Раскол русской православной церкви - одно из самых трагических событий в русской истории. Начало открытых преследований духовных отцов старообрядцев представителями официальной власти приходится на середину XVII в., вторая половина XVII - начало XVIII вв. - время массовых жестоких расправ с последователями исконной древлеправославной веры.

Раскол выразился в конфликте между западной и восточнославянской культурными традициями. Однако в его основе лежали глубокие социально-экономические противоречия. XVII век - это переходный этап для истории России. В 1613 году к власти пришла династия Романовых, далеко не самый состоятельный и влиятельный род. Отчаянные попытки передела собственности и усмирения мятежных бояр не увенчались успехом. Социально-экономические разногласия были выведены на конфессиональный уровень. Вселенский собор 1666 г. ознаменовал победу западников.

В последней трети XVII в., после сожжения на костре протопопа Аввакума, диакона Федора, инока Епифания (1 апреля 1682 г.) и умерщвления голодом в земляной яме боярыни Ф.П. Морозовой и княгини Е.П. Урусовой, прокатившаяся по стране волна массовых репрессий не сломила неистового стремления старообрядцев следовать канонам древлеправославной веры.

В начале XVIII в. в связи с рассеянностью сторонников старой веры в среде старообрядцев произошел внутренний раскол, разделивший всех на поповцев и беспоповцев. Внутри беспоповцев образовалось несколько согласий, или толков. Одним из главных согласий в беспоповщине является Поморское Выговское общежительство, или Выговская пустынь. Это уникальное явление в истории русской культуры.

В 1694 г. Андрей Денисов, наследник репрессированного рода князей Мышецких, скрываясь от гонений, основал в Олонецкой губернии Выговскую общину (по имени р. Выг). Выговская пустынь, расположенная к северо-востоку от Онежского озера, идеально подходила для прибежища гонимых старообрядцев: глухие, непроходимые леса и болота, отсутствие поселений, удаленность от административных центров - все это делало Выг привлекательным для первых поселенцев. Поморская обитель была основана на месте древних монашеских скитов, по дороге из Новгорода на Соловки. В 1670-х годах монашеские скиты пополнились уцелевшими после мятежа иноками Соловецкой братии.

Выгорецкий монастырь стал преемником Соловков. В 1694 г. на Выге было 40 человек. Но уже через четыре года известное старообрядческое трудолюбие продемонстрировало чудо. Было создано многоотраслевое хозяйство: распаханы пашни, разведен скот, организованы морские и звериные промыслы, хлебная торговля и кустарные производства. В 1698 г. на Выге проживало 2 тысячи человек.

22 апреля 1722 г. через солдата были переданы выговским пустынникам на Петровских заводах. В начале сентября 10 выговских пустынников принесли ответы. Это вызвало большое удивление, потому что в течение 6 месяцев в глухом северном краю были составлены богословски выверенные, точные и дипломатичные ответы. Это был соборный труд выговских старцев, но их формулировка, редакция и написание были осуществлены Андреем Денисовым и отчасти его младшим братом Семеном Денисовым.

В своих ответах Андрей Денисов не поддается страстям и гневу, как Аввакум, а спокойно, с многочисленными ссылками на источники, разбирает вопросы обличителя и дает исчерпывающее толкование разногласиям между господствующей церковью и старообрядцами. Поскольку большинство вопросов Неофита касалось общих для всего старообрядчества проблем, то "Ответы" стали своего рода декларацией старообрядчества и были приняты всеми толками.

Очевидную новизну сочинения Андрея Денисова составляла некоторая идеологическая демократизация Третьего Рима Теперь вместо стольного града Москвы на роль преемника охраны подлинного православия претендовали "все русские города и деревни, веси и села". Объясняя, почему старообрядцы не могут соединиться с "российской церковью", Андрей Денисов в стихотворном послании 24 мая 1714 г. писал: не церковных собраний гнушающеся, не тайнодействий церковных ненавидюще, но новин церковных опасающеся, древлецерковные заповеданья соблюдающе... сего ради несми расколотворцы (Неизвестная..., 1994, 463).

