В Даурии дикой пустынной  Отряд воеводы идет.

В отряде том поступью чинной  Великий страдалец бредет.

Жена с ним и малые дети Изгнание вместе несут.

За правую проповедь в свете Жестокий им вынесен суд.

Старообрядческий духовный стих "Аввакум в изгнании"

В истории старообрядчества что ни человек - то яркая личность. Но и на фоне других старообрядческих деятелей Аввакум выделяется сво­ей исполинской фигурой, приближающейся в проповеди к новозавет­ным апостолам, а в «огнепальной ревности» по вере — к ветхозавет­ным пророкам. Поистине, вся его многострадальная жизнь, прошедшая в беспрестанной борьбе за правду, была мученическим подвигом за Христа. Не только словом, но и жизнью своей доказал «богатырь-про­топоп» преданность христианскому учению.

Аввакум Петрович Кондратьев родился 25 ноября 1620 г. в селе Григорове Закудемского стана Нижегородского уезда (ныне — Боль-шемурашкинский район Нижегородской области) в семье священни­ка сельской церкви во имя святых Бориса и Глеба Петра Кондратьева. Основные деятели движения боголюбцев были земляками Аввакума: патриарх Никон, протопоп Иоанн Неронов, епископ Павел Коломен­ский, архиепископ Илларион Рязанский. Со всеми этими людьми в дальнейшем была тесно связана его жизнь.

Воспитанием детей в семье занималась мать, Мария (в иночестве Марфа) - большая постница и молитвенница, сумевшая передать детям свою горячую веру во Христа. Под ее влиянием у Аввакума с юных лет развивается стремление к аскетической жизни. Матери он обязан и своей любовью к чтению книг.

Аввакум рос впечатлительным ребенком. Как-то раз, увидев у со­седа умершую скотину, он был настолько сильно потрясен, что встал среди ночи перед образами и долго плакал, помышляя о своей душе и о предстоящей смерти. С тех пор он привык к ночной молитве — самой благодатной, по словам св. Иоанна Златоуста.

Пятнадцати лет Аввакум остался без отца, а в семнадцать, по на­стоянию матери, женился на скромной односельчанке — дочери куз­неца Анастасии Марковне, которая стала его верной помощницей и соратницей. На двадцать первом году он был рукоположен в диаконы, а в 1643 г. (или 1644 г.) поставлен в священники в селе Лопатицы (Лопатищи).

Став священником, Аввакум вел поистине подвижнический образ жиз­ни. Вся его жизнь превратилась, по сути, в непрерывное богослужение. Перед тем как служить Божественную литургию, он почти не спал, прово­дя время за чтением. Когда подходило время заутрени, сам шел благове­стить в колокол, а когда на звонницу прибегал проснувшийся пономарь, передавал колокол ему и шел в церковь читать полунощницу. Продолжи­тельная заутреня сменялась правилом ко Святому Причастию, которое Аввакум также вычитывал сам. На службе он учил прихожан стоять с бла­гоговением и до самого отпуста не выходить из храма. После обедни чита­лось душеполезное поучение. Пообедав и отдохнув два часа, Аввакум сно­ва брался за книгу. Затем служились вечерня и павечерница, а после ужина еще читались дополнительные каноны и молитвы. С наступлением ночи, уже в потемках, Аввакум клал земные поклоны: сам делал 300 поклонов, говорил 600 молитв Исусовых и 100 молитв Богородице; супруге же, ко­торая была такой же строгой подвижницей с юных лет, делал снисхожде­ние: «понеже робятка у нее пищат» - 200 поклонов и 400 молитв.

Столь добросовестное и ревностное исполнение своих священниче­ских обязанностей и строгость нравственных требований к себе и к па­стве, с одной стороны, привлекали к Аввакуму множество людей, же­лавших быть его духовными чадами; а с другой стороны - нажили ему немало врагов, негодовавших на его суровые обличения. Аввакум смело обличал недостатки и нравственную распущенность прихожан, невзи­рая на их богатство и знатность. «Нищим подати не хощет, - говорил Аввакум про одного своего прихожанина, - а что подаст, ино смеху до­стойно, денежку и полденежку, или кусок корки сухия. А имеет тысящи серебра и злата, и на псах ожерелья шелковые».

