В XVII в. с началом кризиса общественного сознания Россия вступила в переломную эпоху своей истории, продолжавшуюся весь XVIII в. и проявлявшуюся в определенной степени в XIX в. Это время характеризовалось в России многими новыми общественными явлениями и процессами, свойственными и западноевропейскому Новому времени. Одним из самых важных из таких феноменов явилось создание национальной промышленной системы и формирование предпринимательского социального слоя.

В новых историографических условиях современная отечественная наука приобретает все больший историко-антропологический характер. Без глубокого изучения эволюции духовного строя российской цивилизации, пользуясь термином Л.П. Карсавина - "строения ее душевности", невозможно постичь развитие нашей страны и народа. Но при переходе от истории социально-экономических структур к истории человека, не теряет своего значения исследование экономических и социально-экономических процессов, имеющих цивилизацион-ную сущность. В переходную эпоху, как и в Средние века, духовная культура социума находилась в тесной сопряженности с религией. Именно анализ религиозности может раскрыть существо культуры и этоса такого общества в целом и отдельных его слоев в частности, в том числе предпринимателей.

Уже первичный анализ выявляет здесь очевидные сопряженности. Исследование социоконфессионального состава предпринимателей конца XVIII-первой половины XIX вв. показывает, что именно на начальном этапе организации российской индустрии одна из религиозных общностей - старообрядчество - играла в ее развитии роль, не адекватную своему месту в конфессионально-демографической структуре Российской империи. При этом речь идет не только о крупных предпринимателях, обеспечивших лидерство старообрядцев в текстильной промышленности (Гучковы, Морозовы, Рябушинские и мн. др.), хлеботорговле (Рахмановы и др.) и т.д. По данным исследователя "раскола" прошлого века П.И. Мельникова и среди мелкого купечества, торговых крестьян, в частности Нижегородской губернии, процент старообрядцев был существенно выше, чем доля последних во всем взрослом населении. И чем значительнее связь социальной группы с предпринимательством, тем больше указанная диспропорция. В действительности факты свидетельствуют о еще более яркой взаимосвязи, так как большинство "старолюбцев" не декларировало свою принадлежность к "древлеправославнму благочестию".

Методологически очевидно, что сопряженность старообрядчества и предпринимательства опосредовалась через ментальность субъектов хозяйствования, прежде всего через ее конфессионально-этические элементы. Вопреки выводам многих авторов о консерватизме и закоснелости старообрядчества, его этико-религиозный комплекс претерпел под воздействием своеобразных объективных и субъективных факторов большое развитие, приведшее к возникновению многих черт, характерных не для средневековья, но для модфнизирующегося общества на этапе перехода к посттрадиционной стадии.

Проведенные исследования выявили в этом аспекте огромное значение в старообрядчестве концепции "душеспасительности труда", в том числе предпринимательского; идеи "Дела"; самосознания обладателя богатства как Божьего управляющего; принципа возвращения в общину части прибыли и т.д., формировавшихся под воздействием активного созидательного эсхатологизма староверов. В то же время развернутый в обширной зарубежной историографии (М. Вебер, С. Ранульф, И. Вестермарк, Р. Тауни и др.) подробный анализ аналогичных явлений западноевропейской истории свидетельствует о некоторых важных конфессиональных составляющих менталитета, в серьезной степени способствовавших консолидации предпринимательства протестантистских общностей. Речь идет об отказе от корпоративной психологии и ренессансном восприятии личности, развитии индивидуализма, без чего укрепление "духа капитализма" кажется проблематичным.

Действительно староверы не обладали таким индивидуализмом, как в Англии или Германии. Кроме того их духовности и хозяйствованию еще в XIX в. свойственны были общинность и даже артельные принципы, восходившие ко времени возрождения "старой веры" в религиозно-экономических общежительствах Выгоречья, Ветки, Стародубья. Но и старообрядческое понимание личности отнюдь не было традиционалистским и вполне соответствовало Новому времени с российской православной спецификой.

В принципе христианская доктрина с момента своего возникновения содержала идею личной бессмертной души, самостоятельной по своему дару, по своей ответственности и призванию, т.е. по выражению И.А. Ильина, идею метафизического своеобразия человека. Но в конкретном этосе данная идея реализовывалась в соответствии с особенностями исторической эпохи. В Средние века она находилась под спудом корпоративности и обезличивания. При этом византийская традиция выше, чем католическая оценивала возможность свободы воли, самостоятельного разрешения альтернативы осуществления природной добродетели или следования злу, но в русском православии этот акцент существенно смягчался элементами языческого фатализма, консервировавшимися российским церковным этатизмом, отличным от "ромейского", а также определенным уровнем социокультурного развития.

