Любая церковь, являясь самодостаточным организмом, имеет своеобразную закономерность возникновения, структурирования и адаптации. Генезис церкви, как правило, связан с деятельностью харизматической личности, которая является так называемым лидером-основателем целого конфессионального направления. Для христианской церкви таким лидером-основателем стал Исус Христос. Однако после его чудесного воскресения и вознесения апостолы в прямом смысле наследовали власть в молодой христианской церкви, так как получили харизму, т.е. благодать, в день Пятидесятницы. Харизма выражалась в дарах чудотворения, пророчества, исцеления, истолкования языков и т.д. [1 Кор., 12:9—10; 28—30].

Апостолы, организуя христианскую церковь, ретранслировали свое право на харизматическую власть будущим церковным иерархам - епископам, пресвитерам и диаконам. Мужи апостольские, получившие благодать от самих учеников Исуса Христа, учили: «Будем помнить, братья, о том, чтобы нам не противиться епископам, поскольку мы покорны Богу. Поэтому ясно, что мы должны смотреть на епископа, как на самого Господа» [1, с. 110]. Игнатий Богоносец советует христианам из Магнезии: «...ваши епископы стоят на месте Божьем, ваши старейшины заступили на апостольский совет, а ваши диаконы, которые для меня весьма дороги, в своем служении причащены к Исусу Христу» (1, с. 100). Очевидно, таким образом складывалась христианская церковь и территориально распространялась как в восточном, так и в западном направлении.

Православное христианство на Руси укрепилось и буквально вросло в русский национальный менталитет также благодаря становлению Русской православной церкви. Церковь стала наследницей той харизмы, которую имел в себе от рождения Исус Христос: апостолы от дня Пятидесятницы, а иерархи - от таинства рукоположения, совершаемого над ними еще с древних времен. Тем не менее, в XVII в. на Руси произошли события, разделившие Русскую православную церковь на множество внутренних течений. Книжные и обрядовые исправления, предпринятые в отношении русской православной традиции, не были однозначно поняты в среде как российского священства, так и населения. Те, кто отрицательно воспринял культовую редакцию, получили название старообрядцев или староверов. Они составили непримиримую оппозицию государственным обрядоисправительным мероприятиям. Очевидно, поэтому старообрядческий «мятеж», как его назвал в своей работе «Русское старообрядчество» С.А. Зеньковский, разделился на две основные ветви: поповские течения и беспоповские согласия и толки.

Оппозиция старообрядческих иерархов основала поповские направления, сохранив модель церковного устройства. Часть рядового населения, сопротивляющаяся культовым исправлениям и оставшаяся без религиозных лидеров, встала на путь аскетического радикализма и составила беспоповские согласия. Именно беспоповские течения стали своего рода уникальным явлением как в среде старообрядчества, так и во всей православной церкви. Апокалиптические настроения, бытовавшие среди российского населения в конце XVII- начале XVIII вв., породили модели христианских общин, где изначально отсутствовала трехчинная иерархия. Сама новозаветная идея церкви, состоящей из мирян и пастырей Божьих, и харизма власти в ней подвергалась весьма смелой редакции. Это остается более чем странным, т.к. сам протопоп Аввакум утверждал, что «...ни сам диавол не может упразднить священнотаинства, ниже антихрист с чады...» [2, с.434].

Очевидно, подобное стремление к внеиерархической самостоятельности, обнаружившееся в старообрядческой среде, своими корнями уходит в относительную самодостаточность периферийных церковных общин, особенно на русском Севере. «До учреждения в 1681 г. епархий в Холмогорах и в Устюге, - пишет С.А. Зеньковский, - приходы были почти что вне контроля и наблюдения центральной духовной и светской власти, сами приглашали своих священников, сами строили церкви и сами управляли церковным и общественным имуществом. ...Старосты приходов и их земских уездных объединений до конца XVII в. управляли церковной жизнью Севера без всякого вмешательства в их внутренние дела...» [2, с.392-393]. Кроме того, неприятие реформ патриарха Никона многими приходами было настолько сильным, что церковная иерархия патриаршей принадлежности вызывала полное отторжение. Те же старообрядческие общины, которые принимали иерархов постреформенного рукоположения (как керженецкий священноинок Дионисий), вызывали осуждение у радикально настроенных антиникониан.

