продолжаем обсуждение темы («Златоструй» 1992г.)

Напомним читателю, что в 1 выпуске «Златоструя» была помещена статья научного сотрудника отдела рукописей ГБЛ А. Щеглова «Обирать или просвещать?», которой редакция предполагала открыть дискуссию о нынешнем состоянии изучения духовного наследия Староверия. Статья была написана, пожалуй, в несколько резком тоне, что, впрочем, соответствует остроте поднимаемой проблемы. Ни в коем случае не подвергая сомнению огромную важность для отечественной исторической науки полевой археографической работы, автор статьи высказал глубокую озабоченность теми негативными явлениями, которые, по его мнению, имеют место в работе некоторых археографических экспедиций, в частности, в работе археографов Московского университета.

Редакция предполагала, что поскольку абсолютное большинство археографических поисков на территории России сосредоточено именно в местах поселения староверов и именно им ученые обязаны практически всеми ценными находками последнего времени, то на страницах журнала появятся обстоятельные статьи, рассказывающие об открытиях, находках, о возникающих трудностях и проблемах. Конечно, такие статьи регулярно появляются на страницах научных изданий, прежде всего в «Трудах Отдела древнерусской литературы», но ведь эти издания практически недоступны для основной части наших читателей, а среди них немало людей, которые совершенно искренне и от всего сердца передали в дар ученым бесценные сокровища, веками хранившиеся в староверческих семьях. Мы полагали, что им приятно было бы услышать слово благодарности, а также небезынтересно узнать о судьбе перешедших в чужие руки книг...

К сожалению, пока не получилось ни дискуссии, ни просто интересных сообщений. Писем в редакцию пришло много, но все они от читателей-староверов. В них боль, озабоченность, а иной раз — целая исповедь.

Но вначале дадим слово известнейшему сибирскому историку-археографу чл.-корр. АН СССР Н.Н. Покровскому, который, надо отдать ему должное, был единственным из всего немалого круга ученых-археографов, кто счел необходимым откликнуться на статью А. Щеглова.

«В конце сентября 1990 г. в Новосибирском Академгородке на III международный симпозиум по изучению духовной и материальной культуры старообрядчества собралось более 100 ученых— археографов, историков, филологов, языковедов, этнографов, искусствоведов. Кроме ученых нашей страны, здесь были исследователи из США, Канады, Японии, Польши, Румынии, Швейцарии, ФРГ, Англии. Участвовали в симпозиуме и руководители нескольких старообрядческих общин.

Выступавшие подчеркивали необходимость более тесного контакта ученых и представителей старообрядческих общин в благородном деле спасения русской старины и возрождения высокой культуры наших предков. Эта мысль зафиксирована в качестве одного из важных решений симпозиума, одобренного всеми присутствующими.

Во многих докладах подробно рассказывалось об археографической работе научных центров Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Екатеринбурга, Нижнего Новгорода, Сыктывкара и др. Докладчики с неизменным глубоким уважением, признательностью и благодарностью говорили о тех староверах, с которыми им приходилось общаться в экспедициях. В этом скоро может убедиться каждый, ибо доклады полностью публикуются.

Хочется подчеркнуть, что и старообрядцы, выступавшие на симпозиуме, в свою очередь, с уважением говорили о самоотверженной работе ученых, которые вопреки прямым идеологическим запретам, существовавшим до недавнего времени, подчас подвергаясь преследованиям властей, стремились сберечь остатки наследия древнерусской культуры, уцелевшие в старообрядчестве от погромов 1920 -1930 гг.

А спасать нужно было срочно, так как и позднее судьба этого наследия была трагичной. Вот только некоторые из многих десятков случаев. Много лет археографы Московского университета разыскивали остатки знаменитой библиотеки Ветковских старообрядческих общин. Когда ученые, наконец, узнали место ее последнего пребывания, было уже поздно: книги занимали целый сарай, а невежественной хозяйке негде было поместить корову. Она жгла эти книги целую неделю.

