Раскол русской церкви середины XVII в., вызванный реформами патриарха Никона, глубоко потряс всю Россию. Каждый человек был поставлен перед труднейшим выбором, и далеко не все согласились проявить требуемый конформизм и лояльность к власти.
Сильнее заботы о мирском благополучии оказалась преданность "вере отцов и дедов" - освященной веками национальной церковной традиции. Противников реформы стали жестоко преследовать: приверженность к старообрядчеству влекла за собой предание гражданскому суду и публичную казнь - сожжение в срубе.
Гонение за веру вынудило многих покинуть обжитые места, бежать из центра России на окраины. Громадная духовная сила, подкрепляемая осознанием своей ответственности как последних хранителей и защитников "древлецерковного благочестия", - вот то единственное, что помогло старообрядчеству не только пережить времена гонений, но и внести весьма заметный вклад в экономическую и культурную жизнь России в XVIII — XX вв. (вспомним хотя бы фамилии Морозовых, Гучковых, Прохоровых, Щукиных, Рябушинских и др.).
История Выго-Лексинского старообрядческого общежительства - также один из наиболее ярких примеров подобного рода. Выговская пустынь, лежащая к северо-востоку от Онежского озера и получившая свое название от протекающей здесь реки Выг, идеально подходила для прибежища гонимых старообрядцев: глухие, непроходимые леса и болота, отсутствие поселений, удаленность от административных центров. Уже в 80-е годы XVII в. сюда стали стекаться и основывать здесь скиты старообрядческие иноки, выходцы из северных монастырей (главным образом из Соловецкого); позже началось приобретавшее постепенно все более массовый характер переселение окрестных крестьян, которые основывали на новых местах старообрядческие поселения, расчищали земли под пашню и сеяли хлеб.
Из соединения двух таких поселений - толвуянина Захария Дровнина и другого, основанного бывшим церковным дьячком из Шуньги Даниилом Викулиным и посадским человеком города Повенца Андреем Денисовым, - в октябре 1694 г. и возникло Выговское общежительство.
Вначале оно было очень небольшим. Поздней осенью 1694 г. построили столовую, где происходили моления, хлебню, ригу, две келии.
Первые выговские жители (их число не превышало 40), как свидетельствует историк пустыни Иван Филиппов, жили "нужным и скудным пустынным житием, с лучиною в часовни службу отправляюще и икон и книг в часовни скудно и мало вельми. А колокол тогда не было, в доску звониша, и дороги с волостей к ним в пустыню тогда еще не было, на лыжах с кережами хождаху"(1).
Но стремление построить во враждебном мире свое "прибежище верных" и известное старообрядческое трудолюбие совершили настоящее чудо. Уже через четыре года Выг располагал хорошо налаженным многоотраслевым хозяйством - большие площади были распаханы под пашни, заведены огороды, разведен скот, организованы торговля, морские звериные промыслы и различные кустарные производства. Как выясняется из новонайденных документальных источников, в 1698 г. число выговских насельников уже достигало двух тысяч человек.
Первый период истории Выга, длившийся до начала 10-х годов XVIII в., был одним из самых трудных. Положение постоянно растущего общежительства оставалось неопределенным, любой донос и решение начальства могли разрушить требовавшее таких усилий начинание.
Когда в 1702 г. Петр I с войском проезжал по знаменитой "Осударевой дороге", проложенной по вековому лесу и болотам от Нюхчи до Повенца, всю старообрядческую округу охватил страх: одни готовились пострадать за веру, другие - покинуть уже обжитые места. Царю донесли, что здесь неподалеку живут старообрядцы-пустынники, но Петр, более занятый предстоящей осадой Нотебурга, ответил: "Пускай живут", — и "проехал смирно", с радостью замечает летописец (2).
В 1705 г. поселение на реке Выг было приписано к Повенецким железным заводам, и одновременно с обретением официального статуса оно получило свободу вероисповедания и богослужения. С этого времени значительно возрос приток на Выг старообрядцев не только из окрестных мест, но и со всей России. Спасаясь от преследований, сюда стекались выходцы из Москвы, Поволжья, Новгорода, Архангельска, Устюга Великого.
Постепенно жизнь пустыни стала организовываться по монастырскому чину. Следуя заложенному с самого начала общежительства принципу раздельного проживания мужчин и женщин, поселение было обнесено оградой и разделено стеной на две половины - мужскую и женскую (позднее женская получила название Коровий двор).
