Совсем недавно глава Мордовии высказался в том смысле, что 400-летие со дня рождения патриарха Никона станет "крупным событием 2005 года". "Мордвин, ставший предстоятелем Русской Православной Церкви, внёс значительный вклад в дело объединения народов России, укрепления духовных основ общества, – сказал он. В СМИ и в церковно-научных изданиях уже существует немало публикаций, свидетельствующих о подготовке некими силами в Московской Патриархии канонизации, то есть причисления к лику святых, весьма известного в нашей истории патриарха Никона. Хочу заметить, что при внимательном изучении научно-историческая, в частности, фактологическая база теоретических построений нынешних апологетов упомянутого иерарха вызывает ряд недоумений. В настоящем сообщении предпринимается попытка показать это, в основном на примере статьи В. Шмидта "Жизнеописание Патриарха Никона", помещённой в "Журнале Московской Патриархии", № 11 за 2002 г. [1]

В повествовании о деятельности Никона на Новгородской кафедре говорится: "он ревностно заботится о благолепии храмов"[2]. Вероятно, под такой заботой автор подразумевает, в частности, известное по недавно полностью опубликованному "Следственному делу о Новгородском восстании 1650 г.[3]" желание Никона произвести серьёзные перестройки внутри Софийского собора. Вот только мнение новгородцев по поводу этой "ревности о благолепии" было резко отрицательным, о чём В. Шмидт, правда, умалчивает.

Позволю себе привести краткую выдержку из упомянутого выше источника: "Да он же Никон митрополит, по твоему государеву указу как приехал в Великий Новгород митрополитом, и он взял себе каменщиков Федьку с товарыщи и хотел соборную церковь Софею Премудрость Божию рушить и столпы ломать. А та, государь, соборная церковь состроена по ангельскому благовестию. И мы, всяких чинов люди, о том ему, митрополиту, били челом и соборной церкви рушить и столпов ломать не дали. Преже его, митрополита, многие власти были и старины ничего не портили"[4]. Следует особо отметить, что это было практически единственное из обвинений в адрес Никона со стороны восставших, которое поддержало и правительство. 21 апреля 1650 г. из Посольского приказа Новгородскому митрополиту была послана грамота, где от имени царя прямо говорилось: "и ты б, богомолец наш, соборные церкви рушить и столпов ломать не велел".[5]

К новгородскому периоду деятельности будущего патриарха относится и начало реформы церковного пения, введение в богослужебное употребление так называемого "киевского распева" [6]. Давая вполне положительную оценку этой перемене, В. Шмидт, однако, замалчивает наличие и, например, такого мнения на сей счёт: "В центре перехода к постепенной секуляризации этого искусства (церковного пения, - А. П. ) стоит патриарх Никон со своими реформами. Хотелось бы его сравнить с железнодорожным стрелочником, переведшим стрелку пути богослужебно-певческого искусства на другой путь, беспрерывно удаляющийся от первого, главного пути.

Начиная с этого периода, богослужебное пение перестаёт пониматься как одна из форм самого богослужения и начинает рассматриваться как музыка, вносимая в храм". [7]К этому следует добавить, что довольно давно опубликована грамота 1668 г., данная находившимися тогда в Москве восточными патриархами Макарием Антиохийским и Паисием Александрийским, где признаётся, что пение "партесное…не от сея Церкве Восточныя приятое"[8]. Имеет же оно, напомним досточно известный факт, несомненно западное, католическое происхождение.[9] Об этом, впрочем, В. Шмидт также не говорит.

Сильнейшим западным влиянием отмечены и другие значительные исторические реалии, связанные с именем Никона: так называемое "книжное исправление" и создание теории о примате священства перед царством. На эту тему существует немало исследований и публикаций, значительнейшие из которых В. Шмидтом, правда, игнорируются. Так, отсутствуют ссылки на фундаментальную монографию Н. Ф. Каптерева, двухтомник "Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович", вышедший ещё в 1909-1912 гг. и недавно репринтно переизданный. [10] Не упоминается и капитальный труд С. А. Зеньковского "Русское старообрядчество.

