Ответ на вопрос, представляло ли старообрядческое книгопечатание собою необычное, особенное явление в истории русского типографского дела, вполне достижим уже при анализе технических приемов старообрядческих типографов. Однако для того чтобы определить действительное своеобразие печатной деятельности старообрядцев, необходимо рассмотреть и оценить издательские программы старообрядческих типографий, и в первую очередь, в той их части, которая особенно ярко отличала их от издательских программ других типографий и которая была связана с публикацией старообрядцами прежде не издававшихся книг и памятников письменности.
Книги, опубликованные старообрядцами, не могут не вызывать интереса еще и потому, что типографская деятельность старообрядцев, расцвет которой пришелся на вторую половину XVIII — начало XIX в., протекала в рамках кириллического книгопечатания, прошедшего к тому времени долгий путь развития и имевшего свои традиции, репертуар, наконец, свое место в жизни общества, поскольку к концу XVIII в. в России окончательно установилось разделение в использовании двух принятых тогда в обращение шрифтов (гражданского и кирилловского) в зависимости от тематики, характера и назначения издаваемых книг, и кириллическому книгопечатанию была уготована функция обеспечения церковных нужд и религиозных потребностей.(1) При этом, несмотря на происходившее временами сужение или расширение репертуара, оно не выходило за пределы церковной сферы. (2)
Книгопечатание старообрядцев находилось вне этого разделения. И это уже потому, что, относясь с предубеждением к гражданскому шрифту, они использовали в своей печатной деятельности только кирилловский. (3) В то же время, оставляя в стороне традиции современного им кириллического книгопечатания, старообрядцы не копировали вполне и московского дониконовского этапа его развития. На это указывает то, как они издавали традиционные богослужебные книги, (4) хотя провозглашавшаяся ориентация на московские дониконовские издания, конечно, не могла не отразиться в издательских программах старообрядческих типографий и именно ее следует видеть в качестве причины появления на свет нескольких старообрядческих изданий. (5) Однако более важным здесь представляется, к примеру, интерес старообрядцев к текстам первой половины XVII в., в которых нашла выражение идея истинности русского православия и его прямой преемственности в отношении к древнехристианским традициям и которые поэтому служили оправданием старообрядчества как дела защиты истинной веры. При этом характерно, что старообрядцев одинаково интересовали как уже публиковавшиеся тексты (Катехизис Лаврентия Зизания, Кириллова книга, Соборник, Книга о вере, Собрание краткой науки об артикулах веры), так и получившие распространение в рукописной традиции (Альфа и Омега, О целовании св. икон, Патерик азбучный).
Все это, кажется, дает достаточные основания полагать, что старообрядцы осуществляли типографскую деятельность исходя из своего понимания путей ее развития. Не случайно старообрядческому книгопечатанию в XVIII—начале XIX в. оказались свойственны те черты, которые характеризуют этот период как пору его становления и которые в равной степени обнаруживаются, к примеру, на начальном этапе московского книгопечатания. К числу их нужно отнести процессы, связанные с выбором формата изданий (6) и поиском оптимального состава богослужебных книг (7) последовательное движение в сторону экономии бумаги, выразившееся в постепенном увеличении зеркала набора и соответственно в уменьшении полей книги, а также в исчезновении из изданий пустых листов, наконец, некритическое отношение к тексту, заметное по тому, что новые тексты нередко издавались по не вполне исправным оригиналам. (8) Если учитывать, что типографская деятельность старообрядцев представляла собою особенное, развивающееся по собственным законам явление в истории кириллического книгопечатания и что в XVIII — начале XIX в. она переживала стадию становления, то и изменчивость типов книг в старообрядческих изданиях, и чрезвычайно активная публикаторская деятельность старообрядцев становятся вполне понятными. (9)
Между тем то, что старообрядцы не стали слепо перенимать уже сложившиеся традиции кириллического книгопечатания и были вынуждены приступить к созданию собственных традиций, естественно следовало из тех целей, которые они поставили перед собою уже при начале своей печатной деятельности и которые нужно видеть в стремлении издать достаточное количество книг, необходимых как раз им самим в их богослужении и быту. Понять же, в какого рода книгах и почему испытывали потребность старообрядцы, помогает рассмотрение репертуара их типографий и в особенности— впервые издаваемых книг.
