На первых Аввакумовских чтениях, проходивших в 2002 году в Большом Мурашкине, был представлен небольшой по объёму материал профессора А.В.Седова, кратко повествующий об истории Городецкой старообрядческой часовни [Рождение моё за Кудьмою рекою… Материалы первых Аввакумовских чтений. - Нижний Новгород. 2003. С.52-57]. К сожалению, уважаемый исследователь упустил на наш взгляд важные подробности из её истории. Мы обладаем некоторым новым материалом, позволяющим подробнее рассказать об этом почитаемом старообрядцами молитвенном храме.

По мнению знатока старообрядчества П.И.Мельникова-Печёрского, до шестидесятых годов ХVIII столетия в Городце «не было ни одного раскольника». Он же констатировал, что с Городцом связано «много привлекательных для раскольников поверий и воспоминаний». Одним из таковых он считал и предание о беглопоповской часовне, основанной якобы на месте кельи, в которой скончался Александр Невский. Потому-то Екатерина II, побывавшая в Городце 19 мая 1767 года во время своего волжского путешествия, посетила якобы и часовню. После этого государыня «будто-бы и дала раскольникам какую-то небывалую грамоту, по силе которой никто из преемников её не может уничтожить часовни» [Сборник НГУАК. Т.IХ. В память П.И.Мельникова. - Нижний Новгород. 1910. Часть II. С.23-24].

Сейчас трудно установить, что в этих преданиях правда, а что вымысел. Имеются противоречивые данные и о постройке часовни. Имеющиеся архивные данные говорят вот о чём. С 8 января 1700 года в Городце существовало старообрядческое кладбище, и вот спустя почти девяносто лет городчане через своего поверенного крепостного крестьянина И.С.Осокина в 1786 году обратились к правительству с просьбой о дозволении построить им часовню около кладбища. Ходатаям удалось выйти на фаворита Екатерины II Светлейшего князя Г.А.Потёмкина, который 31 марта 1786 года просил епископа Нижегородского и Алатырского Дамаскина и нижегородского наместника И.М.Ребиндера удовлетворить просьбу старообрядцев, а балахнинский дворянский заседатель Евлахов конкретно отвел для неё земельный участок [ЦАНО. Ф.177. Оп.766. Д.4163. Л.33; С.Д-ской. К истории Городецкой раскольнической часовни. // Нижегородские губернские ведомости. 1899. Часть неофициальная. 13 октября].

В понедельник 29 июня 1786 года в Петров день «мирским подаянием» и старанием Скомороховой слободы крестьянина Ивана Семёновича Осокина часовня была освящена. В марте 1788 года она была «подмазана штукатурной работой». 17 июня 1789 года в воскресный день на часовню водружается крест, а 1 августа для неё были приобретены небольшие колокола [ЦАНО. Ф.6033. Оп.1. Д.4. Л.492]. (За эти подробные сведения благодарю сотрудника Генеалогической службы РОИА С.В.Сироткина – Ю.Г.).

Строительство часовни встревожило представителей официальной церкви. В 1786-1788 годах священнослужители Соборной Троицкой, Спасской, Архангельской и Владимирской церквей села Городца неоднократно доносили епископу Дамаскину и генерал-губернатору И.М.Ребиндеру о том, что «отпавшие от православного исповедания и в раскол записавшиеся разных ведомств села Городца и других, и к ним присоединившиеся крестьяне того села Городца», самовольно захватили пашенную землю, принадлежащую церкви Спаса Нерукотворного и построили на ней «наподобие церкви деревянную с немалыми при ней находящимися жилыми покоями, обнесенную оградою часовню». На часовне был поставлен крест и пристроен к ней «шестиричое числа колокольню», давая знать каждому, что «она уже ныне не есть простая часовня, но совершенный и святый Успения Божия Матери храм» [ЦАНО. Ф.4. Оп.2. Д.26. Л.1].

Из документа видно, что строительство часовни началось в 1786 году самовольно, на земле, принадлежащей официальной церкви. К сентябрю 1789 года при часовне уже высилась колокольня. Но нижегородские ни светские, ни духовные власти не реагировали на такие действия городецких старообрядцев, хотя, как видно из рапорта, они активно проповедовали своё учение и открыто поносили «всех духовных пастырей с благочестивейшими христианами» проклиная их «ругательством и хулами» [Там же. Л.1].