Духовные движения семнадцатого века" [11]. В связи с последним из отмеченных обстоятельств, думаю, уместно привести принадлежащую С. А. Зеньковскому характеристику тех устремлений Никона, которые В. Шмидт именует "воцерковлением государства": "В своём толковании церковной власти и её превосходства над властью царя Никон совершенно отошёл от византийской и русской традиции симфонии властей и целиком стал на точку зрения католической церкви, как её в ХI-ХIII веках, во время борьбы с императорами за инвеституру, излагали папы" [12]. На фоне этого утверждения мнение В. Шмидта о том, что Никон "был ярким выразителем традиционного русского религиозно-философского мировоззрения" [13] представляется, по меньшей мере, недостаточно обоснованным.

С временами, так сказать, зенита полновластия Никона, как известно, связаны события русско-шведской войны 1656-1658 гг., которая в значительной степени велась на землях исторической новгородчины. В. Шмидт даёт весьма высокую оценку геополитическим талантам патриарха, говоря, что "именно он указал на исторические задачи России по присоединению Малороссии и Белоруссии, по выходу к Балтийскому морю, по защите Православия в Ингрии и Карелии" [14].

Умалчивается, однако, то обстоятельство, что войну с Польшей реально начал и вёл царь Алексей, с этой целью и уехавший из Москвы 18 мая 1654 г., оставив "вместо себя" патриарха. Война со Швецией была объявлена также царём. Патриарх же проявил своё "геополитическое сознание" довольно своеобразно. Благословляя войска в поход, он призвал их идти морем (!) к Стокгольму и захватить его [15].

При отсутствии у тогдашней Руси военного флота европейского уровня исполнить сие благословение было, конечно же, невозможно. Здесь можно сделать вывод о том, как в "государственническом" сознании Никона обстояло с практической политикой: он призывал к достижению заведомо нереальных целей (об упомянутом призыве к морскому походу В. Шмидт ничего не говорит) . Реальная же история вынесла свой суровый приговор: война была Россией проиграна, а из оставшихся за Швецией Ингрии и части Карелии к нам хлынул поток православных беженцев [16]. Такой защита Никоном Православия в Прибалтике оказалась на деле. И об этом, впрочем, В. Шмидт умалчивает.

Ничего не говорится и о другом любопытном моменте. Как известно, боевые действия между Россией и Швецией были прекращены 21 июля 1658 г. Никон же самовольно оставил кафедру совсем незадолго до этого, 10 июля. Быть может, он предвидел исход войны и связанный с ним собственный крах в роли не только церковного, но и светского высшего руководителя. Конечно, это всего лишь предположение, возможно, довольно смелое и безусловно нуждающееся в доказательной базе. Однако бесспорным историческим фактом является то, что периодом окончательной размолвки царя и патриарха был именно июль 1658-го, время поражения в войне со шведами. Вероятно, Алексей Михайлович, как политик безусловно практичный, просто перестал дорожить Никоном после этого. Иными словами, священство, бывшее "преболе царства" в патриаршей теории, не выдержало столкновения с жестокой военной практикой, была благословлена (а быть может, и инициирована) затея, повторю, заведомо неудачная.

В 1666 г. Никон был отправлен в ссылку, где, по мнению В. Шмидта, находился "под строжайшим наблюдением, в тесной и затхлой келлии, при отсутствии общения с миром" [17]. Однако опубликованные ещё в конце ХIХ в. документы рисуют несколько иную картину пребывания лишённого сана патриарха в Ферапонтовом монастыре.[18] В царском "Наказе" монастырской братии предписывалось "пищу и покой давать ему Никону по его потребе".

Особым указом от 5 января 1666 года для содержания ссыльного привлекались ресурсы Кирилло-Белозерского монастыря, одного из богатейших в стране. После июля 1667 г. по новому царскому указу для Никона строят новые "келлии", заменённые к концу 1675-го настоящим дворцом, который обошёлся государственной и монастырской казне в огромную по тем временам сумму в 672 рубля. Только жилых комнат здесь было 25. Впечатляет и "роспись" годовых припасов бывшего патриарха, например, датированная ноябрём 1673г. Здесь значатся 15 вёдер вина церковного, 10 вёдер "романеи", 10 вёдер "ренского", икры 30 пудов, 10 000 (!) яиц, 1 пуд сёмги, 150 судаков и язей, 20 пудов "хмелю". В непосредственном подчинении Никона было 10 монахов и примерно 25 крепостных слуг.

