиппу, чтобы внезапу не пришли, и то оне окаяннии умыс-лиша, дабы кто ко отцу Филиппу не возвестил; пришли в Надеждин скит, взяли огня и смолья, и пошли ночью, иные дошедши до отца Филиппа яко за поприще; то приказали всем, нарубить кольев; и приказали кто попадет на дороге, или побежит, то бей до смерти, не спущай ни единаго. И тогда стали посылать единаго, осмотреть, что у них творитца, и пошел к старцу посмотрения ради, имя ему Василий, и по молитвовал у старца Филиппа; и сам горько заплакал, прости мя отче честный, согрешил; не того ради к тебе пришел, что тебя гонить, но возвестить тебе, что пришли к тебе на то, чтобы тебя совсем окончать, тогда отвеща ему Филипп; Бог тебя простит чадо, в сем веце и в будушем, мы уже на то Божие дело давно готовы, то он пошел своим возвестить. О вышереченном Василии вестнике; когда он пришел ко отцу Филиппу, и сказал все подробну, понеже что сам тут был. и от таковаго страха едва жив прибежал. И стал просить, отче благослови и меня туюже чашу пить, вместе с вами, да не изыду вон, тогда рече ему Филипп. Господь тя благословит чадо, но пребуди с нами, и от часа нача отец наш благолепный муж Фи­липп, братию збирати в часовню, уготовляя себе и братию к смерт­ному часу; но токмо ожидая суда Божия, приказал двери все запреть, и заповедал братиям и сестрам молится Богу со слезами, чтобы Бог избавил горькия муки, и страшнаго и нестерпимаго тартара, тмы кромешныя, и огня негасимаго. не бойтеся здешния крамолы и кле-ветания от врагов неприязненных, понеже ратуя диявол. Ефрем, слово, 5. Когда воцарится прескверный на земли змий, не даде по­коя на земли, верным рабом Христовым, ни в горах ни в пропастех земных, уже не весте ли братия сего злаго змиина настатаго време­ни. Рече святый Ипполит в своем слове. Когда востанет царство на царство, и царь на царя, князь на князя, сын на отца, и жена на мужа, муж на жену; тогда злое время будет. Иоанн Златоуст в Мар­гарите. Побежат церкви Божия в горя и вертепы, и в пропасти зем-ныя. Толкование. Церкви Божия сущие християне, тогда антихри­стово время будет. То уже братия; не то ли уже самое и дело оказалось. Господь сам своими пречистыми устами рече. Аше кто душу свою убиет, Мене ради, и евангелия; той спасет ю. То уже братия не бой­теся, не у бойтеся сего нападения. В то время увеща святолепный и благочестивый отец наш Филипп братию свою укрепляя божестве-ным писанием. И в то время напали яко разбойники, на них, и по-колотилися у окна; а другия не дожидая старцова ответа; начаша часовню рубити в шесть топоров, начали двери прорубати, тогда старухи закричали, батюшко батюшко, уже попадают в часовню, тогда отец Филипп, благословляет детем своим последнее проще­ние положити; и стали класть конечное начало, тогда все умолкли, и положили начало. Тогда отец Филипп, поклонися братии до зем­ли, и рек яко гром грянул. Простите мя отцы и братия, в сем веце и в будущем. Тогда братия яко едиными усты вопияху; Господь Бог тебя простит честный отче. И начаша вси по единому прощатися; прости мя отче честный. Тогда учинился плачь прощальный. Услы­ша его стали салдаты спрашивать; что у них поп чтоли есть, тогда монастырские сказали им, что попа нету, а есть простой старец. В то время скоро подпустили огня. Когда загорелись, тогда не единой человек не скрычал и не заревел; яко прежде огня все умерли, яко легким сном заснули. Тогда монастырские почали грабить, кому что попадет. Где отец Филипп стоял, то окно было некрепко заперто, однем ставнем; то скоро прогорело. То не точию что другия видели, увидел и посланный афицер; что отец Филипп во пламени под ок­ном, и ризы его целы, и стоял до тех пор, пока не упал потолок. Тог­да закрычал афицер на салдатов и мужиков, отнюд ничего не тронь­те; понеже святаго старца сожгли, воистинну святой старец, что и огнем не горит. А которыя с Филиппом горели, как поклонились порядочно, так все яко уснули; ни единой ни руки ни ноги от себя прочь не откинул. По згорении отца Филиппа, нападе на них вели­кий страх, тогда яко и земли колебатися. и тогда начаша о таковом страхе дивитися вси. Богу нашему слава ныне и присно и во веки веком, аминь»¹⁴⁷.

