Когда при Церкви Православной во все времена  имело быть, и при бытности то священный личности, допущаемо начальство по времени и по частности, и из простых и неосвященных лиц, а особенно при положении иноческаго жития, соточнителнаго нашего положения житию; то колми паче должно быть ныне невозбранно существующим оное, когда священная личность при конечном истреблении. Потому что-либо при бытности священныя личности простецам решительно запрещает, а в небытности священной личности самое то невозбранно допущает. И как о прочих, так и о начальстве одно и то же.И положительно заповедует, сице: «При возволчении пастырей священных, и овце нужно быть пастухом, и пасти прочих овец», и проч.   Книга Измарагд, cлово 3.

Никита Семенович «Сказание и рассуждение о начальстве и о Статьях»

Согласно Житию, написанному в 1957 г. в лучших традициях древне­русской агиографии инокиней Раисой, старец Никита Семенович (в миру Меркурий) родился в ярославском селе Воробино, которое находилось в 40 верстах от города Данилова, в бедной крестьянской семье, принад­лежавшей к господствующей церкви. Мать его умерла, когда Меркурию было всего 10 лет, и отец (по профессии портной) переехал на житель­ство в Москву, взяв с собой своего единственного сына. Отец старался научить своему ремеслу и сына, однако тот не хотел даже сидеть с отцом и наблюдать за его работой. Зато отрок Меркурий, часто убегавший из дома, полюбил бывать на всякого рода религиозных и общественных со­браниях и собеседованиях. Посещал он и храмы господствующей церк­ви, и старообрядческие молитвенные дома, слушал духовные чтения и беседы. Несмотря на юный возраст, его повсюду пускали, поскольку вел он себя всегда прилично, не лез со своим уставом в чужой монастырь и неизменно удивлял собравшихся своими остроумными вопросами и не по-детски развитым умом. Отец сперва бранил Меркурия за продолжи­тельные и частые отлучки, но впоследствии, узнав о том, что тот тратит время не на детские шалости, а на «возвышенные жизненные вопросы» и чтение серьезных книг, дал ему полную свободу и даже начал гордить­ся сыном. Грамоте Меркурий научился «самоуком», ни в какую школу не ходил.

Никита Семенович так вспоминал о своем духовном становлении: «Религиозное убеждение моего отца было такое: он без всякаго изследо-вания и проверки ходил в великороссийскую церковь и верил ея пасты­рям (никониянам). Живя при отце, который почти не интересовался во­просами религии, а был погружен только в материальные заботы, я же не мог одинаково смотреть на все религиозные убеждения. Имея от роду всего 17-18 лет, я уже стал прилежно читать святыя книги и понимать их смысл и из них скоро узнал неправоту того духовенства и той церкви, которая была тогда у нас в России господствующей. Я намерен был при­стать к какому-нибудь старообрядческому обществу, думал там найти истину, но когда стал проверять по Святому Писанию все старообряд­ческие секты, тогда увидел, что там нет истины, а везде неправота и от­ступление от правой веры»¹⁵⁸.

В это время в его руки случайно попали «рукописные челобитные остальцов Соловецкой обители» к царю Алексею Михайловичу, кото­рые натолкнули его на мысль искать «таких благочестивых старцев, имеющих непосредственное приемство от соловецких отцов, перебрав­шихся на материк с Соловецкого острова, крыющихся около Белого моря в приморских лесах». Меркурий был убежден в том, что такие «сокровенные старцы» существуют и что при желании их можно разы­скать. Направляемый этим убеждением и верой в достижение желанной цели, юноша направился в сторону Соловецкой обители. В результате долгих розысков и расспросов ему удалось набрести на древнего 107-летнего стар­ца Алексея, жившего недалеко от Топозера. По словам самого Никиты Семеновича, старец этот, живший в лесу «очень скрытно», был непосред­ственным учеником тех «остальцов благочестия», которым удалось убе­жать из Соловецкого монастыря после его взятия царскими войсками. (Теоретически такое вполне могло быть, однако, как было на самом деле, сказать сложно.) Старец Алексей утверждал, что крещение получил от самих соловецких отцов.