Библиотека известнейшей на Урале Нижнетагильской общины часовенных, конфискованная властями, долгие годы валялась на складе. Когда об этом узнали археографы Свердловска и отправились за книгами, оказалось, что перед их прибытием книги были уничтожены... по приказанию службы ОБХСС. В конце 1960-х г. я разыскивал на Енисее библиотеку незадолго до этого исчезнувшей общины Белокриницкой иерархии — мне было известно, что в библиотеке были издания Ивана Федорова. Библиотека была конфискована местным райкомом; когда я с трудом нашел склад, где она хранилась, я обнаружил там лишь несколько листов древней бумаги, остальное пропало. Новосибирский археограф Н.Д. Зольникова в одном из сел Новосибирской области обнаружила книги XVII в. уже сложенные наследниками их бывших хозяев перед печью в качестве растопки.

Десятки подобных примеров приведет каждый археограф. Есть целые регионы, куда мы не успели. На Дальнем Востоке в очень многих селах нам говорили: «Где вы были лет 15 назад?». Там уже исчезли старообрядческие общины с их удивительной культурой.

Между тем, в статье А. Щеглова «Обирать или просвещать?» археографы всех научных центров предстают как корыстные губители старообрядческой культуры. Факты об общеизвестной практике археографической работы намеренно искажаются; дело доходит до прямой клеветы. Редакция объявила статью дискуссионной, но неуважение и грубость — метод сведения личных счетов, а не честной дискуссии. Как иначе назвать утверждение автора, что привезенные из экспедиций материалы гноятся в подвалах втайне от всех. А ведь только благодаря усилиям ученых—археографов были изданы и стали доступными для всех читателей, включая старообрядцев, многие замечательные книги. Новый авторский список жития протопопа Аввакума был передан археографам для хранения и публикации знаменитым книжником поморской старообрядческой общины Иваном Никифоровичем Заволоко. «Повесть о боярыне Морозовой» издана по спискам, поступившим из коллекции того же И.Н. Заволоко и других старообрядцев (тираж — 10 тыс. экземпляров). От старообрядцев Алтая мы привезли и издали рукопись XVI в., единственную в мире, которая сохранила полный текст судебного следствия над преподобным Максимом Греком. Эти и другие подобные им издания мы постоянно дарим старообрядцам в своих экспедициях, по возможности изготовляем для них ксерокопии отдельных рукописей; старообрядцы регулярно пользуются рукописями наших хранилищ.

Все основные археографические центры страны регулярно осуществляют научные издания включающие публикацию полученных от старообрядцев рукописей (в Новосибирске, например, уже вышло из печати полтора десятка томов серии «Археография и источниковедение Сибири»). Кроме того, каждый центр обязан издавать и издает подробные научные описания всех без исключения книг, привезенных из экспедиций. Поистине колоссальный труд был затрачен на составление блестящего описания старопечатных и рукописных книг собрания МГУ (Поздеева И В., КашкароваН.Д., Леренман М.М. Каталог книг кириллической печати XV — XVII вв. научной библиотеки Московского университета. М., 1980; Кобяк Н.А., Поздеева И.В. Славяно-русские рукописи научной библиотеки МГУ. М., 1986), а именно археографы во главе с И.В. Поздеевой вызвали особенно резкие нападки А. Щеглова. Все эти многочисленные издания обязан знать научный сотрудник Отдела рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина — эту должность занимает А. Щеглов. Что же означают его утверждения об утаивании книг археографами — невежество или прямой обман старообрядцев, которым адресован «Златоструй»?

Странное раздражение у автора статьи вызывает даже попытка Археографической комиссии Академии наук СССР как-то согласовать между собой деятельность разных научных организаций, занимающихся полевой археографической работой — чтобы не получалось, что в одни районы приезжают отовсюду, а в другие не приезжает никто, и книги там гибнут.

На симпозиуме в Новосибирске всем нам казалось, что сделан очень важный шаг к доброму сотрудничеству между учеными, изучающими старообрядческую культуру, и руководителями старообрядческих общин. Мы опасаемся, что публикация журналом статьи А. Щеглова препятствует не только этому плодотворному сотрудничеству, но и наносит серьезный урон давнему многолетнему согласию археографов с десятками старообрядческих общин.