В 1706 г. в 20 верстах от мужской Богоявленской обители, стоявшей на реке Выг, построили женскую - Крестовоздвиженскую — на реке Лексе. Первой настоятельницей стала родная сестра Андрея Денисова Соломония. Общежительства были окружены многочисленными скитами (где разрешалось проживание семьями), административно подчинявшимися выговскому собору.
Середина 10-х годов XVIII в. — переломный момент в истории пустыни. Именно тогда общежители, осознав Выг как свою духовную родину и отечество, обрели "культурную оседлость"(3).
Вкратце события были таковы. С 1705 г. выговцев семь лет подряд преследовали неурожаи и голод. Очень остро встал вопрос о переходе на другие, более плодородные земли. С этой целью купили землю в Каргопольском уезде на реке Чаженге. Для оформления покупки и переселения в Новгород с челобитной был послан младший брат настоятеля Семен Денисов. Но в Новгороде он был по доносу схвачен и заточен в тюрьму, где ему пришлось провести четыре года. От исхода этого дела, в котором оказались задействованы самые высокие духовные и государственные власти, а именно новгородский митрополит Иов и царь Петр I, зависела судьба всего общежительства.
Многочисленные литературные памятники, относящиеся к данным событиям, раскрывают тот духовный переворот, который пережили в это трудное четырехлетие выговцы. Они осознали себя как единое целое, свою преемственность по отношению к раннему старообрядчеству, значение общежительства как последнего оплота древнего благочестия и, отказавшись от задуманного плана переселения, окончательно связали свою судьбу с Выгом.
Последовавшие затем двадцать с небольшим лет были периодом наивысшего расцвета, когда в настоятельство Андрея, а после его смерти в 1730 г. - Семена Денисова, были заложены основные традиции духовной жизни пустыни, созданы общая историческая концепция, литературная, иконо- и книгописная школы, выработаны уставы общежительства.
К этому же времени относятся и многочисленные хозяйственные достижения Выга: полное обустройство мужской и женской обителей, организация широкой хлебной торговли, постройка пристани в Пигматке, на берегу Онежского озера. Благодаря умелой и тонкой политике руководителей, общежительство сумело упрочить свое официальное положение и, найдя сочувствующих в высших сферах власти, обезопасить себя от негативных последствий общегосударственной политики по отношению к старообрядчеству.
Таким образом, уже в первой половине XVIII в. Выговская пустынь превратилась в крупнейший в стране экономический, религиозный и культурный центр старообрядцев — своеобразную старообрядческую столицу на Севере России.
Подъем хозяйственной деятельности продолжался и в последующие годы. В 40 - 70-х годах XVIII в. на Пигматской пристани было заведено судовое строение, построены две пильные мельницы, на Выгу — две больницы и столовая, на Лексе — новая часовня. Может быть, потому, что ученики братьев Денисовых, стоявшие у руководства пустыни в эти годы, больше внимания уделяли экономическому благополучию, в какой-то мере снизился духовный потенциал общежительства, появились сочинения, обличающие упадок нравов и неблагочинное поведение скитян.
С 80-х годов XVIII в. начинается возрождение Выга, период обновления традиций и расцвета художеств. Андрей Борисов, выходец из московской купеческой семьи, знакомый с сочинениями французских просветителей (в 1780 - 1791 гг. - наставник пустыни), хотел организовать здесь настоящую старообрядческую академию. Но осуществлению его замысла помешали три сильнейших пожара 1787 г., когда в полмесяца сгорели почти дотла Выговское и Лексинское общежительства и Коровий двор.
За год отстроились вновь; и если не была создана академия, то продолжали процветать искусства. К этому периоду, длившемуся до 20-х годов XIX в., относится подавляющая часть культурного наследия Выга — роскошные, поражающие богатством оформления и обилием золота рукописи, разных сюжетов лубки и иконы.
С конца XVII в. пустынь жила под постоянной угрозой разорения, и надо было случиться так, чтобы именно на этом взлете культуры и искусства наступил насильственный конец. Настойчиво проводимая при Николае I политика "полного искоренения раскола", обернулась для Выговской пустыни целой серией мероприятий, направленных сначала на уравнение выговцев с другими казенными крестьянами и ограничение экономических основ общежительства (1835 - 1839 гг.), а затем, в 1854 - 1856 гг., закончившихся закрытием часовен, вывозом книг и икон, варварским разрушением кладбищ и сломом якобы ветхих построек. В народе эти события назвали "Мамаевым разорением".
