Памятники крестьянской письменности и литература ХVIII-XIX веков с самых первых археографических экспедиций Сибирского отделения Академии наук СССР считались важной целью поиска. Создание подобных памятников (и особенно оригинальных сочинений) в сфере влияния официальной православной догмы, церковной организации было весьма затруднено из-за идеологической монополии клира, поддержанной убедительной полицейской мощью светской власти. Старообрядчество, пробившее заметную брешь в этой монополии православных иерархов, дало определённые возможности крестьянам создавать в рамках любой из бесчисленных старообрядческих религиозных систем произведения полемические, исторические, догматические, этические.

"В то время, как в православных общинах весьма было мало грамотных, - подчеркивал еще АЛ. Щапов, - в раскольничьих общинах редкий был неграмотный... Мужики-раскольники работали мыслью, учили, писали, сочиняли, хоть что бы там ни было на первый раз. В высшей степени многозначительный факт в народной истории, что раскол возвышал, поднимал нравственное человеческое достоинство мужиков наших; возводил их на степень учителей, наставников, писателей в то время, когда у них отнимали прежние права, продавали по одиночке, отрывая от их семейств" [1].

В крестьянской старообрядческой литературе обрядовые и догматические споры причудливо переплетаются с яркими сценами истории жестокой борьбы с официальной церковью, инквизиционными мерами властей, наивный крестьянский монархизм сочетается со страстными обличениями "нечестивых царей - слуг антихриста" Некоторые из памятников крестьянской литературы, опирающиеся на древнерусскую письменную традицию, создавались непосредственно во время отчаянных актов старообрядческого антифеодального протеста.

Научный анализ подобных памятников лишь начинается. Неизученность литературы крестьян-старообрядцев Урала и Западной Сибири ХVIII века объяснялась, в первую очередь, отсутствием в государственных хранилищах основных произведений этой литературы. Между тем они должны были когда-то существовать: во всяком случае, примитивно-апологетические сочинения 1915 года одного из тогдашних руководителей уральских часовенных А.Т. Кузнецова свидетельствовали, что в его распоряжении еще были какие-то крестьянские исторические произведения ХVIII - XIX веков [2]. В ходе первых же археографических экспедиций Сибирского отделения Академии наук СССР были обнаружены некоторые исторические рукописи, переписанные в Сибири лишь несколько десятилетий назад и компилятивно использовавшие неизвестные крестьянские сочинения ХVIII века [3]. Позднее, в одном из енисейских скитов, был найден значительный исторический сборник (148 лл., полуустав середины XX века), созданный в одном из последних енисейских скрипториев [4] и содержащий целый комплекс произведений крестьянской старообрядческой литературы ХVIII и XIX веков. Владельцы рукописи согласились расстаться с ней лишь на короткое время" что, однако, дало возможность снять с нее ксерокопию [5]. Вскоре в государственных хранилищах было обнаружено в переработанном виде в двух списках XIX века одно из исторических сочинений этого сборника - "Рукопись о древних отцех", повествующая о событиях первой половины ХVIII века и созданная в середине ХVIII века [6].

Находки сборников, содержащих исторические и догматические сочинения урало-cибирских крестьян ХVIII века продолжаются до поcледних дней. Так, весной 1973 года из Кемеровской области был прислан старообрядческий сборник [7] на 94 листах, 8°, написанный в 1928 году в другом енисейском скриптории (наша археографическая экспедиция посещала его в 1966 - 1968 гг.).В этом сборнике мы встречаем новые редакции тех же крестьянских исторических сочинений, что и в первом енисейском сборнике, а также очень ценные по фактическому материалу краткие заметки о роли ирюмских крестьян в быстрой радикализации догматики часовенных (сафонтиевцев) во второй половине XVIII века. Летом 1973 года Л.С. Соболева приобрела на Алтае небольшой рукописный сборник конца XIX - начала XX века, написанный полууставом, 8°, на 32 листах [8], В сборнике содержится, в частности, полемическое послание нескольких уральских и сибирских крестьян 70-80-х годов XVIII века, рассказ о важном крестьянском "соборе" 28 января 1777 года, очередная переработка "Рукописи о древних отцех".

Обобщая данные этих сборников, других старообрядческих сочинений и материалы судебно-следственных дел, можно несомненно констатировать, что крестьянская старообрядческая литература Урала и Сибири в XVIII веке была достаточно обширна и многообразна. Памятники ее бережно хранились в крестьянских избах, затерянных в тайге заимках и скитах. Несмотря на все розыски, конфискации, гонения со стороны официальной церкви, в конце XIX века еще существовало весьма значительное количество произведений этой литературы. Создателям их была привычна и понятна жизнь крестьян-старообрядцев, полная ожесточенной борьбы с феодальной церковью и государством, многие из крестьянских писателей принимали в этой борьбе самое активное участие.