Из духовных чад старца Филиппа некоторые жили за пределами ски­та. Опасаясь преследований, они, общим числом 49 человек, собрались в одной избе и сгорели утром 24 октября. В 1747 г. еще один последова­тель Филиппа, старец Терентий, вместе с 98 своими сторонниками так­же сгорел на глазах воинской команды. Следующим стал старец Мат­фей, который собрал вокруг себя десятки и погиб в пламени в 1750 г. Страшная волна гарей в середине XVIII в. прокатилась по всей Россий­ской империи...

Здесь опять хочется напомнить о том, что причина массовых самосож­жений среди староверов заключалась отнюдь не в их склонности к само­убийству или религиозном «фанатизме», а в той бесчеловечной полити­ке, которую проводили правительство и господствующая церковь по отношению к лучшим сынам русского народа, по сути дела, не оставляя для них иного выхода. То же самое необходимо сказать и о филипповском согласии. В литературе существует несправедливое мнение о якобы осо­бой склонности именно филипповцев к самосожжениям. Но, как уже было сказано выше, волна самосожжений прокатилась в середине XVIII в. по всей России и коснулась сторонников практически всех согласий, в то время как в дальнейшем случаев самосожжений среди филипповцев не наблюдалось. Наоборот, есть свидетельства о том, что когда в 1770-е гг. некий филипповский инок Иона стал проповедовать в Поморье «замаривати» себя и «сожигатися», он был осужден остальными филипповскими отцами.

По сути, филипповцы - это те же поморцы, которые считали себя продолжателями первоначальной выговской поморской традиции, пре­емственно восходящей к традиции соловецкой. Отсюда и их самоназвание - «християне старопоморского и соловецкого потомства». В основ­ных вопросах филипповцы придерживались поморского и федосеевского учения, но старались выполнять их как можно строже, за что получи­ли в народе прозвание «крепковеров», или «крепких христиан». Так, например, в отличие от поморцев, они не приняли тропарь за царя и строго соблюдали безбрачие; в отличие от федосеевцев, они воздерживались от общения не только с неверными, но и со «староженами», более последова­тельно соблюдали небрачие, не поклонялись Богородичной иконе «Всем скорбящим радосте», утверждая, что она была явлена уже после патриар­ха Никона (остальные старообрядцы принимают этот иконописный об­раз). Еще одной особенностью филипповского согласия было то, что бого­служения у них проходили строго по монастырскому уставу, т. е. каждую службу суточного круга служили в положенное время. Если по уставу по­лагалось «всенощное бдение», то они действительно молились всю ночь, не объединяя несколько служб «для удобства» и не сокращая их. Канони­ческие нормы филипповского согласия были изложены в книгах «Сто-статейник» и «Христианское житие». Новые члены принимались от федо­сеевцев через шестинедельный пост, от брачных поморцев - через двенадцатинедельный, от прочих — перекрещивались.

Справедливости ради нужно отметить, что те новшества, против которых восстали филипповцы на Выге, стали вводиться далеко не во всех поморских общинах. Моление за царя прежде всего было приня­то на Выге и в зарегистрированных городских общинах, в то время как в деревнях, где контроль власти был ослаблен, наставники как моли­лись, так и продолжали молиться, не поминая в тропаре царя. Также и вопрос о браке не везде решался одинаково. Наряду с брачными по­морцами всегда существовали и небрачные.

Со временем филипповское учение достаточно широко распростра­нилось в деревнях северных губерний: в Верхнем Подвинье, в Сольвы-чегодском и Великоустюжском уездах, на Кокшеньге и Ваге, в Тотем-ском уезде и в других местах Вологодской губернии, на Верхней Волге — в Кимрах, Угличе, Ростове Великом, Рыбинске, Ярославле и окрестных селах, а также в Костромской губернии. В Угличе даже был создан филипповский монастырь, разоренный властями в середине XIX в. Одним из значительных центров филипповского согласия до наших дней остается село (впоследствии — город) Кимры Тверской губер­нии. Филипповцы стали появляться и в других, более отдаленных от Поморья районах России — в Среднем Поволжье, в Урене (Нижего­родская губерния), в Нолинском и Глазовском уездах Вятской губер­нии, на Южной Вятке. Филипповские общины появились в крупных городах - Москве, Петербурге, Одессе, а также за границей - в Польше и Румынии.

