Огромную роль в жизни русского старообрядчества играли его культурные центры: молитвенные дома, школы, типографии. Они выполняли религиозные, культурно-просветительские и интеграционные функции. Вокруг них консолидировалось старообрядческое население той или иной местности. Благодаря наличию храмов староверы не только могли посещать богослужения и выполнять религиозные требы, но и имели возможность регулярно собираться и обсуждать важные для общины мирские вопросы. Старообрядческие школы позволяли поддерживать необходимый образовательный уровень молодёжи, а также служили мощным средством религиозного воспитания. Функционирование религиозных школ способствовало сохранению конфессиональной обособленности и изолированности, так как дети староверов общались, главным образом, лишь со своими сверстниками-единоверцами. Наконец, старообрядческие типографии как обеспечивали потребности общин в богослужебной литературе, так и выпускали различные обличительные сочинения, в которых критиковалось официальное православие и содержался призыв к старообрядцам сохранить свою веру. Таким образом, старообрядческие религиозно-культурные учреждения являлись центрами сохранения самобытности староверов, они объективно препятствовали светским властям и официальной церкви в их деле «ликвидации раскола». Именно в силу этого отмеченные учреждения стали основными объектами конфессиональной политики властей. Рассмотрим действия чиновников и духовенства в отношении старообрядческих школ.
Как правило, священники Русской Православной Церкви, миссионеры отмечали в своих отчётах необразованность, невежество старообрядцев. Ещё при зарождении староверия митрополит Макарий выделял «ненависть и невежество» как «два самые начальные истоки русского раскола» (1).Ему вторят и многие представители приходского духовенства. Так, священник с. Кузнецове Уржумского уезда указал в своём донесении: «Грамота среди раскольников распространена очень мало, они очень мало знают об учении церкви и о расколе» (2).
Такое отношение адептов официальной церкви представляется нам не вполне объективным, не лишённым предвзятости. Безусловно, не все старообрядцы были грамотными, однако среди их духовных наставников, называемых официальной церковью «расколоучителями», встречались люди начитанные, мыслящие. Многие исследователи единодушно признают достаточно высокий уровень грамотности и религиозной образованности старообрядцев, считают, что их интеллектуальное развитие значительно превосходило таковое у простых крестьян - прихожан Русской Православной Церкви. «Старообрядчество, - пишет М.О. Шахов, - характеризовалось крайне высокой грамотностью и интересом к книжности» (3). Современный исследователь староверия И.А. Кремлева также подчёркивает: «Старообрядцы заботились о поддержании грамотности в своей среде» (4). В отчёте П.И. Мельникова о состоянии старообрядчества в Нижегородской губернии отмечено, что там в середине XIX в. более 200 староверов занимались обучением детей. Они не только учили их грамоте, но и рассказывали б официальной («никонианской») церкви, объясняли, почему в неё не следует ходить, доказывали истинность «старой веры» (5). по мысли Н.И. Костомарова, староверие обратило русского человека из народа к сфере «мысленного труда», раскол «расшевелил павший мозг русского человека», «побудив его вырваться из мрака умственной неподвижности», он «стоял хоть за какую-нибудь, хотя очень слабую и бедную образованность» (6). Согласно статистическим данным, средний уровень грамотности в Европейской России в 1908 г. составлял 23%, в то время как в старообрядческой среде он равнялся 36%, а в северных областях достигал даже 43% (7). Между тем старообрядцы, так стремившиеся к свету просвещения, долгое время не только не могли открывать свои школы но и были лишены права помещать своих детей в средние и высшие учебные заведения. Тем самым, по словам известного старообрядческого писателя и полемиста Ф.Е. Мельникова, они «обрекались на безграмотность и темноту» (8).
Как правило, дети старообрядцев получали домашнее образование, их обучали родители, дедушки и бабушки. На наш взгляд это было обусловлено тем, что представители старшего поколения в семье считали необходимым передать свои знания и веру сыновьям и внукам как духовное наследие, нравственный завет.
Староверы открывали и свои школы, но вынуждены были делать это нелегально, поскольку в случае обнаружения таковых они закрывались местными властями, опасавшимися распространения старообрядчества. Инспектор народных училищ Нолинского уезда в донесении от 28 февраля 1904 г. отметил, что тайные старообрядческие школы существовали почти во всех крупных деревнях, населённых староверами, особенно в Мальканской и Немской волостях. Например, в д. Власовской Мальканской волости действовала школа в доме Епистимии Логиновой (9). Инспектор выделил 2 типа нелегальных школ староверов. В одних детей учили «только механизму славянского чтения буквосочетательным методом»; обучение письму не предполагалось. В других школах детей готовили к проведению общественных богослужений и с этой целью учили пению с голоса и по нотам (крюковым), беглому чтению по славянским книгам, знакомили со старообрядческим уставом (10). Инспектор народных училищ Малмыжского уезда также указал на существование в старообрядческих селениях тайных школ, в которых велось обучение церковнославянской грамоте, чтению Псалтыри и молитв. Например, в д. Хвощанке Вихаревской волости детей учил крестьянин Степан Сухих (11). Священник с. Удугучина Малмыжского уезда обратил внимание на методику организации учебного процесса в старообрядческих школах. Всё обучение в них делилось на несколько курсов (азбука, Часослов и Псалтырь), в каждом из которых - 2 семестра: «в первый ученик разбирает», а во второй — «твердит» (12).
