Второй выделяемый нами тип представляют слова воспоминательные. Произведения, написанные в первой половине XVIII в., не имеют самоназваний, к ним современники не применяли понятия "воспоминательное слово", но в аналогичных словах конца XVIII в., посвященных Андрею Борисову и Феоктисту Константиновичу Долгому, такое название содержится (Ег—1603, л. 19, 23, 31).

Если центральная часть выговских слов, написанных ко дню погребения, включала описание нескольких добродетелей умершего наставника, то для слов, создаваемых позднее, преимущественно на 40-й день, книжники выбирали другой предлагаемый риториками способ — биографический. Первым этот принцип (и даже в более широком контексте — относительно истории всего Выговского общежительства) реализовал Андрей Денисов в слове на 40-й день по смерти Петра Прокопьева (припомним, что один из списков этого слова предваряется небольшим рассказом о том, как не сразу автор нашел тему слова и как трудно оно поначалу писалось). Основной идеей воспоминательного слова было уже не оплакивание внезапной утраты, а духовное утешение и наставление, представление пастве образца для подражания. Предисловие к своему слову Андрей Денисов заключает фразой: "Приидите ныне, отрем слезы от очию нашею и жалость от сердца нашего, и с повестию сею походим с ним (т. е. с Петром Прокопьевым.—Е. Ю.) умныма очима, и воспомним краткостию слова пребывание его с нами, и поне сице сотворим утешение себе от многия жалости" (Ег—1992, л. 162 об.). По объему сведений с названным произведением Андрея Денисова вполне сравнимо слово Семена Денисова, посвященное тому же Андрею. Движимый желанием дать "облегчение скорби" и "сладость душям огорченным" (Ег—682, л. 14), младший Денисов подробно излагает жизненный путь брата, начиная с рассказа о родителях, рождении и воспитании (причем в этой части он не выходит за рамки агиографического канона, избегая подробностей, которые, без сомнения, были ему известны, раз они вошли даже в позднее Житие Семена Денисова) и продолжая обстоятельным повест-вованием о пришествии Андрея в пустынь, основании общежительства и руководстве им.

На 40-й день были также написаны слова Семену Денисову (2), Ма-нуилу Петрову (2) и Никифору Семенову (1), они также содержат пространную биографическую часть. Их авторы подробно анализируют заслуги своих героев перед общежительством. Автор слова Семену Денисову, написанного на стих 7-го псалма "Жалость дому твоего снесть мя", дает обстоятельную характеристику "книжного подвига" своего героя: "Кая убо от того потаися книга? Кая не познася история? Которую не прошед повесть? Кий остави патерик? Не неведоми тому и летописци, не непознаваеми от него и хронологии. Весь Ветхий и Новый завет на язы-це того обносим бываше, еще же и Правилная, и Апостол, и отец святых вселенская и особная и веления, и завещания изследована и ведома тем показовахуся и по потребе к вещи искомей с ползою многою употребля-хуся: бяше убо и памятию преизлиха мног и от естества имея остроты богатство, к тому же и преохотный притяжа нрав и любомудренный благий обычай" (Попов—207, л. 66 об.—67). Говоря о "книжном снискании" вы-говского киновиарха, автор среди прочего называет "саморучное повестей списание", "преписание реэстров", "сочинение каталогов" (Попов— 207, л. 69). В этом же слове дается даже оценка литературного труда Семена Денисова: "Кто изочтет особный того и частный труд, неисчисленная любомудрая словеса, формы и схимы и самая злата дражайшая пани-гирическая хвалная словеса Божиим угодником и императорским персонам и другим высочайшим лицам, и собственное о церемониях, о вере же и догматох и преданиях церковных яже не токмо риторския красоты, но и духовныя ползы и сладости исполненая суть и к подражанию прямейшему рачители паче слова понуждающая" (Попов—207, л. 68).

Как и надгробные, слова воспоминательные, написанные сподвижниками умерших наставников, заключают в себе ценнейшие свидетельства современников. К примеру, о Семене Денисове говорится, что он, когда полагался отдых в богослужении, продолжал молиться всю ночь, а по окончании всенощной обращал к братии пространную проповедь "на два часы и вящше" (Попов—207, л. 70 об.). Автор другого слова сохранил для нас названия темниц, в которых отбывал заключение младший Денисов (ранее нам была известна только Орлова палата в Новгороде): "Помнит Орлова темница, томившая мя за древлецерковное исповедение мразом; не забыла еще и Луковая полата, морившая мя за отеческия законы зноем" (Ег—1016, л. 173 об.).

