Верхокамье, в котором археографические экспеди­ции МГУ им. М.В. Ломоносова ежегодно рабо­тают с 1972г., по праву называют «заповедником духовного стиха». До последнего времени это был один из немногих районов компактного прожива­ния старообрядцев-беспоповцев старопоморско­го согласия, с которыми соседствуют поповские старообрядческие общины Белокриницкой иерархии. В ряде экс­педиций 1974-1987 гг. в составе комплексных археографических экспедиций Археографической лаборатории МГУ исследования­ми певческой культуры этих общин занимались ученые СЕ. Ни­китина и М.Б. Чернышева. Ими было записано в Верхокамье около 70 духовных стихов почти в 400 исполнениях. В статьях, созданных по результатам полевых исследований1, были полно проанализированы сюжеты, поэтические мотивы стихов, отдель­ные стороны их музыкальной организации.

Из фоноархива Археографической экспедиции МГУ было ото­брано и расшифровано 65 образцов исполнения на 58 текстов и 59 напевов. Из них от беспоповцев записано 52 образца на 48 тек­стов. От поповцев записано 13 образцов на 13 текстов (3 текста входят в беспоповский репертуар и имеют там другие напевы). Напевы подавляющего большинства стихов имеют монодийный склад или представляют собой гетерофонию монодийного типа. В фоноархиве содержится единственный образец развитой гетерофонии — стих «Два-те голуба», исполненный певцами Кезско-го района Республики Удмуртия.

Несколько стихов были спеты на одинаковые напевы. Сегодня уже невозможно установить, имел ли каждый из этих стихов свой собственный напев, однако они не образуют системы политексто­вых напевов; данные повторы были зафиксированы как отдель­ные локальные явления. Это стихи:

1. «Восстанемте, братие...» — спето на напев «Жили мы, греш­ницы...»;

2.      «Кто бы дал мне, яко птице...» — «Ах ты, пташка и бедняж­ка...»;

3.      «Повесть я сию пишу...» — «Поздно, поздно вечерами...»;

4.      «Собирались вкупе июдеи...» — «Потоп страшен размножался...»;

5.      «Что за чудная превратность...» — «Вот настала переме­на. ..».

Важнейшей чертой, присущей живой певческой традиции, яв­ляется вариантность. В верхокамских стихах вариантность про­является многообразно — не только в характеристиках напева (мелодика, темп, ритм), но и в соотношении текста и напева. Одни стихи имеют закрепленные напевы, которые бытуют в разных ме­лодических и темповых версиях, другие — местные напевы, кото­рые различаются в разных районах или общинах.

1. «Два-те голуба, два-те сизые...»—два местных напева, текст варьируется и существует под названием «Два-те ангела...»

2.    «Кому повем печаль мою...» — три местных напева (из них один имеет конфессиональные отличия).

3.    «Небесный гость» — две мелодические версии закреплен­ного напева.

4.    «Покайтеся, людие...» — два местных напева.

5.    «С другом я вчера сидел...» — две темповые версии закреп­ленного напева.

6.    «Слезы ливши о Сионе...» — две темповые версии закреп­ленного напева.

7.    «Умоляла мать родная...» — два местных напева (разных конфессий).

Прежде всего, различные районы имеют свои отличительные особенности исполнения стихов. Особенно ярко выделяется Кезский р-н Удмуртии, где стихи имеют наибольшую распевность мелодической строки и тесные связи с литургическим пением. Таков протяженный вариант стиха «Кому повем печаль мою...», где распев достигает 11 звуков. Другие стихи исполняются в селе­ниях Кезского района на обычные верхокамские напевы, которые, однако, обильно орнаментируются при замедлении темпа, на­пример: «Слезы ливши о Сионе...», «С другом я вчера сидел...»).

Другие стихи имеют «больший» и «меньший» варианты (беспо­повские версии стиха «Кому повем печаль мою...»). Напевы могут иметь и конфессиональные отличия — в этом случае в поповской среде они обладают признаками городской певческой стилистики («Кому повем печаль мою...», «Умоляла мать родная...»).

Напевы духовных стихов Верхокамья имеют различные жан­ровые истоки. В целом все проанализированные образцы можно разделить по жанровым признакам на три типа.

