Множество факторов без деструктивных последствий пронизывают историю и повседневную практику господствующих конфессий, но созда­ют затяжные и труднопреодолимые проблемы для конфессиональных меньшинств. Войны, перевороты, разрухи и экономические кризисы «касаются» всех, но возможности восстановления полноценной вероисповедной жизни кардинально различаются для большинств и меньшинств. Большинство без изнурительного напряжения, в силу своего количества при помощи малых затрат на «душу населения» аккумулирует значительные средства, осуществля­ет эффективные и масштабные восстановительные проекты. Малочисленным же конфессиям и небольшие восстановительные работы в расчёте на одну «душу населения», чаще всего, «душу пенсионного возраста», обходятся намного до­роже. И, таким образом, действует изначальная непаритетность экономических возможностей при равенстве правовых оснований. Но это - экономика, в кото­рой господствуют арифметические величины.

Гораздо более каверзным образом действуют законы больших чисел, если дело касается вероисповедных оснований, сохранения и воспроизводства духов­ной и этнической идентичности. Одним из факторов, не обнаруживающих до поры, до времени своего воздействия, является неомиссионерство в его осна­щённости психологическими и социологическими знаниями. В соотнесённости с глобализацией экономических и политических процессов, тотальным воздейс­твием на сознание коммерциализованной, массовой культуры, неомиссионерс­тво кажется величиной мизерной. Но в истории конфессиональных меньшинств приходится постоянно сталкиваться с деструктивными рутинными воздействи­ями мизерных величин. Парадоксальное усиление эффекта мизерных воздействий происходит при их совмещении с эко­номическими и социо-политическими факторами. Суммарные последствия таких воздействий усугубляются в истории Древлеправославия  тем, что ни во времена преследований, ни в десятилетия атеистичес­кой гегемонии, ни в течение последнего десятилетия самими староверами целос­тно не осмыслены, не описаны в аналитических трудах суммарные последствия неомиссионерства. Склонность же молодого и среднего поколения к схематичес­ким построениям и экуменическим экзерсисам привносит в современную исто­рию Древлеправославия староверов эффект усугубления последствий внешних планомерных воздействий неомиссионерства, подкрепляемых лозунгом «Бог - один», и неотъемлемых от современного жизненного уклада, образа жизни, моды, всепроникающего воздействия стереотипов «массовой культуры» и умс­твенного иждивенчества. Здесь следует оговориться, что требования лояльности и корректности предполагают аккуратное различение миссионерства и интегра­ции, экуменизма в церковной истории и глобализации в политике,  между которы­ми возникают, при всех различиях, некоторые внешние схождения, касающиеся аналогий в практическом осуществлении установок государства и церкви.

Для того, чтобы со всей определённостью обнаружить деструктивные для идентичности последствия внешних планомерных и рутинных воздействий, обратимся к знаковой в истории миссионерства фигуре Павла Прусского (П.И. Леднёва, 1821-1895). Опуская здесь многие характерные биографические под­робности, выделим годы, касающиеся активности П. Прусского как миссионера в Латвии, Литве и Беларуси.

После того, как 25 февраля 1868 г. инок Прусского монастыря безпоповцев при содействии митрополита Филарета стал иноком еди­новерческого монастыря в Москве, началась открытая и неутомимая миссионер­ская деятельность неофита в пользу господствующей церкви. Одновременно с отступничеством П. Прусского было напечатано «Инока Павла, бывшаго настав­ника безпоповцев воззвание к старообрядцам безпоповского согласия». Уместно заметить, что все пункты «Воззвания» бывшего «наставника» скрупулёзно сов­падают с пунктами «Меморандума», подписанного другим бывшим «наставни­ком» уже нашего недавнего времени.

Миссионерство П.Прусского - инока, с 1869 г. - священноинока, игумена, с 1880г. - архимандрита, осуществлялось при всемерной начальственной помощи церковных и гражданских властей, предоставлявших энергичному отступнику льготы в передвижении, обеспечении помещениями для разглагольствований и  своевольной пропаганды в приходах безпоповских наставников без какого бы то ни было согласования с ними. Это содействие властей одной стороне стави­ло староверов в беззащитное положение перед миссионерским «десантником». Кроме всего прочего, это единство миссионерства и властей всех уровней позво­ляет осмыслить подлинное значение статуса «прихода» староверов в государс­тве и по отношению к господствующей церкви в 19-ом в., наивно используемому современными специалистами и авторами в его полнозначном смысле.