Именно данный тип слов особенно ценен как исторический источник: здесь находили первую письменную фиксацию воспоминания и свидетельства соратников и современников. Этой причиной объясняется особая роль воспоминательных слов в выговской литературе: они явились основным источником сведений для позднейших произведений.

Слова третьего типа писались на ежегодные даты памяти и преставления. Из них большая часть относится к первой половине XVIII в., они написаны почти по горячим следам (слово Даниила Матвеева Андрею Денисову написано в августе 1730 г., т. е. несколько месяцев спустя; слово Трифона Петрова Петру Прокопьеву 1729 г. по прошествии 10 лет). Пять слов, посвященных Андрею Денисову, были написаны в последней трети XVIII в. и имеют названия "Слово на память..." (которое правомерно приметить и к аналогичным ранним словам). Данный тип ближе стоит к слову похвальному (подробное изложение биографии в нем отсутствует) и дает исследователю отдельные факты из жизни героя и ценные сведения о характере его почитания и состоянии духовной жизни пустыни.

Именно от Трифона Петрова мы узнаем, как бережно хранили на Вы-гу саморучные рукописи Петра Прокопьева (Ег—682, л. 63 об.—64). Автор одного из слов сообщает о явлениях Даниила Викулина и его помощи общежителям: "в каковых-любо случающихся искушениих, якоже неложно ведящии сказуют, и светел и радостен посетитель бывая и гость" (Барс—1197.15, л. 4 об.—5).

Слова "на память" были тесно связаны с современностью: обстоятельства жизни пустыни, работа следственных комиссий, нестроения в братии определяли содержание воспоминаний и просьб к умершему.

Традиция сочинения слов надгробных, воспоминательных и на дни памяти была на Выгу столь обширна, что в большинстве случаев (прежде всего это касается основателей пустыни) мы располагаем посвященными одному и тому же человеку не только всеми тремя типами слов, но и не по одному каждого типа. Обращает на себя внимание, что когда писалось всего лишь одно слово, то — независимо от типа, к которому оно относилось, — именно в него включались все исторические сведения о данном человеке. Особенно показательны в этом отношении два слова, посвященные Ивану и Гавриилу Семеновым, написанные на дни памяти, т. е. относящиеся к типу, в котором историческое повествование не занимало первостепенного места. Оба эти произведения, принадлежащие, как нами установлено, перу Трифона Петрова и Февро-нии Семеновой, являются редчайшими источниками по истории этой кижской семьи.

Слова на память Андрея Денисова дают исключительно важный материал, касающийся традиции почитания выговских наставников (этот аспект уже был нами рассмотрен), но, кроме того, представляют интерес и биографические сведения, в них вошедшие. Именно в этих поздних произведениях настойчиво проводится легенда о княжеском происхождении Андрея Денисова. Ее высказывал в 1719 г. сам киновиарх в отношении своего племянника Петра Прокопьева, но слова 20—40-х гг. XVIII в. обходили этот вопрос молчанием. В словах, посвящавшихся Андрею Денисову в конце 70-х—80-е гг., находят письменную фиксацию устные рассказы о жизни первооснователя. Подробнее мы проанализируем их в связи с Житием Андрея Денисова.

Если говорить об историческом повествовании в выговской литературной школе, то центральное место следует отвести словам надгробным и воспоминательным, поскольку в них впервые получали письменную фиксацию сведения исторического и биографического характера, в них были впервые сформулированы ведущие образы и идеи выговской литературы. Поэтому не удивительны обширные заимствования из панегирических слов в сочинениях других жанров. Прежде всего это касается "Истории Выговской пустыни" Ивана Филиппова.

Андрей Денисов в слове на 40-й день по смерти Петра Прокопьева впервые дал подробный очерк истории Выговского общежительства, Иван Филиппов почти дословно включил его в 19-ю главу "Истории Выговской пустыни" (ср.: Ег—1992, л. 163—164, 168—176 и ИВП. С. 78— 90). Окончив это обширное цитирование, историк пустыни заметил: "Мы же грубии и несмысленнии, аще и сию краткословную повесть о начале общежительства сего написахом и добродетелную жизнь отец наших воспомянухом, но несмы творцы повести сея, токмо преписатели, или, иначе рещи, преложители; невозможно бо бе нам и умом помыслити та-ковыя и толикия крепости и терпения и трудов и злострадания боголю-бивых мужей, населивших богоизбранное место сие, аще бы не получили быхом премудраго словесе <... > Андреа приснопамятнаго вселюбезнаго отца <...>, еже он сочини в надгробную похвалу сожителю и клеврету своему духовному Петру еклисиарху" (ИВП. С. 90—91). Иван Филиппов максимально использовал свой источник, опустив лишь фрагмент о роде Петра Прокопьева и в некоторых местах, где Андрей Денисов говорил, естественно, только о Петре, заменив единственное число на множественное, например:

Слово Петру Прокопъеву

Тогда мнози от знаемых и от
сродников сего раба Божия во ону
обитель прихождаху... (Ег—1992, л. 164).

