Познания писателя о мире староверия получили отражение в составе его личной библиотеки и системе писательских помет на книгах.

Интерес к старообрядчеству сохранялся у писателя всю жизнь.

Характерной особенностью религиозных воззрений Ф.М. Достоевского было то, что он православие осознавал более как народное христианство, которое не во всём совпадало с православием каноническим, а это прямым образом сказывалось и на его художественном творчестве.

Издание Полного собрания сочинений Н.С.Лескова в 30-ти томах, начатое в 1996 году, сделало ранее неизвестные материалы доступными, а тему "Лесков и староверие" открытой.

Евдокия Турова – мой писательский псевдоним. Меня зовут Валентина Ивановна Овчинникова. Я окончила Пермский государственный университет, физик по образованию. Живу и работаю в Перми, преподаю в вузе прикладную математику. Замужем, дочь Екатерина – студентка Московского физико-технического университета.

Детство я провела в старообрядческой (кержацкой) деревне Малое Турово, дед мой когда-то был начетчиком, человеком очень уважаемым в своей деревне. Мама, подлинная Евдокия Турова, учительствовала всю жизнь. И она, и мой отец, Овчинников Иван Васильевич, в душе остались крестьянами. Они любили землю, и труд на ней считали самым интересным и достойным занятием. У нас были большой сад и двор, полный живности. Родители занимались всем этим не для извлечения средств (отец неплохо нас обеспечивал), а для удовольствия. Где-то за год до своей кончины отец посадил нас с братом на мотоцикл «Урал» (с огромной проходимостью машина!) и провез по родным своим деревням. Они уже были заброшены, но дома стояли целыми, все аккуратно прибрано, сохранился весь крестьянский инструмент. Отец водил нас по дворам, показывал, рассказывал… Родители с огромным уважением относились к своим предкам, считая их людьми высокой культуры. Честно говоря, тогда я многое воспринимала без должного внимания. Время оглянуться пришло не скоро… Но оно пришло, когда подросла собственная дочь, и я поняла, что у меня есть обязанность передать ей знания о тех, кто был до нас.

Сейчас мне пишут многие потомки крестьян-кержаков, задавая именно те вопросы, на которые я постаралась ответить в своей книге. Поэтому, думаю, что мой труд будет нужен многим. Мне бы хотелось, чтобы книга нашла своего читателя.

В 2007 году за цикл рассказов «Слезы лиственницы», который входит в книгу «Кержаки», мне вручили Всероссийскую литературную премию имени Павла Бажова.

Поводом к подготовке настоящего сообщения послужил недавний случай, произошедший во время встречи представителей церкви с офицерами Армии и Флота организованной Московской Патриархией и Министерством Обороны. После доклада капитана первого ранга Рябцева А.Ю. на тему «Старообрядчество и Русская Армия», некоторые руководители нынешних казачьих организаций с неподдельным интересом, спрашивали докладчика: «Действительно ли были казаки-староверы?», и с недоверием отнеслись к известию о том, что Матвей Иванович Платов – Атаман Всевеликого Войска Донского, герой войны 1812 г. был истовым, без подмесу, старовером. Ну разве что вспомнят некрасовцов, да бунтарей-раскольников Стеньку да Емельку (а по нашему, добрых казаков Степана Тимофеевича, Емельяна Ивановича, Кондратия Булавина и Игнатия Некрасова).

Русский писатель Варлам Тихонович Шаламов (01.07.1907 - 17.01.1982)  прожил долгую и трагическую жизнь. Он родился в Вологде,  в 1926 году поступил на юридический факультет МГУ, а уже 19 февраля 1929 г. был арестован и осужден на три года за «контрреволюционную деятельность». Эти годы он провел на северном Урале в Вишерском лагере. В 1931 г. был освобожден и восстановлен в правах. До 1932 г. работал на строительстве химкомбината в г.Березники, затем возвратился в Москву, работал журналистом, а  12 января 1937 г.  вновь был арестован «за контрреволюционную троцкистскую деятельность» и осужден на 5 лет заключения в лагерях с использованием на физических работах. Он уже находился в следственном изоляторе, когда в журнале «Литературный современник» вышел его рассказ «Пава и дерево». Следующая публикация Шаламова (стихи в журнале «Знамя») состоялась только черед двадцать лет, в 1957 г.

Шаламов работал в забоях золотого прииска в Магадане, затем, будучи осужден на новый срок, попал на земляные работы, в 1940–1942 гг. работал в угольном забое, в 1942–1943 гг. на штрафном прииске в Джелгале. В 1943 г. получил новый 10-летний срок «за антисоветскую агитацию», работал в шахте и лесорубом, пытался бежать, после чего оказался на штрафной зоне.

Жизнь Шаламову спас врач А.М.Пантюхов, который направил его на фельдшерские курсы при больнице для заключенных. По окончании курсов Шаламов работал в хирургическом отделении этой больницы и фельдшером в поселке лесорубов. В 1949 г. Шаламов начал писать стихи, составившие сборник Колымские тетради (1937–1956). Одним из главных своих произведений Шаламов считал поэму «Аввакум в Пустозерске», в которой, согласно авторскому комментарию, «исторический образ соединен…с особенностями авторской биографии».

В 1951 г. Шаламов был освобожден из лагеря, но еще в течение двух лет ему было запрещено покидать Колыму, он работал фельдшером лагпункта и уехал только в 1953 г. Здоровье было подорвано, он был лишен права жить в Москве. Шаламову удалось устроиться на работу агентом по снабжению на торфоразработках в пос. Туркмен Калининской обл. В 1954 г. начал работу над рассказами, составившими сборник Колымские рассказы (1954–1973). Этот главный труд жизни Шаламова включает в себя шесть сборников рассказов и очерков.  

В 1956 г. Шаламов был реабилитирован и переехал в Москву. В 1957 г. стал внештатным корреспондентом журнала «Москва», тогда же были опубликованы его стихи. В 1961 г. вышла книга его стихов «Огниво». В 1979 г. в тяжелом состоянии был помещен в пансионат для инвалидов и престарелых. Потерял зрение и слух, с трудом двигался. В 1982 году, одинокий, всеми забытый, скончался.

В.Шаламов не был старообрядцем. Но подлинный талант, который всегда – от Бога, позволил ему  почувствовать правоту  протопопа Аввакума и создать по-настоящему мощную поэму о пустозерском страдальце. Далеко не все светские исследователи жизни и творчества прот.Аввакума  оказались в состоянии понять то, что интуитивно понял Шаламов:

Ведь суть не в обрядах,

Не в этом - вражда.

И даже единожды допущенное новообрядческое написание имени Христова в поэме, словно отторгается самим поэтическим ритмом, не вписывается в стихотворный размер – читатель буквально спотыкается о лишнюю букву, ощущает ее как нечто инородное.