Сию книжицу станет читать хто, будет от Бога похвален, избавлен будет вечныz муки атския горения. (Запись читателя на Сборнике иноческом с житием Василия Нового. Верх. собр. 821).

В системе древнерусской культуры, сохраненной до сегодняшнего дня в ряде старообрядческих регионов, основой воспроизводства христианских традиций является, прежде всего, книга, книжная и еще шире - словесная традиционная культура. Это положение доказано теоретически и подтверждено конкретно-историческими исследованиями уже достаточно давно. Однако репрезентативных территориальных книжных собраний, непосредственную связь которых со всем комплексом местных древних традиций еще можно проследить, чрезвычайно мало.

Верхокамское собрание в этом отношении является фактически уникальным, т.к. одновременно с собиранием и изучением местной кириллической книжности с первых лет работы, в той или иной степени полноты, фиксировались и другие направления местной традиционной культуры.

Ряд территориальных собраний старообрядческой книжности, которые, несомненно, репрезентативно отражают историю духовной жизни их носителей, такие как Усть-Цилемское собрание петербургских хранилищ, Белокриницкое собрание БАН, Ветковско-Стародубовское собрание МГУ и некоторые другие, к сожалению, не позволяют достаточно полно проследить место и роль традиционной книги в системе создавшей их (и воспроизводимой ими) местной старообрядческой традиции. Поэтому не только для истории самого Верхокамья, но также в самом широком типологическом и методологическом смысле важно исследование проблем, связанных с созданием, функционированием и судьбами традиционной книги и древнерусской книжной культуры в рамках истории традиционной словесности Верхокамья.

Эти проблемы как важнейшие в истории местной духовной жизни не¬однократно ставились в историографии, посвященной изучению Верхокамья1. Данная работа основывается на уже широко известных и принятых фактах и выводах и ставит своей задачей исследовать важнейшую, но менее всего изученную сторону местной книжной культуры, которую можно было бы определить как ее рефлексию, позволяющую нам изначально понять и показать не только уровень сохранности, но и, главное, — внутреннего понимания древнерусских духовных традиций. В этом смысле уникальным и, пожалуй, единственным неопосредованным источником являются записи2, сделанные владельцами, создателями и читателями кириллических книг Верхокамья. Нами обработана и систематизирована информация записей более чем на 500 книгах XV—XX вв., собранных в 1972—1997 гг. на территории Верхокамья (как рукописных, так и старопечатных), составляющих Вер¬хокамское университетское книжное собрание3.

Первая проблема, которую позволяют убедительно осветить записи на книгах, - проблема истоков верхокамской книжности или, точнее, основных направлений и центров, ранняя книжность которых стала частью или способствовала созданию старообрядеской книжности Верхокамья. О комплексе местной книжности, который сохранялся как ядро местной книжной культуры еще в перв. пол. XX в.4, очевидно, можно говорить начиная со втор. пол. XVIII века, когда старообрядческие монастыри и поселения Верхокамья начали восстанавливаться после разгрома отрядом капитана Пальчикова в 1725 году5.

В середине 30-х гг. руководители Выго-Лексинской старообрядческой киновии уже считали, что в Верхокамье снова проживает до полутысячи последователей поморского согласия6. Очевидно, с этого времени книжная культура Верхокамья уже достаточно полно прослеживается в составе Верхокамского книжного собрания с точки зрения как диахронного, так и синхронного аспектов ее исторического развития. Записи на ранних памятниках, продолжавших бытовать в Верхокамье, позволяют еще раз поставить вопрос о географии их возникновения и бытования до перехода в Пермские пределы. С этой точки зрения могут быть использованы записи более чем на 50 памятниках XV—XVII вв., вошедших в состав Верхокамского собрания. Они говорят о трех основных направлениях поступления традиционной книги на верховья Камы7.