В 1760-е гг. значительная часть московских поморцев последовала филипповскому учению, а в 1780-е гг. выходцы из Кимр основали в Москве главный духовный центр филипповцев - Братский двор, со­поставимый по своему значению для них с Преображенским и Рогож­ским кладбищами.

Братский двор находился в Дурном переулке (ныне Товарище­ский), в глубине домовладения № 6. В 1789 г. на средства тверского купца Т. И. Долина здесь была выстроена деревянная моленная во имя Успения Пресвятыя Богородицы, Преображения Господня, свя­тителя Николы и преподобных Зосимы и Саватия, соловецких чу­дотворцев. В переулок выходили два каменных жилых флигеля с бо­гадельней, которые сохранились в перестроенном виде до наших дней. В саду, во дворе, разместилась моленная, не отмечавшаяся на планах Москвы. При Братском дворе существовали иконописная и медно­литейная мастерские, устроенные первым наставником общины Алек­сеем Яковлевым (прозвание - Балчужный, настоящая фамилия - Смирнов; ум. в 1815 г.). Вторым наставником был Петр Иванов. Алек­сей Яковлев в качестве настоятеля Братского двора стремился к объ­единению всех филипповских общин, существовавших в то время в России, и к созданию в Москве единого духовного центра филиппов­ского согласия. Он оставил после себя множество сочинений, посвя­щенных как проблемам внутренней жизни филипповцев, так и их отношениям с другими старообрядческими согласиями, с официаль­ной церковью и государством.

В конце XVIII в. московская филипповская община насчитывала до 300 человек. Во время пребывания Наполеона в Москве в 1812 г. Брат­ский двор сгорел, так что после освобождения города от французов при­шлось строить новую моленную, на этот раз каменную. Окрестные дома были скуплены купцами-филипповцами, и дворы этих домов образовы­вали своеобразный лабиринт, позволявший представителям согласия скрываться от полиции. После выхода Указа о веротерпимости в 1905 г. к углубленному в землю зданию моленной пристроили колокольню.

Молиться на Братский двор приезжали издалека и жили в богаде­ленных зданиях месяцами, причем приезжих кормили бесплатно. Приблизительно с 1885 г. настоятельницей Братского двора стала инокиня Парасковия, много потрудившаяся для сохранения этого ду­ховного центра. Вплоть до 1917 г. Братский двор, как и большинство других старообрядческих храмов и монастырей, считался частной соб ственностью, переходившей от одного доверенного лица к другому. После смерти брата инокини Парасковии К. А. Беликова, который являлся номинальным владельцем Братского двора, все владение перешло к 5 наследникам. Матери Парасковии досталась лишь пя­тая часть. Из прочих наследников лишь один Ф. Н. Калмыков ока­зался вполне порядочным человеком. Остальное же наследство при­шлось выкупать и отсуживать, на что ушло немало сил и средств. После смерти Парасковии Братский двор перешел в собственность инока Виталия, инокини Феклы и некоего Чибисова. Интересно, что поскольку при Братском дворе своего кладбища не было, филиппов-цы предпочитали хоронить покойников не на Преображенском клад­бище, а на Рогожском.

Несколько позже московского Братского двора появились филип-повская моленная на Болотной улице (основана в XVIII в.) и жен­ский скит за Московской заставой в Петербурге. Вообще благодаря близости Выговского монастыря к Северной столице староверы по­явились здесь достаточно рано. С самого начала основания города Петр I, нуждавшийся в искусных ремесленниках, переселял их сюда из раз­ных мест — преимущественно на Охту и в район села Рыбацкого. Осо­бенно нужны были плотники, а самые знатные плотники — олончане и архангелогородцы — все сплошь были староверами. В царствование Екатерины II в Петербурге на Моховой улице было основано подво­рье Выговского монастыря (1768), а также построены поморские и федосеевские моленные на Малоохтинском (1760) и Волковом (1777) кладбищах, впоследствии ставшие центрами своих согласий на всем Северо-Западе. В начале XIX в. в одной из комнат дома купца Дмитри­ева на Коломенской улице, 12, устроили свою моленную на 150 чело­век и филипповцы. Моленная была освящена в честь Владимирской иконы Божьей Матери. При этой моленной жил известный иконопи­сец Н. С. Рачейсков, беседы с которым вдохновили писателя Н. С. Лес­кова на создание рассказа «Запечатленный ангел». В 1911-1913 гг. фли­гель дома на Коломенской был специально перестроен для моленной и квартир служителей по проекту архитектора Ф. Ф. Лумберга. По име­ни одного из новых хозяев - Павлина Ивановича Киржакова - молен­ная стала называться в народе Киржаковской.