Член-корреспондент АН СССР Н.Н. Покровский

Хотелось бы высказать несколько соображений общего характера безотносительно к приведенному письму. Дело в том, что в письме Н.Н. Покровского содержится, пожалуй, не столько личная, сколько во многом характерная для всего круга ученых реакция на статью «Обирать или просвещать?» (В этом можно было убедиться в устных беседах). Реакция эта может показаться весьма удивительной для верующего человека, если хотя бы на минуту выпустить из внимания то обстоятельство, что доминирующим в сознании ученого даже очень высокой квалификации является мироощущение мирское, секулярное. Это, к сожалению, характерно даже для нередкого в ученой среде верующего человека, хотя бы уже потому, что волей-неволей мышление его привыкает руководствоваться мирскими моральными нормами и секулярными ценностями. О прямом или косвенном влиянии убивающей всякую живую душу материалистической идеологии уж и говорить не приходиться...

Как бы ни была по форме или содержанию неприятна для ученых-археографов статья А. Щеглова, в ней содержится ряд совершенно конкретных вопросов, на которые, к искреннему сожалению, пока не были получены ни устно, ни письменно сколько-нибудь внятные ответы. Сформулируем хотя бы часть этих вопросов:

1) В достаточной ли мере осознано ученым миром то очевидное обстоятельство, что внутренняя ситуация в стране объективно изменилась и изменилась существенно? Вновь социальный голос обрела Церковь — со своим христианским мироощущением, нравственными нормами и своим собственным отношением к созданным ею же ценностям — иконам, книгам и т.д. До тех пор, пока это не будет хорошо осознано, вопрос об использовании церковных зданий, хранении редких книг и икон будет решаться в бесплодных словопрениях, где одна сторона совершенно не понимает другую и вовсе не склонна с ней считаться. Да, в понимании верующих и книга, и икона может подлинно жить только в Церкви и с таким мнением в той или иной мере придется считаться всему обществу. Во всяком случае время монопольного права светской науки на истолкование христианских ценностей кончилось. Разве не очевидно, что определенная позиция по отношению к своим ценностям имеется не у отдельных старообрядческих общин или их руководителей, а у всей Древлеправославной Церкви? Разве не очевидно, что на глазах у всех восстанавливаются общины, наполняются храмы и что вопрос о некогда раздаренных, утерянных или властью отобранных книгах стоит давно уже не полемически, а вполне практически? Хочется спросить напрямую: понимают ли ученые-археографы, что и в тактике, и в стратегии полевых работ что-то все же менять придется, не потому, что «Златоструй» поместил «неудобную» статью, а потому что объективно изменились обстоятельства жизни?

2) Существует ли некий общепринятый в среде ученых-археографов «моральный кодекс собирателя книг»? Если существует, то чем он отличается от христианского нравственного кодекса и дает ли возможность «кодекс ученых» однозначно в каждом случае определить, имело ли место собирательство или вымогательство? В примечании отметим, что на поставленный вопрос ученые всегда без малейших колебаний отвечают утвердительно, но взглянуть на пресловутый «кодекс» хотя бы одним глазом еще никому из членов редколлегии «Златоструя» не представилось возможным.

3) Можно ли считать, что сбор у населения книг должен иметь одностороннюю направленность — пополнение научных хранилищ — или одновременно должна решаться другая задача: просвещение народа, широкая публикация источников? Если действительно редкая и ценная для науки книга изымается из среды, эту книгу понимающей и читающей, то можно ли взамен духовного источника предлагать, например, деньги, а не книгу духовно равноценную, хотя бы и недавно изданную?

4) Известно, что обычно археографическая экспедиция формирует во время сбора книг так называемый «обменный фонд», пополняя его совершенно не представляющими для науки интереса печатными изданиями XIX - XX веков. Предполагается, что книги из «обменного фонда» в определенных случаях могут быть обменены на редкие книги или рукописи. Известно также, что абсолютное большинство добытых в экспедициях книг принадлежит именно к «обменному фонду». Возникает вопрос: существует ли какая-нибудь обоснованная норма рекомендуемых размеров «обменного фонда»? Ведь фактически его пополнение ведет к сплошному, тотальному лишению русского населения обширных территорий духовной литературы? Существуют ли вообще какие-то разумные пределы накопления не представляющих научного интереса богослужебных книг в нескольких крупных хранилищах, как правило, к хранению книг не приспособленных и пожароопасных? Как вообще такое явление можно морально оценить на фоне возрождения Церкви, буквально задыхающейся от нехватки богослужебных и нравственно-назидательных книг?