Меркурий рассказал старцу о цели своего странствия и выразил желание остаться жить в пустыне. Старец принял Меркурия к себе, научил его правой вере и после шестинедельного поста и оглашения преподал ему святое крещение с именем Никита. Со старцем Никита прожил целых семь лет. «Продовольствие и книги нам со старцем до­ставляли в пустыню благодетели из деревни, — вспоминал он, — хотя путь туда был довольно трудный, потому что дыханием моря заливало тропинки, ведущие к нам, а возможность предоставлялась только тог­да, когда море уходило с берега».

Когда старец скончался, Никита остался в пустыне один. Было ему тогда всего 25 лет. Оказавшись без духовного наставника и находясь в «сиротской скорби», он долго думал и молился Господу со слезами о своей будущей жизни — молился о том, чтобы не сбиться с истинного пути и во всем следовать Божьей воле. Наконец в голову ему пришла мысль идти из пустыни на своюродину, т. е. в ярославские пределы.

Однако в свою родную деревню Никита не пошел, а направился пря­мо в село Сопелки — странническую столицу. По рассказам ему уже было хорошо известно о том, что около Сопелок есть «истинные хри-стияне, крыющиеся ради соблюдения благочестия от власти». Здесь он был ласково принят старцами, собравшимися из разных мест «с целью проверить свои убеждения и укрепиться крепче в правоте християнской веры». Никита рассказал им о себе, о своих путешествиях, о жизни в пустыне со старцем Алексеем. Собравшиеся слушали его «с наслажде­нием» и не только приняли в «единение», признав «совершенным хри-стиянином», но и «особенно почтили как послушника соловецких от­цов и проповедника истины, хорошо знающаго Святое Писание».

Вскоре в Сопелках был созван «разбирательный собор» по поводу ряда возникших среди странников разногласий. «У всех собравшихся старцев в Сопелках было одно старание и цель, чтобы крепко стать на корень християнской веры и проверить свои догматические и обрядовые действия. Когда мы все собравшиеся ознакомились, тогда составили разбирательный собор, но прежде всего обратились к Господу с горячей усердной молитвой и решили попоститься две недели, зная важность и величие начатого нами дела. Мы в молитве просили Господа Бога, чтобы всем собравшимся прийти в единомыслие. Все собравшиеся старцы были сведующии в Святом Писании, а потому при общем разбирательстве все соединились в единую Христову церковь»¹⁵⁹. На соборе Никиту Семе­новича «как более начитанного и остроумного» назначили «проповед­ником християнской веры».

Тогда же была сформулирована главная цель всего «християнско-го братства» — «святую веру хранить при антихристе» и были выска­заны соборные напутствия о том, «чтобы все християне находились под пастырским наблюдением». «Странствующая Церковь» была раз­делена на «пределы» и «области». Никита Семенович составил для членов страннической общины особый устав, состоявший из 19 глав и 84 статей (отсюда впоследствии произошло название той части страннического согласия, которая признала эти «статьи», — «стран-ники-статейники»). Согласно «статьям», в беспоповской странниче­ской Церкви вводилась своего рода иерархия: согласие было разделе­но на «пределы», во главе которых стояли «предельные-старшие» с функциями «в пример епископа». Все согласие возглавлял «преиму-щий-старший» с полномочиями «в пример патриарха», который дол­жен был управлять всеми церковными делами. В каждой отдельной местности имелся также настоятель, наподобие пресвитера, подчиняв­шийся местному «епископу». Милостыня, посылаемая щедрыми бла­годетелями, должна была поступать в общую странническую кассу (именовалась «общей церковной кассой»), но распоряжаться ею имел право лишь тот, кто занимал место «патриарха». На должность пер­вого «преимущего-старшего» через некоторое время был избран сам Никита Семенович. (Впоследствии инок Арсений (Рябинин) первым из статейников назовет себя патриархом.) Тем самым образовалось новое согласие так называемых странников-статейников, или иерар-хитов. Однако часть странников не приняла «статей» Никиты Семе­новича, и произошло новое разделение.