Контент-анализ ранних памятников старообрядчества ("Житие" и послания Аввакума, "Виноград Российский" С. Денисова, "История Выговской старообрядческой пустыни" И. Филиппова) свидетельствует о зарождении уже в конце XVII-начале XVIII вв. нового типа религиозной жизни и религиозно-нравственного строя. Ведущим направлением в ситуации эсхатологического подъема являлась сотериология. В новых условиях на кризисные явления в культуре наложилась навязанная государством проблема безысходного личного выбора, вставшая перед каждым: спасаться вместе с фактически обновленческой никонианской церковью или следовать исконным конфессиональным традициям, вступая при этом в борьбу с властью, и тем самым также отступая от норм традиционного социального поведения.

Одним из итогов для избравших новые формы социального поведения ради сохранения "старого благочестия" стала эволюция к внутренней вере, проявлявшаяся в частности в формировании и развитии таких религиозно-этических категорий как "совесть", "личная ответственность", "личный выбор". Результаты контент-анализа определяют существенное значение в идейном наследии отцов старообрядчества понятия "совесть" (большего чем внешнее благочестие), связанного прежде всего с "истинной верой" и "спасением души". Со спасением души преимущественно сопряжена также категория "личная ответственность", ответственность перед Богом и людьми, не зависящая от социального статуса и связанная с личной судьбой христианина и судьбой церковной общности, вне которой нет спасения.

В старообрядчестве сам факт использования таких категорий и их значение представляет собой отход от средневековой ментальности. Показательно, что историософия Аввакума и его последователей предполагала в общественной истории активную деятельность человека, таким образом подтверждающего не только подверженность благодати, в концепции староверов лежащей на каждом, но и, при условии выбора пути борьбы со злом, проявляющего собственно человеческую сущность.

Эта тенденция прогрессировала в процессе превращения старообрядчества в хозяйственно-религиозную общность. Наиболее популярные староверческие синодичные сборники XVIII-XIX вв., в т.ч. Цветники - символ старообрядческой книжности, в качестве основной проблемы выдвигали не общую судьбу человечества, а судьбу конкретного человека. Сборник 1808 г., перенесший акцент с частного суда над душой на общий суд, потерпел неуспех и более не переиздавался. Признание сторонниками "древлей веры" важности личного сознательного выбора пути к спасению и личной активной деятельности, направленной на это, в целом в XIX в. соответствовало этапу в развитии российской цивилизации, но значительно опережало аналогичные процессы в синодально-православном универсуме. Так еще в середине прошлого века официальная церковь считала необходимым во "вразумлениях мнимых старообрядцев" многократно осуждать "суетность и ложную мечтательность убеждения" староверов, "что человек сам может оправдаться перед Богом и собственными только своими силами делать всякое добро", "вместо того, чтобы полагать свое упование на Господа".

Сохранение и усиление такого восприятия староверами-предпринимателями личностных факторов нашло свое отражение в мемуарных, дневниковых и эпистолярных источниках. Анализ документов позволил выявить осознание высокой роли личности "хозяина", который является не столько личным собственником, сколько лично ответственным за свое богатство, свою судьбу, судьбы других людей перед собой, Богом и обществом.

Очевидно, что связь конфессиональной системы и предпринимательства в старообрядчестве не была односторонней, речь шла о взаимовлиянии. Характер хозяйствования конца XVIII-первой половины XIX в. обусловливал необходимость возрастания личностных факторов, тем более в условиях свободного наемного труда, применявшегося на предприятиях старообрядцев. Но все же, по мнению авторов прошлого века и современных историков, первичен был религиозно-этический комплекс "старой веры", в том числе осознание значения личности, отличавшееся, впрочем, от западноевропейского.

Предпринимательский менталитет протестантов в результате отрицания средневековой корпоративности перешел к индивидуализму с элементами общинности, формально конфессиональной, но носившей скорее социально-территориальной характер. Российские старообрядцы создав конфессионально-экономические общины в иных условиях и на иных традициях, сохранили в общине, по крайней мере на определенном этапе, духовное единство - соборность (в духе интерпретации А.С. Хомякова) - "свободное единство в деле совместного понимания правды и совместного отыскания пути к спасению", основанное на общем восприятии абсолюта и (по B.C. Соловьеву, отказавшемуся впрочем от самого термина) усиливающее "свои элементы, осуществляясь в них как полнота бытия". Именно такое православие Нового времени, в старообрядчестве не имевшее этатистских ограничений синодальной церкви, мобилизовавшее новые духовные факторы, в значительной мере обеспечило религиозно-этический фундамент эволюции менталитета староверов к посттрадиционалистским формам, обусловившим социальную роль этой общности в процессе российской индустриализации.

Керов В.В. (Москва)