Маршрут передвижения отступника-миссионера характеризует его последовательность и трудоспособность: Перелазы - Петербург - Вильна - Петербург-Динабург - Новоалександровск - Каролишки - Вилькомир - Яново -Рымки - Ковна-Вильна - Динабург - Рубелишки - Данышевка - Режица - Псков - Петербург-Москва - Рубелишки - Новоалександровск - Вильна - Ковна - Страшуны - Свенцяны -Апидомы - Данышевка - Витебск - Динабург - Рубенишки - Василёво - Динабург -Режица-Динабург - Вильна-Климуцы (Буковина) - Варшава - Черновцы -Сучава - Драгомирна - Климуцы - Черновцы- Львов - Варшава - Вильна - Псков -Петербург - Москва (топонимы приводятся здесь по сочинениям П. Прусского). Приведённый перечень общин староверов, где в 1869-1871гг. сеял и взращивал семена сомнений П. Прусский, свидетельствует не только о карьерных притя­заниях отступника, но и о его обязательствах перед господствующей церковью.

Этой лихорадочной активности сопутствовало некое непонятное беспокойство и лихорадочное рвение в опровержении всего, что совсем недавно было основой вероисповедных убеждений подсоединенца. При всей продуманности психоло­гического давления и культивирования сомнений, можно выделить несколько приёмов, составляющих резкий контраст начитанности миссионера и его лов­кости в обращении с оппонентами.

При чтении разглагольствований отступника обращают на себя внимание характерные обращения к оппоненту, построение реплики, зачином в которых служат шаблонные оценочные фразы, типа: «вы на­прасно утверждаете», «совершенно несправедливо утверждаете вы», «напрасно вы так говорите», «нельзя признать законными и жалобы ваши», «вы... не пола­гаете различия», «вы ... не различаете», «вы бы лучше вникнули», «безпоповцам надлежало бы знать». Эти фразы близки стилю административного понукающе­го окрика.

Но самым неприглядным противоречием в поведении П. Прусского было его подчинённое положение по отношению к планам господствующей церкви, в которых он был только исполнителем, и его желание демонстрировать неза­висимость от этих планов. Всё это неопровержимо обнаруживает его позиция в вопросе отчуждения моленных староверов в Данышевке, Рымках, Каролишках, Перелазах и других местах.

Эпизод экспроприации Каролишской моленной в 1869 г. обнаруживает дву­личие и непоследовательность в убеждениях П. Прусского. Когда каролишские староверы заявили миссионеру «... моленную мы только выстроили, своими остатками усердствовали, а теперь её у нас отнимают на церкву...», отступник-миссионер отвечал, что «.. .моленная построена трудами обратившегося настав­ника..., который положил на неё все свои силы, а чего не доставало, просил на стороне...».

Староверы, после подобного разъяснения, обратились с ходатайством к властям. Но «преосвященный Иосиф, епископ Ковенский, проникнул их цели и остановил их хлопоты, а тщание его превосходительства Екатерины Васильевны Потаповой о скорейшем устроении единоверческой церкви в Каролишках и совершенно пресекло им путь к противодействию сему святому делу» (с. 587). Содействовал «святому края А.Л.Потапов ходатайс­твовал перед «денежными» инстанциями . В итоге, «на две церкви каролишскую и новоалександровскую, отпущено правительством 5 тыс. руб...», кроме того, «петербургские единоверцы обещались построить ... на свой счёт...» недоста­ющее (с.609).