П.Н.Рыбников, посетивший выговские места всего десять лет спустя, писал в путевых заметках: "Здания Данилова: колокольня, громадная часовня, множество домов, высокие ворота (остаток ограды) видны за полверсты и более и побуждают предполагать что-то монументальное; но приближение быстро разрушает ожидания. Данилов ныне куча развалин, наводящих тоску своим запустением и жалким обветшанием и невольно переносящих мысль за десятки лет к тому периоду времени, когда Выгорецкие "общежительства" были не воспоминанием, а центром оживленной... деятельности"(4).
Выговская пустынь была уникальным явлением в русской истории. Находясь во враждебном окружении, силою обстоятельств вытолкнутые на периферию общественной жизни и заклейменные официальным определением "воры и церковные раскольники" (позднее это именование стало более мягким, но не менее унизительным; к нему добавились: двойное налогообложение, "бородовой знак" и "русское платье" по установленному образцу), старообрядцы, чтобы выстоять и сохранить "неповрежденным" древнецерковное благочестие, должны были создать свой, старообрядческий мир. Неправедно гонимых и объединенных неприятием мира, затронутого Никоновой реформой, их отличало чувство духовного единства, и это чувство, как позволяет судить многочисленный выявленный в последнее время материал, имело глубокий творческий потенциал.
В Выговской пустыни продолжали развиваться традиции древнерусской духовности. Свою вынужденную изолированность от внешнего мира старообрядцы восполняли исторической памятью, осознанием своей непрерывающейся связи с прежней, дониконовской Россией. Каждый день в выговских часовнях совершались по старопечатным книгам службы святым, которых в тот день воспоминала православная церковь.
По всей России ездили выговцы в поисках древних книг и икон; трудами первых наставников пустыни была собрана богатейшая библиотека, в которой было представлено все письменное наследие Древней Руси (имелись даже рукописи на пергамене).
Выговцы составляли свое книжное собрание не только с полным знанием дела, но и весьма тщательно; это подтверждается тем фактом, что преимущественно в выговских списках сохранились многие редкие памятники русской агиографии, в частности жития Мартирия Зеленецкого, Филиппа Ирапского и др. Попадавшие на Выг древние ветхие реставрировались, утраты текста восстанавливались.
Духовные запросы общежителей простирались гораздо глубже, чем это было характерно для большинства современного им крестьянства. Выг не только пользовался духовным наследием Древней Руси - он его преумножал. Стараниями первого выговского уставщика Петра Прокопьева были составлены Четьи Минеи, причем известно, что выговцы обращались даже к хранившемуся в то время в Новгороде Софийскому списку Великих Миней Четьих митрополита Макария.
На двунадесятые и другие церковные праздники выговские наставники произносили не только слова из общерусского Торжественника, но и свои собственные сочинения, написанные в полном соответствии с древнерусскими жанровыми канонами. Как и по всей русской земле, русские святые были особенно чтимы на Выгу.
Семеном Денисовым, одним из талантливых выговских писателей, было написано "Слово воспоминательное о святых чудотворцах, в России воссиявших", в котором прославлялась русская земля, украшенная подвигами многочисленных подвижников. Это слово открывало собой составленную в обители в первой трети XVIII в. обширную подборку житий русских святых;(5) оно также часто переписывалось на Выгу в составе различных житийных сборников.
Традиция почитания русских святых и святынь отразилась и в иконостасе соборной выговской часовни: здесь помимо общего образа русских чудотворцев были отдельные иконы — Зосимы и Савватия Соловецких, Александра Свирского, Богоматери Тихвинской, митрополита Филиппа, Александра Ошевенского. Судя по рукописям и иконам, северные подвижники пользовались особым почитанием на Выгу; многим из них выговские книжники посвятили похвальные слова собственного сочинения.
Торжественно, при большом стечении народа и с произнесением написанных по этому случаю похвальных слов отмечались престольные праздники выговских храмов (в том числе в скитах). Широко был распространен на Выгу жанр проповеди, которая входила в церковную службу.
По образцу древнерусских монастырей строилась внутренная жизнь пустыни. В ее основу был положен общежитийный (киновийный) Иерусалимский устав, утвердившийся в русской церкви с конца XIV в. Созданию выговского устава предшествовала работа наставников пустыни с уставами крупнейших русских обителей — Соловецкой, Троице-Сергиевой, Кирилло-Белозерской, о чем свидетельствуют авторские выписки, сохранившиеся в составе ранних рукописных сборников. Кроме того, передача традиции шла и непосредственным путем, через пришедших на Выг выходцев из монастырей.