Часто староверы обучались грамоте у так называемых «раскольнических девиц», отказавшихся от супружеской жизни и именно - звавшихся «келейными». Это были грамотные наставницы, пользовавшиеся большим уважением среди старообрядцев. Они исполняли религиозные требы у своих единомышленников. Помимо старообрядцев к ним для овладения грамотой отправляли своих детей и приверженцы официальной церкви. Впоследствии, как отметил Вятский губернатор, «такие дети, выучившись у раскольниц, по внушению их», становились старообрядцами (13).
Местные власти, не заинтересованные в развитии староверия, преследовали старообрядцев за открытие ими собственных школ. Так, крестьянин Коробейников организовал школу в д. Черной Светлянского прихода Сарапульского уезда. Процесс обучения в ней заключался, в основном, в чтении старопечатной Псалтыри. Об этом сообщил 9 ноября 1903 г. совету Сарапульского Вознесенского братства священник П. Трапицын. При этом миссионер подчеркнул, что цель, которую преследует Коробейников в процессе обучения детей, - «приготовление борцов против православной церкви» (14). Заслушав доклад П. Трапицына, совет постановил открыть в д. Черной дополнительный класс при существующей там церковноприходской школе с целью обучения крестьян чтению по Псалтыри и другим старопечатным книгам единоверческой печати, а также церковному пению. Учителю же данного класса предписывалось в свободное от занятий время проводить религиозно-нравственные беседы со староверами. Данная старообрядческая школа просуществовала очень недолго. Уже в начале 1904 г. инспектор народных училищ Сарапульского уезда информировал о закрытии её гражданским начальством.
Подобные проявления политики государственных властей по отношению к старообрядцам можно наблюдать и на общероссийском Уровне. Так, например, 1868 г. старообрядец И.И. Шибаев открыл в Москве на Покровке училище для детей староверов. Однако в 1869 г. полиция, по распоряжению Министерства внутренних дел, приказала закрыть учебное заведение. В 1879 г. московские и петербургские староверы ходатайствовали о разрешении им открьггь на свои средства и под контролем официальной власти торговую школу. Прошение старообрядцев не было удовлетворено (15). В 70-е годы XIX в. старообрядцы обратились с ходатайством к самому императору Александру II: «Мы чувствуем крайнюю нужду в просвещении и потому молим о повелении, дабы нам позволено было иметь свои собственные училища, низшие и средние; в них мы желаем воспитывать детей наших в страхе Божием и развивать их способности преподаванием точных наук и нужнейших чужих языков» (16). Но в ответ на свою просьбу старообрядцы получили отказ.
Как видим, несмотря на значительное смягчение религиозной политики в годы царствования Александра II, власти но-прежнему сохраняли многие дискриминационные ограничения по отношению к конфессиональным меньшинствам. В частности, руководство страны отказывалось идти на уступки староверам в образовательной сфере, запрещая легализацию их учебных заведений. По всей видимости, это было связано с давлением Русской Православной Церкви, опасавшейся того, что старообрядческие училища станут заниматься прозелитизмом и это приведёт к массовому переходу прихожан официальной церкви в староверие. Кроме того, старообрядческие училища могли бы свести на нет все усилия так называемых «противораскольнических» школ, выпускники которых занимались миссионерством среди староверов. Наконец, нельзя не учитывать ещё одно важное обстоятельство. 60—70-е годы XIX в. - время бурного промышленного развития страны, в котором самое активное участие принимали старообрядцы. Хорошо известна деятельность таких старообрядческих родов, как Морозовы, Гучковы, Рябушинские и др. В случае появления у старообрядцев собственных учебных заведений, где основное внимание уделялось бы изучению естественных наук и языков, уровень их конкурентоспособности ещё более увеличился бы, что, в свою очередь, могло иметь ряд последствий. Во-первых, это нанесло бы серьёзный удар по экономическим позициям других русских предпринимателей-сторонников официальной церкви. Во-вторых, в старообрядческой среде, известной своими сильными корпоративными отношениями, возник бы довольно широкий слой богатых людей, интересы которых рано или поздно должны были учитывать власти.