Не менее впечатляющи и результаты ходатайств миссионера об иконах. По его собственным словам, он «ходил ...к ея высокопревосходительс­тву Е.В.Потаповой в предполагаемыя к устроению церкви попросить икон... Ея высокопревосходительство приняла нас милостиво, сама потрудилась показать нам иконы, и сказала: выбирайте любыя, сколько нужно...». Это взаимопони­мание миссионера и властей всех уровней имело своим результатом то, что хо­датайства староверовских приходов везде оказывались безрезультатными, хода­тайствам миссионера-отступника везде сопутствовал успех.

Не менее значительным по смыслу отношений властей и староверов явля­ется отчуждение моленной в Данышевке, где безпоповцы собрались у дома, где проживал отступник, и приступили к нему с расспросами: «...вот, батюшка, мы наслышаны, что те, которые намерены обратиться к церкви, хотят у нас отобрать моленную под церковь: так знай ты, что мы её не дадим...». Ответ миссионера был «смиренным»: «Это дело не от меня зависит, а от желающих присоединить­ся, да от начальства, как оно рассудит. Я же взять у вас моленную никакой власти не имею, это не моё дело: моё дело проповедовать вам слово Божие» (с. 671). Но накануне миссионер уже говорил с подсоединенцами, знал их намерения, знал и то, что начальство будет «за».

Так за ссылкой на слово Божие упрятывается соображение обеспечить бездействие староверов, а затем неожиданно обрушить на них решение властей. Но весь цинизм внешне благовидных слов миссионера вскрывает его ответ губернатору, изрекшему: «...если взять её, они будут недо­вольны. ..». Миссионер же заметил: «.. .но могут ли быть довольны и православ­ные, если в их деревне будет притон безпоповства...». Эта реплика раскрывает понимание личной и церковной собственности церковной властью, зачастую прибегавшей к экспроприации. Не большевики изобрели экспроприацию, они лишь воспользовались опытом незаконных изъятий собственности у бесправ­ных «подданных».

Внимательно перечитывая П. Прусского, убеждаешься в том, что при всей его эрудиции и умственной ловкости, он не стремился углубить и утвердить ве­рующих в понимании Св. Евангелия, не объяснял, а подменял объяснения осо­бым образом построенными схемами. Чтобы усиливать и множить однажды воз­никшие сомнения и множить вопросы, П. Прусский подменял слова источников своевольными комментариями или волевыми утверждениями, во время беседы только называл источники, демонстрируя свою эрудицию, а полностью приво­дил ссылки только в печатных изданиях и только в негативном по отношению к староверам смысле.

И в этом обнаруживалась та дистанция, которая разделяла "эрудицию" П. Прусского и знания такого истиннного просветителя старове¬ров-поморцев как Лев Феоктистович Пичугин. Прусский свою начитанность использовал односторонне в укор староверам, адресуясь к ним в снисходительной, укорительной или даже уничижительной форме. П. Прусский вносил в общение жёсткий схематизм и отчуждение облечённых властью и лишённых прав, всё время переходя от одной трудности в жизни староверов к другой, навязывая им категорические рекомендации или ограничиваясь осудительными комментария¬ми. Заранее подготовленные реплики и ходы рассуждения частенько выглядели слишком поверхностными рядом с подлинными бедами и тяготами староверов. П. Прусскому удобнее было разглагольствовать при подавленном молчании слушателей потому, что он опасался , как бы слушатели не вышли из оцепенения и не сбили его неожиданными вопросами или доказательствами.

Л.Ф.Пичугин на открытых прениях о Древлеправославии староверов оказывался истинным просветителем и для своих оппонентов, так как нёс в себе твёрдые вероисповедные убеждения, свободно владел знаниями и обращал их во благо и вразумление как единомышленников, так и противников.

При медленном чтении «протоколов» этого неравного поединка крестьян, молчаливо сосредоточенных на защите своих вероисповедных убеждений, и разглагольствовавшего отступника-миссионера, перечислявшего всё, чего не знали или, по его мнению, не понимали те крестьяне, утверждаешься в мысли, что ловкое многословие ни в чём не убеждает, если его источником, вдобавок к отступничеству, является ощущение своей власти и убеждение в собственной непогрешимости.