обаче не премолкнут нивы и
горы древния труды его возвеща-
ти, идеже он братства ради и сирот
<...> потрудися (Ег—1992, л. 175).

ИВП

тогда мнози от Обонежских жи-
телей близ живущий древняго
благочестия любители, во ону оби-
тель прихождаху... (с. 79).
обаче не премолкнут нивы и
горы древния труды их возвещати,
идеже они братства ради и сирот
<...> потрудишася (с. 89).

Когда в начале 1740-х гг., в первое время своего настоятельства, Иван Филиппов обратился к братии с окружным посланием, он вновь использовал восходящий к слову Андрея Денисова исторический отрывок (Ег— 425, л. 128 об.—132. Ср.: ИВП. С. 87—90), при этом в черновике этого послания на полях рукою Алексея Иродионова, постоянного литературного сотрудника Ивана Филиппова, сделана помета: "Андрей Д. в слове надгробном Петру Прок." (Ег—425, л. 128 об.).

Широко используется в "Истории Выговской пустыни" — но уже без отсылки — окружное послание Семена Денисова о смерти Андрея Денисова. По сути дела, из перекомпонованных и расширенных фрагментов этого сочинения состоит первая половина главы 43 "О преставлении настоятеля Андрея". Вступление к главе использует преамбулу послания: противопоставление радости (у Семена Денисова — по случаю "обычнаго поздравления", у Ивана Филиппова — в связи с предшествующим повествованием) и скорби (Ег—425, л. 55—55 об. Ср.: ИВП. С. 210). Фактическая сторона рассказа выговского историка о кончине киновиарха также основана на тексте Семена Денисова:

Послание Семена Денисова

...общий наш предводитель и
отец, премудрый стадоводец и пре-
сладкий учитель Андрей Диони-
сиевич от временнаго жития на
вечное отыиде. Два точию нощеден-
ства единою главоболезнию ураз-
ною содержим, великою же пол-
нощеденства, в неже толико тою
жестоко обьяся, яко и язык его
отьяся. Но христианскою кончи-
ною конец его совершашеся со всем
обычным благочестивых чинопо-
ложением, ихъже ово пред малеми
денми сам исполни, ово же в самое
сие время совершися. Аще бо и
языком не можаше провещати за
зело тяжкую болезнь, обаче рукою
своею сам крестное знамение при-
сно на лице своем воображаше зело
истово и изрядно. И тако убо в
3 неделю святаго поста в 3 час дне,
донележе рука служити можаше,
крестным знамением на лице своем
сам воображая, христианскою кон-
чиною от сущих зде преставися.
Разлучився от нас разлучением ко-
нечным и многоболезненым, раз-
лучением многорыдателным, раз-
лучением не увидетися уповател-
ным, нас отвсюду сиры до конца,
убоги и умилены и еле дышущыя
от скорби остави (Ег—425, л. 55 об.—56). 

ИВП

...общий наш предводитель и
отец стадоводец и пресладкий
учитель Андрей. Та же от времен-
наго жития на вечное отыиде, три
точию нощеденьства единою глав-
ною болезнию уразною содержим,
тяжкою же и великою единоноще-
денство, в ней же толико тою жес-
токо обьяся, яко и язык его отьяся,
но христианскою кончиною конец
его совершися со всем обычным
чиноположением, ихъже ово пред
малыми деньми сам исполни, ово
же в самое сие время совершися;
аще бо и языком провещати не
можаше, за зело тяжкую болезнь,
обаче рукою своею сам крестное
знамение присно на лицы своем
воображаше зело истово и изряд-
но. И тако убо марта в первый день
в третию неделю святаго поста, в
третий час дне, в первой четверти
от сущихъ зде преставися, разлу-
чися от нас разлучением конечным
и многоболезненным, разлуче-
нием, не увидетися упователным, нас
отвсюду сиры до конца, убоги и
умилены, еле дышущыя от скорби
остави (с. 211).