Прежде всего, это книжность Москвы и Подмосковья, жители которых, согласно исторической традиции, бежавшие от реформ патриарха Никона, и стали первыми поселенцами-старообрядцами в этом районе. На верхокамских книгах сохранились записи XVI и XVII вв., подтверждающие их московское происхождение. Среди них - рукописная Минея декабрьская, датированная втор. четв. XVI в., в конце которого она еще находилась в церкви Николы Зарайского8. Рукописный Трефологион перв. пол. XVII века был вложен в московский Новодевичий монастырь9, а Минея январская трет. четв. XVII века находилась, очевидно, до конца века в библиотеке Троице-Сергиевой лавры10. У троицкого казначея известного Симона Азарьина за два рубля в 1641 г. строитель Егорьевской пустыни того же монастыря Ермоген купил Иноческий требник 1639 г., затем так же найденный в Верхокамье". В Троице-Сергиеву лавру в 1657 году была вложена и первая половина московского Пролога в издании 1642 года (5Oq'a 542. 2278-9-79). Аналогичное издание в год его выхода из печати было вложено в московскую церковь в Больших Лужниках (5Oq'a 542. 2278-8-79). Московский Шестоднев 1635 года в 1645 году был подарен царем Алексеем Михайловичем в подмосковный Звенигород (5Oq'a 633. 3092-1-73). Из Москвы или московских пределов так же, как вышеназванные книги, в Верхокамье поступили: сентябрьская Минея 1619 г., вложенная в Новодевичий монастырь (5Oq'a 527. 2396-4-85); июльская Минея 1629 г. (5Oq'a 631. 6201-12-78); два экземпляра Апостола 1623 г. до Верхокамья находились в Николо-Угрешском и Троице-Сергиеве монастырях (5Oh 669. 6201-17-78 и 6201-20-78).

Наиболее интересной с этой точки зрения является, очевидно, самая красивая рукопись Верхокамского собрания - Сборник литургический конца 20-х - начала 30-х годов XVII века12. Эта рукопись, несомненно, московского происхождения была оформлена кем-то из сотрудников Московского печатного двора, рисовавшим для его изданий заставки и буквицы. В книге на 603 листах текста более 80 заставок и около 400 инициалов прекрасного старопечатного стиля, выполненных изощренным высокопрофессиональным и талантливым мастером. О его возможностях говорит, например, то, что более чем в 50 инициалах «Б» и «В» рисунки ни разу не повторяются; при этом несколько инициалов, фактически точно соответствующих инициалам московской печатной продукции, судя по манере их исполнения, являются не копиями, а совершенно свободно выполненными оригиналами. Как уже не раз говорилось, в основе старообрядческой книжности Верхокамья лежит московская дониконовская старопечатная книга, стилю которой подражают верхокамские писцы13.

Многие книги, судя по ранним записям на них, до бытования в Верхокамье находились в северных регионах России. Две из них - Евангелие сер. XVI века и Канонник 80-х гг. XVIII века - связаны с Кирило-Белозерским монастырем (Верх. собр. 1105 и 1124). Триодный Златоуст XVI века (Верх. собр. 823) и московская Псалтырь с восследованием 1636 года (2Вс 116. 150-4-74) в XVII веке принадлежали новгородскому храму Софии Премудрости Божией и ключарю этого храма. В одну из новгородских церквей был вложен и Октоих 1638 г. (5Oq'a 630. 2746-8-80). Московская октябрьская Минея 1609 года (2Fa 290.3045-3-75) уже в 1610 году оказалась в одной из церквей Вологодского уезда, в котором продолжала бытовать в 30-х — 40-х годах XVII века. Из вологодских пределов в Верхокамье поступило Евангелие 1633 г. (2Ag 120. 5907-5-82). На севере в XVII в. бытовала Псалтырь 1602 г. (2Вс 105. 6201-3-78), а Октоих 1618 г. был вложен в Александро-Ошевенский монастырь (5Oq'a 553. 2396-3-85).

Третьим важнейшим источником, из которого комплектовалась верхокамская старообрядческая книжность, были крупней-»ие монастырские и личные библиотеки Пермской земли. Руко-1исные и старопечатные книги XVI—XVIII вв. до поступления в Верхокамье находились: в Вятском Успенском Трифонове монастыре, в Пыскорском монастыре, в Соликамске, в Усолье, в Орле-городке, Верхнем Тагиле и других местах Пермской земли. Так рукописный сборник с Апокалипсисом 60-х — 70-х гг. XVII века (Верх. собр. 464) в XVII веке принадлежал «черному» попу Соликамского Вознесенского монастыря Александру; рукописные Святцы 60-х годов XVII века (Верх. собр. 1565), написанные удивительной красоты беглым полууставом, очевидно, еще в XIX ве¬ке принадлежали посадским людям Соликамска; на московской печатной Минее общей 1637 года издания (5Oq'a 681. 3034-9-75) сохранилась запись, сделанная в 1647 г., о вкладе книги в Соликамскую церковь Покрова пресвятыя Богородицы и Иоанна «Предотечи» «на верх Усолки на сибирскую дорогу» «гостиной сотни торговых людей Исаака да Никифора Федоровых детей Ревякиных» - представителей хорошо известного торгового рода. Кроме Минеи, Ревякины вложили в Соликамскую церковь «ризы полотняные, оплечье выборчатое да патрахиль выборчатую».