Часовня простояла недолго и 6 сентября 1789 года в три часа пополудни во время пайки главы «от разведённого жара» до основания сгорела. Пожар был сильным, так что для самого Городца и поблизости его находившихся деревень «немалых следовала опасность».

Дошедший до нас архивный материал предоставляет нам возможность назвать городчан, опекавших старообрядческую часовню. Возможно, их потомки до сих пор проживают в Городце. “Содержателями” часовни являлись: Алексей Никитич Кузнецов (крестьянин вотчины княгини А.Н.Волконской), Фёдор Фёдорович Кузнецов и Василий Степанович Мотов (крестьяне вотчины графа В.Г.Орлова), Василий Иванович Лопатин (крестьянин госпожи Ф.С.Турчаниновой), Василий Фёдорович Мухин (крестьянин полковника А.И.Полянского), а также крестьяне дворцовых деревень Кирилл Васильевич Иванов, Фёдор Антипин, Денис Михайлович Шатешнин, Николай Иванович Маслов и Коротихин. Вот они и выступили инициаторами о восстановлении часовни на том же месте.

Местные же священнослужители господствующей церкви опять просили властей запретить старообрядцам восстановить на их церковной земле раскольническую церковь [ЦАНО. Ф.4. Оп.2. Д.26. Л.1 об.].

Но ходатайство осталось безрезультатным, и часовня была восстановлена старанием братьев Василием и Григорием Рябовыми и с помощью городецких старообрядцев. Заложили новую часовню 10 декабря 1789 года, а освятили в Вербное воскресенье 16 марта 1790 года. Спустя год 6 апреля 1791 года на часовню водружается крест [ЦАНО. Ф.6033. Оп.1. Д.4. Л.493].

Причина оставления за старообрядцами часовни, по-видимому, заключалась в том, что в это время в правительственных кругах наметилось в отношении старообрядцев некоторое послабление.

Тогда представители господствующей церкви зашли с другой стороны. Они решили вернуть захваченную старообрядцами их землю. И.М.Ребиндер поручает балахнинскому исправнику Попову и землемеру Попову сделать исследование по данному вопросу. Ревизоры приказали старообрядцам, чтобы они «впредь до указанных повелений ни одного строения часовни или какого- либо тому подобного для сборища не допускали». Вместе с тем, землемер, по выражению жалобщика протоиерея Городецкой соборной Троицкой церкви, «неведомо почему» всё же землю от храма отмежевал в пользу старообрядцев [ЦАНО. Ф.570. Оп.55. Д.23 (1789 г.). Л.5-5 об.].

Дело тянулось не спеша. В марте 1792 года наместник умирает, а его преемник гражданский губернатор И.С.Белавин «личностью своею делу дать законного течения не решился» и в августе 1795 года представил его на рассмотрение генерал-прокурора Синода А.Н.Самойлова. Он и предписал: «по давности владения старообрядцами кладбища оставить оное за ними, а священнослужителям таким же числом земли удовлетворить по способности из владения старообрядцев». Городецкое старообрядческое общество по земле не было единым, а находилось в разных “ведомствах” и в окружности разбросанным более чем на сто верст, а потому, утверждал один из официальных документов начала ХIХ столетия, «и не имело законной власти отрезать» землю от прочих владений.

После этого крестьянин В.И.Рябов «убедил своего господина» нижегородского вице-губернатора князя П.М.Ухтомского отдать за старообрядцев его вотчинную землю. Однако за это князь, «к общему и явному стеснению старообрядцев и к извлечению собственных выгод своих», кладбище и часовню обратил в свою собственность, а затем продал графу В.Г.Орлову. За пользование кладбищем и часовней граф наложил на старообрядцев пеню в 200 рублей в год. Нижегородская палата гражданского суда расценила эти его имущественные притязания как «пример до сего неслыханный и приводящий в содрогание каждого благомыслящего, ибо всех вероисповеданий для умирающих с похорон и кладбищ, молитвенных домов денег не взымались». Подобный резон убедил графа, и он оставил свои претензии на эту землю [ЦАНО. Ф.177. Оп.766. Оп.766. Д.4163. Л.34-35 об.].