В итоге главы новгородских общин, которые так и не восприняли какую-либо священническую иерархию, в 1692 г. организовали местный собор для осуждения «некоего поповца» Ивана Коломенского за общение с «никонианскими иереями». В сохранившихся письменных документах этого собора главы общин называют себя «учителями из простецов», что С.А. Зеньковский комментирует так: «...подчеркивался принцип учительного равенства всех членов беспоповской церкви, учительства мирян и не признавался особый клир церкви» [2, с. 439]. Второй беспоповский новогородский собор 1694 г. определил, что антихрист уже явился и обосновался в патриаршей церкви, почему и харизма исчезла. Этот второй собор исключил возможность таинства евхаристии и брака, но сохранил крещение и исповедь. Таким образом, носителями власти в беспоповских кругах стали вышеупомянутые «учителя из простецов», которые в сложившихся экстремальных условиях, оставаясь мирянами, брали на себя право совершения сохраненных таинств.

Беспоповцы Новгорода и Пскова после кончины своего лидера Харитона Карпова были возглавлены Феодосием Васильевым - дьяком Крестецкого Яма, который эмигрировал в Литву и создал собственную общину, ставшую основой отдельного конфессионального направления, названного впоследствии федосеевским беспоповством. Феодосий Васильев поддерживал суровую дисциплину и осуществлял таинства и службы, в традиционной церкви исполняемые монахами и священниками. Лидером федосеевцев был организован институт наставничества, который приравнивался по существу к так называемому мирскому священству. Как ни странно звучит словосочетание «мирское священство», тем не менее, оно отражало в себе самый смысл новой харизмы власти в беспоповском сообществе. Федосеевцы считали себя избранными к спасению, т.к. именно их община обнаружила в лице лидера единственно правильный спасительный путь. Практически культивировалась мысль о спасении личной верой. Мысль о своей исключительности питала в психологии беспоповцев идею о возможности священства мирян, т.к. федосеевцы ощущали себя неким ноевым ковчегом в обреченном на гибель, поглощаемом антихристом мире. Поэтому харизма власти в общине принадлежала лицу, обладающему даром учительства, т.е. интеллектуальными, коммуникативными и иными личностными качествами. Харизма эта была строго индивидуальна, т.к. федосеевцы вообще не воспринимали иерархических систем, отвергая не только церковь, но и государство.

Персонализацию харизмы власти в беспоповстве подтверждает и другая ее ветвь - поморская. Основатель Выговской обители в лесах Поморья Андрей Денисов, собственно, и стал родоночальником поморского согласия. Его личность была более чем уникальна и многогранна. «Поморские ответы», составленные и отредактированные Андреем Денисовым, стали квинтэссенцией доктрины староверия. Андрей и его брат Семен Денисовы создали новую соборную организацию своей общины, которую называли «...равноапостольским обществом, святым равноангельским собранием, апостольским совокуплением... богоспасаемой христособранной киновией» [2, с.461]. Глава Выгорецкой общины искренне считал, что церковь может существовать и без священства, т.к. она состоит не только из стен и покрова, но из веры и жизни. Таинство евхаристии может совершаться, в частности, через некое духовное причастие, т.е. когда отсутствует возможность получения Святых Даров из рук священника, а верующие мистически общаются с Христом. В своей экклезиологической теории лидер беспоповцев-поморцев утверждал доминирующую роль живой веры личности над обрядоверием, а значит - определенного индивидуального момента в процессе спасения души. Если вся община была равноапостольной, как писал Андрей Денисов, то, соответственно, равноапостольным был и глава согласия. Он становился настоящим харизматическим лидером, т.к. его харизма исходила от «огнепального желания общения с Христом», которое Андрей Денисов возвел в ранг закона и легитимировал институт духовной евхаристии поморцев [2, с.465]. Подтверждение доминирующего статуса Денисова обнаружилось в уникальном богословском и литературном даре, который воплотился в его произведениях.