Публикация каждого нового памятника обычно обусловливалась целым рядом причин, имевших влияние не только на решение старообрядческих типографов о его издании, но даже на выбор определенной его редакции; причем среди оснований, способствовавших публикации, обнаруживаются как общие, дающие понять, почему именно этот, а не иной памятник стал объектом внимания старообрядцев, так и частные, находящиеся в зависимости от характера деятельности отдельных старообрядческих типографий или от вкусов и пристрастий лиц, эту деятельность определявших. Так, при выборе редакции публикуемого текста важную роль играла ее распространенность в XVII в., т. е. если существовала возможность выбора из нескольких редакции, то предпочтение, как правило, отдавалось той из них, которая получила наибольшее распространение в письменности и которая в то же время имела распространение в списках XVII в.(10) С этим вполне согласуется и то, что старообрядцами впервые был издан ряд сочинений, созданных в XVII в. (Альфа и Омега, О целовании св. икон, Сын церковный и др.).
Но и принадлежность XVII в. не обеспечивала непременной публикации памятника. Среди сочинений, бытовавших в рукописной традиции, и в равной степени — среди печатных книг старообрядцы выбирали для издания лишь такие, которые способствовали решению важнейших для них проблем — проблем, связанных с поиском путей спасения в пору воцарения антихриста, и наступлении которой старообрядцам, находившим тому немало примет в событиях XVIII и XIX вв., сомневаться не приходилось.
В то же время эсхатологическая тема не заняла центрального места в умонастроениях старообрядчества. С признанием прихода антихриста в мир свершившимся фактом актуальным становился лишь вопрос о времени второго пришествия и кончины мира и в связи с этим вопрос о сроках царства антихриста (ответ на него давало только понимание сущности антихриста) и его знамениях. Неизбежность близкого конца мира и Страшного суда делали более важной проблему спасения души. Не случайно среди эсхатологических сочинений, напечатанных старообрядцами, большую популярность имело Житие Василия Нового, известное яркостью картины второго пришествия и Страшного суда, которая показывала, от каких качеств и поступков человека зависит решение о судьбе его души на Страшном суде; не случайно в печатных сборниках эсхатологические сочинения обнаруживаются обычно в сочетании с такими, которые представляли примеры и истолкование истинной христианской жизни - несомненно, главного основания для достижения достойной участи.
Поиски путей спасения привлекли особенное внимание старообрядцев к толкованию священной истории и богословским сочинениям, с чем нужно связать и их неувядающий интерес к апокрифической литературе. Привнося дополнительные детали в историю мира, которая была известна из Священного писания и предания, апокрифы значительно расширяли общепринятое представление о ней и становились, таким образом, одним из важнейших источников материалов для ее истолкования.(11)
Достижение спасения было возможно лишь при соблюдении двух условий. Первым из них следует считать пребывание стремящегося к спасению в лоне истинной православной церкви, традиции которой сохранились лишь в старообрядчестве. Поэтому старообрядцы, не делая различия между уже издававшимися в Москве в XVII в. книгами и имевшими лишь рукописное распространение текстами, печатали самые разнообразные памятники, способствовавшие утверждению истинности русского православия, в том числе относящиеся к литературе полемической, показывавшей уклонение иных вероисповеданий от древнехристианских традиций и сохранение их православием (из впервые изданных см.: О целовании св. икон), и к литературе катехизической, разъяснявшей обряды и догматы православной церкви (Сын церковный), а также сочинения, свидетельствовавшие о преемственности русского православия по отношению к древнему христианству, о его богоизбранности (Служба и сказание о Тихвинской иконе Богородицы, Служба всем св. российским чудотворцам).
Это условие представлялось настолько важным для спасения, что приобрело форму определенных ограничений в поведении принадлежавших к истинной церкви старообрядцев и выразилось в требовании необщения с иноверными (см. сборник, начинающийся Словом о лжепророках и лжеучителях), которое в своей крайности трактовалось как необщение со всеми, кто не был старообрядцем. Следствием признания истинности русского православия было также стремление сохранить черты и особенности русского быта, русского строя жизни, проявившееся как в том, что, спасаясь бегством от правительственных преследований и населяя новые территории, старообрядцы обычно не смешивались с местным населением, (12) так и в издании ряда книг, имевших большой авторитет в русской церкви, что стало одним из отличительных признаков русской церковной жизни (Зонар, Пандекты и Тактикон Никона Черногорца).