В середине XVIII в. Выговская пустынь - процветающий в культурном и экономическом отношениях центр всего старообрядчества. Это было своеобразное государство в государстве. Поморские старообрядцы воссоздали значительную часть культурных институтов, существовавших в России до XVIII в.: церковную литературу, иконописание, систему образования, певческую школу.

На Выге было мало певцов, знающих знаменное, или крюковое пение. Из Москвы пригласили известного певца Ивана Иванова. Андрей Денисов собрал "лучших грамотников" и стал с ними вместе учиться у Иванова крюковому пению.

Своеобразие преемственности традиции усиливалось тем, что культура Выга оставалась, в первую очередь, крестьянской. Выг оказался местом, где более длительное время смог сохраниться тот тип письменно-литературной традиции, который уничтожила петровская эпоха. К концу XVIII в. между Выгом и общерусской литературой лежала пропасть.

На Выге существовала писательская школа, наиболее видными представителями которой были Семен Денисов, Мануил Петров и Михаил Вышатин. Во второй половине XVIII в. в Выговском общежительстве была группа писателей, пробовавших свои силы в силлабике.

К первому поколению выговских риторов и писателей принадлежат Семен Денисов, младший брат основателя обители, привезенный из Москвы Мануил Петров, "знатный писатель нравственных и торжественных слов", посланец Выга в Палестину Михаил Вышатин, писатель и иконописец Данила Матвеев. Предполагают, что все они учились риторике в Киевской духовной академии и в Польше. Позднее появилось новое поколение писателей, к которому относились Семен Петров - "знатный писатель проповедей" и Кузьма Иванов - "знатный писатель надгробных слов и священных стихов".

Выговскую словесную школу отличала преемственность. С момента своего рождения в ней существовали два стилистических направления. С одной стороны, обличая последователей никоновских реформ, выговские риторы писали стихи по-церковнославянски. Вот образец стихотворного наследия Семена Денисова: «Патриарх ожесточися паче камене, не смотряше царевы болезни пламени, увери царя милость ко отцем отложити, хотя место святое кровию облити» (Понырко, 1974, 277).

С другой стороны, во второй половине XVIII в. и первой трети XIX в. Выговская словесная школа развивает традиции демократической сатиры XVII в., так называемой "приказной школы" стихотворства. Выступая против нововведений в сфере церковных обрядов, выговские поэты, критикуя манеры последователей господствующей церкви, пишут: «Крестятся - около лица мотаютъ, На подобие, какъ на балалайке играютъ» (Рождественский, ХХХ). Возмущаясь нововведениями в области церковного песнопения, старообрядцы отмечают: «Потому Ежели они поютъ, то руками махаютъ, что чрезъ сие тактъ пения наблюдаютъ, И каждый изъ нихъ притопываеть ногою, Якоже Исаакий Далматский предъ сатаною...» (Там же, Х).

В стихотворной форме выговцы запечатлели тяжелые моменты своей жизни, связанные с тем, что в XVIII в. власти за вероотступничество налагали на них непомерные штрафы, двойные оклады. Старообрядцы безропотно сносили тяготы, не отрекаясь от древлеправославной веры: «До крайности дошли, что нечемъ и одеться, В большие праздники и разговеться. Работаемъ, трудимся до пота лица, а не съедим въ Христовъ день куринаго яйца» (Там же, ХХХ).

Характерно, что выговцы сохраняют формы так называемых "квалитативов", которые были элементом нормы приказного языка XVII в. Вот описания поборов: «Съ каждого домишку Берут по полпудульнишку. И сверхъ того для своей чести Собираютъ по полфунту овечьей шерсти» (Там же, ХХХ).

