Некоторый свет на события, связанные со злополучной листовкой проливают   и   материалы   из   архивного   фонда   Политуправления МВД  Латвии,   в  частности,   в  ходе   обыска  у  М.А.Каллистратова,  произведенного сотрудниками этого ведомства в июне 1934 г., были обнаружены и изъяты копии нескольких писем, в подлинности которых, судя по известным событиям, вряд ли стоит сомневаться. Прежде  всего,   это  копия  письма  светлейшего  князя  А.П.Ливена (1862-1937),  в то  время одной из  наиболее  авторитетных фигур в  правых  русских  кругах,   адресованного  поручику   Фролову и датированного 1931  г.,  из которого явствует,  что упомянутый Фролов намеревался   опубликовать   письмо,   разоблачающее   Каллистратова и Елисеева, однако по совету К.И.Дыдорова (одного из ближайших сподвижников Ливена) отказался от этого намерения. По мнению Ливена, такой способ предвыборной борьбы представляет собою одну из худших теневых сторон демократического парламентаризма. В то же время он относит это явление и к печальным сторонам русской общественной жизни: «вместо того, чтобы идти вместе единым списком, мы идем разрозненно, но если приходится идти разрозненно, то будем по крайней мере держать добрососедство и бороться с конкурентами только лояльными  мерами,   а  не  пасквилями»28.   Но,  несмотря  на просьбу  бывшего  командира,  пасквиль все  же  увидел  свет,  хотя «ливенцу». под давлением своих соратников, полагавших, что листовка бросает тень на них в целом, и пришлось поспешить с заявлением, что ее появление явилось результатом «злоупотребления доверием со стороны третьего лица»29. Этой же теме посвящено письмо Дыдорова Фролову от 2 октября 1931 г., в котором прямо говорится, что в листовке содержится ложь. В то же время Дыдоров соглашается с Фроловым в том, что Каллистратов и отчасти Елисеев увлекаются коммунистическими идеями, ломают церковь, разрушают семейные устои; упрекает их за поддержку торгового договора с СССР30. И, наконец, в письме от 17 октября 1931 г. Дыдоров предлагает Фролову отказаться от всего подписанного под псевдонимом «ливенец», обещая в свою очередь добиться, чтобы Каллистратов и Елисеев не привлекли его к судуЗ1. Так что, хотя деятельность Каллистратова и Елисеева и была не по душе русским правым кругам, тем не менее, они не считали возможным опускаться до подобных методов борьбы. По-видимому, наличие копий этих писем у Каллистратова можно объяснить двояко: как желанием Каллистратова получить заверения от своих бывших командиров   в   их  непричастности   к   пасквилю,   так   и   желанием  не доводить дела до суда и не выносить свару на широкую аудиторию.

Но вернемся к работе 4-го Сейма. Увы, дуэт двух депутатов-старообрядцев не получился.  Т.Е.Павловский попытался сразу же перехватить   инициативу.    Если   раньше   М.А.Каллистратов   любил критиковать своих коллег, то теперь сам стал объектом такой критики. В частности, Павловский, выступая в Сейме, заявил  еще до обсуждения вопроса о запрете на получение одним лиц0 одновременно жалованья как от государства, так и от самоуправления, что он отказался от половины оклада, получаемого в уездном правлении. Между тем он бросил упрек в адрес Каллистратова, не поступившего таким    же    образом32.    Павловский    обвинил    своего    коллегу в причастности к выселению безработных из квартир, вступил с ним в спор по поводу отношения к безработным латгальским учителям33 Так что уже в самом начале работы 4-го Сейма стало ясно: о единой фракции не может быть и речи.

