Выговское общежительство, один из крупнейших в России старообрядческих центров, было создано в 1694 г. поморскими, точнее обонежскими, крестьянами, приверженцами дораскольных традиций русской церкви, как некий «остров истинного благочестия». Основную часть насельников староверческой киновии составили жители Олонецкого уезда: выходцы из Повенца, Толвуи, Шуньги, Космозера, Выгозера, Кижского и Шуйского погостов. Их земляками были и главные организаторы и руководители общежительства – Даниил Викулин, братья Денисовы, Петр Прокопьев, Трифон Петров. Значителен был приток на Выг крестьян из других районов Русского Севера: Великого Устюга, Каргополя, Сумского и Кольского острогов, Архангельска.

Благодаря этой крестьянской миграции Выговское общежительство было изначально тесно связано с традиционной культурой Русского Севера, вследствие чего можно было бы ожидать преимущественного развития здесь местных, севернорусских традиций. Однако они стали лишь одной из составляющих в культурном развитии Выга.

В старообрядческом поселении к северо-востоку от Онежского озера искали сохраненного древнего благочестия не только окрестные крестьяне, но и жители северо-западной и центральной России: из Москвы, Брянска, Вязников, Ростова, Галича, Керженца, Новгорода, Пскова, Тихвина. Среди них были люди, судя по источникам, внесшие существенный вклад в творческое наследие поморской киновии, в частности знаток церковного пения москвич Иван Иванов Мыльников, участник церковно-археологических экспедиций новгородец Гавриил Ефтифеев, иконописец из Вязников Алексей Гаврилов (упомянем также иконописцев архангелогородца Афанасия Леонтьева и каргопольцев Даниила и Ивана Матвеевых). С этими людьми приходили на Выг традиции религиозной жизни и культуры других местностей России; они также переплавлялись в горниле культурного строительства Выга.

Основные направления этой деятельности – создание библиотеки, организация церковной жизни, иконописания и литья медных икон, поддержание исторической памяти о старообрядческих подвижниках и начало почитания собственно выговских святынь – уже были нами подробно исследованы002 В данной работе хотелось бы обратить внимание на тот зачастую ускользающий за обилием и разнообразием материала момент, что в творческом наследии Выга общерусское (общестарообрядческое) начало очевидно преобладало над местными культурными традициями.

Сама задача культурного строительства — создать оплот древнего благочестия в мире, измененном Никоновской и Петровской реформами, — придала Выговскому центру несомненное общерусское значение как собирателя и наследника древнерусской письменности и культуры. Благодаря целенаправленной и неутомимой деятельности выговских наставников сюда стекались древние рукописи («харатейные» и бумажные: древле- и старописанные) и старопечатные издания, собирались и переписывались многие редкие памятники древнерусской церковной литературы. Составлялись Четии Минеи и Торжественник.

Наиболее ярким подтверждением того, что интересы Выга не ограничивались только северным регионом России (при безусловном тяготении к нему в плане почитания севернорусских подвижников и севернорусских монастырских центров, прежде всего Соловецкого), служит «Слово воспоминательное о святых чудотворцах, в России воссиявших» Семена Денисова. Написанное в 30-е гг. XVIII в., оно включает панегирики 176 русским святым (заметим, что это наиболее полный круг по сравнению с предшествующей литературной традицией: Григорий Суздальский в «Слове на память всех святых новых чудотворцев российских» прославлял 61 подвижника, соловецкий книжник Сергий Шелонин в «Похвальном слове русским преподобным» – 76 и в «Каноне всем святым, иже в Велицеи Росии в посте просиявшим» только упоминал 156 имен). Старообрядческий писатель опирался не только на агиографические памятники, но и на местные устные предания о подвижниках, которые выговцы также собирали по всей России.

Показательно, что в число святых, которые оказались неупомянутыми даже в Каноне Сергия Шелонина (56), вошли помимо севернорусских, новгородских и псковских подвижников также Нил Сорский, Иоасаф Каменский, Галактион Вологодский, Дионисий Радонежский, Трифон Вятский, Иринарх Ростовский, Авраамий Чухломской, Паисий Галичский, Касиан Угличский, Паисий Учемский, Андриан Костромской (Монзенский), Иаков Костромской (Железноборкский), Пахомий Нерехтский, Евдокия (в иночестве Евфросиния) Московская, супруга Димитрия Донского; Елена, московская игумения; Анна Кашинская, Иулиания Муромская, Варсонофий и Герман Казанские, князья Игорь Ольгович Киевский, Василий и Константин Ярославские, Игнатий Угличский, варяги-мученики Феодор и Иоанн, Евстратий Печерский, Авраамий Владимирский, Роман Рязанский, Исидор Ливонский, Антоний, Иоанн и Евстафий Виленские, Иоанн, Стефан и Петр Казанские.

Этот список показывает, что старообрядческий автор создавал свое Слово как общерусское, а не как сугубо поморское.

Общерусскую направленность сочинения Семена Денисова подтверждает очевидная патриотическая позиция, явственно проявившаяся как в общей похвале Российской земле, прославившейся таким сонмом подвижников, так и в панегириках Дионисию Радонежскому и князю Александру Невскому.

На Выгу сохранялась редкая иконография образа всех российских чудотворцев. Такая икона находилась в местном ряду Выговской соборной часовни уже в 30-е гг. XVIII в.003

Выговские иконы, включающие изображения 186 русских святых, представляют собой обширный (возможно, самый полный) иконографический свод. Подобно слову Семена Денисова он также явился результатом агиологических разысканий выговцев в области иконографии.