К описанию многолюдного погребения Андрея Денисова, заимствованному из окружного послания Семена Денисова (Ег—425, л. 57 об.— 58), Иван Филиппов добавляет свой собственный рассказ об отпевании и похоронах, очевидцем которых он, видимо, был (ИВП. С. 212—213, со слов: "...и собрашася весь народ...").

Необходимо отметить источник еще одного фрагмента 43-й главы "Истории". Семен Денисов в окружном послании, описав погребение, высказывает мысль, основополагающую для историографической концепции Выга: "Не тако убо плаката иногда египтяне и прочий по Иакове патриархе умершем, яко зде сущий горкослезно рыдаша по нового Израиля предивнем отценачалнице. Не тако людие древле по Моисеи законодавце слезяху, яко ныне по новом сем Моисеи, христианстем пол-ководители, стекшийся народи многорыдателно вопльствоваху" (Ег— 425, л. 58—58 об.)- Далее эта мысль развивается в противопоставлении старообрядческой традиции мирской: "Не тако сродницы своим сродником многожалостное происхождение совершают, яко превозжелен-ному нашему отцу безчислении народи многоплачевное погребения происхождение сердцеплачевно сотвориша. Не тако чада родителей, сынове отец своих горкослезно рыдают, яко зде общаго всех отца вси собравшийся зде, вси стекшийся многочисленнии людие толико премногим плачем, толико многожайшим воплем ко гробу проводивше, погребению предаша" (Ег—425, л. 58 об.) Этот второй отрывок, включая завершающую фразу Семена Денисова ("Елико краткою тростию в кратцем времени кратким малоумием описати невозможно, оставляем видящих устом поведати, оставляем зрящых языку таковая слухом прочих порядочне преподавати"), Иван Филиппов в "Историю Выгов-ской пустыни" включает дословно не только в главу о преставлении Андрея Денисова (ИВП. С. 213), но и в главы, посвященные кончине Даниила Викулина и Соломонии Денисовой (ИВП. С. 254, 263).

Использует Иван Филиппов и заключительные фразы послания Семена Денисова, добавляя только библейскую аналогию и называя выгов-цев "последними людьми нового Израиля" (следуя либо за Семеном Денисовым, либо за Трифоном Петровым, также называвшим Андрея Денисова "пастырем новаго Израиля" — Попов—207, л. 29 об.):

Послание Семена Денисова

Молим всемилостиваго и пре-
щедраго Господа Бога, да, неизре-
ченым си милосердием прекло-
нився к нашему лишению, обратит
нам плач на радость, и сетование на
веселие, и слезная на утешная; по-
даст крепость некрепким, силу не-
мощным и воздвигнет содержати и
окормляти могущаго христособран-
ное стадо и своею благодатию охранит,
заступит и покрыет ны от всяких душе-
вредных бесовских коварств и,
невредьны в настоящем соблюд,
своея блаженныя жизни сподобит (Ег—425, л. 59 об).

ИВП

молити подобает прещедраго и
милостиваго Господа Бога, да неиз-
реченым си милосердием прекло-
нився к нашему лишению, обратит
нам плач на радость и сетование на
веселие, и слезная на утешная и по-
даст крепость некрепким, силу не-
мощным и воздвигнет содержати и
окормляти могущаго христособран-
ное стадо. Яко же от древняго Израи-
ля отъя Бог Моисеа и даде им Исуса
Наввина и даде ему дух свой и мужество
и крепость и доведе их в землю обетован-
ную. Такожде негли и нам, послед-
ним людем нового Израиля, пастыря и
правителя подаст, и своею благода-
тию охранит, заступит и покрыет
ны от всяких душевредных бесов-
ских коварств и, невредьны в на-
стоящем соблюд, своея блаженныя
жизни сподобит (с. 213—214).

В тексте второй части 43-й главы "Истории Выговской пустыни" нам удалось выявить несколько случаев заимствования из другого сочинения Семена Денисова—его слова на 40-й день по смерти Андрея. Отсюда Иван Филиппов берет элементы похвалы умершему киновиарху:

Слово Семена Денисова

Кий бо от отцев не возлюби
Андреа, кий всесладце не почте
его. Корнилий ли? — Началника
того и судию всей пустыни вме-
няше. Виталий ли?—толико того
любляше, яко и при преставлении
мантию на благословение остави.
Генадий ли? — Присно сладце то-
му собеседоваше. Пафнутий ли? —
Тако того любезна имяше, яко и
отдалеча послежде любезная це-
лования, яко сыну и яко брату
присному, посылаше. Прокопий ли?—
Приснаго советника и пус-
тыноначалника того имяше (Ег—
682, л. 25 об.).