Это относится в первую очередь к видному организатору массовых протестов крестьян-старообрядцев Тюменского уезда Мирону Ивановичу Галанину. В конце 40-х - начале 50-х годов XVIII века, когда фанатическая жестокость митрополита Сильвестра Гловатского привела к десяткам актов протеста крестьян (в том числе крупным самосожжениям), тайное лесное убежище Мирона Галанина становится одним из центров, где проходили массовые крестьянские сборища. Многочисленные воинские команды были посланы на поиски этого убежища, но найти его и арестовать Мирона Галанина удалось лишь в 1753 году. Крестьянин-бунтарь гордо и стойко держался на следствии в Тобольске, а потом ярко описал мучения и пытки, которым в "тобольских казематах" подвергли его и других старообрядцев. Вышел на свободу он лишь через 20 лет. На родине М. Галанин пользовался огромным влиянием и умело использовал свой нелегко добытый престиж мученика. В 1782-1783 годах он вместе о несколькими друзьями возглавляет массовое движение ялуторовских крестьян против официальной церкви и опять попадает в заточение [9].

Перу Мирона Галанина принадлежит, в частности, большое историческое сочинение, дошедшее до нас лишь в виде пересказа и выборочного цитирования в старообрядческом сочинении XIX века, в "Родословии часовенного согласия" [10]. Использовано оно было и в упомянутом историческом сочинении XVIII века "Рукопись о древних отцех" (тобольская редакция), хотя это последнее отражает несколько иную, по сравнению с произведениями Мирона Галанина, точку зрения на историю урало-сибирского старообрядчества первой половины XVIII века.

Особенный интерес представляет помещенное в первом енисейском сборнике послание Мирона Галанина к некоему Стефану Ивановичу Тюменскому от 2 октября 1774 года [11]. Послание написано хорошим слогом; язык его прост и близок подчас к разговорному, он абсолютно лишен характерных для многих старообрядческих авторов цветистых риторических украшений или тяжеловесных подражаний древнерусскому стилю. Вместе с тем рассказ М.И. Галанина очень эмоционален, далек от бесстрастности, в нем умело сочетаются собственные наблюдения автора с документальным материалом. Рассказ М.И. Галанина об узниках тобольских церковных тюрем, виденных им в годы его заточения в Тобольске, подтверждается документами Тобольской консистории и Синода.

Галанина пытали и томили в оковах в тобольском Знаменском монастыре. Мирон Иванович пишет в своем послании: "В етом же в монастыре Знаменском находился первый наш подвижник и страдалец за истинную веру протопоп Аввакум, Здесь он служил службу по старопечатным книгам три года. В 16.. году (пропуск в рукописи - Н.П.) присланы новыя служебники, Аввакум стал открыто обличать духовенство и народ. Тогда его выслали из Тобольска по приказу Никона патриарха в отдаленные места на реку Лену в далекую украйну на границу китайцев" [12]. За век, прошедший со времени пребывания Аввакума в Тобольске, там вокруг его имени создалось, вероятно, немало легенд. Несмотря на все неточности, Галанин заключает этот рассказ об Аввакуме любопытной ссылкой на источник: "Много было жития Аввакума выписано из архивы записи сибирской истории, лист 119" [13].

Чрезвычайно характерным для противоречивого крестьянского сознания является тот интересный факт, что острая ненависть к господствующей церкви и поддерживающему её правительству Едизаветы уживается в этом послании с монархическими иллюзиями и надеждами на "милости царицы Екатерины". Впрочем, через несколько лет М.И. Галанин решительно осудит полицейские акции правительства Екатерины II по отношению к урало-сибирским старообрядцам.

Трагические события 1756 года, когда в знак протеста против тяжелых повинностей и религиозных преследований близ Чаусского острога сожгли себя 172 крестьянина, своеобразно объяснены в двух документах, направленных этими крестьянами властям [14]. Один из них посвящен разоблачению податных несправедливостей и притеснений, а другой ("Изложение") характеризуется гневным неприятием социального зла вообще; здесь в традиционной эсхатологической форме осуждается вся деятельность феодального государства, обличаются жестокие и сребролюбивые власти кок духовные, так и светские. Всё "Изложение" построено по принципу сопоставления и сближения признаков надвигающегося конца света из апокрифического "Сказания о Христе и антихристе" римского епископа Ипполита (III в.) с реальной картиной беззаконий, царящих в елизаветинской России.