Однако сам факт веры во всеобщность священства в беспоповских согласиях и избранность их лидеров-основателей породили в целом своеобразный прецедент возможности субъективного истолкования как понятия харизмы, так и института лидерства. Кроме того, отсутствие конкретной богословской доктрины создавало для беспоповских лидеров обширное пространство для вероучительных вариаций. От федосеевцев отделились титловцы и аристовцы, первые - как более консервативное, а вторые - как более либеральное крыло данной ветви беспоповства. Несомненно, что акт дифференциации был осуществлен по инициативе новых лидеров вышеупомянутых движений. Наиболее интересные портреты глав беспоповских согласий предложил в своем знаменитом «Словаре и каталоге, или библиотеке» Павел Онуфриевич Любопытный (П.Л. Светозаров).

Основателя аристовского согласия Василия Кузмина Аристова П.О. Любопытный характеризует как «...человека... порабощенного глубоким суеверием и непокорностью духа просвещенным мужам...» [3, с.117]. Очевидно, В.К. Аристов являлся весьма своенравным человеком, презирающим авторитеты и надеявшийся сам на себя. Основанное им согласие отказалось от учения о безбрачии, а сам В.К. Аристов и его последователи стали давать благословение членам общины, вступающим в брак.

Поморское направление в беспоповстве также не сохранило первозданной целостности и также из-за деятельности определенных альтернативных лидеров. В поморском течении одними из первых выделились филипповцы - последователи некоего Фотия Васильева, в монашестве Филиппа, который после упокоения Андрея Денисова оспаривал у Семена Денисова главенство в поморской общине. П.О. Любопытный пишет о Фотии Васильеве, что он «...поработясь кичением и тщетною ревностию, оставил Выгорецию и удалился в ярости своей на место Умбы ...» [3, с. 116]. Фотий Васильев был весьма страстный человек, непримиримый ревнитель благочестия. Его возмущало любое стремление к миру в беспоповской среде, почему, очевидно, он и приветствовал с таким пафосом самосожжение как «...способ очищения души от грехов путем огнепальной смерти...» [2, с.468]. Именно благодаря инициативе Фотия Васильева часть жителей Выгорецкой обители покинула ее вслед за своим лидером и, преследуемая правительственными войсками, совершила акт массового самосожжения вместе с самим Филиппом. Харизма Филиппа заключалась в его ревнительности к чистоте веры, страстной убежденности в правильности избранного пути, властности и стремлении уйти прочь от мира Антихриста.

