Старообрядческие села в Болгарии – Казашко (Варненская обл.) и Татарица (Силистренская обл.) – в последние годы привлекают все большее внимание лингвистов,  фольклористов и искусствоведов. Кроме известных работ по языку, истории и этнографии сел (Романска 1959; Критска-Иванова 1989; Steinke 1990), появляются и более новые монографии и публикации (Анастасова 1998; Прiгарiн 2000; Горбунов 2001; Захарченко, Пригарин 2004; Koнчаревић 2006 и др.).  Начато этнолингвистическое изучение старообрядческих сел Добруджи (на территории Болгарии и Румынии) по вопроснику А.А.Плотниковой (Плотникова 1996) с целью комплексного описания народной традиции староверов (Программа ОИФН РАН «Русские села на Балканах: архаика и заимствования в народной культуре», руководитель А.А.Плотникова).

Моя экспедиция в болгарские села Казашко и Татарица проводилась в ноябре 2006 года частично в рамках этой программы, однако помимо собственно этнолингвистической проблематики я изучала и другие аспекты духовной и материальной культуры, языка старообрядцев. Важнейшими темами в беседах с информантами стали самоидентификация болгарских староверов и их  отношение к России и русским.

Из всех полевых материалов я представлю два типа видения России и русских, которые мне кажутся, с одной стороны, самыми яркими, а с другой –  типичными. Это взгляды староверов, жителей двух сел, священника с. Казашко о.И., 72 лет (родился в с. Казашко, до пенсии капитан дальнего плавания, среднее специальное образование) и Е.А. , 50 лет (родилась в семье старообрядцев в с. Каркалиу, Румыния, с 18 лет после замужества проживает в с. Татарица, среднее образование). Взгляды Е.А. разделяет и другой житель села Татарица – Н.К., 48 лет (родился в с. Татарица, среднее спец.  образование), он принимал участие в беседе на тему самоидентификации, и цитаты из его речи приводятся в этой статье. Жители сел Казашко и Татарица высказывают разные точки зрения на свою историческую родину и на ее жителей, что объясняется рядом причин.

Прежде всего, необходимо отметить, что Казашко и Татарица –  небольшие села (около 200–300 русских), этноконфессиональные микроанклавы на территории Болгарии (подробнее см. Анастасова 1998). Татарица относится к Белокриницкому согласию и поддерживает тесные связи со староверами других стран. Жители этого села (липоване)   подчеркивают свое духовное родство со «старообрядческим морем Румынии» [Е.А]. 

Староверы села Казашко (некрасовцы) долгое время были беспоповцами, в конце 20-го века, однако, часть жителей по настоянию российских староверов присоединилась в Новозыбковскому согласию [о.И.], а часть села осталась беспоповцами. Таким образом,  для Татарицы характерна конфессиональная и «формальная» твердость, тогда как в селе Казашко наблюдаются известные колебания в отношении к иерархии, своего рода «раскол».

Кроме того, хотя жители обоих сел обучались в болгарских школах и постоянно общаются на болгарском языке с титульной нацией, оценка социалистического периода Болгарии и степень интерференции русского и болгарского в языке и культуре не одинаковы.  Различия в восприятии метрополии и ее населения обусловлены и сложностью того, что понимается под Россией: дореволюционная Россия (с маркированным периодом гонений на старообрядцев), страна Советов, постсоветское  государство.

И, наконец, last but not least, представленные в сообщении материалы – это отчасти мужской и женский взгляды («дитенок всегда веру матери принимает» [Е.А.]), а гендерные аспекты в интерпретации отношений диаспоры с метрополией оказываются весьма релевантными.

Эта краткая информация, как мы увидим далее, существенна для понимания причин и истоков разногласий  в интерпретации старообрядцами темы «русского», в самоидентификации.