5) Вспомнив с большим опозданием об авторских правах, интеллектуальной собственности и т.п., многие научные библиотеки теперь за публикацию или даже простое копирование хранящихся в их фондах старопечатных книг и рукописей требуют большие суммы денег. Этично ли это требовать от церковных общин (или издательств, учреждений), если книжные богатства последних были в недавнем прошлом незаконно национализированы? И это притом, что значительная часть библиотечных фондов состоит из бескорыстных даров общин и отдельных верующих!

Вопросы можно было бы множить и множить, касаясь и правовой стороны собирательства, и многажды касаясь нравственной. Думается, без особого труда можно видеть, что открывала дискуссию редакция с одной исключительной целью — заботой Церкви о своем духовном наследии, а уж никак не из озабоченности вставить побольше «палок в колеса» отечественной исторической и филологической науке и без того уже доведенной в идеологизированной стране почти до посмешища. Не менее странным, если не сказать нелепым, видится нам предположение, что публикацией статьи имелось в виду сведение счетов с определенным научным коллективом.

Теперь ближе к содержанию письма проф. Н.Н. Покровского. Определенное неудобство, если не сказать больше, видит редакция в том, что место ее оппонента занял ученый, в честности и преданности науке которого нет ни малейших поводов сомневаться. Надо сказать, что большое уважение чл.-корр. АН СССР Н.Н. Покровский вызывает к себе у верующих людей не только своим нелегким жизненным путем, на котором были и сталинские лагеря, и борьба с парторгами от науки , и действительно выдающиеся научные достижения, но и тем, что, старая книга, взятая им в руки, и духовной своей стороной глубоко коснулась сердца этого исследователя. И несколько резкий тон письма, как нам представляется, вызван скорее всего обстоятельствами внешними, чем внутренними; с одной стороны, видимо, не совсем верно понятая корпоративность, с другой стороны — ощущение опасности горячо любимому делу, которому отдана вся жизнь и силы. Определенно сказывается, надо полагать, и почти всеобщая привычка первый взгляд бросать на все вещи мирским оком. Во всяком случае, членам редколлегии журнала потребовалось вновь и вновь перечитать статью А. Щеглова, чтобы понять, что в ней может быть названо «прямой клеветой».

Кажется, подтекст статьи может располагать к мысли о том, что часть ученых-археографов корысти ради утаивает кое-что из добытого в экспедициях. Такой информацией редакция, разумеется, не располагает. Однако, нас не может не настораживать богатый выбор староверских книг и икон в зарубежных антикварных лавках. Нельзя в этом обвинять ученых, тем более безосновательно, но становится ли Церкви, да и всему Отечеству, спокойнее и легче от сознания того, что контрабандой церковных ценностей занимаются не ученые, а маскирующиеся под ученых преступники? В статье А. Щеглова без намеков, а прямо и недвусмысленно говорилось не о фактах расхищения книг, а о необходимости в нынешних условиях ученым-археографам иметь тщательно продуманную правовую базу для их собирательства, дабы не было ни искушений, ни злоупотреблений, ни ряжения уголовников в ученые одежды.

Надо признать, что возражать на письмо проф. Н.Н. Покровского весьма затруднительно, так как в нем отсутствуют прямые цитаты из статьи А. Щеглова и все возмутившее автора содержание передается в свободном изложении, причем именно в таком, в каком было понято. Например, у А. Щеглова мы не найдем утверждения, что материалы экспедиций «гноятся в подвалах втайне от всех». Зато утверждается, что зачастую материалы хранятся в неприспособленных помещениях, в том числе в библиотечных подвалах. Разве это не соответствует истине? К сожалению, к тому, что сказал А. Щеглов, можно добавить значительно больше — практически все знают, в каком состоянии находятся российские библиотеки, которые к тому же «любят» время от времени загораться или затопляться водой! Не стоит спорить и о доступности для большинства верующих-староверов научных библиотек СССР. Дай Бог, чтобы в скором времени все изменилось, но до сих пор было практически невероятно встретить прихожан староверских общин у каталогов, например, ГБЛ или Научной библиотеки МГУ им. М. Горького (за исключением специалистов). Древние книги из собраний научных библиотек были доступны лишь узкому кругу староверов-«дарителей», благодаря личному знакомству с отдельными учеными. Что же касается публикаций, то ведь даже неоднократно издаваемые отнюдь не научными издательствами сочинения протопопа Аввакума из-за мизерных тиражей практически до сих пор недоступны широкому читателю, не говоря уже об изданиях сугубо научных.