Первый конфликт произошел уже в Лопатицах. Укоряя местного начальника за неправду, Аввакум был жестоко избит и волочен по зем­ле прямо в священнических ризах. Другой начальник его избил и даже пытался застрелить. Наконец, в 1646 г. у Аввакума отняли все его иму­щество и выгнали из села...

Изгнанный Аввакум бежит в Москву. Здесь он находит покрови­тельство у царского духовника отца Стефана Внифантьева и у отца Иоанна Неронова. Он был представлен самому царю Алексею Ми­хайловичу и с царской грамотой возвратился в Лопатицы. Однако в 1648 г. он вновь был изгнан оттуда местными властями и вновь по­явился в Москве.

На этот раз Аввакум пробыл в столице до 1652 г., принимая самое активное участие в кружке ревнителей благочестия. Одной из настой­чиво проводимой боголюбцами идей становится идея так называемо­го единогласия. Дело в том, что в богослужебной практике того време­ни был распространен принцип «многогласия», т. е. одновременного отправления различных частей службы с целью сокращения времени богослужения. Часто это приводило к злоупотреблениям, когда смысл читаемых одновременно богослужебных текстов просто не доходил до сознания молящихся.

В 1652 г. Аввакума назначили протопопом в Юрьевец Повольский, куда он прибыл, вдохновленный идеями ревнителей благочестия об исправлении церковных нравов. Однако не прошло и двух месяцев, как Аввакум своею обличительной проповедью, требовательностью к пастве и настойчивым проведением единогласного пения восстановил против себя юрьевецкое духовенство и народ. «Дьявол научил попов, и мужиков, и баб: пришли к патриархову приказу, где я духовныя дела делал, и вытаща меня ис приказу собранием, - человек с тысящу и с полторы их было, - среди улицы били батожьем и топтали. И бабы были с рычагами, грех ради моих убили замертва и бросили под изб­ной угол. Воевода с пушкарями прибежал и, ухватя меня, на лошеди умчал в мое дворишко, и пушкарей около двора поставил. Людие же ко двору приступают, и по граду молва велика»²⁰. Ему снова пришлось спасаться в Москве.

Как раз к этому времени патриархом становится Никон, активно взявшийся за проведение церковной реформы. Его новшества вызва­ли широкий протест, в ответ на который незамедлительно последова­ли репрессии. В 1653 г. на Кубенское озеро под строгий «начал» был отправлен выступивший против Никона Иоанн Неронов. В августе того же года Аввакум (заменивший его в должности настоятеля Ка­занского собора на Красной площади в Москве) и костромской прото­поп Даниил подали челобитную царю, прося за Неронова. Начинает­ся открытая борьба членов кружка ревнителей благочестия с новым патриархом.

Аввакум проповедует неприятие никоновских «новин». «Ну-ка! Воспрянь и исповедуй Христа Сына Божия громко предо всеми! Пол­но таиться. А хотя и бить станут или жечь, ино и слава Господу Богу о сем. Не задумывайся! С радостью Христа ради постражди! Освятилась земля русская кровью мученическою. Я бы умер, да и паки умер по Христе Бозе нашем».

Его голос звучит властно, но понятно, и проникает в сердца про­стых людей. Свою убежденность и образы он черпает из Священного Писания и из творений святых отцов. «Аз есмь ни ритор, ни фило­соф... Простец человек и зело исполнен неведения... Подобен я нище­му человеку, ходящу по улицам града и по окошкам милостыню про-сящу. День той скончав и препитав домашних своих, на утро паки поволокся. Тако и аз... У богатова человека, царя Христа, из Евангелия ломоть хлеба выпрошу; у Павла апостола, у богатова гостя, из полатей его хлеба крому выпрошу, у Златоуста, у торговова человека, кусок словес его получю; у Давыда царя и у Исайи пророков, у иосадцких людей, по четвертине хлеба выпросил. Набрав кошел, да и вам даю, жителям в дому Бога моего»²¹.