Земельный вопрос на этом не закончился. В 1826 году священник Спасской церкви вчиняет судебный иск по поводу занятия старообрядческой часовней не принадлежащей ей земли. В феврале следующего года суд удовлетворил его, но только в земельной части. Что же касается часовни и кладбища, то было постановлено их «оставить на том же месте, где оные обязаны с давних времен с дозволения высочайшего Правительства».

На судебное решение поверенный графа В.Г.Орлова «изъявил неудовольствие», но апелляционной жалобы с его стороны не последовало. Потому гражданская палата в июне 1828 года решила «дело сие за пропущением поверенным Романовычем установленного законами на подачу апелляционной жалобы годичного срока, обратить к надлежащему исполнению в новый суд при указе» [Там же. Л.28 об.]. Поземельное дело тянулось до 1852 года и разрешено было компромиссно: кладбищенская земля и часовня около неё остаются за старообрядцами, а Спасская церковь получила равнозначную луговую землю.

Местные священнослужители официальной церкви не оставляли в покое часовню и её прихожан. В 1797 году возникает большое дело по поводу укрывательства в часовне беглого духовенства. Началось оно с донесения Нижегородского и Алатырского епископа Павла на имя губернатора А.Л.Львова о том, что в часовне скрываются беглый священник Иван Осипов из села Пузы Ардатовского уезда и просил о его розыске и задержании. 9 мая дворянский заседатель балахнинского нижнего земского суда Козлов производит в часовне обыск. Он сообщал по начальству, что священник Осипов «не найден и во время чинимого обыска неизвестно куда скрылся», оставив деньги и одежду. Вместо его был «сыскан чёрный старец, называющийся Иннокентием, скрывшийся на верху хором под кровлей», да обнаружены четыре пустых тайника. К следствию были привлечены крестьяне князя Ухтомского Василий Рябов и Сергей Богданов из деревни Кириллова. Первый из них в то время имел Городецкую часовню «в своём смотрении».

Для обнаружения новых тайников в часовне в Городец направляется земский исправник балахнинского земского суда Сергеев, а для расследования по подозреваемым Рябовым и Богдановым командируется дворянский заседатель Грецков, в помощь которому был придан депутатский городецкой Троицкой церкви Павел Алексеев. Были обнаружены несколько новых тайников, которые, по уверению В.Рябова, предназначались «не для укрытия кого-либо, а для спрятания их старообрядческих книг и других подобных сему потребностей».

Расследованием остался недоволен священник Спасской церкви Григорий Васильев, доносивший епископу Павлу, что следователи делали «поноровки и настоящей правде подрыв», а депутат Павел Алексеев, вместо отыскания истины «занимался только водкой и другими напитками». Последний был вызван в консисторию и во всём чистосердечно признался, как он с дворянским заседателем Грицковым пил водку и пиво, которые им приносил старообрядец и мирской староста Гогинский.

Дело о старообрядцах рассматривалось в балахнинском уездном суде. В.Рябов и С.Богданов за укрывательство беглых священников были наказаны около часовни прилюдно плетьми, а затем были отданы в вотчины своих помещиков. Что же касается беглых диакона Григорьева и Пастухова, то первого заковали в железо, а на второго надели колодки и сослали [С.Д-ский. Раскольничьи тайны. (Из прошлого). // Нижегородские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1899. 20 и 27 января].

Граф В.Г.Орлов в очередном посещении своих Городецких владений по просьбе крестьян-старообрядцев соизволил «изустно приказать» ходить им «по-прежнему на молитву в старообрядческую часовню» [ЦАНО. Ф.1399. Оп.1. Д.382. Л.1].

О состоянии часовни можно судить из донесения нижегородского губернатора И.М.Бибикова на имя министра внутренних дел от 29 октября 1829 года, когда он по высочайшему повелению её осматривал.

«…Часовня, имеющая главу с крестом и колокола, находится в ветхом состоянии, и если не допускать раскольников к починкам или поправлению, то много если она простоит ещё лет двадцать» [Цит.по: Сборник НГУАК. Т.IХ. В память П.И.Мельникова… Часть II. С.169].

В 1818 году крестьянин графа Орлова Марк Малеевский, относившийся к старообрядцам иного согласия, стал ходить по домам сельчан, «нося с собою заготовленную бумагу» и просить подписать её о переходе в “благодатную церковь“. Крестьяне слезно просили графа не обращать часовню «на благодатную церковь» и позволить им «безвозбранно ходить» в часовню по-прежнему на молитву, и исправлять по-старому «чрез ирьгиских священников все требы, и поклоняться на кладбище из наших семейств умерших». На эту просьбу управляющий вотчиной ответил, что никаких от Малевского и членов его согласия бумаг на имя графа не поступало, следовательно, просьба крестьян «напрасная, ибо и запрещения до сих пор им» никакого нет [ЦАНО. Ф.1399. Оп.1. Д.382. Л.1-10б, 4].