По приказу ссыльного крепостные Ферапонтова монастыря насыпали на Бородавском озере целый остров, куда Никон иногда уединялся для молитв. Не были слишком аскетическими и условия нахождения бывшего патриарха в Кирилло-Белозерском монастыре, куда, как известно, Никон был перемещён в 1676 г., после кончины царя Алексея. Здесь Никон жил в отдельном здании, с семью слугами, а стол для "страдальца" готовили "лучший, чем для братии, не только в разрешённые, но и в постные дни (!) ", было там и "пиво и мёд доброе по его (Никона, - А. П. ) потребе".

Приведённые выше (причём частично, это лишь наиболее яркие) свидетельства "тягот ссылки" В. Шмидт игнорирует. Зато он много и высокопарно пишет о никоновском монастырском строительстве. Впрочем, даже приводимые названным автором цитаты по данной теме из сочинений самого патриарха при объективном анализе оказываются не столь уж возвышенными. Остановлюсь в этой связи на истории Валдайского Иверского монастыря Новгородской епархии, тем более, что сам Никон посвятил ей труд под названием "Рай мысленный". Читаем здесь (приводимое и В. Шмидтом) "предсказание" патриарха о будущей обители: "И с малым попечением все будет на земли сей изобильно". Несколько ниже расшифровывается, в чём же, собственно, сие "попечение" состояло: "Государь (говорит Никон, - А. П. ) с радостию обеща ми то место (Валдай, - А. П. ) дати со окрестными того места сел и веси" [19].

Думаю, уместно привести здесь данные о том, что только в Старорусском уезде Иверский монастырь получил 430 деревень с крестьянами, а также "лесные угодья, рыбные и звериные ловы, бобровые гоны" [20]. При таких владениях монастырь, конечно, был быстро отстроен, а в его храмах появились и драгоценные предметы. Никон писал, что поставил в обители Иверскую икону Богоматери "четыредесяти четыре тысящи рублей драгости имущу, кроме благодати, осеняющей от нея, ей бо несть сравнения нигдеже"[21]. Данная фраза достаточно ярко характеризует внутренний мир патриарха. Денежная стоимость иконы стоит здесь на первом, то есть основном месте, а чисто богословское понятие "благодати осеняющей", на второй, точнее, второстепенной позиции. В. Шмидт называет это рационализированной системой социально-политических взглядов.

Вполне в рамках данной системы находятся и занятия Никона "врачеванием", о которых В. Шмидт пишет чуть ли не как о даре целительства, подобном тому, что, согласно церковному Преданию, был присущ древним святым. Однако в фонде Преображенского приказа в Москве сохранилось (точнее, сохранялось в конце Х1Х в., когда было опубликовано, о чём В. Шмидт, правда, умалчивает) следственное дело 1694 г. по обвинению в "чародействе". Его основным фигурантом был некто старец Савин. Он показал на допросе, что находился в свите Никона во время его ссылки в Ферапонтове, где "он, святейший патриарх, лечивал у многих людей всякия болезни по травнику и по лечебнику, и тому леченью он, святейший патриарх, научил его, Савина.

А ему, святейшему патриарху, тот лечебник и травник на римском языке вывез из Персиды и перевел на греческий, а с греческаго на русский язык, греченин, старец Мелетий". Любопытно, что Савин оказался в Преображенском приказе потому, что "лечил" падучую болезнь закапыванием в землю корней молодой берёзки (!) , "чтоб та болезнь впредь не отрыгнула" [22]. Таким образом, свойственный Никону и его окружению рационализм оказывается несвободным и от оккультной составляющей.