Не подчинившись приказу Никона молиться по новым книгам, Аввакум вынужден был оставить Казанский собор и продолжал слу­жить по старому чину в сушиле во дворе Иоанна Неронова. «Ибо в иную пору, — говорит он, — и конюшня лучше церкви бывает». За Ав­вакумом переходит и значительная часть его паствы.

13 августа 1653 г. Аввакум, обличая нововведения, «чел поучение на паперти... лишние слова говорил, что и не подобает говорить» (из письма священника Иоанна Данилова Иоанну Неронову от 29 сентября 1653 г.). В тот же день по доносу Иоанна Данилова Аввакум был взят под стражу Борисом Нелединским со стрельцами из сушила во время совершения всенощного бдения и доставлен на Патриарший двор, где ночью был посажен на цепь. Взятые вместе с ним 60 человек были по­сажены в тюрьму и «от церкви отлучены».

На следующий день, в воскресенье, Аввакума, закованного в цепи, отвезли в Андроньев монастырь (на Яузе), где он находился около месяца. Истязания не сломили железную волю протопопа. 15 сентяб­ря в Успенском соборе Кремля было назначено расстрижение Авваку­ма. Однако по личной просьбе царя Алексея Михайловича протопопу оставили его духовное звание, а сам он был сослан в Тобольск.

Через два года, когда до Москвы дошли вести о том, что Аввакум не прекратил своих обличений никоновских реформ и что его проповеди пользуются успехом, пришел указ об отправке опального протопопа еще далее — на Лену, в Якутский острог. Но перевод Аввакума туда не состоялся — в 1656 г. его отправили с экспедицией воеводы А. Ф. Паш­кова в далекую Даурию...

Поход Пашкова был сопряжен со всевозможными лишениями и опас­ностями. Приходилось переносить и холод и голод, подвергаться напа­дениям туземцев и диких зверей. «О, горе стало! Горы высокия, дебри непроходимыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть - заломя голову! В горах тех обретаются змеи великие; в них же витают гуси и утицы — перие красное, вороны черные, а галки серые; в тех же горах орлы, и соколы, и кречаты, и курята индейские, и бабы, и лебеди, и иные дикие - многое множество птицы разные. На тех же горах гуляют звери многие дикие: козы, и олени, изубри, и лоси, и кабаны, волки, бараны дикие - во очию нашу, а взять нельзя! На те горы выбивал меня Паш­ков, со зверьми, и со змиями, и со птицами витать... Потом доехали до Иргеня озера: волок тут, - стали зимою волочитца... А дети маленьки были, едоков много, а работать некому: один бедной горемыка-протопоп нарту сделал и зиму всю волочился за волок. У людей и собаки в под-пряшках, а у меня не было; одинова лишо двух сынов, - маленьки еще были, Иван и Прокопей, - тащили со мною, что кобельки, за волок нар­ту. Волок - верст со сто: насилу бедные и перебрели. А протопопица муку и младенца за плечами на себе тащила; а дочь Огрофена брела, бре­ла, да на нарту и взвалилась, и братья ея со мною помаленьку тащили... Робята те изнемогут и на снег повалятся, а мать по кусочку пряничка им даст, и оне, съедши, опять лямку потянут... Страна варварская, инозем­цы немирные; отстать от лошедей не смеем, а за лошедьми идти не по­спеем, голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, - кольско горазд! На меня, бедная, пеняет, говоря: "долго ли муки сея, протопоп, будет?" И я говорю: "Марковна, до самыя смер­ти!" Она же вздохня, отвещала: "добро, Петрович, ино еще побредем"»²²

Кроме всего прочего, отношения у Аввакума с Пашковым не сло­жились. Воевода был человек буйный по отношению к подчиненным, и это приводило к резким столкновениям. Не раз протопоп испыты­вал на себе гнев «озорника»-воеводы, который однажды избил его до потери сознания. Но настал конец и сибирским мучениям протопопа, чему способствовало удаление Никона с патриаршего престола. За время одиннадцатилетней сибирской ссылки Аввакуму с семьей при­шлось вытерпеть немало мучений, пережить смерть двоих сыновей.