Радикализм филипповцев стал основой для дальнейшей весьма неординарной дифференциации согласия на толки. Произошла предсказуемая ультрарадикализация мирского осмысления в группировках внутри филипповского сообщества. Инициатором разделения в филипповской среде стал бывший солдат Евфимий, который, живя среди московских филипповцев, составил 39 вопросов своего «Разглагольствования» по проблеме «...отношения к «антихристовому воинству» [1, с.469]. Евфимий решил, что раз «Апокалиптический зверь - есть царская власть, икона его - власть гражданская, дело его - власть духовная», то от государства и общества надо «таиться и бегать» [1, с.469]. В итоге Евфимий и его соратник Иоанн пришли к выводу, что православному человеку необходимо находиться в постоянном движении и перемещении, ни к чему не привязываться, не прикасаться к любым общественным идентификаторам. Более того, нужно самим над собой совершать крещение, не связываясь с антихристовым миром. Создается совершенно новый толк в беспоповстве - странники, или бегуны, Евфимий - основатель своего собственного авторского течения - доводит в данном случае харизму власти до апогея. Это власть человека, скорее всего, над самим собой. Евфимий тоже искренне ревнует к благочестию. Отсюда его призыв ни в коем случае не связываться с миром Антихриста. Возможно, он ассоциирует своих странников с раннехристианскими святыми и апостолами, которые не находили покоя в статичном существовании, а бесконечно путешествовали, распространяя веру Христа. Возможно, вечное бегство от мира Антихриста казалось Евфимию началом спасения уже в реальном, физическом мире. Но самым уникальным является его учение о самокрещении. Какой должна быть личность человека, даже проведшего годы в общинах огнепальных филипповцев, чтобы прикоснуться к идее о самоосвящении! Скорее всего, это был шаг невыразимого отчаяния, когда верующий человек возлагает сам на себя апостольскую харизму. Странник Евфимий, бесспорно, был сильной личностью, поскольку он искренне формулирует новую христологическую и экклесиологическую теорию. В самом страннике-беспоповце заключен как Христос, так и целая Церковь Божья, уникальная в нем одном.

Прослеживая процесс формирования беспоповских согласий и деятельность их лидеров-основателей, необходимо признать, что происходит просто ураганное усиление образов. Гамма доминирующих лидеров проходит своеобразное развитие, целый тональный спектр от богословов и морализаторов до стихийных харизматиков. Такого богатства личностных портретов нет даже в литературных произведениях. Однако не следует воспринимать самохаризму беспоповских лидеров как революционную. Еще Климент Римский в своем втором послании утверждал: «Будем же подвизаться так, чтобы всем быть увенчанными. Вступим на путь правый... и будем подвизаться так, чтобы удостоиться венца. И если всем нельзя быть увенчанными, по крайней мере будем близки к венцу» [1, с. 79].

Беспоповские общины являются по своему духу точной копией раннехристианских общин. Они все стремятся «быть увенчанными», а их лидеры прокладывают и утверждают бесконечно новые пути к подвигу духовного делания. Церковь для беспоповцев, как и для древних христиан, не религиозная организация или теоретическая истина. Церковь была живой формой существования христиан апостольских времен, поэтому раннехристианская экклесиология делала акцент на харизме, а не на иерархии. Архимандрит Киприан (Керн) в своих «Лекциях по патрологии» справедливо отмечает, что «Древняя христианская литература не писала обширных теоретических трактатов о Церкви, так как христианское общество того времени жило Церковью» [1, с.78]. Очевидно, в беспоповских согласиях произошел возврат к раннехристианским временам, когда все были харизматичны своей верой и возглавлялись пресвитерами (старейшинами) самыми достойными из равных.

Таким образом, в ранних беспоповских толках скорее всего не произошло экклесиологического или иерархического криминала. Вследствие религиозного и социально-психологического шока произошла инверсия статусных понятий. Надо отдать должное талантам беспоповских лидеров, которые смогли увлечь за собой своих последователей, хотя их социально-религиозные программы были не из легких. Тем не менее можно утверждать, что в беспоповских согласиях харизма власти все-таки была. Она основывалась на идее «равноапостольного» и «равноевангельского», по словам лидера-основателя поморского согласия Андрея Денисова, состояния всех членов согласий, на огнепальной вере в праведность избранного пути и на праве самоосвящения или «самохаризмы», которое выработали доведенные до отчаяния люди.

Примечания:

1. Сидоров А.И. Курс патрологии. Возникновение церковной письменности. М., 1996.

2. Зеньковский С.А. Русское старообрядчество: Духовные движения семнадцатого века. М., 1995.

3. Любопытный Павел. Словарь и каталог, или библиотека. Ксерокопия с издания В.Ф. Ливанова «Раскольники и острожники». Т. 4. М., 1997.

М.М.Волобуева, Барнаул

Старообрядчество: история и культура. Вып. 2 - Барнаул: 2003