Официальные власти не только закрывали старообрядческие школы и препятствовали их открытию, но и преследовали учителей. Педагогическая деятельность староверов рассматривалась как «распространение раскола», за что они подвергались суду. Особые усилия местных властей были направлены на пресечение случаев обучения старообрядцами детей православных.
Так, например, 5 мая 1864 г. Малмыжский окружной благочинный, протоиерей Николай Шибанов сообщил епископу Вятскому и Слободскому Аполлосу, что в д. Большой Пихтинери староверы-поповцы Филипп и Иван Шиляевы обучают грамоте православных мальчиков «через то совращают в раскол родителей своих учеников» (17). Учились у Шиляевых сын Алексея Сунцова Карп и сын Данила Меркушева Филипп. Эти сведения протоиерей получил от священника Захария Скарданицкого. При этом Алексей Сунцов объявил священнику, что он со своим семейством «уже раскольничает и никаких увещаний оставить раскол слушать не будет, даже готов пострадать за то - посидеть в тюрьме» (18).
По распоряжению Вятского губернатора, полицейским управлением было произведено следствие. В ходе обыска в доме Ивана Шиляева обнаружили азбуку старой церковной печати и Псалтырь, изданную в Московской единоверческой типографии. Давая показания, И.Шиляев отметил, что азбуку он приобрёл у неизвестного книгопродавца в с. Кильмезь для своей дочери Анны, а обучением детей православных никогда не занимался. Филипп Шиляев признал, что в его доме действительно обучались грамоте по азбуке старой церковной печати два православных мальчика — Филипп и Карп (10 и 14 лет), однако занимался с ними не сам Филипп, а его сын Фёдор. Как только священник Скарданицкий запретил ему обучать православных, занятия были прекращены и более не возобновлялись. Родителям же учеников священник сказал, что подобное обучение их детей у старообрядцев не только бесполезно, но даже вредно. Кроме того, в доме крестьянина д. Вахрамеевой Ивана Колотова жил на правах работника Игнатий Пантюхин, старообрядец поповского толка, который в свободное время обучал грамоте детей староверов. После рассмотрения данного дела, крестьян Шиляевых и Пантюхина было решено не предавать суду в силу недоказанности их вины в «распространении раскола», но с них взяли подписку о нераспространении своего вероучения среди православных, а Фёдору Шиляеву и Игнатию Пантюхину запретили заниматься обучением детей. За домами этих старообрядцев был установлен строгий полицейский надзор. Дело Алексея Сунцова об «уклонении в раскол» рассмотрела Вятская палата уголовного и гражданского суда. Согласно постановлению палаты, Сунцов вместе с семейством был отправлен для увещания и утверждения в «истинной вере» к духовному начальству.
Известны случаи и более жёстких мер. Так, в марте 1881 г.в Глазове проходило заседание временного отделения Вятского окружного суда. Слушалось дело Прокопия Соколова, 60-летнего старообрядца белокриницкого согласия. У себя дома он обучал детей религии и грамоте, поэтому ему было предъявлено обвинение в распространении староверия. Казалось бы, напротив, этот крестьянин совершал благое дело. Соколов проживал около Березовских починков, где не было ни школ, ни больниц. Кроме того, его обвинили в присоединении к старообрядчеству нескольких человек, но лица эти не только не присутствовали на суде, но не были точно названы. Несмотря на всё это, суд вынес обвинительный приговор и Соколова сослали в Закавказский край (19). Таким суровым наказаниям подвергались старообрядцы за их просветительскую деятельность. Между тем, по словам А.С. Пругавина, «значительная часть русского крестьянства обязана расколу своей грамотностью» (20).
Отметим, что на протяжении всего XIX в. проблема образования в среде старообрядцев так и не была решена государством. Согласно постановлению Особого временного комитета но делам о раскольниках 1864 г., старообрядцы «менее вредных сект» могли открывать свои школы грамотности, но под контролем Министерства народного просвещения. Их дети получили возможность посещать общие школы без обязательного изучения там Закона Божия по догматам официального православия (21). Однако, как справедливо отмечает О.П. Ершова, в разрешённых школах грамотности не допускалось религиозного обучения но старообрядческим канонам и давалось лишь элементарное образование, что было явно не достаточно (22).
Относительно разрешения учиться в земских и церковноприходских школах следует заметить, что лишь к концу ХIХ-началу XX вв., когда постепенно нормализуются отношения между адептами Русской Православной Церкви и старообрядцами, последние стали разрешать своим детям посещать общие школы. На пример, миссионер Глазовского уезда Иоанн Дернов в отчёте 31 1891 г. отметил, что в Омутнинском заводе дети старообрядцев и единоверцев составляли более половины от общего числа учащихся. Наравне с православными они постигали Закон Божий и обучались церковному пению (23). Охотно отдавали своих детей в сельскую школу и старообрядцы с. Шоры Уржумского уезда, но только на 2 года: «третий год, в старшем отделении школы, учиться не желают, боясь, должно быть, чтобы не переучились и не обмирщились», — так объяснил сложившуюся ситуацию священник Николай Увицкий (24). В 1902 г. в 695 церковных школах, находившихся в ведении Вятского епархиального училищного совета, насчитывалось 306 учащихся из старообрядцев, в то время как православных — 29343 (25).