Никита Семенович обладал прекрасным знанием Священного Пи­сания, святоотеческой литературы и истории Церкви, а также выдаю­щимся полемическим даром, благодаря которому не раз побеждал в спо­рах «врагов истины» — своих оппонентов. На все каверзные вопросы он отвечал «от Писания», спокойно, без гнева и раздражительности. К ис­кренне заблуждающимся относился с большим сожалением и состраданием, как к «твари Божьей», по-христиански осуждая не людей, а их дурные дела и ереси. Когда же противники, видя свое бессилие, начина­ли раздражаться и злиться, Никита Семенович с доброй улыбкой гово­рил им: «Почему, друзья, предаетесь дьявольской гордости, не лучше ли вам покориться истине?»

Однако далеко не всех останавливали аргументы и кроткое обхожде­ние Никиты Семеновича. У него появились ожесточенные враги, кото­рые ни перед чем не останавливались. «Однажды, — вспоминает он, — по просьбе боголюбивых людей, я беседовал в деревне Вахрушево Воло-гоцкой губернии. Беседа была прительная, и когда она окончилась с бле­стящей победой на стороне истины, тогда лжеучители решили меня пре­дать в руки гражданской власти, как врага господствующей церкви и притом не имеющего паспорта (мне было тогда 45 лет). И когда я поехал из Вахрушева чрез город Вологду, то тут меня арестовали и бросили в тюрьму». Произошло это в 1854 г.

В тюрьме Никита Семенович просидел два года. Кроме особо на­значенных следователей его часто допрашивал сам вологодский губер­натор. «Когда нужно было взять меня из тюрьмы для допросов, то гу­бернатор заезжал за мной, садил меня с собой в свою карету и всегда вежливо обращался со мною, называл меня: "Никита Семенович"». На допросах губернатор и его сотрудники удивлялись начитанности стар­ца не только в духовной, но и в светской литературе, и его настолько мудрым ответам, что однажды губернатор сказал так: «Ну, Никита Семенович, я не понимаю кто ты есть, ангел или диявол, ибо мудрость твоя не человеческая».

Не зная, что делать с подследственным, вологодские власти после двухгодичного следствия отправили его дело в Петербург к самому императору. Царствовавший в то время император Александр II напи­сал резолюцию: «Отправить его в Соловецкий монастырь на время для уверения». Однако губернатор слукавил и, читая Никите Семеновичу приговор, произнес вместо слов «на время» — «навечно». Эти слова произвели на старца такое сильное впечатление, что он даже попытал­ся совершить побег, когда его везли в «вечную ссылку» на Соловки. Побег закончился тем, что Никиту Семеновича поймали, связали и препроводили под конвоем на Соловецкий остров. Здесь он был поса­жен в монастырскую тюрьму и просидел два года, не получая с воли никаких вестей от своих единоверцев.

Через два года в Соловецкую обитель прибыл император Алек­сандр II, который среди прочих достопримечательностей пожелал ос­мотреть и монастырскую тюрьму. Была ему открыта и та одиночка, где сидел старец Никита Семенович. Увидев чистоту и порядок в ка­мере, император весьма удивился и спросил об арестанте сопровож­давшего его архимандрита. Тот рассказал ему всю историю старца, не умолчав и о поступке вологодского губернатора. Тогда Александр рас­порядился освободить старца из тюрьмы, что в скором времени и про­изошло. Никите Семеновичу дали одиночную келью, откуда он мог свободно выходить в монастырь и даже за монастырские ворота, одна­ко отлучаться с острова ему запрещалось.