ИВП

Кий бо от отец Андреа не возлю-
би и не почте его, Корнилий отец
того судию и началника сей пусты-
ни вменяше и учителя всему благо-
честию пророчески проглаголаше; Ви-
талий отец толико того любляше,
яко и при преставлении своем ман-
тию на благословение остави; Гена-
дий отец присно сладце тому беседо-в
аше; Пафнотий отец соловецкий тако
того любезна имяше, яко и отдалеча
послежде любезная целования, яко
сыну и яко брату присному, посы-
лаше; Прокопий ли отец нижеград-
ский приснаго советника и пустын-
ноначалника того имеяше (с. 216).

В ряде случаев можно заметить не только цитирование, но и некоторую переработку источника:

Слово Семена Денисова

Не тако убо Орфеова басненая
цевница горы и холми сладостию
гласа привлачаше, яко Андреева
всесладкая уста каменная сердца
умягчающе, надменное мудрова-
ния уздравляху (Ег—682, л. 32 об.).

Виждь ми добраго и всекрасна-
го подвижника, толико лет в тру-
дех, подвизех, в течениих и потех
присно пребывавша и не изне-
могша, елико тридесят и девять
лет и подвизавшася... (Ег—682, л. 24).

...велик во искусе академийскаго
преславнаго художества, и толико
велик, елико всякая уста христиан-
ская, всяк язык благочестивых того
всесладце славяху. Толико велик,
елико и от внешних славнии му-
жие, честнии честна, разумнии
многоразумна, ученнии много-
ученна мужа нарицаху. Оного ве-
ликое разума училищ дивнии пре-
фекты велехвално превозношаху,
высокое учения пречюднии акаде-
мий ректоры похваляху, преслав-н
ое премудрости преславнии авто-
ры и первейший в славе словес
прелюбезно восхваляху, иже елико
словесы своими высоким персонам
Андреа возносяще, всежелателно
тому собеседовати желаху (Ег—682, л. 37 об.).

ИВП

Тем же язык его пресладкий
чюднейшии Орфеовы баснослови-
мыя цевницы показася, не бо горы
и камение привлачаша к себе. Но
каменосердечныя человеки от зем-
ли на небо славно влечаше (с. 215).

Колики же того в пустыни под-
виги, колики же того труды и по-
ты, иже тридесят девять лет в сей
пустыни подвизавшася... (с. 216).

Всякая уста христианская и всяк
язык благочестивых того всесладце
словяху и дивляхуся и граждан-
ский персоны, и от внешних слав-
нии мужи ритори похваляху, и в
славе словес прелюбезно восхваля-
ху и беседовати с ним желаху (с. 216—217)

В 54-й главе "Истории", повествующей о преставлении Даниила Викулина, Иван Филиппов прибегает к самоцитированию: он почти дословно переписывает пространный фрагмент из главы о смерти Андрея Денисова, начиная со слов "и собрашася весь народ..." и кончая текстом, являющимся переработкой заключения окружного послания Семена Денисова (ИВП. С. 212—214. Ср.: Там же. С. 253—255). Аналогичный пример дает и глава о кончине Семена Денисова (ИВП. С. 478). В 54-й главе к отмеченному фрагменту выговский историк добавляет похвалу Даниилу Викулину, заимствованную из надгробного слова Трифона Петрова:

Слово Трифона Петрова

И сия преизяществуют пустын-
ным озлоблением, трудом, ста-
ранъми, гладом, наготою и страши-
лищи и мечтании различными и
общежительнаго здания попе-
чением, и в сооружении молитвен-
ных храмов и служебных и братских
благонадежным тщанием, и во у-
крашении святыми иконами и кни-
гами и златоблистающимися паво-
локами неоскудным иждивением и в
собрании братии и в правлении
благочинном и в пределении жи-
тельства и обхождении изрядном,
долгодушством и терпением и в
соборном и келейном подвизе, в
посте, воздержании, во бдении, в
молитвах, поклонех, в праздни-
ках, торжествах, псалмопениих
неусыпным поспешением, и тако,
яко мощи глаголати со апостолом:
преизлиха в бедах, напастех и
прочая. Молчанием преминую яже
о сиротах промышление, о нищих п
опечение, бедным споможение,
обидимых заступление... (Попов— 207, л. 11 об.—12).