Но даже в столь нечеловеческих условиях благочестивый прото­поп не оставлял молитвы и своего келейного правила. Аввакум обла­дал прекрасной памятью. «Ив полунощи, во всенощное, чтущу ми наи­зусть Святое Евангелие утрешнее, над ледником на соломке стоя, в одной рубашке...»²³ В своих произведениях он приводит на память целые тексты из Маргарита, Палеи, Хронографа, Толковой Псалтыри. «Егда в Даурах был... идучи, или нарту волоку, или рыбу промышляю, или в лесе дрова секу, или ино что творю, а сам и правило в те поры говорю, вечерню и завтреню, или часы — што прилучится.. А в санях едучи, в воскресныя дни на подворьях всю церковную службу пою, а в рядовыя дни, в санях едучи, пою; а бывало, и в воскресныя дни, едучи, пою... Якоже тело алчуще желает ясти и жаждуще желает пити, так и душа - брашна духовного желает»²⁴.

Не чужда была Аввакуму и практика «умной» молитвы. «Лежа на печи, умом моим глаголющу псалмы... Всяку речь в молитвах разумно говорю, а иную молитву и дважды проговорю». Молитва была для него наиболее важным видом не только духовной, но и телесной деятель­ности, направленной на достижение спасения. В таком понимании молитвы Аввакум близок к традициям византийского исихазма. Глав­ный представитель этой традиции восточно-христианской мысли свя­той Григорий Палама обосновал положение о том, что космос и жизнь человека пронизаны Божественной благодатью. Приобщение же к бла­годати осуществляется посредством молитвы. О том же учил и Авва­кум: «Во время молитвы, - окружит меня дух, и распространится ум, и радости неизглаголанныя исполнится сердце».

Вообще исихазм очень сильно повлиял на мировоззрение средневе­кового русского христианина и, следовательно, на мировоззрение рус­ских старообрядцев, продолжавших оставаться носителями средневе­ковой русской культуры. Исихазм во многом сформировал на Руси тот образ отношения человека к окружающему миру и образ познания мира, который исследователи называют «кардиогносией» (т. е. «сердцеведе­нием»). Именно этот образ определяет отношение к бытию как систе ме определенных обрядов. Подобное мировоззрение неизбежно долж­но было вступить в конфликт с чуждым ему европейским гуманизмом, ценности которого активно насаждались в ходе «реформ» XVII в.

Кроме молитвы, путь к спасению открывали истинная вера, покая­ние, страдание, и, в равной степени, благодать, добродетель и истинные, «неразвращенные» таинства. Однако в связи с никоновской реформа­цией и отступлением епископата от веры невольно возникали вопросы: а где же истинная Церковь? Где же истинные таинства? С одной сторо­ны, истинная вера была для Аввакума немыслима без Церкви и таинств. Но, с другой стороны, он прекрасно понимал, что «не всех Дух Святой рукополагает, но всеми действует, кроме еретика». А потому и истин­ную Церковь Аввакум не связывал лишь с официальной иерархией: «Церковь бо есть небо... Не стены, но законы церковь».

Теперь, когда епископат и высшее духовенство отступили от уче­ния и практики древней Церкви, человек оказывался предоставлен самому себе в выборе пути спасения. Поэтому особый смысл получала идея личной ответственности христианина в миру и церковной жиз­ни. Независимо от своего места в социальной и духовной иерархии человек лично отвечает перед Богом за свои деяния и веру. «Глаголют в безумии человецы... не нас де взыщет Бог законное дело и веру; нам де что? Предали патриархи и митрополиты со архиепископы и епис­копы, мы де творим так... шлюся на твою совесть, зане разумное Боже яве есть в тебе».

