Вопрос о взаимоотношениях Церкви со старообрядчеством особенно обострился после принятия Манифеста 1905 г. Манифест, изменив положение инославных и христианских конфессий и России, не затронул проблем официальной церкви, лишь обострив их.
Профессор церковного права, протоиерей М.И. Горчаков писал о нравственном ударе для церкви, о которой забыли, оставив в подчиненном государству положении. Он предупреждал, что если не удастся добиться внутренней реформы, то церкви грозит серьезная опасность44.
Продолжала эту тему статья "17 апреля для православной церкви"45 В результате принятия Манифеста положение Православия и иноверия стало несопоставимым, т.к. старообрядческая община более стойкая, чем "современный, существующий только на бумаге и лишенный юридических прав православный приход".
"Биржевые Ведомости"46 писали о необходимости реформы внутри церкви, которой необходимо вернуть чистоту, значение собрания верующих, "мирское" выборное самоуправление.
Спустя некоторое время эта газета вновь вернулась к поставленной проблеме, напечатав статью Т. Черкасского "Заря религиозной свободы (К вопросу о единении старообрядцев с православными)": "Единение старообрядцев с православными необходимо, но на полном отрешении покровительства синодских чиновников и на принятии православной церковью всего уклада истинной церковно-религиозной жизни именно на началах соборности"47.
21 апреля, т.е. через четыре дня после опубликования Манифеста, в газете "Саратовский дневник" была напечатана статья, призывающая представителей высшего духовенства решить вопрос "упрочения порядков православных приходов, при условии предоставления активного участия прихожанам"48.
Газета "Гражданин" прямо обвиняла членов Синода, погубивших, по ее мнению, дело реформирования Православной Церкви49.
Принятие Манифеста имело следствием обсуждение в Совете Министров вопроса о старообрядцах и сектантах на предмет принятия законов в данной области50. Среди прочих вопросов был затронут и вопрос об отношениях с Православной Церковью в изменившихся условиях. Обер-Прокурор Святейшего Синода в своем выступлении сказал, что против основной мысли проекта - обеспечения дарованной Указом 17 апреля 1905 г. свободы в деле исповедания веры, с точки зрения Православной Церкви, никаких возражений не имеется. "Всякое насилие чуждо самой природе Церкви Христовой, поэтому можно только приветствовать действительное освобождение старообрядцев и сектантов от затруднений в деле исповедания ими своей веры". Однако все нововведения не должны затрагивать "достоинство Православной Церкви, как первенствующей и господствующей религии в Государстве Российском".
Особое совещание Святейшего Синода подвергло серьезному обсуждению положение Церкви после принятия Манифеста, и Обер-прокурор выступал теперь от имени этого высокого собрания. Правительство, по его мнению, вторглось в область чисто каноническую, например, возможность духовным лицам в старообрядчестве именоваться присвоенным им духовным саном и, в частности, священнослужителями. В то же время Австрийская или Белокриницкая церковь не признается Православной церковью каноническою. Следовательно, "присвоение им со стороны государства наименования священнослужителей было бы косвенным признанием каноничности австрийской иерархии. В таком случае государство предвосхитило бы право, принадлежащее исключительно церкви"52.
С другой стороны, старообрядцы получали право избирать своих духовных лиц, устанавливать церковные сборы и распоряжаться ими, им Присваивался характер юридического лица. В то же время православный приход правом избрания духовных лиц не пользуется, не имеет прав юридического лица. Это, считает Обер-прокурор, может служить серьезным поводом к отходу православных в старообрядчество. В 1910 г. в Госсовете происходило обсуждение законопроекта о старообрядческих общинах. Обсуждение шло чрезвычайно сложно, сталкивались разные точки зрения, позиции, что затрудняло принятие законопроекта.
Отношение к законопроекту со стороны православного духовенства очень четко выразил Архиепископ Варшавский Николай". В своей Речи он затрагивал достаточно сложную проблему взаимоотношений на определенном историческом этапе трех таких составляющих, как: государство, Православная официально признанная церковь и старообрядчество. Острие критики Архиепископа направлено не столько против староверов, сколько против государства, которое, по его мнению, заняло по отношению к Церкви совершенно неверную позицию. Два пункта Законопроекта он считает грубейшим нарушением в отношении Церкви со стороны государства: во-первых, отмена определений Вселенского собора 1667 г., согласно которым, "раздорники", отлученные от общения церковного, получили наименование "раскольники". Замена этого термина на "старообрядцы" принижает положение Церкви. Второе правонарушение относится к признанию Белокриницкой лжеиерархии и права за нею совершать все необходимые требы, что связывается с положением иерархии. По определению Святейшего Синода, полностью проигнорированного Госсоветом, подобная постановка вопроса была просто недопустима, т.к. теперь старообрядческая иерархия приравнивается к Православной.