Эсхатологические мотивы и обличения чрезвычайно сильны и в интересном полемическом сочинении, принадлежащем перу одного из руководителей Выговского старообрядческого центра крестьянину Гаврилу Семенову, сыну Украинцеву. Он был отправлен выговскими старцами на Урал, где пользовался покровительством Акинфия Демидова и умело организовал там сопротивление официальной церкви. В отделе рукописей Государственного Исторического музея хранится старообрядческая запись его полемики с управляющим Колывано-Воскресенскими заводами: "Вопросо-ответное раэглагольство верою латынянина бригадира Беера з завоцким жителем Украинцевым, чинимое в 746 году" [15]. Близко связанный о Демидовыми, Г.С. Украинцев, возможно, принадлежал к более умеренному направлению урало-сибирского старообрядчества. Однако, курс правительства на военно-полицейское подавление противников господствующей церкви зачастую вынуждал и достаточно умеренных старообрядцев Сибири включаться в острые противоправительственные действия. В своей полемике с Беером Г.С. Украинцев очень широко использует известные "Поморские ответы".

Среди деятелей умеренного направления в XVIII веке выделяется руководитель одного из наиболее авторитетных софонтиевских скитов Урала Максим (из беглых холопов); различные сочинения обоих енисейских и алтайского сборников сообщают сведения о стремлении Максима удержать софонтиевцев от перехода к беспоповской практике, о менее враждебном отношении его скита к некоторым православным иерархам. Однако, известное нам большое догматическое сочинение самого Максима, наоборот, отличается крайним крестьянским радикализмом, доходящим подчас до фактического отрицания священства [16]. В 80-х годах XVIII века рассказ о его жизни был составлен нижнетагильским жителем С.В. Кривоспициным [17].

Несомненно, что лишь учитывая сложную и подчас противоречивую борьбу направлений урало-сибирского старообрядчества можно правильно оценить эту сферу крестьянского сознания XVIII века. Произведения уральских и сибирских крестьян-старообрядцев XVIII века дают для этого новые интересные возможности.

 Примечания

1. Щапов А.П. Земство и раскол. - Соч. Т. 1. Спб.,1906, с. 502.

2. Кузнецов А. Исторические очерки уральского старообрядчества. - "Уральский старообрядец", 7423 (1915) г., № 11, с. 16-30; № 12, с. 21-30.

3. Об обстоятельствах этой находки см.: Покровский Н.Н. Книга глаголемая... - "Знание - сила", 1973, № 5, c. 37-38.

4. Покровский Н.Н. О древнерусской рукописной традиции у староверов Сибири. - ТОДРЛ, Т. ХХIV, лл. 394-403.

5. ИИФиФ СО АН СССР, № 9/71-г.

6. ЦГИА, ф. 834, оп, 2, № 1418, лл. 4 об. - 15 об., ГАТОТ, Собрание рукописных книг, № 220.

7. Сборник возвращен владельцам, ксерографическая копия его хранится в ИИФиФ СО АН СССР, № 1/73-г.

8. ИИФиФ СО АН СССР, № 9/73.

9. ГАТОТ, ф. 156, оп. I, 1755 г., № 245, лл, 1-11; 1753 г., № 193, ХV, лл. 1-8; 1783 г., № 149, IV, лл. 144-145; ЦГИА, ф, 796, оп. 16, № 409.

10. ИИФиФ СО АН СССР, 9/71-г, лл. 65-100 об.

11. Там же, лл. 108, IV - V об.

12. ИИФиФ СО АН СССР, № 9/71-г, лл, 108, IV об.

13. Там же, л. 108, II об,

14. ЦГИА, ф, 796, оп. 37, № 491, лл. 18-24; ЦГАДА, ф. 288, оп. I, № 587, лл. 30-35 об.

15. ОР ГИМ, Увар, № 479. О Г.С. Украинцеве и его сестре, также писательнице см,: Дергачева-Скоп Е.И. "Сердца болезна сестры убодающь остен,.." - рукописный плач середины XVIII века. - "Научные библиотеки Сибири и Дальнего Востока", вып. 14, Новосибирск, 1973, с. 41-68.

16. ИИФиФ СО АН СССР, № 9/71-г, лл. 109-140.

17. ИИФиФ СО АН СССР, N9/73-г, лл. 1-4; № 9/71-г, лл. 101-102 об.

Н.Н. Покровский

Вопросы истории книжной культуры. - М., 1975. - С. 51-57