Относительно научной квалификации руководителя археографической экспедиции МГУ И.В. Поздеевой можно сказать только то, что у редакции нет оснований для каких-либо сомнений. В статье «Обирать или просвещать?» ставился вопрос не о научной квалификации, а об этической оценке разработанной ею методики полевых работ. Хотелось бы пожелать кандидату исторических наук И. В. Поздеевой дальнейших успехов в ее научной деятельности, но одновременно выразить надежду, что она прислушается к критическим замечаниям, высказанным в статье А. Щеглова.

Наконец, нам представляется ясным, что «раздражение» А. Щеглова вызывает вовсе не факт согласования между собой деятельности археографических научных организаций, а отсутствие продуманной юридической основы для такой деятельности. Упрек А. Щеглова в отсутствии внимания к созданию такой основы со стороны Археографической комиссии АН СССР, видимо, все же следует считать справедливым.

Теперь слово читателю-староверу:

Опубликованная в первом номере «Златоструя» статья ученого-старообрядца Л.П. Щеглова о варварском выкачивании книг из старообрядческих деревень, производимом археографами, вызывает глубокую тревогу и озабоченность.

В период атеистического террора сформировалось и окрепло совершенно искаженное представление о значении церковной книжности. Действительно, рукописная или старопечатная книга, кроме своего основного значения — богослужебного или вероучительного — несет и информацию, представляющую интерес для светских историков, филологов, археографов и пр. Но поскольку вплоть до совсем недавнего времени было невозможно привлекать широкое внимание к основному, я бы сказал., онтологическому смыслу церковной книжности, к месту каждой книги в бытии Церкви, внимание науки концентрировалось именно на получаемых из книг побочных сведениях, ценных для светской науки. И некоторые из верующих, в стремлении защищать Церковь от атеистических нападок, тоже подчеркивали «общечеловеческую» культурную ценность русской книжности. Общественное сознание приучали смотреть на древнерусские книги секуляризированным (обмирщенным — ред.) взором, видеть в них литературные произведения, исторические повести, описания быта и нравов, музыкальное наследие, но не видеть за деревьями леса, не видеть христианской основы их содержания.

Последние десятилетия породили вокруг нашей церковной книжности некую пародийную науку, не мыслимую ни в какой другой области знания. Церковные книги «изучаются» людьми нецерковными, неверующими, что, естественно, гибельно отзывается отсутствием у них верного методологического подхода, целостного христианского мировоззрения, понимания иерархии духовных ценностей, присущих православному христианину. Между тем, само церковное вероучение, православная гносеология, настаивает на неразрывной связи степени духовного самосовершенствования личности с ее способностью познавать Истину. Нецерковный человек, не имеющий опыта духовной жизни, лишен возможности понимать роль и место каждой конкретной книги в жизни Церкви. Это и порождает у светских ученых пустую описательность, неумение отличать существенное от второстепенного, отсутствие синтетического осмысления рыхлого первичного фактического материала или, наоборот, склонность выстраивать фантастические концепции, которых особенно много наплодилось при попытках «истолковать» с позиций светской науки феномен староверия. Невозможно вообразить диссертацию об ...иллюстрациях в литературе по ядерной физике, написанную человеком, не знающим физики, а пишущим лишь на основе просмотра картинок в книгах. Невозможно вообразить ученого, занимающегося описанием химической литературы, но не могущего поставить простейший опыт. А вот среди проведших годы над «изучением» старообрядческих книг, сыщется ли ученый, способный отслужить по уставу службу? Откуда, если разрозненные богослужебные книги не связаны в личном опыте церковной молитвы...