Начнем с анализа высказывания священника села Казашко, который осознает себя как представителя государства Болгарии, но русского («Честно вам говорю русскою душою» [о.И.].  Он часто произносит «у нас», и это всегда означает только «в Болгарии», никогда не относится к «нам» как староверам. О себе о. И. сообщает, что он ниту комунист, ниту… («не коммунист и не <коммерсант, диссидент… – И.А.>»). Анализируя свой жизненный путь (путешествия на торговых суднах по всему миру), он говорит: «Я герой ў мирных днях». О.И. выстраивает модель героической России во все ее периоды, включая социалистический. Это взгляд из другого государства, из Болгарии, отражающий типичное для болгар доперестроечных времен преклонение перед Россией-освободительницей (от османского ига, от нацистов и пр.) и перед русскими, ср. «Русский народ, знаете, какой всегда был самонадёжный». Россия в глазах о. И. – постоянно воюющая «за правое дело» страна, она борется против турок (Туречины), которые «хотели на нас фески надеть, да имена нам дать Али, Абдула…» [о.И.]; против фашистской Германии. Вера в непобедимость России, по словам о. И., записана и в «Недельнической книге»: «Россия паде, паде и не паде». Эту фразу  повторяет в нашей беседе о. И. трижды.

Героическая история России в изложении о. И. предстает в мифологизированном виде: смешиваются войны, местности, личности военачальников и генералов. Святым для о. И. памятником являются Плевенские редуты:  «Когда там еду, всегда на колени встаю – сколько ж там русских косточек лежит» [о.И.].

При этом к русским, видимо, к «советским» (хотя этот термин в его речи не встречается, на вопрос о «советском», он отвечает: «Русские и советские не разделяли») он относит украинцев, казахов и пр. Во взглядах о. И. отражается отчасти мировоззрение  «социалистической сельской Болгарии», вера в  утопический социализм и признание времен тоталитаризма расцветом (что, действительно, характерно для болгарской деревни второй половины 20-го века). «Я не верю, что социализм в России упал», – говорит о. И. и далее следует длинный рассказ о «подлости» М.Горбачева, «поставившего трудовой народ на колени» [о. И.].

Существенно, что с социалистическими взглядами у о.И. комбинируются и старообрядческое, религиозное восприятие русских (и вообще людей, в том числе и врагов) и России. Это является следствием воспитания родителей, твердых в своей вере, – безграмотной матери, которая «ум имела богатственного положения», и отца, учившего своего сына никому не говорить плохого слова [о.И.]. Воспитанный  в духе старообрядчества, никогда не снимавший креста, о. И. цитирует слова врача, лечившего его в Одессе в 1956 г. Увидев у о. И. восьмиконечный крест, врач «с уважением сказал: «О-о, да ты старообряд! <Так. – И.С.> Не сымай той крест, это твоя надёжа»  [о.И.].

В представленном выше взгляде на русских и Россию доминирует «светское», государственное, хотя и с известной долей ощущения своей конфессиональной «особости» и национальной принадлежности к великой имперской России.

Совсем другое отношение к русским и России, к социалистическому периоду в России (а также Болгарии и Румынии), иное восприятие старой веры наблюдается в с. Татарица.  

В речи Е.А. ключевым является слово «наши», которым обозначаются старообрядцы Белокриницкого согласия, в том числе и дунайские липоване.  «Мы боле русские, чем в России», – считает Е.А. При этом «мы» – это не национальная характеристика, а конфессиональная. «Сберегли веру и стараемся, огромные усилия полагаем», – говорит информантка от лица «наших» – держателей старой веры по всему миру. Это положение хорошо иллюстрирует дополнение Н.К. По его информации, в Румынии насчитывается 300 тыс. русскоговорящих, но, как он отмечает, они не обязательно «наши», это и представители других конфессий, а также других национальностей бывшего СССР (в основном украинцы и молдоване). Русский язык, таким образом, не является самым релевантным признаком для самоидентификации старообрядцев Болгарии (и Румынии). Сами Е.А. и Н.К. подчеркивают, что русский язык, на котором они говорят, представляет особый диалект, липованский (южно-русский), однако термин «липоване» многим непонятен, это эндоним, «внутреннее» самоназвание. Для болгар они «казаки» (потомки казаков, вышедших из южных областей России) и «русские», – так их самих и их детей называли и называют в болгарской школе [Е.А., Н.К.].

Интересно, что жители Татарицы противопоставляют себя болгарам преимущественно по конфессиональному признаку. Е.А. рассказывает о мальчике Веско (Веселин), родившемся в селе Татарица в болгарской (не старообрядческой) семье. Он увлечен старой верой, крестился, получил церковное имя Василий, и соответственно, стал «нашим». «Нашими» становятся и представителями других наций – немцы, голландцы, американцы и др., которые крестятся и венчаются в старообрядческой церкви. Упоминаются и многочисленные противоположные случаи, когда родившиеся в «нашей», по терминологии Е.А. и Н.К.,   русской старообрядческой семье в с. Татарица, отходили от веры. 