Три рукописные книги, найденные в Верхокамье, принадлежали в XVII веке роду Строгановых. Торжественник14, конволют XV, XVI и нач. XVII вв., содержащий также наиболее ранний из известных списков «Похвального слова Димитрию царевичу», в 1635 году Н.Г. Строганов положил в церковь Воздвижения в своей вотчине в Орел-городок; рукописный Пролог конца XVI века (Верх. собр. 1103) М.Я. Строганов и его дети положили в 1615 году в церковь их вотчины на реке Чусовой. Очевидно, появление этих книг на территории Верхокамья связано с историей строгановских имений и строгановских крестьян, находящихся в этом регионе. Это подтверждает местный старообрядческий сборник-конволют кон. XVIII и 20-х гг. XIX века (Верх. собр. 620), судя по записям, принадлежавший людям, служившим в имениях графа А.С. Строганова и СВ. Строгановой15.

Кроме этих трех основных источников комплектования верхокамской старообрядческой книжности, памятники, найденные в этом регионе, в XVII веке находились также в ряде центральных районов русской земли: Ростовско-Ярославской и Владимиро-Суздальской землях, Тверском регионе, Костроме и Нижнем Новгороде.  Некоторые ранние  памятники,  попавшие  в  район  Верхокамья в XIX - нач. XX вв., в более раннее время прошли длинный и сложный исторический путь.

Например, Учительное Евангелие, напечатанное в Вильно в 1580 г. (5Oh 736. 5308-2-77), уже в 1582 году было вложено, очевидно, в какой-то храм в западнорусских пределах. Судя по характеру скорописи, и в XVIII веке книга продолжала находиться в том же регионе. Это известно из собственноручной записи «могилевца» П.С. Никитина. В XIX веке Учительное Евангелие принадлежало «иконнику» Федору Никитичу, проживавшему в Саратовском уезде. В том же веке книга, очевидно, попала в Верхокамье, где один из читателей и реагировал на текст Евангелия, выразив свое отношение к нему в посло¬вице: «Диавол беси в человек вселил - Господь исцелил».

Причины, почему в Верхокамье мы совсем не находим книг, бытовавших на восточных землях России, очевидны. Район старообрядческого Верхокамья долго находился на путях из северных старообрядческих монастырей в Зауралье, Таватуй и Сибирь. Именно этим путем через Верхокамье в Сибирь уходили не только люди, но и книги16. Этим же объясняется и не столь большое, как предполагалось бы, количество книжных памятников, поступивших в Верхокамье из северных пределов, но так или иначе местное старообрядческое творчество и старообрядческая книжность Верхокамья складывались именно на базе общерусской книжной культуры и, прежде всего, на базе обобщившей эту культуру московской печатной книги.

Если вышеприведенные записи могут рассматриваться как достоверные факты, удостоверяющие истоки верхокамской книжности и подтверждающие выводы, сделанные на основании других материалов, то записи, характеризующие использование и влияние книги в духовной жизни старообрядческого населения региона, сообщают нам совершенно уникальную информацию о важнейших вопросах рефлексии древнерусской книжной культуры в старообрядческой среде и рефлексии самой этой среды, а также ее менталитета, или, в более привычной терминологии, исторической психологии.

Как уже говорилось, львиная доля рукописной книжности Верхокамья датируется концом XVIII - первой половиной XX веков и является продуктом местной рукописной традиции или местного старообрядческого творчества. К первой категории записей, раскрывающей нам менталитет книжника-старообрядца, несомненно, относятся записи самих верхокамских писцов. Мы знаем уже десятки имен как профессиональных писцов, так и людей, переписывавших в Верхокамье книги для себя или узкого круга близких.

Одним из известных нам верхокамских книжников был человек, называвший себя «мастер Сергий», написавший в сер. - втор, пол. XIX века (целиком или частично) не менее десяти рукописей, ныне хранящихся в составе Верхокамского собрания17. В 70-х— 80-х гг. XIX века работали писцы Г.Е. Карпов, И.А. Носков, Яков Егорович Вихорев (Верх. собр. 1292, 1258, 1991, 1995, 2117, 2325), продолжавший писать еще в самом начале XX века; а также безымянный мастер, работавший в трет. четв. XIX века, который целиком или частично написал семь рукописей, вошедших в Верхокамское собрание (Верх. собр. 608, 641, 1401, 1403, 1568, 1985, 2042). В последней трети XIX века работали также А.И. Федосеев, Н.А. Сабуров.