Большая заслуга в организации внутренней жизни Выговской пустыни принадлежит священноиноку Пафнутию, который много лет прожил в Соловецкой обители и хорошо знал ее устав. Под его руководством выговцы, по свидетельству Ивана Филиппова, начали "общее житие и церковную службу уставляти по чину и уставу"(6).
Выговский устав сложился в основном в 10 — 30-е годы XVIII в., когда братьями Андреем и Семеном Денисовыми были написаны правила для мужского и женского общежительств, для скитов и трудников, когда получили письменную фиксацию обязанности должностных лиц киновии — келаря, городничего, нарядника.
Оба общежительства и внешне походили на монастыри: в центре стояла соборная часовня, соединенная с трапезной, из которой вели в столовую крытые переходы; по периметру располагались жилые кельи, больницы, многочисленные хозяйственные постройки. Позднее построили колокольни. Все строения на Выгу и на Лексе были обнесены высокой деревянной оградой.
Изображения архитектурных ансамблей монастырей сохранились на некоторых лубках ("Родословное древо братьев Андрея и Семена Денисовых" и "Поклонение иконе Богоматери"), а также на планах-схемах, относящихся к XVIII в. и дополненных пространной экспликацией, имеющей самостоятельное значение, — подробным "Описанием Выго-Лексинского общежительства". В.Н.Майнов, посетивший Выговскую пустынь в середине 1870-х годов, после ее разорения, и увидевший лишь жалкие остатки былого величия, тем не менее, отметил в своих путевых записках: "Постройки в Данилове все деревянные, 2- и 3-этажные и могли бы с успехом украшать не только Повенец, но и Петрозаводск даже" (7)
Неизменное сохранение древнерусских традиций выговцы почитали своим долгом, но они прекрасно осознавали и глубоко ценили свои собственные старообрядческие корни. Линия духовной связи восходила к таким известным вождям раннего старообрядчества, как протопоп Аввакум, дьякон Федор, иноки Епифаний и Авраамий, поп Лазарь. В деле защиты старой веры Выг считал себя непосредственным преемником Соловецкого монастыря, открыто выступившего против церковной реформы патриарха Никона и восемь лет (1668-1676 гг.) выдерживавшего осаду царских войск.
Выговские источники и документальные свидетельства указывают на особую роль в организации пустыни соловецких монахов, покинувших монастырь во время осады. Связаны были общежители и с прокатившейся по Северу волной самосожжений старообрядцев. Многообразие духовных связей, непосредственные контакты, отношения духовного и кровного родства с известными деятелями старообрядчества, а также восходящее к старообрядческим первоучителям благословение выделили Выговское общежительство среди современных ему старообрядческих общин.
Такой богатой предыстории и духовного наследия не имело ни одно другое согласие, ни одно другое старообрядческое поселение. И выговцы оказались достойными полученного ими наследства. Благодарная историческая память подвигла выговцев на собирание как письменных памятников раннего старообрядчества, так и устных преданий о страдальцах за веру. Подобная деятельность была сопряжена с большими трудностями, тем не менее, значительный объем полученного материала позволил выговским книжникам создать целый исторический цикл о старообрядческом движении второй половины XVII — первой половины XVIII в.
Сначала, в 10-е годы XVIII в., Семеном Денисовым была написана "История о отцах и страдальцах соловецких", посвященная осаде Соловецкого монастыря. В 1719 г. в "Надгробном слове Петру Прокопьеву" Андрей Денисов, очевидец и один из главных участников событий, изложил историю создания пустыни. Позже, в 30-е годы XVIII в., были написаны два крупных сочинения: старообрядческий мартиролог "Виноград Российский" Семена Денисова и "История Выговской пустыни" Ивана Филиппова. Дополнениями к этим центральным произведениям служили написанные на Выгу отдельные жития особо чтимых отцов — инока Корнилия, старцев Епифания и Кирилла, Мемнона. Заметим, что ни одно другое старообрядческое согласие ни в то время, ни позже не создало подобного обширного и пронизанного единой историографической концепцией цикла.