В отношении к России, как представляется, важным остается мотив гонений, который присутствует в рассказах о различных исторических периодах.  Память о преследованиях раскольников накладывается на описание советских (и социалистических в Болгарии и Румынии) репрессий, атеистических запретов на церковные службы и др. Образ «матушки России», несколько идеализированный, однако, привлекал старообрядцев Болгарии, которые после предложения советских властей в конце 40-х годов вернуться на историческую родину, решились на переезд.

История переселения в Россию (СССР) вписывается в полосу несчастий и трагедий, связанных с метрополией. Е.А. рассказала о родившейся в Татарице  старообрядке, которая в послевоенные годы уехала вместе с семьей на Дон, а через несколько лет приехала в родное болгарское село  в гости. Эта женщина, по словам Е.А., страдала в атеистической России и говорила жителям села Татарицы: «Вы здесь в раю живете. Вы и в церковь ходите, и кресты носите, у нас ничего такого больше нет» [Е.А.]. Коммунизм отказался от духовности, «веру откинул», –  так прокомментировал этот рассказ Н.К.

Два типа восприятия русских и России, характерных для старообрядцев России, выявляют сложность как самоидентификации жителей конфессиональных микроанклавов, так и комплексность    того, что понимается под «Россией» и «русскими». Твердость в вере служит основным принципом для характеристики «своих» по конфессиональному признаку и осторожное отношение к России (село Татарица).

Интерференция, многолетнее проживание вне России, принятие чужой страны и социалистической идеологии как «своей» (и вместе с тем приверженность старой вере) формирует образ героической России (село Казашко).

В заключении необходимо отметить изменчивость картины духовности, конфессиональных практик и самовосприятия жителей старообрядческих сел Болгарии. Если для 90-х годов село Казашко было более твердым в вере, чем село Татарица (Анастасова 1998: 50-52), в наши дни можно говорить о совсем иной картине. В подобных изменениях огромную роль играют как духовные лидеры села (для Казашко – это дьяк Кузьма, который «строго держал свой приход», но не присоединился к большинству, принявшему Новозыбковское согласие и тем самым утратившим свое влияние [о.И.]), так и реакция на глобализацию, весьма актуальную для Болгарии, вступающей в 2007 году в Европейский союз.

Литература:

Анастасова 1998 – Анастасова Е. Старообредците в България – мит, история, идентичност. София, 1998.

Горбунов 2001 – Горбунов Ю.С.  Пам'ятки липованського  иконопису Буджака XIX–XX ст. (за матерiалами експедиции ОНУ им.  И.Мечникова 1999 р.) // Записки icторичного факультету Одеського  нционального университету.  Вип.11.  Одеса, 2001.  С. 221-226.

Koнчаревић 2006 – Кончаревић К. Руско старообредништво кроз призму лингвокултурологије (оглед функционалне анализе). Ниш, 2006.

Критска-Иванова 1989 – Критска-Иванова Е.Ф. Типология и эволюция русского свадебного обряда и фольклора в Болгарии (села Татарица и Казашко) // Русские: семейный и общественный быт. М., 1989.

Захарченко, Пригарин –  Захарченко Г.Н.,  Пригарин А.А. Похоронно-поминальные обряды русских-старообрядцев Придунавья: структура этноконфессиональной выразительности // Кодови словенски култура. 9. Београд, 2004.

Плотникова 1996 – Плотникова А.А. Материалы для этнолингвистического изучения балканославянского ареала. М., 1996.

Прiгарiн – Прiгарiн О.А.   Козакi-некрасiвцi на Дунаї:  кiнець XVIII – перша третина XIX ст. // Козацтво на Пiвднi України. Кiнець XVIII –  XIX ст. / Гол. Редактор В.А.Смолiй. Одесса, 2000.

Романска 1959 – Романска Цв. Фолклорът на русите-некрасовци от с. Казашко, Варненско //Годишник на Софийския Университет.  Филологически факултет. Т. 53, 2. София, 1959.

Steinke 1990 – Steinke K. Die Russischen Sprachinseln in Bulgarien. Heidelberg,1990.

Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 06-04-00598а

Институт мировой культуры