Не вполне православные, мягко говоря, основы обнаруживаются и при анализе замысла, пожалуй, самого известного никоновского монастыря, подмосковного Нового Иерусалима. Современный исследователь В. И. Мартынов в книге "Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси", вышедшей в 2000 г., приводит цитату из произведения основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы, которая ясно свидетельствует о том, что для духовных упражнений в иезуитском стиле весьма желательно буквальное воспроизведение палестинской топографии, правда, на мысленном уровне.[23]

Никон же по сути пошёл ещё дальше, попытавшись, как известно, создать в подмосковной вотчине "Святую Землю" абсолютно осязаемо, быть может, для облегчения созерцательной нагрузки на собственное сознание, отягощённое государственными делами. Эти обстоятельства игнорируются как В. Шмидтом, так и А. А. Ещенко, автором статьи "Русская Палестина патриарха Никона", в 3-ем за 2003 г. выпуске журнала Новгородской епархии "София" [24].

С исторической территорией нашей епархии связан и пассаж из статьи В. Шмидта, вызывающий наибольшее количество недоумений на единицу печатной площади[25]. Речь идёт об основании Никоном Крестного монастыря на Кий-острове в Онежской губе Белого моря. Автор "Журнала Московской Патриархии", рассказывая об этом, противоречит сам себе. Сначала В. Шмидт излагает известное предание об основании обители "по обещанию" на острове, куда, будучи ещё никому не известным монахом, Никон был выброшен волной во время кораблекрушения и спасся от гибели. Ниже, однако, говорится о том, что "Крестный монастырь – хранитель и символ Святой Руси на Севере – создавался для противостояния раскольническим и протестантским тенденциям, для укрепления основ православной государственности … как военная крепость для защиты подходов к материку. Выбор места вблизи Соловецкого монастыря, видимо, был вызван также и тем, что Соловки, эта мощная и богатая цитадель на границе Русского государства, тяготела и наконец примкнула к старообрядчеству, стала оплотом антигосударственных сил на протяжении всего ХVII века".

Во-первых, как уже отмечалось, удивляет противоречие в изложении причины постройки монастыря: неясно, была ли это чисто религиозная благодарность Богу за чудесное спасение или всё же политический расчёт. Конкретно-обобщающий вывод отсутствует.

Во-вторых, в Новгородской епархии в ХVII веке были сотни монастырей, многие из которых являлись гораздо более древними и прославленными, чем новосозданный Крестный. Поэтому именование лишь последнего "хранителем и символом Святой Руси на Севере" вызывает недоумение.

В-третьих, в историографии, по моим данным, нет сведений о наличии в Крестном монастыре тюрьмы для "церковных ослушников", как и о ведении островной братией особой "противураскольнической", тем более "анти-протестантской" миссионерской работы. Здесь не было и центра переписки книг, не говоря уже о типографии[26].

В-четвёртых, достаточно странно называть невысокую деревянную ограду монастыря с декоративными башенками, которая, между прочим, изображена на одной из иллюстраций в статье В. Шмидта, [27] "военной крепостью".

Всё вышеизложенное наводит на мысль, что, как ни парадоксально, автор "Журнала Московской Патриархии" допустил излишнюю политизацию духовного деяния глубоко почитаемого им Никона.

Отдельного рассмотрения заслуживает сказанное В. Шмидтом о Соловецком монастыре. Непонятно, в частности, как "до" и в ходе церковной реформы ХVII в. можно было "тяготеть к старообрядчеству"? Ведь до преобразований этого духовного движения не существовало, а в процессе реформ их можно было либо принять, либо нет (как и поступила соловецкая братия в 1658 г.) . Неприятием нововведений первоначально и ограничились действия на Соловках тех сил, которые В. Шмидт называет "антигосударственными". Хорошо известно, что монастырские "противодержавники" долго писали царю полные самоуничижения челобитные, и лишь не получив ответа на них решились на вооружённое противостояние реформаторам, с целью сохранения той старины, которую почитали святой [28]. И даже в 1674 г., в разгар знаменитой осады, один из видных руководителей восставшей обители, старец Геронтий, уговаривал иноков, "чтобы они по государевым людям не стреляли" [29].