Развивая древнерусские традиции, Выг наполнял их собственным содержанием. Такова традиция почитания настоятелей пустыни, которые для выговцев были, прежде всего, духовными наставниками паствы, чей авторитет основывался более на личных качествах и заслугах, чем на высоком положении в киновийной иерархии. Эта традиция, сохранявшаяся на протяжении всего существования Выговской пустыни, также вызвала к жизни большое количество литературных произведений, к которым относятся поздравительные слова на дни тезоименитства наставников, слова надгробные и воспоминательные.
Любовь общежителей к своим духовным учителям выражалась и в том, как бережно сохранялись на Выгу их автографы и списки их сочинений. Для последующих поколений выговских насельников уже сами основатели пустыни являлись звеном, связующим их с ранней старообрядческой историей. Биографии общежителей второй половины XVIII в. подкупают трогательными подробностями, касающимися фактов общения с первыми киновиархами. Так, автор надгробного слова Симеону Титовичу, настоятелю Лексы, умершему в 1791 г., особо подчеркивает, как в молодые годы Симеон Титович использовал всякую возможность научиться у Семена Денисова добродетельному житию и книжной премудрости: он не только не пропускал ни одного церковного поучения киновиарха, но при случае устраивался к нему и возчиком, и келейным служителем (8). Во второй половине XVIII в. на основе письменных источников и устных преданий были написаны жития Андрея и Семена Денисовых, составлены службы первым выговским отцам.
В своих молитвах выговцы обращались к тем же святым, что и весь православный мир, но постепенно складывался собственно выговский сонм небесных заступников. К общерусским святым прибавились новые страдальцы за веру и умершие духовные наставники пустыни. Именно на их ходатайство перед Богом уповали выговцы, когда просили охранить общежительство от бед и напастей, клеветников и "лжебратии".
В мощном духовном потенциале пустыни, являвшейся для своих насельников общей родиной и последним оплотом старой веры, кроется разгадка всех ее культурных достижений. Творческое развитие древнерусских традиций, выработка собственного стиля во всех видах искусства и высочайший профессионализм позволяют говорить о выговском наследии как об уникальном явлении в русской культуре XVIII - XIX вв.
Как и большинство древнерусских монастырей, Выговская пустынь стала центром книжности. Здесь была собрана богатейшая библиотека, заведены школы, где детей обучали грамоте, создана книгописная мастерская, в которой переписывались как древнерусские произведения, так и сочинения писателей-старообрядцев, в том числе выговских. Ее продукция, приносившая общежительству немалый доход, расходилась по всей России, закрепляя за Выгом славу культурной столицы старообрядчества.
Выговцы не ограничились только перепиской книг. Они создали настоящую литературную школу, единственную в старообрядчестве. Произведения этого круга были рассчитаны на высокий уровень грамотности читателей, для них характерны особая стилистика, восходящая к древнерусскому стилю "плетения словес", многообразие риторических приемов, сложный и порой архаизованный язык.
В выговской литературной школе получили продолжение практически все жанры, существовавшие в Древней Руси: агиография, историческое повествование, сказания, видения, различные виды слов (торжественные, воспоминательные, надгробные и др.), проповеди, послания, поучения, полемические сочинения, службы, силлабическая поэзия.
Основатели школы, сами талантливые и плодовитые писатели, братья Андрей и Семен Денисовы воспитали целую плеяду учеников, к числу которых относятся Трифон Петров, Даниил Матвеев, Гавриил и Никифор Семеновы, Мануил Петров, Иван Филиппов, Василий Данилов Шапошников, Алексей Иродионов и многие другие.
Тогда как представители официальной церкви презрительно называли поборников древнего благочестия "мужиками и невеждами", старообрядческие писатели создавали сочинения, ни в чем не уступающие произведениям признанных литературных авторитетов петровского времени, таких, как Димитрий Ростовский и Феофан Прокопович.
Более того, имел место случай, позволивший выговским книжникам с блеском продемонстрировать свои глубокие филологические и источниковедческие познания. В начале XVIII в. для борьбы с расколом были написаны "Соборное деяние на еретика Мартина" и Феогностов требник, выдававшиеся за древние рукописи, якобы обличавшие старообрядчество. Выговцам удалось доказать их подложность. Внимательно изучив рукописи, Андрей Денисов и Мануил Петров обнаружили, что текст написан по соскобленному, начертания букв не соответствуют древним, а листы пергамена переплетены заново. За этот тонкий анализ Питирим назвал Андрея Денисова "волхвом", но даже и нестарообрядец, беседовавший с нижегородским владыкой, возразил, что выговский начетчик действовал не волшебством, а "естественным своим острым проразумением" (9). Еще более точным было определение известного историка старообрядчества В.Г.Дружинина, который с полным основанием увидел в выговцах первых палеографов и источниковедов.