Однако известны случаи, когда, несмотря на сложившийся к началу XX в. общий благожелательный настрой старообрядцев, некоторые из них выступали против изучения их детьми Закона Божия вместе с православными, а иногда и совсем запрещали им посещать земские и церковные школы. Так, староверы поморского согласия с. Кулиг Глазовского уезда, по свидетельству местного священника, «часто своих детей отклоняют от школьных занятий на свои домашние работы, несмотря ни на какие убеждения преподавателей» (26).
Иногда старообрядцы ходатайствовали освободить их детей от изучения Закона Божия вместе с православными (27). Таким образом, мы наблюдаем некоторое противоречие в действиях государственных властей по отношению к старообрядцам. С одной стороны, в миссионерских отчётах постоянно подчёркивалось, что лучшим средством борьбы со староверием является образование народа. Аналогичную позицию занимали и представители светской власти. Вятский губернатор в отчёте за 1869 г. в числе необходимых мер по «ослаблению раскола» выделил распространение в народной среде грамотности, исторических сведений о зарождении и развитии старообрядчества, о «нелепости его учения» (28).
Закон от 27 февраля 1866 г. обязывал сельских священников «в проповедях и поучениях стараться располагать крестьян к грамотности и обучению» (29). Но, с другой стороны, подавлялось всякое стремление старообрядцев к просвещению. Местные власти закрывали их школы, полиция и духовенство преследовали учителей, чья деятельность приравнивалась к «распространению раскола», «совращению в раскол». Как мы уже показали, с них чаще всего брали подписку о нераспространении своего вероучения и запрещали им обучать детей. Известны также случаи, когда суд приговаривал старообрядцев к ссылке в Закавказский край за их просветительскую деятельность.
Примечания
1. Макарий (Булгаков). История русского раскола, известного под именем старообрядчества. СПб., 1855. С. 163—164.
2. Государственный архив Кировской области (ГАКО). Ф.274. Оп.1. Д.4. Д}
3. Шахов М.О. Старообрядчество, общество, государство. М., 1998. С.25
4. Кремлева И.А. Старообрядчество // Русские. М., 1999. С.716.
5. Мельников П.И. Очерки поповщины // Собр. соч. в 8 тт. Т7 М., 1976. С.208.
6. Костомаров II. История раскола у раскольников // Вестник Европы. 1871. №4. С.469, 470, 499.
7. Сельскохозяйственный и экономический быт старообрядцев (по данным анкеты 1909 г.). М, 1910. С.201-202.
8. Мельников Ф.Е. Краткая история древлепраносланной (старообрядческой) церкви. Барнаул, 1999. С.373.
9. ГАКО. Ф.258. Оп.1. Д.38. Л.92.
10. Там же. Ф.205. Оп.З. Д.2480. Л.39об.-40.
11. Там же. Л.44об.
12. Там же. Ф.1122. Оп.1. Д.З. Л.46.
13. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф.797.Он.40. Д. 143. Л.4об.
14. ГАКО. Ф.270. Оп.1. Д.187. Л.2об.
15. Мельников Ф.Е. Указ. соч. С.443.
16. Там же. С.444.
17. ГАКО. Ф.237. Оп.15з. Д.378. Л.1.
18. Там же. Ф.20. Оп.1. Д.1369. ЛЛоб.
19. Пругавин А.С. Старообрядчество во второй половине ХГХ века. М., 1904. С.120-121.
20. Там же. С. 105.
21. Собрание постановлений по части раскола. СПб., 1875. С.612.
22. Ершова О.П. Роль Министерства внутренних дел в формировании государственной политики в отношении старообрядчества в 60-е годы XIX века // Старообрядчество: история, культура, современность. Вып.5.М., 1996. С.28.
23. ГАКО. Ф.237. Оп.74. Д.2246. Л.З.
24. Там же. Ф.273. Оп. 1 Д.4. Л.9.
25. Там же. Ф.208. Оп.1. Д.812. Л.32об.-33.
26. Там же. Д. 124. Л. 176.
27. Там же. Ф.205. Оп.З. Д.2480. Л.21.
28. РГИА. Ф.797. Оп.40. Д. 143. Л.8.
29. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. T.XLI. Отделение первое. 1866. СПб., 1868. С. 187
Машковцсва Виктория Вячеславовна — к.и.н., Вятский государственный гуманитарный университет, г. Киров
Старообрядчество: история, культура, современность. вып.1 - М.: 2005
|