Другим условием достижения спасения, не менее важным, чем принадлежность к истинной православной церкви, являлось соблюдение истинного христианского жития. В связи с этим большое распространение у старообрядцев получила, с одной стороны, литература учительная, назидательная, дающая понять, что можно считать истинным христианским житием (Альфа и Омега, О прелюбодеянии, Цветник), с другой — показывающая способы сохранения такого жития при невозможности соблюдения ряда канонических установлений из-за оскудения в старообрядчестве священства (Скитское покаяние, Устав о христианском житии).
При рассмотрении типографской деятельности старообрядцев в XVIII—начале XIX в. необходимо учитывать, что на выбор книг для издания большое влияние оказывал тот высокий статус, который в их глазах имела печатная книга.(13) Именно поэтому старообрядцы публиковали, главным обраэом, те книги которые к тому времени вошли, так сказать, в фонд старообрядческой классики, и не отвлекались на издание современной собственно старообрядческой литературы или полемических сочинений, решавших внутренние вопросы старообрядчества. (14) Впоследствии отношение к печатному делу старообрядцев, несомненно, претерпело изменения, однако применительно к XVIII—началу ХIХ в. говорить о них почти не приходится, и поэтому издание в начале XIX в. в типографии А. Карташева в Клинцах книги обиходной, Синодика, следует расценивать как индивидуальную особенность издательской программы этой типографии.
Личные вкусы и пристрастия старообрядческих типографов и заказчиков старообрядческих книг в униатских типографиях имели немаловажное значение в складывании именно того репертуара изданий, который и стал результатом деятельности старообрядческих типографий в XVIII - начале XIX в. Индивидуальность издательских программ типографий нашла выражение не только в публикации прежде не издававшихся книг, но и в выпуске книг, уже имевших печатную традицию. По крайней мере, едва ли: можно найти иные причины издания в Яссах в конце XVIII в. Апостола и. Триоди цветной - книг, печатание которых не производилось ни в одной другой старообрядческой типографии того времени. Следует отметить также то, что особая роль в публикации новых книг принадлежала типографским предприятиям Ф. и А. Карташевых в Клинцах, деятельность которых в 90-х годах XVIII - начале XIX в. имела влияние на издательские программы других типографий и поэтому во многом была определяющей для старообрядческого книгопечатания этого периода.
Неодинаковость обстоятельств, способствовавших публикации старообрядцами новых книг, потребовала отдельного рассмотрения в приложении, каждой из них. Между тем находящиеся здесь статьи посвящены далеко не всем памятникам письменности, первыми издателями которые были старообрядцы. Здесь учтены только те из них, которые выходили в виде отдельных изданий, поскольку новые тексты, которыми старообрядцы дополняли: традиционные богослужебные книги, следует рассматривать в свете истории этих богослужебных книг.
Каждый отдельный параграф приложения содержит краткую характеристику впервые изданного старообрядцами памятника. При этом основное внимание уделяется рассмотрению причин, способствовавших его выбору среди других для публикации, и его печатной истории, когда возможно - в соотношении с его историей в письменной традиции.
Упоминание старообрядческих изданий обычно сопровождается указанием номера в скобках, позволяющего идентифицировать названное издание с его описанием в моем каталоге. Отсылки к цитируемой литературе приводятся сокращенно в тексте; расшифровка их дана в списке литературы, находящемся в конце каждой статьи.
Текст выдержек из кириллических изданий передается современным шрифтом и с современной пунктуацией,- причем надстрочные буквы внесены в строку, а титла раскрыты.