В 1661 г. по ходатайству московских друзей Аввакуму было дозво­лено возвратиться из сибирской ссылки. Обратный путь занял около трех лет! Воодушевленный надеждой на восстановление старой веры, Аввакум на всем протяжении своего пути выступал с горячей пропове­дью против никоновых новин. В городах и селах, в церквах и на торжи­щах раздавалась его страстная речь, имевшая огромное влияние на на­род. «Аввакум всегда и всем проповедовал о гибели православия на Руси вследствие церковной реформы Никона, о необходимости всем истин­но верующим стать за родную святую старину, ни под каким видом не принимать никонианских новшеств, а во всем твердо и неуклонно дер­жаться старого благочестия, если потребуется, то и пострадать за него, так как только оно одно может вести человека ко спасению, тогда как новое — никонианское ведет к неминуемой вечной гибели. Эта пропо­ведь святого страдальца и мученика за правую веру и истинное благо­честие везде имела успех, везде Аввакум находил себе многочислен­ных учеников и последователей, которые всюду разносили молву о великом страдальце и крепком поборнике истинного благочестия»^25. В 1664 г. он наконец добрался до столицы и был ласково («яко ан­гел») принят боярами, противниками Никона. Достаточно милостиво отнесся к нему и царь Алексей Михайлович. «Велел меня поставить на монастырском подворье в Кремли, и, в походы мимо двора моево ходя, кланялся часто со мною низенько-таки, а сам говорит: "благо-слови-де меня и помолися о мне!" И шапку в ыную пору, мурманку, снимаючи с головы, уронил, едучи верхом! А из кореты высунется, бывало, ко мне. Таже и все бояря после ево челом да челом: "протопоп, благослови и молися о нас!" Как-су мне царя тово и бояр тех не жа­леть?»²⁶

Однако пути Аввакума и его покровителей резко разошлись. Если бояре боролись лично против Никона, то Аввакум шел против нико­нианства: против церковных новшеств, подлинным автором которых был сам царь и его ближайшее окружение. Бояре убеждали опального протопопа примириться с новой верой, обещая высокое общественное положение и какое угодно место, вплоть до места царского духовника. Но компромисс в делах веры был для Аввакума невозможен.

В столь тяжелую минуту Аввакум находит поддержку в своей жене, Анастасии Марковне, мужественно разделявшей с ним все его лише­ния. «Жена, что сотворю? - в сомнении спрашивает он. - Зима ерети­ческая на дворе: говорить мне или молчать? Связали вы меня». На это его верная спутница отвечала: «Что ты, Петрович, говоришь? Аз тя и с детьми благословляю: дерзай проповедати слово Божие по-прежнему, а о нас не тужи. Дондеже Бог изволит, живем вместе; а егда разлучат, тогда нас в своих молитвах не забывай. Поди, поди в церковь, Петро­вич, обличай ересь». Ободренный женою, он ревностно продолжает обличать «еретическую блудню».

До возвращения Аввакума из сибирской ссылки вождем московских староверов был отец Иоанн Неронов. Однако он был уже достаточно стар, и силы покидали его. Через год после ссылки в Спасо-Каменный монастырь он был отправлен еще далее на север - в Кандалакшский монастырь Рождества Богородицы (ныне Мурманская область), отку­да в августе 1655 г. ему удалось бежать в Москву к Стефану Внифанть-еву. Некоторое время он жил тайно в келий отца Стефана, а затем был пострижен в иноки с именем Григорий. Дальнейшая его судьба трагич­на. Отправленный под «строгий начал» в Иосифов Волоколамский мо­настырь, он вынужден был на соборе 1666-1667 гг. принести покаяние и отречься от дела, за которое боролся и страдал всю жизнь. В дальней­шем его поставили архимандритом Данилова монастыря в Переяслав-ле-Залесском. Там он в самом начале 1670 г. и скончался. Протопоп Аввакум весьма болезненно переживал малодушие отца Иоанна Неронова, но при этом не смел его осуждать: «не могут мои уши слышать о нем хульных глагол ни от ангела»...