Вместе с тем в ходе работы 4-го Сейма начинает вырисовываться новая   конфигурация   в   расстановке   русских   политических  сил,  знаменующая   все   усиливающуюся   ломку   межконфессиональных перегородок. В частности, в Сейме возникает «Русская крестьянская фракция»,   возглавляемая   депутатом   от   «Русского   крестьянского объединения» С.И.Трофимовым, к которой присоединяются избранный в  Сейм  по  списку  архиепископа  И.Поммера  -  И.В.Корнильев, а также   упомянутый    выше   депутат-старообрядец   'Г.Е.Павловский. Знаменательно,  что в сторону этой фракции начал склоняться и архиепископ Иоанн Поммер34.  Новоиспеченная фракция пыталась представить себя в роли единственной защитницы интересов русского крестьянства независимо от его конфессиональной принадлежности. И это не случайно: ведь крестьянство составляло основу тогдашнего русского   электората.   Члены   новой   фракции   не   скупились  на критику своих противников, готовясь дать им решительный бой в следующих выборах. Так, Павловский, выступая 26 марта 1933 г. на Русском крестьянском съезде в Резекне, недвусмысленно намекнул, что некоторые русские депутаты (подразумевая, видимо, в первую очередь, М.А.Каллистратова и отчасти Л.В.Шполянского) по десять лет официально числятся крестьянскими представителями, но за эти годы не провели ни одного предложения в пользу крестьян35.

В  свою  очередь,  Каллистратов,  несмотря  на некоторый  спад активности, явно не желал уступать свои позиции. Обладая богатым политическим опытом, он чутко реагировал на любые колебания политического барометра. Он не мог не видеть все нарастающие волны  национализма и  связанной  с  ней  опасности.   Поэтому обсуждение в Сейме проекта изменений в Сатверсме (Конституции), в том числе предполагаемое усиление президентской власти.   Страна   ждет   разумной   и   справедливой   власти,   замечал Каллистратов, а не только  власти  сильной.   Меньшинства,   в  том «еле и русские, должны подумать о том, не придет ли за сильной властью    власть    несправедливая36.    Трудно    сказать,    как   дальше сложилась  бы  карьера Каллистратова,  но ясно  одно - уходить с политической   сцены   он   не   собирался,   готовился   к   следующим выборам. С этой целью в апреле 1933 г. он наконец-то создал свою партию - «Русскую трудовую крестьянскую партию».  Ее основные программные положения сводились к защите интересов трудового народа, укреплению государственности, отстаиванию народоправства как единой формы государственного устройства в Латвии; к праву свободного пользования русским языком; повышению грамотности русского  населения  и  к  единению  русских  по  национальному,   а не конфессиональному принципу37. Возможно, неудача с выбором Т.Е.Павловского подтолкнула М.А.Каллистратова к созданию партии, которая   объединила   бы   его   единомышленников,   чтобы   впредь не повторилась  ситуация,   сложившаяся  в  4-м  Сейме.   Но трудно сказать,  насколько жизнеспособной оказалась бы  эта партия,  и в какой мере ей удалось бы реализовать поставленные задачи. В то же время наблюдается некоторое сближение М.А.Каллистратова с Л.В.Шполянским, уже трижды избиравшимся в Сейм при поддержке Русского православного крестьянства Латгале.

Все   чаще   раздаются   голоса   о   несостоятельности   конфессионального  разделения    русских    избирательных    списков.    Так, Мельников в газете С.И.Трофимова «Голос народа» по этому поводу замечал, что «практика не дает никаких указаний на необходимость дробления   русских  избирательских  голосов.   Точно  таким  же образом эта практика не указывает на то, чтобы деление принесло хоть какую-нибудь пользу русскому населению»38. Можно предположить, что если бы согласно Сатверсме осенью 1934 г. состоялись выборы в Сейм, то  русские  правоориентированные круги,  скорее  всего, объединились бы вокруг «Русского крестьянского объединения»,  в то воремя, как более лево настроенные - вокруг Каллистратова и Полянского.  Но жизнь  распорядилась  иначе.  Произошедший  15 мая 1934 г. государственный переворот прервал демократически развитие Латвии, упразднил парламентский строй и его непременный атрибут — политические партии.