1 Это разделение вполне сформировалось еще в 20-х годах XVIII в., однакоо почти до самого конца XVIII в, существовали колебания в выборе шрифта при печатании некоторых книг. Ярким примером таких колебаний может служить история издания поучительных слов Платона (Левшина), начальный том которых и восемь его "продолжений" были напечатаны в 1764— 1772 гг. гражданским шрифтом, а 9—12-е "продолжения" изданы в 1775— 1780 гг. кирилловским. До середины XVIII в. кирилловским шрифтом печаталась и Межевая инструкция, новый вариант которой, изданный в конце века (1797 г.), нужно искать уже среди книг гражданской печати. Важным обстоятельством, препятствовавшим окончательному разделению сфер применения кирилловского и гражданского шрифтов, было также то, что первоначально гражданское книгопечатание развивалось только в С.-Петербурге и Москве. Не случайно в Киеве и Чернигове перепечатка правительственных указов осуществлялась силами существовавших там кириллических типографий. Изменение такого положения стало возможным лишь после указа Екатерины II о вольных типографиях (1783 г.) и после заведения, уже в царствование Павла I, во всех крупных городах империи типографий, предназначенных для нужд губернского правления и оснащенных гражданским шрифтом. К этому времени относится и действительное начало книгопечатания гражданским шрифтом на Украине, хотя единичные издания такого рода выходили там с 1765 г. (см.: Благовещенська К. До iсторii друкарень росiйського цивiльного друку на Украiнi (1765—1850) // Бiблioлогiчнi Вiстi (Киiв). 1929. № 4(21). С. 33—46).
2 Хотя порою на церковный характер изданного текста указывают лишь косвенные обстоятельства. Так, издание "Описания краткими стихами иллюминации в Троице-Сергиевской лавре на прибытие Елисаветы Петровны" 1744 г. было осуществлено кирилловским шрифтом, нужно думать, только потому, что иллюминация была устроена в Троице-Сергиевой лавре.
3 Неприятие старообрядцами гражданского шрифта стало постепенно исчезать лишь к концу XIX в. (Пругавин А. С. Старообрядчество во второй половине XIX века: Очерки из новейшей истории раскола. М., 1904. С. 143—144). Между тем оно не осталось незамеченным и привело к появлению во второй половине XIX в. миссионерских антистарообрядческих изданий, напечатанных кирилловским шрифтом, и среди них — полемических сочинений Л. И. Озерского, Н. И. Ивановского, Филарета (Захаровича).
4 В дониконовских изданиях старообрядцев, по-видимому, мог интересовать только "неиспорченный" последующим исправлением текст. Воспроизведение типа московских богослужебных книг считалось необязательным уже с первых шагов старообрядческого книгопечатания (см. могилевские Часовники и Псалтири). Но и при попытке издания богослужебной книги в том виде, в каком она была напечатана в Москве, ее состав мог быть изменен в новых изданиях. Поэтому печатная история богослужебных книг у старообрядцев вполне позволяет говорить о собственно старообрядческих их типах (см.: Вознесенский А. В. Канонник как тип книги у старообрядцев//ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 48. С. 355—368).
5 По крайней мере трудно найти иное объяснение перепечатке Сборника поучений патриарха Иосифа или Жития Сергия Радонежского и учеников его Никона и Саввы Сторожевского, типографская история которых у старообрядцев ограничилась, впрочем, единичными изданиями.
6 Причем это относится как к известным богослужебным книгам (Псалтирь, Часовник), так и к впервые издававшимся (Служба всем святым российским чудотворцам, Слово о лжепророках и лжеучителях).
7 А именно так следует истолковывать историю таких книг, как Псалтирь, Часовник, Канонник, хотя изменению подвергался состав и других, реже издававшихся книг, например, большого Часослова (ср. супрасльские издания 1772 и 1786 гг. - Вознесенский А.В. Предварительный список старообрядческих кириллических изданий XVIII века. СПб., 1994. №21 и 99).
8 Некритическое отношение к издаваемому тексту является одним из наиболее ярких свидетельств того, какую пору переживало старообрядческое книгопечатание в XVIII — начале XIX в., поскольку самая возможность такого отношения, если вспомнить о той большой филологической работе, которая была проделана старообрядцами уже в первые десятилетия после раскола, кажется парадоксальной. Однако издание текста без специальной подготовки обнаруживается в целом ряде публикуемых старообрядцами памятников и вряд ли может быть всегда объяснено простым отсутствием у типографов исправных текстов. При дальнейшем тиражировании новоизданных книг в их текст нередко вносились изменения (ср., к примеру, тексты Скитского покаяния в почаевских изданиях Канонника, датированных 1782 г., или тексты Жития Василия Нового в клинцовских изданиях 1794 и 1795гг.), хотя все закономерности этого процесса пока, к сожалению, вполне не известны и требуют специального изучения.