Конечно, не следует отрицать, что светская наука получает при работе со старопечатными и рукописными книгами ряд ценных сведений. Но создавались нашими предками эти книги не для подсчета в них запятых и прочих историко-филологических изысканий, а для прославления Господа нашего Исуса Христа, на утверждение Православной веры. И совершенно недопустимо, когда во имя удовлетворения светского суемудрия книга перестает быть тем, чем она должна быть, духовно уничтожается, попадая в светские руки. А ведь в результате деятельности археографических экспедиций иной раз по деревням вообще не остается богослужебных книг — христиане лишаются возможности славить Христа. Какие интересы светской науки могут оправдать это?

В настоящее время окрепшая структура Древлеправославной Церкви обладает возможностями взять на себя заботу о сохранности рукописных и старопечатных книг, находящихся у староверов. Следовало бы, во-первых, центральным органам Древлеправославной Церкви организовать их поиск, учет на местах, при необходимости — собирание в старообрядческие библиотеки. Во-вторых, по моему мнению, следовало бы распространить среди верующих по стране специальное воззвание, призывающее передавать имеющиеся у них книги только в церковные руки и воздерживаться от всяких контактов со светскими археографами. Книги, составляющие богатство Церкви, должны пребывать в Церкви.

М.О. Шахов, председатель историко-богословского общества, г. Москва

Думается, что выраженная в письме точка зрения, покажется и на этот раз для ученых неприемлемой. Нельзя отрицать, что мнение автора представляется в значительной мере выраженным односторонне. Без всякого сомнения, самоотверженная работа отечественных археографов сохранила многое из того, что было бы безвозвратно утрачено. Пробивалась сквозь путы марксизма и подлинная историческая наука. Но нельзя и не задуматься над письмом М.О. Шахова — слишком много в нем правды. К тому же приведенное письмо как раз не единственное в своем роде из полученных редакцией. Это говорит о многом.

Последним приведем письмо, в котором содержатся конкретные и весьма интересные предложения.

НЕ ОТДАВАТЬ В ЧУЖИЕ РУКИ

Разговор об изучении духовного наследия старообрядчества, археографии, ее проблемах и достижениях в частности, без сомнения, является важным и своевременным. Так или иначе, но долгое время археография была той наукой, которая вполне легально могла что-то говорить о духовном наследии старообрядчества и принимать определенное участие в его сохранении. Конечно, ее возможности были ограничены теми пределами, которые дозволяла государственная идеология, а сохранение часто выражалось, в лучшем случае, в простом собирании и накоплении в научных библиотеках памятников древней культуры. Там духовные сокровища не только сохранялись, но, к сожалению, и изолировались от широких масс простого верующего народа. Археография пошла по самому простому и легкому пути — работа по глубокому и всестороннему изучению памятников духовной письменности была подменена поверхностным изучением, которое касалось, главным образом, филологических, исторических, музыковедческих и других сторон памятников. Результаты ее, в лучшем случае, публиковались в сборниках, тиражи которых были никак не массовыми, и потому они были практически недоступны даже в областных центрах, не говоря уже о глубокой провинции. Главное же — духовное содержание древних памятников либо игнорировалось, либо вообще искажалось, подавалось в кривом зеркале атеистической псевдонауки. Однако не хотелось бы, чтобы разговор о проблемах изучения духовного наследия старообрядчества превратился в своего рода «суд» над археографией и археографами. Лучшие из них во все времена делали доброе дело,  и за это им следует воздать доброе слово благодарности и признательности. Да и не археографы ведь виновны в том духовном опустошении, которое совершилось на Святой Руси.

Ныне же настали другие времен, а и говорить об изучении древлеправославного духовного наследия нужно, исходя из потребностей и задач дня сегодняшнего. Сегодня не годятся те формы и методы работы по изучению старообрядческого духовного наследия, которые были вчера. Об их недостатках достаточно сказано, и они вполне очевидны, как очевидна их неприемлемость сегодня.

