В первый раз после крещения, уже полноправным чадом Церкви Христовой, в предпразднество Сретения Господня, отпросившись на работе, отправился на службу. В Москве и области третий день идёт снег, хоть и потеплело, но погода стала напоминать настоящую зиму.

Из окна электрички смотрел на  заснеженные деревья лесополосы. А в деревне, за домами виднеется поле всё чистое, за полем – лес, нет городской суеты, тишина и лёгкий снежок. Всё-таки городская жизнь с толпами народа и бесконечной мирской суетой не способствует пониманию простой, естественной и самобытной красоты природы.

Прибыл к священнику. Тут же вручил пойманного на рынке карпа (мы же городские, наши удочки на антресоли пылятся!), да почитал его новую статью. Помолились перед обедом, а за чаем разговорились, да вскоре уже и к службе зазвонили...

В храме батюшка лампады зажигает. Мне поручили масло подливать и зажигать, свечи расставлять, и в какой-то момент и говорят, давай, мол, примеряй кафтан, который отец Дмитрий носил, пока чтецом был. Примерил, обновка оказалась впору, несмотря на разницу в габаритах. И тут – гром посреди ясного неба – меня в хор пригласили. Я даже опешил слегка:

- Ой!!! батюшка!!! Да я же слов молитв не знаю!

- Ничего, мы же по книгам поём.

- Да я только новые издания читаю, а там буквы все сплошь современные...

- Надо когда-то и учиться начинать, - говорят мне, - нечего в сторонке стоять, будешь подтягивать окончания, заодно и буквы подучишь.

Смиряюсь, ведь есть такое слово – надо. А раз надо, значит надо! Да и отчего ж не попробовать, вдруг да и получится? Какого дара в сердце у человека нет – пока не попробуешь, не познаешь. Тем более и народу-то на клиросе всего ничего: день-то рабочий, а время только три часа пополудни.

Начали, с Божией помощью. Пока молились начал, да пока священник молитвы и ектении читал, всё было вроде как нормально (уж я немного слукавил, Евангелие и Апостол читаю на церковнославянском, и дома всё-таки посмотрел календарь и подготовился немного, вслух почитал Евангелия). Под чутким руководством и с благожелательным к себе отношением поносил подсвечник, смотрю: народ начинает появляться. Подошли две женщины, поющие на клиросе, и тут достают книгу, открывают и мне показывают, откуда петь. Право слово: я в ужасе! Там же крюки...

- Отче, я же крюков-то не знаю!

- А ты не смущайся, мы тоже многого не знаем, поём часто по слуху, как старики учили...

О том, что слухом природа не наделила – я уж смолчал, чувствую, аргумент в ответ был бы примерно такой: «Мы тоже консерваторий не кончали». Крюков я, конечно, не освоил, за один-то раз, но при втором и третьем пении ирмосов уже довольно громко и, думаю, более-менее уверенно подтягивал.

Поручили мне читать с листа. Читать велели то, что красным цветом написано, а то, что синим – хор будет петь. Строго наказали следить за ударениями. Ох, лучше б этого не делали! Я ухитрился читать громко, но ставить ударения в словах, в самых невообразимых местах. От волнения. Кажется, пунцовая краска со щёк не сходила всю службу. Хорошо, борода прикрывала! В какой-то момент, когда случился небольшой перерыв, говорю священнику:

- Отче, сколько ж времени у Вас дома сидел, Вы бы мне дали б тексты-то прочесть, хоть подготовиться немного.

- Ничего страшного, Дионисий, все мы учились уже будучи взрослыми. Ты, главное, запоминай...

Запоминай... а как? Когда впечатления настолько необычные, что от волнения всё путается в голове! Вот и мысль промелькнула, мол, как хорошо было раньше: стоишь в сторонке и наслаждаешься пением, чтением, размеренностью и неспешным ходом службы. Голова свободна от мыслей, чувствуешь, как вокруг разливается благодать, как выходит за стены храма, охватывает мир, сливаясь с исходящей благодатью из других храмов. В такие мгновения я остро чувствовал, что Сам Господь смотрит на тебя своим любящим и строгим взором... А ты стоишь один, но тебя много, ты часть Церкви, ты та самая тварь Божия. И от осознания этого, от понимания, что Он бережно хранит каждого из нас.

Думаю, сегодня популяризация знаменного пения могла бы привести многих людей в храм, к Богу. Язык, звуки, тоны, слова – все сочетается и пробуждает что-то доселе неведомое, неисследованное в душе. Пение и чтение так захватывает, словно от воспоминаний той тихой и немножко нескладной колыбельной, которую пела бабушка. Это пение словно уже слышал в раннем детстве, когда ещё не умел говорить, будто какое-то нежное и ласковое тепло обволакивает тебя со всех сторон, и мир, со всеми его проблемами исчезает, растворяется там, за церковным порогом. И остаётся только храм, братия и сестры во Христе, и радость душевная от участия в общей молитве.

Честно скажу: нелегко в зрелом возрасте менять привычный ритм городской жизни. Непросто осваивать то, что раньше к тебе не имело никакого отношения. Непросто, а надо. И не просто «надо» для удовольствия, а необходимо для спасения и своей души, и душ тех, кто ещё колеблется, ищет дорогу к храму.

Один из путей проповеди в современном мире мне видится именно в грамотной пропаганде внешним этой уникальной традиции древнего знаменного пения. А другие пути Господь нам укажет, когда придёт время. Дай Бог всем нам до него дожить.

Азы пения на вечерне

постигал Дионисий Круглов (Москва).