При всей обделённости, при всём том книжном голоде, веками планомерно создававшемся антистароверовской политикой властей, вопросы староверов воспринимаются как трезвые, убедительные возражения. То, что староверы не ввязывались в полемику, не выступали с опровержениями, а ограничивались вопросами, свидетельствует лишь о их нежелании «озлоблять» власть, ограничивавшую их в правах. Староверы не ждали истины от П. Прусского, а лишь давали ему возможность, посредством вопросов, выговориться, ещё раз обнаружить свои быстро «эволюционировавшие убеждения», свою «далёкость» от их подлинных забот и тягот. Энергия миссионера, критическое возбуждение, «логическая ловкость», умение отвергать и ниспровергать нигде не послужили переубеждению истинных староверов, а лишь посеяли сомнения у ослабленных, духовно инертных людей, склонных к умственному и духовному иждивенчеству. Этой цели служила и повторяемость визитов, по словам самого миссионера, являвшаяся неотъемлемой составной частью методики: однажды зароненное семя сомнений взращивалось и укреплялось повторявшимися разглагольствованиями до тех пор, пока оно не начинало «произрастать».

Крестьяне, целыми деревнями собиравшиеся на собеседования, наученные горьким опытом столетий «догнавшего» их на новых местах властного преследования, молчали или ограничивались вопросами, предпочитая меньше гово¬рить, а больше слушать. Но находились среди староверов люди, ставившие П. Прусского в тупик. Один из сюрпризов преподнёс миссионеру в Режице ( ныне Резекне) инок Варнава. Инок Варнава был соучеником П. Прусского ещё в Войновском монастыре безпоповцев. В миру - Иоанн, из купеческой семьи, после 3-летнего испытания в монастыре принял монашество, 11 лет следовал строгой воздержной жизни, «читал книг довольно». Происходившие в монастыре диспуты о церкви, которые инициировал П. Прусский, породили у инока Варнавы сомнения, для выяснения которых он отправился на Восток, где встречался с александрийским патриархом Никанором, митрополитом Амфилохием, внимательно наблюдал за церковной жизнью православного Востока, а после возвращения в Режицу, оказался на од­ном из разглагольствований П. Прусского-уже миссионера-отступника. Исходя из знаний, подтверждённых на Востоке, он обоснованно опроверг многословную казуистику П. Прусского, отвлекавшего от сути и запутывавшего в частностях, следующим утверждением: «... Двуперстие употреблялось в древности, а вы все свидетельства, приводимые в защиту двуперстия, обращаете в пользу троеперс­тия. Мелетия отняли, о Феодоритовом слове доказали, что его нет в сочинениях Феодорита, и что оно с богословием несогласно; а теперь свидетельство Петра Дамаскина отнять хочете в пользу троеперстия. Сами Греки говорят, что в нём сказано о двуперстии, а вы утверждаете напротив».

Необходимо уточнить что, возражение инока Варнавы не было одиноким голосом на молчаливом фоне. Сразу же после «обнародования» «Воззвания» были распространены «Вопросы от местных христиан к бывшему наставнику», автором которых был Василий Михайлович Батов, упреждавший миссионерские цели отступника. В 8-ом вопросе, обращаясь к «воззывавшему» подсоединенцу, В.М.Батов публично обнаружил всю двусмысленность положения П. Прусского: «Воззвание, оправдывая правость господствующего чиноначалия, вместе учит, по примеру написавшего воззвание и союзных ему единоверцев, иметь обрядо­вое богослужебное разъединение и содержать предания, отражённые проклятия­ми; а сие есть то же, что лобзать и отвращаться. Оправдывая пастырей, удаляться пажити, изъявляя учителей, не внимать учимому...».

Среди староверов была известна сатира на Павла Прусского, написанная при жизни миссионера. Список этой сатиры сохранился среди рукописей староверов Причудья (Эстония). Ныне хранится в Причудском собрании Дрелехранилища Института русской литературы в Санкт-Петербурге. "Древнерусские рукописи Пушкинского Дома", (обзор фондов). Сост. В.И. Малышев. М.-Л., 1965, с. 138.