Прошло время, когда академическая археография имела монопольное право на собирание, накопление и изучение памятников духовной культуры нашего народа. Пора старообрядчеству проснуться и вспомнить, что еще в XVIII веке оно имело блестящую собственную школу палеографов, археографов, историков, филологов, которые владели всеми научными методами своего времени и успешно состязались с лучшими умами России в отстаивании и распространении древлеправославного наследия. Разумею прежде всего ученых мужей Выговской обители, которые, можно сказать, стояли у колыбели русской палеографии и научного критического изучения древних текстов. (Ярчайший пример их деятельности — разоблачение подложного «Соборного деяния Киевского на еретика Мартина»).

Потому и теперь, говоря об изучении и распространении духовных ценностей старообрядчества, мы должны прежде всего положить себе за непреложное правило, что заниматься этим должны сами старообрядцы, а не кто-то другой. Пока же, увы, старообрядцы являются гостями на научных собраниях, посвященных изучению их же собственного духовного наследия. Таков горький парадокс нашего времени. Думается, что нужно приложить максимум усилий для создания своего, старообрядческого научного центра (а в перспективе и не одного), который бы собирал, хранил, изучал и издавал наши духовные памятники. Это было бы настоящее, не декоративное изучение, оно служило бы не нуждам сухой академической «науки ради науки», а духовному просвещению и возрастанию народа, распространению того света Христова, которым каждый христианин должен светить окружающему миру. Естественно, что после стольких лет духовной разрухи и одичания в один день (и в один год) такой центр не создашь. Однако возрождение старообрядческих духовных школ — это уже первый шаг. Именно духовные старообрядческие школы должны взять на себя эту важнейшую и труднейшую миссию. Хочется надеяться, что старообрядцы не окажутся в стороне от этого святого дела.

Одним из важнейших практических шагов по осуществлению предлагаемого могло бы стать издание периодических сборников трудов, посвященных изучению древлеправославного духовного наследия, по типу известных сборников «Богословские труды», издаваемых Московским Патриархатом.

Среди прочих обвинений прежней советской археографии одним из самых серьезных является то, что она вольно или невольно способствовала отчуждению, вымыванию важнейшего духовного и культурного слоя жизни народа — древней книги — у ее хранителей, жителей преимущественно сел и небольших городков. Это делалось под вполне благовидным предлогом "сохранения гибнущего наследия». Что ж, действительно, физическое состояние древних книг часто плачевное. И в условиях нашей провинции исправить это положение почти невозможно. Поэтому для решения первоочередных задач сохранения памятников древней письменности было бы важно создать общедоступные мастерские по реставрации, куда без боязни можно было бы сдать древнюю книгу для ремонта и восстановления, зная, что она попадет в надежные и благоговейные руки и вернется к своему прежнему владельцу обновленная.

Наконец, для обсуждения практических вопросов необходимо собрать совещание представителей всех старообрядческих Церквей и согласий, на котором обсудить вопросы сохранения, изучения и распространения старообрядческого духовного наследия. Такую инициативу могли бы взять на себя старообрядческие центры Риги, Вильнюса или Москвы.

Только само старообрядчество должно распоряжаться своим духовным наследием, не отдавая его в чужие руки. В прошлом оно было сильно своим сплочением. Всем миром оно справится с этой задачей и теперь.

Г.Станкевич п. Радуль Черниговской обл.

Нетрудно предположить, что большинство читателей посчитает мысли автора последнего из приведенных писем заслуживающими самого серьезного к себе внимания. К великому сожалению, многие из пожеланий Г. Станкевича сегодня может ждать судьба всего лишь пожеланий. Работа с древними книгами требует высокой научной квалификации, а люди в достаточной степени ею обладающие, пока еще не слишком часто встречаются в среде прихожан староверских общин. Научные силы Церкви ныне и численно малы, и в значительной мере разрозненны, да и главное внимание Церкви направлено на восстановление уничтожавшейся духовности, на живое слово благовестия Христова. Тем не менее о каких-то началах систематического изучения и поиска книг говорить можно и должно именно уже сегодня, а в библиотеке Рижского старообрядческого духовного училища такая работа уже, по существу, началась. И все же основной труд в деле изучения и научного издания древлеправославных к