Эмоционально восклицает Архиепископ Варшавский: "Государство берет под свою защиту и покровительство врагов Церкви — мятежников -революционеров!".
Автор рассматривал взаимоотношения со староверами исключительно как область внутрицерковных отношений и обвинял государство в том, что оно вмешивается в область, находящуюся вне его компетенции. "Разве у нас государство отделилось уже от Церкви и объявило себя бесконфессиональным? До тех пор, пока этот союз существует, государство обязано считаться с интересами Церкви, выслушивать ее желания, уважать ее определения и согласовывать свои действия с ее действиями"'4.
Понимая всю сложность и важность проблемы взаимоотношений с Православной Церковью, к ее решению подключались и некоторые лидеры старообрядчества. Одним из них был Арсений Иванович Морозов (1850-1932), благодаря которому в 1912 г. на страницах "Санкт-Петербургских ведомостей" развернулся целый диспут.
Начало положило письмо Архиепископа Антония, написанное "по поручению бывшего в столице единоверческого съезда". Цель его, на первый взгляд, была благородна: он призывал объединиться две ветви русской православной церкви: "Братие старообрядцы, не на Церковь Христову направляйте свое противление, свой гнев, а на дух мира сего, на дух безбожия, разврата и лжи, который одинаково враждебен и Церкви, и старообрядчеству". Однако все высказывания архиепископа строятся не на признании старообрядческой церкви, а напротив, он пытается показать ее неправедность, доказать, что она не имеет равных прав с официальной церковью, а объединение должно произойти при отказе староверов от своих воззрений и присоединения к церкви господствующей, через единоверие. Подобная точка зрения для староверов была, конечно, неприемлема, и А.И. Морозов немедленно отреагировал на нее.
Высказывания Арсения Ивановича Морозова характеризовали высокий уровень самосознания, в целом отличающий староверов этого времени: "...мы вовсе не желаем превратиться в покорный материал для сомнительных с подлинно канонической и церковной точки зрения экспериментов антиканонического Синода, в безгласную, бесформенную массу для лепки излюбленных политиканствующей правящей иерархией форм псевдо-церковности, приведшей вас к внешнему и внутреннему краху"55.
Хорошее знание как истории, так и современного положения официально признанной церкви, позволило А.И. Морозову аргументированно доказывать неблаговидную роль последней не только в отношении старо-верия, но также в отношении своей паствы. Понимая, что путь, предло¬женный Архиепископом Антонием для урегулирования отношений, не имеет перспектив, он предлложил свое видение проблемы: объявить свободу выбора обряда не только для единоверцев, но и для всех; объявить беззаконными и уничтожить как таковые клятвы соборов 1666-1667 гг.; восстановить соборность, патриаршество и канонический строй в церкви от верха до низа и не порицать старообрядческое священство.
Однако господствующая церковь в лице архиепископа Антония не мог¬ла допустить подобного исхода дела, в связи с чем появилось следующее послание, в котором архиепископ продолжал доказывать несостоятель¬ность староверия и ограничивал выбор его приверженцев двумя взаимо¬исключающими путями: "Вам же верующим в Бога старообрядцам ясно определился теперь выбор между единоверием, которое с великою любовью охраняется иерархами Церкви, и между нигилистами, дарвинистами, толстовцами и социалистами, которые берут верх и вашей жизни и являются авангардом ваших рядов".
Подобные оскорбительные высказывания представителя официальной церкви не могли способствовать росту ее авторитета в среде староверов и способствовать преодолению непонимания.
И, наконец, точка зрения Н. Дурново, выраженная им по поводу открытого письма А. И. Морозова, показала со всей очевидностью, что в русском обществе того времени существовало понимание неоднозначности решения проблемы положения старообрядчества в государстве. Автор признавал, что среди старообрядцев много фанатиков, но А.И. Морозов к их числу не принадлежал и с ним можно было говорить "как с человеком, который жаждет не разъединения, а единения старообрядцев с господствующей Церковью". Н. Дурново полностью поддерживал А.И. Морозова в том, что старообрядческой церкви просто с кем вести переговоры, т.к. "...наши синодалы полномочий на управление Церковью русской не имеют - и в глазах не только старообрядцев, но и православных канонистов признаются неправомочными и служителями не церкви, а государства"56. У Н. Дурново в данном случае было свое видение решения проблемы: он полагал, что если ожидаемый Поместный Собор "постановит принимать старообрядческих епископов и священников при вступлении их в господствующую церковь в их сущем сане, то примирение между обеими расколовшимися Церквами, господствующей и так называемой старообрядческою, не замедлит воспоследовать. Нужно только серьезно и с правдивостью отнестись к требованиям старообрядцев, рассмотрев причины их отпадения от Церкви господствующей и сознаться в своих прегрешениях, в чем помогут нам представители греческой Церкви"57. Таким образом, А.И. Морозов убедительно доказывал, что почва для объединения с официальной церковью отсутствует, ввиду того, что последняя не допускала мысли о равноправии староверов. Эмоциональное Открытое письмо А. И. Морозова вызвало отклики, что свидетельствует об актуальности данных проблем.