Человек, называвший себя Максимом, трудился на рубеже XX в. Значительное количество писцов создавали книги в начале XX века. Среди них особое место занимает Г.Н. Мелехин, работавший как самостоятельно, так и с А.И. Федосеевым (Верх. собр. 1229/1, 1577-1579, 2153). В 1962 году А.А. Баталов указывает имя Г.Н. Мелехина в числе уже умерших. Среди верхокамских писцов 40-х - 80-х годов XX века необходимо назвать имена О.Т. Бисерова, А.А. Баталова, Ф. Гавшина, П.Ф. Анферова и целого ряда других представителей местного старообрядчества, имена которых сохранила как книга, так и устная традиция Верхокамья. Если для книжности старообрядческой Ветки в последние века существования ее книжной традиции было характерно включение в рукописи фрагментов древних памятников, то особой чертой верхокамской старообрядческой книжности является участие в написании местных рукописей (особенно сборников) нескольких и даже многих писцов, работавших фактически в одно и то же время. Поскольку мы не знаем в Верхокамье в это время старообрядческих киновий, то такое явление проще всего объяснить тем, что новые рукописные сборники заказывались разным писцам, списывавшим по очереди имеющиеся в их собственном (или общинном) распоряжении тексты.

Среди писцовых записей, сохранившихся на книгах, мы находим типичные для древнерусской культуры тексты, в том числе и анонимные. Например, на Сборнике канонов 70-х гг. XIX века (Верх. собр. 1413/1) писец написал: «Тщание и труды единого отрока многогрешного Н.Г.В.». И.А. Носков на Сборнике поучений и повестей в 70-х гг. XIX века оставил свое полное имя и типичную писцовую помету: «Посмотрел чернила, каково будут, посмотрел перо, каково будет писать...» Такая же пробная запись оставлена в 1895 году на Сборнике поучений с канонами и духовными стихами П.А. Казаковым: «Посмотрел чернила, хорошо ли пишет, пишет хорошо». Гораздо эмоциональнее запись XIX века на Сборнике-конволюте с житием Макария Желтоводского (Верх, собр. 1117): «Иваново перо — перо лебединое». Запись одного из писцов на Сборнике 40-х гг. XIX в. (Верх. собр. 1988/1): «Каково перо, можно ли писать книжное писмо» — говорит о четком понимании более высоких требований в отношении традиционной книги. А вот писец, оставивший свои записи в качестве читателя «Иерусалимского свитка» конца XIX — начала XX в. (Верх, собр. 1685/4), использует совершенно иную тональность: «...беру перо в руки и пишу письмо от скуки...» Человек же, написавший эту рукопись, своей рукой сделал вполне традиционную писцовую помету: «Писано некорыстно». Ту же мысль в конце Сборника духовных стихов (Верх. собр. 2120/2) напомнил в конце XIX — начале XX века неизвестный нам верхокамский писец: «Конец. Не суди, некорыстно писал, кривлевато, — извиняется он, — всех листов 25 листов». Судя по другим писцовым записям, утверждение о бескорыстном написании книги было отнюдь не лишним, так как обычно профессиональные верхокамские писцы в XIX и начале XX в. достаточно высоко ценили свой труд. На нескольких местных рукописях, очевидно, выполненных на заказ, сохранялись указания о цене. Стоимость одного листа рукописной книги большого формата (4°), очевидно, оценивалась в 5 копеек. Лист меньшего формата (малая 4° и 8°) стоили от 3 до 4 копеек.

Один из писцов, переписавший в первой половине XIX в. Сборник апокрифов, канонов и духовных стихов (Верх. собр. 1289), оставил свою помету, возможно, переписанную из оригинала копией: «Простите, а не кляните сего писаря недостатку или прибавки». Писец, переписавший в перв. пол. XIX в Сборник учительными, литургическими текстами и духовными стиха ми, видимо, устав от работы, написал на предпоследнем 256 - ом листе книги: «Полно ужо, по(й)дем все обедать ясти...» Почти в конце типичного старообрядческого Сборника выписок на обороте л. 248 мы находим реакцию на содержание знаменитого o. Иоанна Златоуста «О умилении души»: «Омрачение дьявольское Господи Исусе, прости чужим заблуждение, не остави меня» Нередко в рукописях писцы указывают, для кого написана та или иная книга. Например, на Сборнике духовных стихов (Верх. собр 2042), законченном 23 марта 1856 г., писец пометил: «...милостивому государю и любезному приятелю писал». А.А Баталов на писавший Синодик - Помянник деминского согласия, указал-«..и меня туда запишите, когда умру...»

На верхокамских рукописях можно найти и технические пометы писцов переписывавших тексты с других оригиналов, например, в Сборнике со Страстями Христа, датируемом концом XVIII- началом XIX вв., сохранились пометы рукой писца-«Списано, где-то есть в тетрадях до конца все»