Как-то раз, прогуливаясь по территории монастыря, он увидел древ­нюю икону преподобных отцов Зосимы и Саватия Соловецких. С тех пор он стал усердно и подолгу молиться перед этой иконой, прося свя­тых угодников об избавлении «из плена неверных людей, занимаю­щих святую обитель и остров». Однажды в голову ему пришла светлая мысль написать своим единоверцам в Вахрушево и попросить их при­ехать за ним. Так и сделал. 8 августа, на праздник святых Зосимы и Саватия, на Соловки прибыли два человека на лодке: один — стран­ник, а другой — «благодетель». В эту же ночь был совершен побег. Проплыв 3 часа по морю, беглецы достигли материка, после чего от­правились в сторону Вологды, в родные края.

«К деревне Вахрушево мы подошли пешком, — вспоминал Никита Семенович, — это было как раз к празднику Успения Пресвятой Бого­родицы. В Вахрушеве тогда было большое собрание християн. Собра­лись они и по случаю праздника, и ожидания нас с пути. Тут была не­описуемая радость не только мне и всем собравшимся при той встрече, но и всей церкви Христовой. Можете себе представить, что после че­тырехлетней разлуки, тяжелых скорбных переживаний, я снова, по милости Божией, оказался среди своей любимой паствы. С наполнен­ными сердцами радостию все мы прославили Господа и отпели право­славный молебен всесильному Богу».

Когда Никита Семенович освободился из заточения, ему было 47 лет. Согласно материалам судебного дела, побег произошел в 1858 г. Воспо­минания же старца были записаны через 48 лет после этого события — когда ему было уже 95 лет!

Инокине Раисе, близко наблюдавшей жизнь старца и ставшей сви­детельницей его кончины (она прожила при Никите Семеновиче 10 лет и 3 месяца), принадлежит удивительное описание духовной жизни и тру­дов «нашего пастыря и неусыпнаго труженника». «Враг через людей по­стоянно преследовал его, но Бог хранил его для своей паствы. Гонители мимо проходили и не видели его. По причине постоянных преследова­ний ему часто приходилось менять свое местопребывание. Будучи бди тельным пастырем и неусыпным проповедником слова Божия, отец Никита сам был примером для подчиненных и образцом добродетели. В молитве был усердный и тщательный в исполнении заповедей Божи-их. Учил всякое дело делать со вниманием, не только духовное, но и те­лесное. Говорил так: "Делайте внимательно, чтобы ум, глаза и руки по­нимали что делаешь". Читать Божественное Писание учил правильно: не борзо и не продолжительно, голос иметь умиленный, речь чтобы была чистая, отчетливая, силы (ударения. — К. К.) и знаки препинания не про­пускать. Стоять за молением требовал благочинно, поклоны делать не­спешно и вместе, все дела Божий растворять смирением и любовию, что­бы от образа твоего видели, что ты — християнин. Таковы были его наставления. За небрежность, невнимание и ошибки взыскивал: как ска­жешь не то, он тут же и обличит: "Верно дома не было тебя. Не забывайте страшное изречение: Теории дело Божие с небрежением — да будет про­клят". Говорил также: "Не забывайте предания и наставления отцов, и они вас не забудут в молитвах пред Богом"».

Старец Никита, вспоминает инокиня Раиса, вел поистине святую жизнь. От Бога ему был дарован редкий даже среди святых дар слез. «Много и подолгу он молился со слезами и рыданием, с умильным произношением покаянных слов. Часто видала я, как он часа по два и больше совершал слезные молитвы, плакал, как дитя, слезы ручьями бежали по его ланитам. В пище имел большое воздержание, питался только для поддержания жизни. Никаких излишеств себе никогда не позволял, ни в пище, ни в питании, произнося слова апостола: "Плоти угодия не творите". В баню во всю свою жизнь, по выходе из мира, не ходил, мыла и в руки не брал, но, несмотря на все это, до глубокой старости был чистый, и никогда не водились у него насекомые ни в одежде, ни в волосах. Был не только трудолюбив, как говорил: "Всю жизнь бегаю бегом, спешу приделать все дела, но им нет конца". Буду­чи уже 85 годов и позднее, бывало, сидя за трапезой, вспомнит что-нибудь из Писания и спешно побежит в свою комнату и запишет, что пришло ему на память. Вот такое тщание имел наш отец к духовному делу и даже после 90 годов, когда уже была парализована правая рука, и тогда он не оставлял своих занятий — не имея возможности сам пи­сать, он диктовал, а скорописец писал с его слов».