Как видим, на часовню претендовали и “конкуренты” из других старообрядческих согласий. Этим дело Малеевского не закончилось; оно проявилось уже в другом ракурсе. В 1828 году настоятель Костромского Высоковского единоверческого монастыря Герасим подал на имя Николая I записку, в которой сообщал, что тридцать одно городецкое семейство изъявили желание присоединиться к единоверию, и по этой причине просил государя обратить часовню в единоверческую церковь. Немедленно последовало императорское повеление о том, что если «раскольники будут просить о обращении той часовни в единоверческую церковь, исполнить их желание без замедления». Марк Малеевский в августе 1828 года на имя Нижегородского епископа Афанасия подаёт прошение о принятии его с 34 семействами (76 мужчин и 101 женщина) в единоверие. Преосвященный в свою очередь обратился к губернатору И.С.Храповицкому. Узнав об этом, старообрядцы просили начальника губернии оставить им часовню. Губернатор же приказал провести следственные действия и выяснить, действительно ли часовня принадлежит Малеевскому.

Следствие было поручено балахнинскому исправнику Н.Ф.Массарию, который впоследствии был обвинен министром внутренних дел Блудовым в покровительстве старообрядцам, с которыми «крепко ознакомился… и при всякой перемене губернаторов настраивает часовенное общество в искательстве полезного для оного, и как бываемое донесение о раскольнических своевольствах, или явное открытие оных поручается для исследования ему же Массарию, то неминуемо истина донесения самого обращается в противную сторону». Так случилось якобы и в 1831 году, когда старообрядцы «по тайным исправником внушениям, едва ли не произвели возмущение», не желая присоединяться к единоверию. Старообрядцев решили вразумить, но они собирались по 500 и 1000 человек у часовни, «выставляя вперёд беременных женщин, и никто не соглашался исполнить Высочайшее повеление». Военный губернатор М.П.Бутурлин представил ряд предложений о дальнейшем существовании часовни: 1. «Оставить её до случая неприкосновенною, глядя, так сказать, как бы сквозь пальцы, доколе она не будет изменять наружного вида»; 2. «В случае малейшей поправки — уничтожить часовню»; 3. «Теперь же уничтожить за бывшую тайную поправку». На это последовало распоряжение: оставить часовню «до случая», когда будет удобнее её уничтожить [Сборник НГУАК. Т.IХ. В память П.И.Мельникова… С.169-174].

Старообрядцам удалось отстоять часовню, и потому единоверцы строят вдали от часовни свой Успенский храм. 13 января 1832 года архимандрит костромского единоверческого Успенского Высоковского монастыря Зосима и его поверенный городецкий крестьянин Марк Афанасьевич Малеевский направляют Нижегородскому и Арзамасскому епископу Афанасию «покорнейшее прошение». В нём они пишут, что в Городце по воле императора выстроена единоверческая Успенская церковь, «к которой также по Высочайшей воле имеющиеся при Городецкой раскольнической часовни девять колоколов повелено перенести» в Успенскую. Однако до сих пор это не было исполнено, и присоединившиеся к единоверию Городецкие крестьяне требуют исполнить Высочайшую волю.

По данному ходатайству нижегородский вице-губернатор Прутченко оповещает епископа, что, по предписанию императора и существующим узаконениям, «воспрещено на раскольничьих часовнях иметь колокола». Потому он предписал балахнинскому земскому исправнику их снять и «отдать по принадлежности», присовокупляя, что разбор дела о принадлежности колоколов к нему не относится, так как это касается вопросов частной собственности.

В конце марта протоиерей Городецкой Владимирской церкви Михаил Гаврилов осмотрел часовню, и оказалось, что «при Городецкой раскольнической часовне колоколов повешенных в окошке над папертью» им «не усмотрено». Из этого он сделал предположение, что они были сняты по приказанию земского исправника. Однако, по словам некоторых крестьян единоверческой церкви, «в часовни бываемы колокола звон», который они слышали часто. Сам же протоиерей такого звона не слыхал, тем не менее, основываясь на показаниях крестьян, всё же предположил, что возможно колокола старообрядцы самопроизвольно повесили на другом месте.