1. Напевы, имеющие признаки литургического жанра стихеры. Это стихи стиховой или (реже) двухстиховой формы с певческой строкой мобильной величины, в которой присутствует речитатив­ная зона.

2.       Напевы второго типа имеют типологическое родство с жан­рами архаичной крестьянской песенности. Здесь присутствуют как стихи мелизматического склада, среди которых преобладает стиховая форма, так и менее распевные образцы, среди которых преобладает двухстиховая форма.

3.       Стихи этого типа испытали влияние поздней песенности. Они имеют преимущественно строфическую форму напева и сил­лабический склад.

Рассмотрим эти типы последовательно.

В Верхокамье до последнего времени была сильна традиция пения «покаянных стихер» (стихир), которая, несомненно, повлия­ла на исполнение духовных стихов. Отличительная особенность «покаянных» — в том, что они пелись самогласно («на глас») по устной версии напева, подобно осмогласньш литургическим песнопениям. «Покаянны» являлись в старообрядческих общи­нах Верхокамья «паралитургическим» жанром. Эти стихиры в XX веке не пелись на богослужении местных общин, поскольку они принадлежат будничным службам, а соборно отправлялись только воскресные и праздничные богослужения. Однако «пока­янны» часто использовались в домашнем пении, в т.ч. и как «проучка» (упражнение) для припоминания и трансляции гласовых напевов. До начала 80-х годов XX века это был один из излюблен­ных певческих жанров в Верхокамье, оказавший свое влияние на формирование мелоса и структуры напева целого пласта духов­ных стихов.

Так, два из стихов, не принадлежащих группе покаянных, ис­полнялись самогласно: «Всяк человек на земли живет...»(7-й глас) и «Чудная Царице Богородице...» (1-я строка 1-го гласа). В совре­менном печатном стиховнике содержатся именно такие указания для пения данных стихов: на 7-й и 1-й гласы2. Близко к самогласну 2-го гласа звучат напевы стихов «О, неумолимая смерть лютая...», «Восстанемте, братие...», «Жили мы, грешницы...». Они являют­ся мелодически самостоятельными при сохранении важнейших ритмических особенностей гласового пения.

Основной отличительный признак жанра стихеры, исполняю­щейся по устной версии гласового напева, — наличие в строке ре­читативной зоны, мобильной по своей величине, т.к. поэтический текст молитвословного стиха имеет тоническое стихосложение с ненормированным количеством слогов и ударений в строке. В беспоповской традиции мелодические зоны начала и каденции строки обычно орнаментируются, а в пении речитатива могут со­храняться равномерные длительности. В целом стихи, представля­ющие этот певческий жанр, сохраняют важную его особенность: отдельные ударные слоги удлиняются в строгой пропорции 2:1, что придает живость и упругость всему ритмическому движению. По мнению некоторых музыковедов-медиевистов, это основное отличие старообрядческого гласового пения от пореформенного, возникшего с последней трети XVII в., где одинаково употреби­тельны пропорции 2:1 и 3:13.

Несколько стихов имеют напевы, по структуре близкие самоглас­ной стихере, однако мелодически индивидуальные («Во-в миру жила девица...», «О, девственницы...», «Во славном городе во Рыме...»). Отличия от гласового напева коренятся в их темпово-ритмической организации. В этих стихах темп гораздо менее подвижен, чем в «по­каянных», в нем не ощущается постоянного движения, образуемого чередованием кратких и долгих звуков. В речитативной зоне в ре­зультате дробления слогового времени может возникать мелизмати-ка в характере лирической песенности (например, в 3-й и 4-й строках стиха «Во славном городе во Рыме...»). Интересен случай бытова­ния мелодически тождественных напевов, однако имеющих разную композицию. В стихе «Потоп страшен размножался...» форма стро­фическая (аавв), стихотворный текст рифмованный, в строфе в он повторяется наподобие припева. Другой же стих, «Собиралися вкупе июлей...», спет на первую строку этого же напева, которая с приме­нением тонического нерифмованного стиха обретает существенные черты самогласна.