Прошлое и настоящее убеждает староверов в том, что и в будущем будут появляться то там, то здесь подражатели и продолжатели П. Прусского, принимающие вид значительных и влиятельных фигур. Неомиссионеры куда-то зовут, к чему-то приобщают, что-то внушают восполнить и дополнить. Суть неомиссио­нерства неотделима от расшатывания вероисповедных основ Древлеправославия староверов, формирования в психологии навязчивой идеи о том, что у староверов чего-то не достаёт, и, следовательно, им надо неотложно это «что-то», что имеют миссионеры, приобрести. Но всё это - всего лишь средства, чтобы сформировать в психологии староверов комплекс ущербности, опираясь на который, осущест­влять «подсоединение», привлекая под свою опеку и духовное иждивенчество.

Но в настоящее время появляется у миссионерства и другое значение. Вся окружающая жизнь потоком  повседневной рутины по отношению к вероисповедным основам проявляет себя по аналогии с неомиссионерством. Все челове­ческие слабости способстуют миссионерским целям. И, таким образом, совре­менная жизнь накладывает на современного старовера ещё одно обязательство: вдумчиво относиться ко всем так называемым мелочам, потому что в делах Веры мелочей нет, да и мелочение в делах Веры всегда обедняет самого человека.

Но вся сложность современного положения староверов как конфессионально­го меньшинства, по нашему разумению, состоит в том, что миссионерскую програм му ослабления вероисповедных основ под влиянием образа жизни начинают играть некоторые черты натуры и слабости характера. И если эти черты и слабости разви­ваются и укореняются, то сами староверы начинают выполнять то, в чём заинтере­сованы миссионеры. Так называемые орудия массовой культуры приходят в каждое жилище ежедневно, навязывая образ жизни как постоянного потребления товаров, продуктов, развлечений или мечтаний о потреблении. Ограничения в потреблении воспринимаются, особенно молодым поколением, как ущемление личности и трав­ма. Атеизм бьш противопоставлен религии, и этим противопоставлением вносилась определённостыодно исключало второе. Современность не отвергает веру в Бога. Но образ жизни, в которой первенствует и главенствует материальное, не оставляет времени для веры в Бога. Отрицать материальное и всё связанное с материальным благополучием наподобие тому, как атеизм отрицал веру в Бога, не дело вероиспо­ведания. Дело Веры - придать материальным притязаниям человека разумную до­стойную человека меру, при которой Вера оставалась бы несомненным источником в выборе человека между добром и злом, источником критерием в выборе действия. Вероисповедные основы, требующие духовного трезвления и труда, приобретают для современного человека ничем невосполнимое значение, помогая ориентиро­ваться в процессах глобализации и интеграции, преодолевать возрастные кризисы, отчуждение от ценностей, преодолевать соблазн подмены вероисповедных убежде­ний Древлеправославия и жизни в согласии с ними набором сведений и цитат.

Парадоксально, но аналогичную миссионерству роль по отношению к Древлеправославию староверов косвенно выполняет отделённая от церкви государственная школа, образование, наука и культура в тех случаях и настолько, насколько не ставит в своих программах целей воспроизводства и формирования вероисповедных основ жизни. Система светского образования для господствую­щих конфессий восполняется параллельной системой церковного образования, включающей академии, семинарии, богословские институты. В силу количест­венного фактора господствующая конфессия в состоянии содержать целую сис­тему институций и при условии разделения церкви и государства. У староверов же только в отдельных эпизодах многовековой истории были свои учреждения образования в Латвии, Литве и Польше 20-х-30-х гг. уже 20-го века. Не может быть у молодёжи положительного ценностного отношения к образованию, сис­темы которого нет. Это исчезновение системы образования и просвещения вно­сит отчуждение между поколениями, делит их на обвинителей и обвиняемых, порождает уничижительную критику «школяров», что в целом свидетельствует о кризисе сознания вне вероисповедных основ.

Таким образом, практика миссионерства и понятие неомиссионерства воз­действуют на образ мысли современного старовера во всём многообразии его обязательств перед духовной жизнью, общественным равновесием и толеранци-ей, лояльностью по отношению к государству, интеграцией духовного наследия Древлеправославия и духовности староверов в исторический опыт современ­ного общества.

B.C. Михайлов.