ИВП

...в пустынном озлоблении и
общежителнаго здания и братска-
го собрания и предводительства и
попечения, и в сооружении молит-
венных храмов, и во украшении
святыми иконами и книгами и в
собрании братии и во управлении
благочинном и во определении
жителства и во обхождении из-
рядном, в долгодушстве и терпе-
нии, в соборном и келейном под-
визе, в посте и в воздержании, и в
жажде и в наготе и во оскудении бра-
гиен и всяких братских потреб, и в не-
достатках и в трудех и во всяких ну-
ждах и во бдении и молитвах, по-
клонех, в праздниках и торжествах
и псалмопениях неусыпных. Яко
мощи глаголати со апостолом:
преизлиха в бедах и напастех и
прочая преминую: яже о духовном
попечении и о сиротах промышле-
ние и о нищих попечение, бедным
споможение, обидимых заступление... (с. 256)

Примечательно, что этот фрагмент, восходящий к надгробному слову Даниилу Викулину Трифона Петрова, но в более сокращенном виде, был еще раз использован Иваном Филипповым — в главе о преставлении Со-ломонии Денисовой (ИВП. С. 264).

Мы уже отмечали использование Иваном Филипповым слова, написанного Семеном Денисовым на 40-й день по смерти брата, в главе, посвященной преставлению Андрея Денисова. Этот же текст используется и в главе о смерти самого Семена Денисова. Из данного слова заимствуются панегирические пассажи, только теперь они относятся к другому лицу:

Слово Семена Денисова

Кто славы нашея венец сверже,
кто дивный чертог похвалы нашея
разруши, кто преславную нашего
учения академию сокруши, кто пре-
светлое разума солнце за смертныя
закати запады? Оле, нас злополуч-
ных, в таковое несчастие при-
шедших, неизреченный хвалы и сла-
вы лишившихся! Отсюду плачем,
отсюду слезы проливаем, яко со-
кровище нашего богатства сокры-
ся, доброта красоты разумный за-
крыся, заря доброты благодатныя
уже не блистает. Плачет пустыня
сия, понеже окормивый ю Моисей
четыредесятолетными окормлень-
ми уже не является (Ег—682, л. 38—38 об.).

Поминаем убо предивнаго нашего па-
стыря, тако нас ради и то-
лико многолетне подвизавшася.
Поминаем прелюбезнаго отца... (Ег—682, л. 40)

Сей долг отцу за труды, сию
должность за подвиг, сие возмездие
за безчисленыя поты воздающе, со
слезами поминаем, с рыданием про-
сим, с плачем тощем, многопла-
чевно Господа моляще (Ег—682, л. 40 об.).

ИВП

Кто славы нашея венец сверже,
кто дивный чертог похвалы нашея
разруши, кто пресветлое солнце за
смертныя запады закати, кто похи-
ти всю нашло Выговскую славу и кра-
соту, всему спасению нашему учителя
и ходатая к Богу, ах, нашего беднаго
несчастия. Оле, нас злополучных, в
таковое бесчастие пришедших и
такова милостива пастыря лишив-
шихся! Отсюду плачем, отсюду
слезы проливаем, яко сокровище
нашего богатства смерть похити,
заря доброты благодатныя уже не
блистает. Плачет вся Выгговская
пустыня, яко по Моисеи, яко че-
тыредесять лет окормляема быв-
ши, ныне не имеет окормителя (с. 475).

Поминаем убо предивнаго пас-
тыря, нас ради многолетне в сей
пустыни подвизавшася, поминаем
любезнаго отца... (с. 475)

Сей долг отцу за труды, сию
должность за подвиги воздающе,
поминаем со слезами, многопла-
чевне Господа моляще (с. 476).

Проанализировав использование ряда надгробных слов, посвященных выговским наставникам, в "Истории Выговской пустыни", можно с полным основанием сказать, что эти произведения явились для Ивана Филиппова первоисточником в отношении как фактических сведений, так и панегирических восхвалений; более того, становится очевидным, что главы "Истории" о преставлении киновиархов носят преимущественно компилятивный характер и доля авторского текста в описаниях погребений не столь велика, как представлялось ранее.

Выговские надгробные и воспоминательные слова, как никакие другие сочинения этой школы, находятся на перекрестье литературы и духовной жизни пустыни: они отражают и формируют традицию почитания наставников, являясь в то же время профессионально привлекательным жанром (в нем пробовали себя все без исключения писатели поморской обители), и, кроме того, именно эти слова стоят у истоков вы-говского исторического и агиографического повествования.