Общерусскими по своим масштабам были разыскания выговцев в области церковной археологии. Необходимость привести доказательства в пользу древности сохранявшихся старообрядцами церковных обрядов заставила выговских наставников объездить многие регионы, посетить древние обители и книгохранительницы. По свидетельству Ивана Филиппова, изучались памятники Москвы, Великого Новгорода, Нижнего Новгорода, Киева. Собранные свидетельства были использованы выговскими книжниками при редактировании «Дьяконовых ответов» (1719) и составлении «Поморских ответов» (1723). Эти фундаментальные полемико-догматические сочинения на протяжении двух столетий активно служили делу всего российского старообрядчества.

Очевидное преобладание общерусских тенденций над региональными наглядно прослеживается в области выговской литературы и книжности.

Основоположник выговской школы Андрей Денисов ориентировался не только на древнерусское письменное наследие и сложившуюся в церковной литературе систему жанров, но и на литературную культуру последней четверти XVII – первой четверти XVIII в. с ее барочным панегиризмом и усложненной стилистикой. Эти новые, придворные по своему происхождению вкусы были чужды монастырским или посадским авторам Севера России. Примечательно, что во всем обширном творческом наследии Выга созданные здесь в духе распространенных в регионе «народных» редакций житий (В.О.Ключевский, Л.А.Дмитриев) произведения насчитываются единицы, они либо не имели широкого распространения (Житие Ивана Внифантьева, «Сказание о последних днях Семена Денисова» Василия Данилова Шапошникова), либо были стилистически переработаны (Житие инока Корнилия редакции инока Пахомия).

В отличие от клириков севернорусских церквей, записывавших в это время местные предания о значимых церковных событиях, выговские писатели учились литературному мастерству: штудировали учебники риторики и под руководством наставника выполняли риторические упражнения, постигая топосы и фигуры. В определенном смысле можно сказать, что литературный труд на Выгу стал трудом профессиональным.

Замечательным писателем был, к примеру, ученик Андрея Денисова Трифон Петров (1670-1766). Исключительный литературный талант, который в условиях творческой атмосферы Выга сумел проявить этот космозерский крестьянин, позволил ему значительно превзойти своего учителя. Отличающиеся яркой образностью, изяществом и в то же время прозрачностью стиля «плетения словес», его сочинения лишены сухости и школьного характера, которые порой проявляются в некоторых произведениях других выговских авторов. Уставщик пустыни и начетчик, Трифон Петров отлично знал тексты Священного Писания и богослужения, его сочинения изобилуют подобными цитатами, однако благодаря его безупречному литературному вкусу обязательное для автора, воспитанного в средневековых традициях, цитирование священных текстов не превращается в сугубо формальный прием, а органично включается в художественную ткань сочинения. Торжественные и воспоминательные слова этого автора являются одним из высших достижений Выговской литературной школы.

Разительно отличается от местных традиций книжного письма выработанный выговскими писцами полуустав. Нами был выделен его ранний тип, обнаруживающий очевидную преемственность по отношению к выделяемому палеографами (Л.М.Костюхина) полууставу со старопечатной основой последней четверти XVII в.: буквы вытянуты по вертикали и сжаты с боков, часты грецизированные начертания. Поморский полуустав в его классической форме (с более квадратным написанием букв), описанной в учебниках и пособиях по палеографии (В.Н.Щепкин, Л.В.Черепнин), окончательно сложился только к 60-м гг. XVIII в.

Рукописи, созданные в старообрядческой обители в первой половине XVIII в., убедительно показывают, что выговские книжники перенесли в Поморье не только московский почерк, но московскую культуру оформления рукописной книги в целом. Плотная лощеная бумага (в первой трети XVIII в. лучшая голландская, позже лучшие сорта отечественной бумаги), богатство орнаментики (заставки-рамки, заставки, украшения на полях, вязь, киноварные инициалы), изысканный барочный орнамент, яркая цветовая гамма, частое использование золота, профессионально четкий почерк — все это делает выговские рукописи легко узнаваемыми среди современных им рукописных книг севернорусского происхождения.

Несомненные барочные черты имеет не только литература выговской школы, стилистика книжного декора, но и оформление рисованных настенных листов и даже изделий меднолитой пластики, характер свободных кистевых росписей. В этой связи представляется правомерным говорить о «выговском варианте барокко» (рассматривая его как рецепцию московского барокко последней четверти XVII в.).

Выработанный основателями Выга план культурного строительства был направлен на то, чтобы обеспечить старообрядческому общежительству полноценные (насколько это было возможно в конкретных исторических обстоятельствах) условия существования и развития. Поскольку старообрядческая культура имела ярко выраженную книжную и церковную основу, то и образцом для выговских настоятелей стали не противоречившие древнему благочестию достижения столичной литературы и искусства.

Более открытыми к местным традициям были для выговских мастеров (и мастериц) области, связанные с декоративно-прикладным искусством. В старообрядческой киновии существовали промыслы, имевшие широкое распространение у крестьян Русского Севера: резьба по бересте, вышивка нитями и бисером.

Выговское старообрядческое общежительство дает исследователям интересный пример сочетания общерусского и регионального начал в культуре. Он показывает, что отдаленность от центра и даже сознательное «бегство в пустыню», как было в случае с противниками церковной реформы, не препятствует развитию культуры столичного уровня, крестьянская социальная среда оказывается восприимчивой к не традиционным для нее сферам словесного и художественного творчества.