Никита Семенович отличался удивительной нестяжательностью. Хотя прожил долгую жизнь, не имел никакого богатства и даже лич­ных вещей. «Постель его была — катанный тюфяк и небольшая поду­шечка, и больше ничего не принимал. Книги, правда, были у него, но все он их распределил еще при жизни. После себя для всех оставил добрую память — воспоминание о его трудолюбивой жизни и благие наставления, отпечатавшиеся на сердечных скрижалях его вниматель­ных учеников. Любовь его ко всем была нелицемерная, смирение — неизреченное, терпение — неописуемое, перечислять все его великие добродетели я, ничтожная, не смогу. Все его считали за святаго мужа, искуснаго в добродетелях и непобедимаго в искушениях. Он пас Хри­стово стадо и учил его не только словом, но и делом. Отец Никита Семенович оставил много писания для руководства в духовной жиз­ни и добрых порядков для християнскаго общества, приличествую­щих гонительному времени. Он все время старался, чтобы жизнь хри-стиян была угодной Богу и чтобы в церкви не было безначалия и самовластия. Ибо воля человеческая противоречит воле Божией, если она не руководствуется Божественным писанием и пастырским над­зором».

Отец Никита всю свою жизнь был строгим постником, а в конце жизни 22 дня совсем ничего не ел, только первые 12 дней принимая немного воды, а за 8 дней до смерти уже и не пил ничего. Для право­славных христиан всегда очень важным было последнее напутствие перед смертью — исповедь и святое причастие. Странники, как и дру­гие староверы-беспоповцы, не принявшие отпавшее в ересь священство, не могли служить литургии, во время которой совершалось таинство евхаристии (причастия Тела и Крови Христовых), и тем самым прича­щаться видимым образом. Поэтому они постоянно искали свидетель­ства в произведениях святых отцов и учителей Церкви о причастии не­видимом, духовном. И в святоотеческой традиции такие свидетельства действительно встречаются неоднократно. Так, например, св. Афана­сий Великий в своем толковании на 36-й псалом пишет: «Во времена гонений, при оскудении учителей (истинных) сам Господь Духом Сво­им Святым препитает верующих в Него». Ту же мысль высказывает в своем толковании на тот же псалом и св. Кирилл Александрийский. Св. Киприан Карфагенский пишет в одном из своих посланий: «Не имате, возлюбленная братия, ни единыя тщеты во благоговении и вере, яко тамо в сие время, священницы Божий приношения и жертвы (или литургии. — К. К.) совершати не можете, пожрите в жертву дух сокру­шен, сердце сокрушено и смирено Бог не уничижит. Сию жертву Богу непрестанно воздаете в день и в нощь, и сами есте жертва жива и свята (якоже глаголет апостол) в телесах ваших». Здесь проводилось явное различие между внешней «жертвой» (литургией), которую христиане не могли совершать в темнице, и внутренней, которая совершалась на алтаре человеческого сердца. Следуя этим словам, и старец Никита Семенович постоянно сокру­шался о том, что истинно православные христиане лишились таинства святого причастия, но понимал, что впавшее в ересь лжесвященство не может совершать истинной евхаристии. Он всегда сожалел об утра­ченном даре и каждый раз плакал при воспоминании о нем.