Гонения XX в. оказались самым серьезным испытанием для ста-роверия. Двадцатому веку во многом удалось сделать то, чего не смог­ли достичь ни гонения, ни инквизиция предшествующих трех веков - многие староверы отошли от веры своих отцов. Одной из главных при­чин такого отступления явилось то, что целые социальные слои, тра опорой старообрядчества: купцы, промышлен­ники, кустари, мелкие предприниматели, кооператоры, крепкое кре­стьянство, казачество, - были уничтожены. Царская власть, пресле­довавшая староверов за их убеждения, все же не ставила перед собой задачу разрушения быта и социальной структуры, являвшихся «стерж­нем» старообрядческой религиозной жизни. Поэтому староверы «сравнительно легко переносили дискриминацию и открытые гоне­ния. Полное же разрушение быта и общественных связей в подсовет-ской России самым трагическим образом сказалось на состоянии ста­рообрядчества».148

От гонений XX в. пострадали все без исключения старообрядческие согласия, но по филипповцам, пожалуй, был нанесен один из самых тя­желых ударов, поскольку у них не было единого духовного центра и все держалось на авторитете того или иного наставника. В 1930-е гг. был нанесен удар по филипповцам Северной Двины — теперь духовная тра­диция в этих местах совершенно прервалась, и «лишь развалившиеся избы по двинским берегам еще напоминают о былой славе филиппов-ских скитов»¹⁴⁹. В Кимрах хотя филипповцы в наши дни и существуют, однако не столь многочисленны, как некогда.

В Москве Братский двор был разорен после революции. В 1926 г. была снесена колокольня, а в 1933 г. президиум горисполкома решени­ем от 7 мая постановил закрыть молитвенный дом христиан филип-повского согласия. Решением от 5 июля того же года президиум Мос-облисполкома поддержал это решение, «так как молитвенный дом пришел в полную ветхость из-за отсутствия необходимых решений и малочисленности верующих...»¹⁵⁰ Несмотря на все жалобы филиппов-цев, президиум ВЦИК на заседании 10 сентября 1933 г. утвердил ре­шения городских властей и окончательно ликвидировал храм. Само зда­ние моленной было снесено уже в 1982 г., и на его месте теперь находится городской сквер.

После того как Братский двор был разорен, московские филиппов-цы некоторое время собирались на Рогожском кладбище, пока не по­лучили в 1940 г. бывшую федосеевскую Никольскую часовню на Пре­ображенском кладбище возле могилы И. А. Ковылина. Московская филипповская община просуществовала вплоть до начала 1990-х гг. и прекратила свое существование лишь со смертью стариков, а здание часовни было возвращено федосеевцам. Молодые же представители согласия во главе со своим наставником переселились в Архангель­скую область, где воссоздали общину под Каргополем. В Северной столице община при Киржаковской моленной в 1919 г. была официально зарегистрирована и просуществовала вплоть до мая 1935 г., когда власти приказали моленную закрыть. В мае 1946 г. зда­ние частично было возвращено староверам, причем молились здесь все беспоповцы Ленинграда — и поморцы, и федосеевцы, и филипповцы, поскольку власти не хотели давать отдельные помещения представителям различных беспоповских общин, да и контролиро­вать их так было легче. Со временем благодаря мудрой политике на­стоятеля о. Амбросия Иоакимовича Толстова все беспоповцы Север­ной столицы объединились в одну Древлеправославную Поморскую Церковь. Однако во время новых, на этот раз хрущевских, гонений моленная на Коломенской улице опять была закрыта, а община пе­реведена в Рыбацкое (1961), ставшее впоследствии одним из круп­нейших беспоповских центров страны. Только в 1994 г. здание на Ко­ломенской было возвращено староверам-поморцам, и в его стенах возобновилась церковная жизнь.

Филипповцы Вятки также не смогли оправиться от нанесенных гонениями XX в. ударов. Были раскулачены и репрессированы мно­гие духовные отцы, моленные разорялись, старинные книги и ико­ны конфисковывались или уничтожались. Современный историк филипповского согласия пишет: «Нынешнее положение в филипповских общинах Вятки (как и в почти любой сельской беспопов­ской общине) сложно оценить определенно... Сложно сказать, что преобладает - преемственность или постепенное (пусть медленное) угасание старообрядческой традиции»¹⁵¹.

Несмотря на то что в ны­нешнем Российском государстве за последние годы были приняты новые законы о религии, казалось бы, гарантирующие верующ