13 октября того же года из Нижегородского губернского правления в адрес Нижегородской духовной консистории было направлено уведомление, что по решению балахнинского уездного суда было приказано выполнить старообрядцам требования о снятии колоколов. С этой целью 17 декабря туда направляется дворянский заседатель Бологовский, который от попечителей часовни узнал, что «требуемых колоколов при часовни нет, а куда они употреблены не знают», так как колокола были переданы сторонникам единоверческой церкви [ЦАНО. Ф.570. Оп.557, Д.15. Л.1-14].

В 1840 году из Синода на имя Нижегородского и Арзамасского епископа Иакова поступило уведомление о том, что в Городецкой часовне продолжает производиться звон и в ней отправляют служение беглые попы. Опять обращалось внимание на то, что раскольникам особенно потворствует балахнинский земский исправник Н.Ф.Массарий и потому «при таковых своевольствах раскольники остаются при своих заблуждениях». (Однако дальнейшее следствие подтвердило, что Массарий раскольникам потворств не оказывал). Ввиду этого производится следствие, в результате которого оказалось: часовня действительно исправлена в 1834 году; однако беглых попов при ней не оказалось, а «если когда-то они там появляются, то при первом изыскании земской полиции они их скрывают в соседственных уездах у других раскольников»; колокола не были отысканы, «ибо бывшие старшины уже умерли, а новые о них не знают»; что некоторые из старообрядцев «изъявили было желание присоединиться к православной церкви, но потом уклонились под разными условиями»; в единоверческой церкви 177 прихожан. Обращалось внимание на то, что, по мнению нижегородского военного губернатора, «главнейший раздор между единоверцами и раскольниками села Городца поселяет единоверческий монах Зосима, который не перестает интриговать, вмешиваться в их дела».

Синод также привел слова министра внутренних дел, который находил, что «неприложное упорство» городецких раскольников в течение десяти лет «поставляло преграду в действиях высшего правительства и местного начальства к ослаблению раскола в тамошнем крае, и что самая нерешительность в сём деле правительства много способствовала к укоренению между раскольниками мысли о неприкосновенности их часовни». Тем не менее, министр посчитал предложение нижегородского губернатора поставить около часовни постоянный караул с целью воспрепятствования появлению там беглых попов и «других противозаконных действиях раскольников» сопряжено «с важнейшими неудобствами» и такие меры «не обещают полного успеха», одновременно признав, что закрытие часовни было бы «ближайшим средством к удовлетворительному окончанию сего дела».

Синод постановил поручить нижегородскому военному губернатору запечатать часовню, «действуя в сём случае с крайнею о сём решительностью и приняв все нужные меры предосторожности». Допустивших же к исправлению часовни лиц предать суду. Однако, по невыясненным пока причинам часовню так и не закрыли [Там же. Л.43-47].

Спустя несколько лет 16 июля 1845 года священник Успенской церкви Георгий Васильев вновь поднимает перед Нижегородской духовной консисторией вопрос о колоколах, заявляя, что они единоверцам так и не были переданы, и где хранятся, неизвестно. Звону же к часовне нет, а слышатся лишь удары в медную или чугунную доску [Там же. Л.29].

Дело на этом не закончилось. В 1848 году чиновник по особым поручениям при Нижегородском губернаторе П.И.Мельников обозревал часовню. Дотошный служака обнаружил в земле под полом между часовней и исповедной кельей спрятанных четыре колокола, которые до разрешения дела были отданы им под расписку на хранение содержателю часовни. По распоряжению министра внутренних дел от 6 января 1849 года колокола передаются Городецкой Успенской единоверческой церкви [Там же. Л.37 об., 40]. В Отчёте о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии, составленном П.И.Мельниковым в 1854 году, он полагал закрытие часовни удобнее всего произвести «внезапно и непременно самому Начальнику губернии с тем, чтобы до времени никто не знал даже и о том, что он собирается ехать в Городец». Уничтожать часовню ретивый чиновник предлагал в обыденный день, а не в субботу, когда в Городце происходит базар, не в воскресенье или праздничные дни, когда в часовню собирается много народу [Сборник НГУАК. Т.IХ. В память П.И.Мельникова… С.178].