Вместе с тем богословие странников необыкновенно близко к серд­цу восприняло слова другого отца древней Церкви — блаженного Иеронима Стридонского — о том, что причащение можно получить и «мысленно», посредством чтения Священного Писания: «Так как Тело Господа есть истинное брашно, и Кровь Его есть истинное пи­тие: то, по толкованию таинственному, в настоящем веке мы имеем только то единственное благо, если питаемся Плотию Его и пием Кровь Его, не только в таинстве (евхаристии), но и в чтении Писа­ний. Ибо истинное брашно и питие, которое приемлется из Слова Божия, есть знание Писаний». Отсюда особое значение получало изучение Священного Писания и размышление над теми или иными его фрагментами. Уже неоднократно отмечалось, что среди старове­ров, даже простых, церковно грамотных людей, встречалось на поря­док больше, чем среди представителей господствующей церкви. По­рою простая «баба-раскольница» в диспуте могла заткнуть за пояс закончившего Духовную академию «никонианского попа». Особую роль в защите старой веры играли старообрядческие начетчики — люди, не получившие никакого систематического образования, но при этом обладавшие недюжинными познаниями как в Священном Пи­сании, так и в церковной истории и апологетической литературе, лег­ко ориентировавшиеся в святоотеческом наследии и цитировавшие по памяти целые страницы текста. Мы уже познакомились с рядом таких уникальных людей: протопоп Аввакум, соловецкие иноки, ста­рец Вавила, братья Андрей и Семен Денисовы, Феодосии Васильев, Илья Ковылин, инок Евфимий... Старец Никита Семенович, без­условно, принадлежит к этой же славной когорте старообрядческих начетчиков-апологетов. Своими познаниями он не раз поражал людей из «образованного общества».

Необыкновенной была жизнь старца, необыкновенной была и кон­чина его. «На сырной неделе со среды на четверг с 8-ми часов вечера, — повествует инокиня Раиса, — он устремил свой взор на святые иконы, и слезы из глаз его текли и текли, уста же говорили непрестанно молит­вы до изнеможения. Присутствующие уже едва улавливали и понима­ли его слова. Только те из слов были понятны окружающим, которые произносились им с особенной силой и пламенным настроением души "Сердце чисто созижди во мне, Боже!" Потом: "И дух прав обнови во утробе моей". И еще: "Не отверзи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отими от мене!" Прочее же нам было непонятно, что он гово­рил в продолжении 12-ти часов до 8-и утра. И наконец еще глухо произ­нес: "Отжил уже на земле"».

Скончался отец Никита Семенович в четверг на первой неделе Ве­ликого поста в 10 часов вечера (4 марта 1902 г.). При кончине его при­сутствовало около 30 его единоверцев, в том числе и его духовный отец Евсевий Ильич, которому старец перед смертью успел исповедаться. Хотя все с особым напряжением ждали последнего тяжелого вздоха, однако не дождались. Умер Никита Семенович тихо. Во время кончи­ны лицо его просияло, борода расправилась по всей груди, «как будто ее кто расчесал». Присутствующие при последних минутах старца были поражены такой переменой его лица и думали лишь о том, что «воис­тину видят умирающаго праведника».

Такова была блаженная кончина этого удивительного человека, патриарха «странствующей Церкви». Всего на земле прожил он 95 лет, в странстве же прожил 78 лет. Он любил повторять своим духовным чадам: «Помните, братие, и не забывайте никогда, что хорошему везде хорошо; если же что бывает не так, то это от нас самих сие бывает». Учил также и послушанию. Инокиня Раиса вспоминает такой случай: старец сделал своим духовным чадам замечание за неисполнение ка­кого-то приказа, а они не хотели, вернее, не догадались вовремя изви­ниться, промолчали. Тогда он ушел в комнату и закрыл за собою дверь, и виновные поняли, что он был оскорблен их упрямством. И тогда они стали долго прощаться, кланяться в землю, а когда он простил их, то сказал: «Если бы вы вовремя сказали одно слово — прости — и оно было бы дороже этих ваших многих поклонов».