Помимо обучения книжной грамоте, на Выгу была организована школа знаменного пения. Среди первопоселенцев знающих певцов было очень мало: только Даниил Викулов, Петр Прокопьев и Леонтий Федосеев — остальные же пели за ними "наслышкою". Когда на Выг из Москвы пришел Иван Иванов, знаток знаменного распева, Андрей Денисов собрал "лучших грамотников" и сам вместе с ними стал учиться крюковому пению, затем обучили и лексинских грамотниц(10). Так была достигнута исключительная красота богослужения в выговских храмах; высокий уровень музыкальной культуры позволил выговцам перелагать на знаменный распев даже стихи, оды и псальмы собственного сочинения.
Художественное наследие пустыни исключительно обширно и многообразно. Практически нет такой отрасли художественного творчества, которая не получила бы развития на Выгу. Здесь создавались живописные произведения (иконы, лубки, книжные миниатюры, картины маслом), предметы мелкой пластики (резные деревянные и литые металлические иконы и кресты, предметы церковного и домашнего обихода) и прикладного искусства (лицевое и орнаментальное шитье, роспись и резьба на мебели и предметах домашней утвари из дерева, плетение из бересты).
Нельзя сказать, что выговцы в своем искусстве развивали какой-то определенный, заимствованный ими образец. Напротив, творчески переработав лучшие достижения древнерусского и современного искусства, Выг выработал собственную школу, стилистическое единство которой очевидно: одни и те же мотивы и приемы можно встретить и в декоре рукописных книг, и в настенных листах, и в иконах, живописных и меднолитых, и в свободных кистевых росписях.
Достижения выговских мастеров имели под собой прочное экономическое основание. С самого начала основателями пустыни была сделана ставка на максимально полное самообеспечение, поэтому уже в конце XVII в., наряду с жилыми кельями, строились многочисленные мастерские — портняжная, кузница, медница. Производство многих предметов, в частности икон, крестов, лестовок, вскоре стало массовым; тем не менее, все выговские изделия отличались высокими художественными достоинствами и профессионализмом исполнения. В этом отношении слава Выга была столь велика, что к старообрядческому общежительству с заказами приходилось обращаться даже представителям официальной церкви. Из документальных источников известно, например, что в 1735 г. с благословения соловецкого архимандрита Варсонофия "по согласному общему приговору" жителей Кемского городка и окрестных деревень на Выг был направлен Иван Горлов "для сыскания сребренному делу мастера", который бы изготовил ризу к образу Иоанна Предтечи в кемской Успенской церкви" (11)
Развитие выговских художеств было теснейшим образом связано с духовной жизнью пустыни. В выговских традициях следует искать причины распространения определенных тем и сюжетов. Так, с традицией почитания наставников тесно связано появление изображений выговских отцов на лубках, картинах маслом и книжных миниатюрах, причем эти, казалось бы, условные изображения, без сомнения, носят черты портретного сходства. Поскольку выговские святые не могли быть официально канонизированы и, следовательно, изображены на иконах, появились иконы, писанные красками и литые, с изображением небесных покровителей первых выговских наставников — пророка Даниила, апостола Петра, Андрея Стратилата.
Устроенное по монастырскому образцу общежительство накладывало определенный отпечаток на тематику ряда произведений и развитие некоторых видов прикладного искусства. Основными положениями выговского устава, требующими от насельников пустыни добродетельной и целомудренной жизни, объясняются многие нравоучительные сюжеты выговских лубков и росписей по дереву. Строгий "пустынный чин" препятствовал проникновению в выговские изделия излишне светских мотивов и "мирских прикрас". По этой, например, причине подверглось запрещению изготовление берестяных туесков со слюдяной подложкой и басмением. Тем не менее, на Выгу допускалось производство изделий, предназначенных только для мирян, в частности, лексинскими мастерицами вышивались бумажники, кисеты для денег, подвязки, перчатки.
История Выговской пустыни еще раз показывает, какая могучая духовная сила лежала в основе всего старообрядческого движения. Она помогла выговцам выстоять в тяжелом борении с суровой северной природой и преодолеть множество других выпавших на долю устыни испытаний — от затяжных неурожаев и голода до опустошительных пожаров и жестоких правительственных репрессий
|