Таким образом, в вероисповедной политике России в отношении старообрядцев были задействованы три элемента: само государство, которое должно в идеале защищать интересы всех своих подданных; официальная Православная Церковь, у которой были серьезные проблемы как внутреннего устройства, так и взаимоотношений с государством и старообрядчеством; кроме того. Церковь в рассматриваемый нами период была не отделена от государства и, следовательно, являлась формально его частью; и, наконец, сами старообрядцы. Для того, чтобы успешно построить свою вероисповедную политику, перед государственными органами в начале XX века стояли чрезвычайно сложные задачи. А строить эту политику было необходимо, т.к. Россия достигла того уровня общественного развития, когда ни внутренняя ситуация, ни внешняя не позволяла иметь нерешенные религиозно-церковные проблемы.
Для исследуемого периода было характерно усиление позиции староверов, отстаивающих свои права. С другой стороны, в это же время продолжались преследования старообрядцев, зачастую наблюдались факт вопиющего нарушения гражданских прав. А.Ф. Кони собрал справки о фактах преследования старообрядцев в личных губерниях в 1894-1899 гг.58
На Кубани миссионером архимандритом Исидором Колоколовым разрушен скит-приют, который "населяли те русские храбрые воины, которые напитали Кавказ, землю своею кровью, сражаясь за Царя и Отечество с врагами России". 94
7 февраля 1896 г. архимандрит Исидор Колоколов в отобранном ските разрыл могилы старообрядческого епископа Иова и священника Григория, достал оттуда их тела, поколол гробы и облив тела керосином сжег их. Вышеозначенный Исидор Колоколов явно отличался особым изуверством, однако нет никаких гарантий, что подобного рода события носили единичный характер.
В 1894 г. на Кубани, в станице Вознесенской у старообрядцев был отобран молитвенный храм. В 1900 г. Уральский губернатор, несмотря на Указ Сената открыть в Уральске разрешенную министерством молельню, запретил ее совсем.
В 1896 г. один из урядников Смоленской губернии без повода арестовал старообрядческого священника Митрофана Щедрова, приказал ему состричь волосы и отобрал 2 ризы, стихарь, кадило и прочую церковную утварь.
В 1896 г. в Московской губернии, в селе Мячкове приставом I стана была
закрыта молельня и арестована церковная утварь там находящаяся, а затем "интимно переговорив с попечителями молельни, приказал волостному старшине распечатать храм".
В.И. Ясевич-Бородаевская приводила факты отнятия у старообрядцев миссионерами при участии полиции церковных облачений, книг, икон, утвари и т.д. В ночь с 21 на 22 ноября 1903 г. в с. Семже Архангельской губернии миссионер и приставом явился во время молитвенного собрания в приспособленную для этого избу, что было разрешено законом 1883 г. и, запретив богослужение, отобрал все церковные вещи. Вещи были отданы на хранение сторожу православной церкви, а старообрядцы привлечены к ответственности. Судья признал их виновными и присудил вещи, согласно закону 1858 г. отправить в Архангельскую консисторию. Однако после того, как один из обвиняемых указал ему, что этот закон потерял свою силу в связи с принятием Закона 1883 г., судья свое постановление отменил".
Даже далеко не полное перечисление фактов варварского отношения представителей власти к староверам, свидетельствует о том, что положение их в конце XIX и в начале XX вв. оставалось нестабильным.
Подобные действия свидетельствовали также о том, что, видимо, законы Российской империи исполнялись в точности не на всей ее территории. Возможно, информация доходила не столь оперативно как это должно быть на самом деле; возможно, что чувствуя удаленность от центральной власти, местные могли себе позволить некоторые вольности и даже самое нарушение законодательства.
Таким образом, "старообрядческий вопрос" во внутренней политике государства продолжал занимать весьма существенное место. Можно сказать, что каких-либо значительных изменений в целом в существующей системе не произошло. Хотя на первый взгляд, такие вехи, как Закон 1883 г., Манифест 1905 г., Законопроекты о старообрядческих общинах должны были кардинально изменить ситуацию, и староверы в начале XX века могли бы занять равноправное место в общественной жизни. Но дело, видимо, в том, что принимаемые Законы и Положения не затрагивали основ сложившихся взаимоотношений раскола с властью, как светской, так и духовной. Шел процесс приспосабливания "старообрядческого вопроса" к новым историческим условиям, когда общественное мнение уже не допускало лишения религиозных и гражданских прав значительной части населения. Все эти изменения позволили старообрядчеству начать новый этап в своей жизни, но в сознании официальных властей каких-либо кардинальных изменений не произошло, и отношение к расколу как болезни общества, осталось прежним.
|