9 Мнение, что изменение состава старообрядческих книг — это отражение "изменений в староверческом движении", в связи с чем старообрядческие типографы должны рассматриваться только как "непосредственные фиксаторы этих изменений", представляется необоснованным и малоперспективным, даже принимая во внимание утверждение, что у старообрядческих типографов не было издательских программ и репертуар типографий формировался ими "в соответствии с потребностями старообрядческого книжного рынка", что эти потребности "диктовались повседневностью старообрядческой жизни, богослужебной практикой", которые, в свою очередь, "довольно активно менялись, влияя на общественное сознание рассматриваемой социальной группы" (см.: П о ч и н с к а я И. В. Издатели старообрядческих книг XVIII — первой четверти XIX вв.//Российское государство XVII — начала XX вв.: Экономика, политика, культура: Тезисы докл. конф., посвященной 380-летию восстановления российской государственности (1613—1993). 25—28 марта 1993г. Екатеринбург, 1993. С. 129—130).
10 Даже когда памятник имел многовековую письменную традицию, старообрядцы публиковали его по списку XVII в. (см. Зонар, Пандекты и Тактикой Никона Черногорца). Это еще раз подтверждает наблюдение А. И. Соболевского, что старина, которую хранило старообрядчество, — "не более как XVII век" (Соболевский А. И. Несколько мыслей об древней русской литературе//ИОРЯС. 1903. Т. 8, кн. 2, С. 141), объяснение чему, кажется, следует видеть и в том, что язык списков XVII в. по сравнению с языком более ранних списков был более понятен старообрядцам.
11 Кажется, этим же, а не только сюжетным повествованием, привлекали апокрифы составителей энциклопедических сборников XV в. (ср.: Д м и т р и е-ва Р. П. Четьи сборники XV в. как жанр//ТОДРЛ. Л., 1972. Т. 27. С. 178). Ослабление внимания старообрядцев к апокрифам в конце XIX — начале XX в., которое было бы преувеличением считать полным прекращением развития апокрифической литературы, обусловленным "общим падением старообрядческой религиозной образованности и угасанием традиций", а именно одновременно с этим и "падало влияние апокрифов" (Елисеев Г. А. Вырождение апокрифической книжности (XVII—XIX вв.) //Российское государство XVII — начала XX вв.: Экономика, политика, культура: Тезисы докл. конф., посвященной 380-летию восстановления российской государственности (1613—1993). 25—28 марта 1993г. Екатеринбург, 1993. С. 50), происходило, нужно думать, не от утраты апокрифами своего места в системе старообрядческих авторитетов, но в связи с расширением той области предметов и явлений, которая составляла круг интересов старообрядцев. Именно поэтому в старообрядческих журналах начала XX в. можно обнаружить рассуждения, к примеру, о том, сколь неверно понимание любви Платоном (см.: Старообрядческим поморский журнал (М). 1908. Л"1. С. 9—10).
12 Даже в Малороссии, где исповедовалось православие, имевшее, правда, не вполне сходные с русскими традиции, "старообрядцы вообще не смешивались с коренным населением" (Л и л е е в М. И. Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII—XVIII вв. Киев, 1895. Вып. 1. С. 31, сноска 1).
13 Представление об особом положении печатной книги (когда напечатанное не могло быть неистинным, хотя и могло быть не до конца верным. в связи с чем были возможны правка и исправление), кажется, было сохранено старообрядцами от XVII в., для которого вполне характерной представляется сценка, произошедшая в процессе прений в июне 1644г., когда на предложение Ивана Наседки сопоставить русские книги с лютеранскими его оппонент Фельгабер отвечал: "Не печатные у вас правила, а у нас книги все печатные..." (см.: .Голубцов А.П. Прения о вере, вызванные делом королевича Вальдемара и царевны Ирины Михайловны. М., 1891. С. 200).
14 Интересно, что и во второй половине XIX в. полемическая литература этого рода распространялась в виде литографированных изданий, которые, как представляется, не имели у них такого высокого статуса, какой был у печатных книг.
Из кн. "Старообрядческие издания XVIII - начала XIX века. Введение в изучение". Санкт-Петербург, 1996
Портал-Credo.ru
|