В сатирических стихах, обличающих новый образ жизни, очевидно влияние народно-разговорного языка. Протестуя против употребления табака, выговские стихотворцы, обращаясь к "злосмрадным козлам" - курильщикам и напоминая им, что "табакъ - змеиный ядъ и смерти жало", пишут: «Свинья не столь зимой пожрет мякины, Сколь въ носъ попхаютъ сей сквернины» (Там же, 144). Возлагая всю вину за распространение табака на антихриста Петра I, старообрядцы сетовали: «Эхъ! Алчно нюхать стали какъ носами: Не наготовятся имъ кораблями» (Там же, XXXVIII).

Наивные протесты выговских стихотворцев против бытовых нововведений: кофе, чая, картофеля, табака, которые в их восприятии были посягательством на русскую душу, попыткой вытравить в ней дорогие национальные святыни, - вызывают по меньшей мере удивление, смешанное с недоумением. Иногда встречаются поверхностные высказывания, что у старообрядцев якобы наивное представление о национальном самосознании. Отнюдь нет, не менее глубокое, чем у последователей новых церковных обрядов. Старообрядцы бескомпромиссны в своем стремлении во всем сохранять гармонию формы и содержания и не отступать от своих принципов в угоду западным образцам. И та готовность старообрядцев идти на муки, лишения и даже смерть ради сохранения привычных идеалов и обычаев не может не вызывать уважения.

В 1714 г. на Выг пришел Иван Филиппов. Он объединил вокруг себя писателей и историков и вдохновил их на написание цикла сочинений, отражающих историческую концепцию преемственности Выгореции от Соловецкого монастыря. Осада Соловецкого монастыря, длившаяся 8 лет (с 1668 по 1676 гг.), завершилась жестокими репрессиями монахов, отказавшихся служить по новым книгам. Многие уцелевшие и скитавшиеся по лесам пришли в первые выговские скиты. В исторических сочинениях старообрядцев реформы Никона трактуются как исполнение пророчеств Апокалипсиса о развязании сатаны через 1000 лет, потому что именно Собор патриархов 1666 года ознаменовал наступление царства антихриста и предал проклятию сторонников старой веры.

Иван Филиппов в "Истории Выговской старообрядческой пустыни" писал: «Антихрист пожер запад, не укратився и не насытися, смутив восток» (Гурьянова и др., 1994, 123). В тексте И. Филиппова XVIII в. краткие действительные причастия прошедшего времени еще используются в функции самостоятельного сказуемого. В это время в русском литературном языке уже существует категория деепричастия.

Одним из видных представителей Выговскои словесной школы был Василий Данилов Шапошников, автор "Сказания о преставлении Симеона Дионисьевича", продолжившего в конце XVIII в. древнерусскую традицию описания последних дней жизни подвижников, "Сказание" интересно прежде всего с лингвистической точки зрения: оно демонстрирует свободное переключение стилистических регистров в пределах одного диалога в зависимости от предмета "обсуждения или ситуации общения. Описывая предсмертные муки брата основателя Выговской обители, Василий Шапошников пишет: «Истомився от неядения и печалей многообразныхъ, смертнымъ недугомъ объятъ бывъ... прочии усерднии братия плачюще и рыдающе... предстояще же предъ нимъ» (Юхименко,447). Но в тех отрывках текста, когда Шапошников пытается передать предсмертные диалоги с Семеном Денисовым, он следует так называемой "традиции простоговорения", ярко отразившейся в произведениях Аввакума: «И потом, яко начаша очи лишатися зрения, глагола: "Темно стало", а далее: "Сроднице же его..., хотевшей подушку сухую под главою его погладить, отмахнув рукою, сказал: "Поди, поди...". Как стилистический оксюморон можно рассматривать такие примеры, как: «И потом вопияше: Нутко. Готово ль?» (Там же, 449).