Время пребывания протопопа Аввакума в Москве можно считать самой горячей порой его проповеднической деятельности. Пользуясь в это время большой свободой, он действовал и устным словом, и писа­ниями. Аввакум не мог молчать. Он снова пишет проповеди и посла­ния, обличая «мерзость никоновских исправлений», призывая твердо стоять за древлее благочестие. Самому царю он подает особую чело­битную, в которой высказывает свой взгляд на положение церковных дел того времени. «Эта челобитная показала государю, что Аввакум крепкий, убежденный сторонник русской церковной старины, и что он добивается собственно полной отмены произведенной церковной ре­формы и всецелого возвращения к старым церковным порядкам, при которых "никоновы затейки" не имели бы места»²⁷. Попытка царя Алек­сея Михайловича примирить Аввакума хотя бы с частью никоновских реформ потерпела поражение.

Царь и бояре были сильно смущены огнепальной ревностью Авва­кума. «Не любо им стало, - замечает он, - как опять я стал говорить. Любо им, как молчу, да мне так не сошлось». Успех проповеди Авваку­ма в московском обществе привел духовные власти в самую настоящую ярость. Они решили принять меры против него и попросили государя о его высылке, так как он «церкви запустошил». 29 августа 1664 г. Авва­кум был отправлен в ссылку в далекий Пустозерск, но благодаря за­ступничеству московских друзей так до этого острога и не доехал, а бо­лее года прожил с семьей на Мезени.

В 1666 г. Аввакума привозят в Москву для большого соборного суда и помещают в Боровском Пафнутьевом монастыре. «И привезше к Москве, козновав и стязався со мною у крутицкого митрополита Пав­ла, отвезли в Пафнутьев монастырь и посадили на цепь». Здесь много­страдальный протопоп пробыл девять с половиной недель. Чтобы скло­нить его к новой вере, в Боровск прислали ярославского дьякона Коему с подьячим патриаршего престола. Однако вместо того чтобы «вразум­лять» Аввакума, Косма всячески поддерживал его, ободряя следую­щими словами: «Не отступай ты старого того благочестия! Велик ты будешь у Христа человек, как до конца потерпишь!»

Из Боровска Аввакум был возвращен в Москву для соборного суда. На этот раз для придания собору большей помпы к участию в нем были привлечены восточные «вселенские патриархи» Паисий Александрий­ский и Макарий Антиохийский. Как выяснилось позже, это были сверженные со своих престолов авантюристы, только впоследствии заняв­шие патриаршие престолы благодаря вмешательству русского прави­тельства и с помощью турецких властей. На соборе Аввакум не поко­рился, обратясь к восточным «патриархам» с такой речью: «Вселенские учители, Рим давно пал. Ляхи с ним же погибли. И у вас православие пестро стало от насилия турскаго Махмета. На Руси же до Никона было православие чисто и непорочно и церковь не мятежна».

13 мая 1666 г. в Успенском соборе Кремля Аввакум был расстри­жен и проклят вместе со своим сподвижником диаконом Феодором. Его друзьям священнику Лазарю и иноку Епифанию были отрезаны языки. После суда Аввакума привезли в Никольский Угрешский мо­настырь и поместили под церковью в отдельную «палатку студеную над ледником». Здесь в праздник Вознесения Господня ему было ви­дение: в полночь, во время чтения наизусть утреннего Евангелия, яви­лись ему Богородица и Христос с «силами многими». И Христос ска­зал, укрепляя страдальца: «Не бойся, Аз есмь с тобою!».

5 сентября 1666 г. Аввакум снова был доставлен в Боровский Паф­нутьев монастырь, а в следующем году его уже отправили в Пусто­зерск, у Полярного круга, где вскоре по прибытии заключили в «зем­ляную тюрьму» - сруб, закопанный в земле. Жена Аввакума и двое его сыновей также были посажены на Мезени в яму.