Однако я не упускаю из вида и тот вполне установленный факт, что после 1671 г. на Соловках находились бывшие разинцы, выступавшие против царской власти[30]. Но следует учитывать и сведения о контактах с бунтовщиками патриарха Никона в период ферапонтовской ссылки. Так, сам Разин после пленения "со многих пыток" говорил, что принимал в Симбирске некоего "старца", который назывался посланником бывшего патриарха и приглашал восставших идти "вверх Волгой". Навстречу Разину будто бы должен был выступить Никон с пятитысячным войском, "а те де люди у него готовы на Белеозере". Напомню и о том, что перед убийством астраханского митрополита Иосифа разинцы среди его "вин" называли председательство на суде по лишению Никона патриаршего сана[31]. Наличие таких исторических данных (замалчиваемое В. Шмидтом) требует, конечно, большей осторожности в суждениях о государственности и антигосударственности.

Подведу некоторые итоги. Рассматривавшиеся в настоящем сообщении труды, в первую очередь статья В. Шмидта, как в содержательной, так и в теоретически-обосновательной части имеют признаки не столько научно-исторических, сколько конфессионально-ангажированных произведений. Их авторы явно выполняют заказ на обеление и возвеличивание Никона, вероятнее всего, сделанный теми в Московской Патриархии, кто желал бы видеть реформатора в лике святых. И так как роль названного религиозного центра сегодня весьма значительна в очень многих сферах нашей жизни, подобные публикации, скорее всего, будут и впредь появляться. В этих условиях, по моему мнению, всё более актуальной становится задача сохранения научно-исторической объективности при проведении исследований, связанных с духовными движениями России.

[1] Шмидт В. Жизнеописание патриарха Никона//Журнал Московской Патриархии, № 11, 2002. С. 52-77.

[2]Там же, С. 53.

[3] Мятежное время. Следственное дело о Новгородском восстании 1650 г. СПб-Кишинёв, 2001.

[4] Там же, С. 141, 212.

[5] Там же, С. 226.

[6] Шмидт В. Указ. соч., С. 53.

[7] Гарднер И. А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви. Джорданвилль, 1978. Т. 1, С. 135-136,

Т. 2, С. 36, 38.

[8] Там же, Т. 2, С. 64.

[9] Об этом см., напр. :Никольская-Береговская К. Ф. Русская вокально-хоровая школа от древности до

ХХ1 века. М., 2003. С. 43-47.

[10] Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. В 2-х тт. М., 1996.

[11] Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века. М., 1995.

[12] Там же, С. 232.

[13] Шмидт В. Указ. соч., С. 57.

[14] Там же, С. 56.

[15] Широкорад А. Б. Северные войны России. М. -Минск, 2001. С. 144.

[16] Об этом см., напр. :Фишман О. М. Жизнь по вере:тихвинские карелы-старообрядцы. М., 2003. С. 19.

[17] Шмидт В. Указ. соч., С. 55.

[18] Все цитаты из документов ХУ11 в. об условиях пребывания Никона в ссылке приводятся по изд. :

Бриллиантов И. И. Ферапонтов Белоезерский ныне упразднённый монастырь, место заточения пат-

риарха Никона. СПб, 1899. Репринт:М., 2001. С. 123-240.

[19] Шмидт В. Указ. соч., С. 64.

[20] Вязинин И. Н. Старая Русса в истории России. Новгород, 1994. С. 69.

[21] Шмидт В. Указ. соч., С. 65.

[22] Бриллиантов И. И. Указ. соч., С. 181.

[23] Мартынов В. И. Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси. М., 2000. С. 170-171.

[24] Ещенко А. А. Русская Палестина патриарха Никона//София, №3, 2003. С. 14-20.

[25] Шмидт В. Указ. соч., С. 66-67.

[26] Последний по времени выхода краткий исторический очерк Крестного монастыря см. в изд. :

Архангельская область. Путеводитель. М., 2000. С. 69-71.

[27]Шмидт В. Указ. соч., С. 67.

[28] Зеньковский С. А. Указ. соч., С. 308-311.

[29] Там же, С. 336.

[30] Там же, С. 337-339.

[31] Бриллиантов И. И. Указ. соч., С. 161-162.

Статья А.Панкратова опубликована Порталом-Credo.Ru