Вопрос о часовне вновь возник в марте 1864 года. Чиновник по особым поручениям при нижегородском губернаторе А.Ф.Сальбург рапортовал военному губернатору о посещении по делам службы Городца, где он «из любопытства» отправился посмотреть часовню, которую не видел шесть лет. Он обратил внимание, что под её сенями и папертью подведён новый каменный фундамент, который был устроен крестьянами Василием и Макаром Войхоковскими вопреки высочайшему повелению о воспрещении раскольникам делать какие-либо поправки в их молитвенных домах. Из разговоров с городчанами чиновник убедился, что через часовню «много православных крестьян и в особенности богатых крестьян отверглись от церкви и обратились в раскол, а их примеру следуют и другие». Якобы, раскольники похвалялись своими «победами над правительством, говоря, что весь балахнинский уезд будит ходить и заниматься требами в нашей часовни». Доноситель писал, что ярый фанатизм раскольников «в нынешнее время прогресса, крайне оскорбляет всякого здравомыслящего человека и в особенности христианина».

На это канцелярия управляющего гражданской частью нижегородского военного губернатора уведомляла балахнинские уездные власти о том, что часовня была подведена под новый фундамент осенью 1863 года. На основании статьи 62 ХIV тома Устава о предупреждении и пресечении преступлений, запрещающей старообрядцам возобновлять часовни, балахнинскому исправнику предписывалось произвести соответствующее дознание. Данное предписание было сделано в начале апреля, затем повторено в мае. Однако из дела так и не видно, чем оно закончилось [ЦАНО. Ф.2. Оп.6. Д.789. Л.1-3].

17 мая 1893 года часовня сгорела, и в огне погибли все древние иконы, рукописные и печатные книги. К 1896 году она была восстановлена уже в каменном виде вместе с богадельней при ней старанием купца Н.А.Бугрова и частью прихожан. Купец-благотворитель украсил часовню резным кипарисовым иконостасом, а из своей домашней молельни пожертвовал иконы и книги. Представители официальной церкви вновь попытались ущемить старообрядцев, обрушив свой гнев в этот раз на звонницу часовни. Нижегородская консистория предписала «немедленно разобрать колокольню при часовне и звон не производить». В 1909 году миссионер И.Ломакин принёс жалобу на имя обер-прокурора Синода Саблера, что «Городецкие беглопоповцы захватили православную землю Спасской церкви и поставили на ней свою часовню и кладбище. Часовня эта имеет вид православного храма. Она и кладбище богато благоустроены купцом Бугровым, производят большой соблазн в православном населении, служат средством к совращению в раскол» [Рождение моё за Кудьмою рекою… С.56]. Всё опять возвращалось, как в конце ХVIII- начале ХIХ столетий на круги своя: опять вопрос о захвате земли и об уничтожении часовни.

Кстати, старообрядческое кладбище около Марьиной рощи в Нижнем Новгороде с 24 мая 1843 года было причислено к Городецкой часовне.

На 1901 год в богадельне при часовне призревалось 22 женщины. Годовой расход на их содержание составлял 1100 рублей. Часовня и богадельня содержались на средства прихожан и купца Н.А.Бугрова [ЦАНО. Ф.2. Оп.6. Д.2503. Л.18].

По свидетельству современника, новое здание часовни являет «видную достопримечательностью села» [Нижегородские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1899. 13 октября]. Видимо не случайно, во время пребывания в июле 1901 года министра внутренних дел Нижегородской губернии было запланировано и посещение им Балханинского уезда, в котором ему предлагалось осмотреть, кроме всего прочего, и Городецкую старообрядческую часовню [ЦАНО. Ф.2. Оп.6. Д.2503. Л.27].

По причине не выявленных пока архивных документов, судьбу старообрядческой часовни в советскую эпоху мы пока не трогаем. Интересный факт этого времени, найденный нами. Из отзыва эмиссара Секции по охране памятников искусства и старины И.И.Иванова, посетившего с инспекционными целями Городец в феврале 1919 года, видно какое впечатление на него произвела часовня: она «находится в прекрасном состоянии; нормальная температура, чистота, сухой воздух, порядок, можно пожелать, чтобы в наших музеях было так хорошо» [ЦАНО. Ф.1684. Оп.1. Д.28. Л.2 об.].