В «земляной тюрьме» Аввакум провел пятнадцать лет, терпеливо снося жестокие страдания. Но, несмотря на тяжелейшие условия за­точения в Пустозерске, «в месте тундряном и безлесном», огнепальный протопоп продолжал бороться за старую веру. Из этого глухого уголка раздавалась его горячая проповедь: послания, трактаты, це­лые книги рассылались на Мезень, в Москву, в заволжские скиты и другие края России. За годы пустозерского заключения Аввакум на­писал свыше 40 сочинений, в которых то обращался к властям с уве­щанием вернуться к старой вере, то писал к своим единомышленни­кам и духовным чадам, ободряя их, возбуждая их ревность, увещевая их к страданиям за истинную веру, наставляя их, как устроить свою жизнь, разрешая различные их недоумения. Обращался протопоп с посланием и к новому царю Феодору Алексеевичу, призывая его вернуться к заветам родной старины. Однако молодого царя, женатого на польке и активно внедрявшего в государстве западные порядки, речи Аввакума о «родной старине» лишь приводили в раздражение.

В 1681 г. во время Крещенского водосвятия, когда на кремлевском холме и по берегам Москвы-реки собрались сотни тысяч людей, в при­сутствии царя Феодора Алексеевича на «иордани» один старообрядец с колокольни Ивана Великого «метал» в толпу свитки с политически­ми карикатурами и «хульными надписями», порочащими царя, свет­ские и духовные власти. Как выяснилось, оригиналы на берестяных хартиях изготовил сам протопоп Аввакум. Такого публичного позора власти простить не могли, и вскоре последовало решение о казни Ав­вакума и его сподвижников.

14 апреля 1682 г., в Страстную пятницу, формально - за «великия на царский дом хулы», а фактически - за свои религиозные убеждения по настоянию патриарха Иоакима Аввакум был сожжен в срубе вместе со своими единомышленниками и соузниками - священником Лаза­рем, дьяконом Феодором и иноком Епифанием. В пламени костра Ав­вакум высоко поднял руку с двуперстным крестным знамением и за­кричал народу: «Будете этим крестом молиться - во веки не погибнете!». Перед своею смертью Аввакум предсказал скорую кончину царя феодора Алексеевича. Пророчество это в точности сбылось: 27 апреля 1682 г. молодой царь неожиданно скончался. Народ увидел в этом со­бытии воздаяние за казнь пустозерских страдальцев.

Протопоп Аввакум глубоко почитается всеми старообрядцами. Еще в конце XVII в. появились первые иконописные изображения Авваку­ма, предстоящего Спасителю (в собрании Государственного истори­ческого музея в Москве), а в начале XVIII в. была составлена служба святым исповедникам и новым российским страдальцам — протопопу Аввакуму, епископу Павлу Коломенскому и др.

В XVIII в. Пустозерский острог пришел в запустение и постепенно исчез с лица земли. Последние жители покинули это место в 1960-е гг. Сегодня на месте Пустозерска голый песок, мох да низкий кустарник. Лишь кое-где можно обнаружить останки деревянных восьмиконеч­ных крестов. В 1980 г. краевед М. Фещук вместе с товарищами соб­ственноручно изготовили и установили памятный знак в честь муче­ников за древлее благочестие; в 1981 г. группа староверов-поморцев из Рижской Гребенщиковской общины установила восьмиконечный крест в память мучеников за веру, а недавно у нарьян-марских старо­веров появилась идея создания часовни-памятника на месте казни пустозерских страдальцев. И в наши дни к этому поистине святому месту не иссякает поток паломников со всех концов России.

К.Я.Кожурин (Санкт-Петербург)

Из книги: К.Кожурин. Духовные учителя сокровенной Руси- СПб.: Питер, 2007

На нашем сайте опубликованы и другие главы из книги К.Кожурина "Духовные учителя сокровенной Руси"