В 1706 г на р. Лекса сестрой Андрея Денисова Соломонией была основана женская обитель. Художественное наследие Выго-Лексинской пустыни поистине уникально. Иконописание, золотошвейный промысел, орнаментальное шитье, медное литье, изготовление туесков из бересты, резные на дереве и металлические иконы и кресты, книжные переплеты, медные литые застежки для книг и многое другое - все это принадлежит русской художественной культуре.

В 1816 г. на Лексе проживало 720 монахинь. Их труд способствовал экономическому процветанию Выговскои общины. Поморские старообрядцы вели активную просветительскую работу. В пустыни обучали грамоте детей обоего пола, в Лексинской женской обители учили еще и пению по крюковым нотам.

Но устроитель Выговского общежительства А. Денисов понимал, что одной грамоты недостаточно для обоснования беспоповского вероучения, и во время частых паломнических поездок самостоятельно собирал материалы в монастырских библиотеках, изучал риторику и грамматику и привозил в библиотеку обители книги. В 30-х гг. XVIII в. в ней было 357 книг. Кроме того, сам А. Денисов составил сборник выписок из сочинений отцов церкви. Шесть лет он провел в келье, в сознательном уединении: «Седя книги читая и риторики изъ Москвы получая, и въ техъ упражнялся самоукой, время оное препровождая въ охоте и тщании книжномъ» (Дружинин, 1911, 9). Затем он стал обучать избранных людей из братии. Кроме письменных свидетельств, братия собирала археологические доказательства древности своих обрядов.

Рассуждая о расколе русской церкви, Б. А. Успенский отметил принципиально разный подход к языку у старообрядцев и новообрядцев. Для новообрядцев приоритетным было содержание, форма его выражения не подвергалась жесткому контролю. Такое соотношение соответствовало юго-западнорусской традиции, старообрядцы же сохраняли отношение к языковому знаку, принятое в Московской Руси до никоновских реформ. Они выступали за гармонию формы и содержания. Безразличие к форме было для них недопустимым, потому что влекло за собой небрежность в содержании. Если вспомнить оппозицию Б. А. Успенского: язык как средство коммуникации (народно-разговорный) и язык как средство выражения (церковнославянский), то можно сказать, что старообрядцы воспринимали церковнославянский язык как средство выражения содержания, исключающее всякую возможность амбивалентного понимания. Малейшие орфоэпические отклонения немедленно исправлялись.

Андрей Денисов обучая поморских братьев, сформулировал фонетическое правило, запрещающее оглушать конец слова в следующих позициях: Богъ, а не Бохъ, боговъ, а не богофъ. Старообрядцы протестовали против замены формы во веки векомъ на во веки вековъ. Протопоп Лазарь писал: «та речь еретическая». Аввакум, защищая правильность старого аминь (вместо нового аминъ), писал: «Малое слово сiе, да велику ересь содержит».

Сопротивляясь нововведениям никониан, старообрядцы подняли знамя на борьбу за чистоту русского языка, против еретических грамматик. Аввакум в одном из писем своей духовной дочери Евдокии писал: «Евдокея, Евдокея, почто гордаго беса не отринешь от себя? Высокие науки исчешь... Дурька, дурька, дурищо! На что тебе, вороне, высокие хоромы? Ай, девка!.. я бы тебе ощипал волосы за грамматику ту» (Успенский, 1994, 342).

Призыв диакона Федора умирать за единъ азъ, выброшенный из символа веры, отражает суровую непримиримость старообрядцев к любым изменениям устоявшихся в богослужебных текстах форм.

Реформа патриарха Никона, формалистическая по своей сути, отразила новые лингвистические представления общества. Протесты старообрядцев против метафорических выражений (например, за выражение дождь идет били 100 поклонов) не могли противостоять юго-западнорусским барочным влияниям. Тот факт, что сам протопоп Аввакум активно использовал анималистические метафоры, полемизируя с никонианами (наиболее  запоминающаяся оппозиция: псы борзые и зайцы Христовы, отражающая воспоминание о библейском образе пса-лжеучителя), свидетельствует о неумолимости тенденций языкового развития. Аввакум же мечтал, чтобы Николай Чудотворец «хотя бы одному кобелю голову ту назад рожою заворотил, да пускай по Москве той так и ходит». В "Житии протопопа Аввакума" упоминаются события 1670 г. После того, как Лазарю, Епифанию и Федору отсекли пальцы правой руки и во второй раз отрезали языки, чудесно обретший дар речи священный Лазарь сказал об инквизиторах: «Собаки оне, вражьи дети! пускай едят мои языки».

Анималистические метафоры и метафорические сравнения стали традицией старообрядческой поэзии и прозы, и писатели Выговской словесной школы ярко демонстрируют это в своих сочинениях. Рисуя образ ненавистного Петра I, старообрядцы пишут: «А тутъ и сам Государь принялъ звериный образъ и носить собачьи кудри, нарядил людей бесомъ» (Рождественский, 1910, XXIV).

Наблюдая за поведением последователей никоновской реформы в церкви, выговцы пишут: "рукою махаетъ, а самъ то на ту сторону, то на другую озирается, что коза..." (Там же, ХХХ). В старообрядческой поэзии, помимо традиционного образа змея-искусителя: «Десяторожный зверь сiе погуби, Седмиглавый змiй тако учини» (Там же, XI), возник образ змея-собаки, злостного искусителя и лжеучителя: «Уже антихрист народися Змiй собака воцарися» (Там же, XI).

История Выговской пустыни показывает, какая могучая духовная сила поддерживала старообрядцев. Объединенные чувством резкого неприятия новых порядков, несправедливо и жестоко гонимые, они создали свой культурный мир. Выговское беспоповское общежительство продемонстрировало не только способность старообрядцев выжить в тяжелейших условиях, не склонившись к компромиссу с враждебным миром. Среди безлюдных лесов выговцы создали крупный экономический и культурный центр русского старообрядчества XVIII в. как духовный антипод господствующей церкви.

Все попытки выговцев сохранить традиции духовных отцов объективно были обречены. Николай I возобновил жестокие репрессии против старообрядцев. Выговская пустынь просуществовала до "выгонки" в 1836 г. и в своем отчаянном противостоянии отразила глубину русского религиозного сознания и неумение русских "ни в чем меры знать, средним путем ходить" (Ю. Крижанич).

В заключение следует отметить, что огромный пласт старообрядческои культуры остается по объективным причинам почти не исследованным. Без всестороннего историко-филологического анализа источников старообрядческой письменности наши представления об истории русского литературного языка и истории русского народа будут неполными, потому что

Язык есть исповедь народа:

В нем слышится его природа

Его душа и быт родной.

(П. Вяземский)

--------------------------------------------------------------------------------

Литература

Гурьянова Н.С., Крамми Р.О. Историческая схема в сочинениях писаталей Выговской литературной школы // Старообрядчество в России. М., 1994. С. 120-138.

Дружинин В.Г. Словесные науки в Выговской Поморской пустыни. СПб., 1911.

Зеньковский С. Русскле старообрядчество. М., 1995.

Неизвестная Россия // К 300-летию Выговской старообрядческой пустыни. М., 1994.

Понырко Н.В. Выговское силлабическое стихотворство // ТОДРЛ. Т. 29. Л., 1974. С. 274-290.

Рождественский Т.С. Памятники старообрядческой поэзии // Записки Московского археологического института. Т. VI. 1910.

Успенский Б.А. Избранные труды. М., 1994.

Юхименко Н.М. Неизвестный выговский писатель XVIII в. Василий Данилов Шапошников и "Сказание о преставлении Симеона Дионисьевича" // ТОДРЛ. Т. 46. С. 441-453.

Т. В. Кортава

Текст. Структура и семантика. Т. 1. - М., 2001.  С. 240-248)