Гласовым напевам родственен и стих «Дай же нам, Господи, о своих грехах поплакати...». Несомненно, в основе его напева лежит двухстиховой самогласен 7-го гласа, но в очень развитом виде. Стих открывается зачином, интонационно близким запеву самогласна. Первая строка построена как 2-я строка самогласна. Затем следует 1-я строка самогласна, и далее строки чередуются так  же, как в гласовом напеве. При мерном ритме мелодика имеет тенденцию к мелизмати чес кому развитию. Стихи следующего типа имеют стабильную певческую стро­ку, в которой нет речитатива как неотъемлемой части структуры напева. Интонационные особенности подобных напевов склады­вались в основном под воздействием архаичной крестьянской песенности.

Наиболее выделяются в этой группе стихи с широко распев­ной строкой (т.е. мелизматического стиля), записанные в Кезском районе Удмутрии. В стихах «Кому повем печаль мою...», «Вос­точная держава...», «Уже полно тебе, человече...», «Рабы вы мои, рабыни...», «Ох ты, плоть моя...» внутрислоговые распевы дости­гают 9—12 звуков. Это удивительные по красоте напевы, которые очень ярко представляют архаичную беспоповскую традицию верхокамского духовного стиха. «Шаговая» ритмика, идущая от литургического пения, образует мерное степенное движение. Как правило, распевы внутри строки имеют по 2—4 звука, а широко, с ритмической орнаментацией, распеваются только последние сло­ги стиха.

Более многочисленную группу составляют стихи менее рас­певного стиля, которому в литургическом пении соответствует определение «невматический» (по 2—4 звука на слог). В нее вхо­дят как традиционные, так и «московские» стихи, напевы кото­рых за десятилетия бытования в Верхокамье приобрели местные особенности. В Кезском районе распространены темповые версии повсеместно бытующих напевов: «С другом я вчера сидел...», «Человек-от живет», «Кто бы дал мне, яко птице...» (версия на­пева «Ах ты, пташка и бедняжка...»).

Поздние и большинство «московских» стихов имеют силла­бический склад (в основном по одному звуку на слог). Жанровые истоки их мелодики различны: это канты, псальмы, поздняя крес­тьянская (частушка, плясовая) и городская песенность (песня, ро­манс). Чаще всего напев этих стихов имеет строфическую форму, которая встречается в следующих вариантах: аавв («Стонет серд­це, замирает...»), аав («Прошу выслушать мой слог...»), авв («Ве­чер, сумерки наступили...»), аавс («По грехом нашим...»), ааввсс (Братия, вонмите...), aecd («О Закхее»), аава («Спит Сион..»), авав («Поздно, поздно вечерами...», «Пресветлый Ангел мой Гос­подень...»). Нередко в стихах этого типа встречается регулярный музыкальный размер, однако нарушаемый включением речити-руемых слогов или выразительным протяжением звука на грани полустиший («По грехом нашим...», «Пресветлый Ангел мой Гос­подень...», «Небесный гость»).

Лишь одним образцом представлена тирадная форма (попов­ский стих «Уж вы, люди наученные...»), имеющая своеобразный вид: аввв...с. В каждом построении увеличивается количество стихов в сравнении с предыдущим. Несмотря на строгое одно­голосие, здесь применены богатые выразительные средства, ха­рактерные для драматического театрального пения: респонсорное исполнение (вопросы солиста «говорком» и «чеканные» ответы хора нараспев), а также «педаль» в виде протянутого последнего звука у хора, на фоне которого вступает солист.

Таким образом, среди всего разнообразия структур и мелоди­ческого, и поэтического текста стихов мы наблюдаем интересные закономерности4. Усиление логического начала в напеве происхо­дит в направлении от мобильной «стихирной» строки к регуляр­ному размеру и четкому восьмитактовому периоду, в поэтическом же тексте — от тонического стиха к рифмованной строфичности. При этом жанр, подобный стихирному, вовсе не присущ самым архаичным по происхождению стихам. Скорее наоборот: те из поздних стихов, которые не имеют привычного современному уху силлабического сложения, удобнее было распевать на «самогласны», подобно «покаянным стихерам», или же на мелодии, близ­кие к ним, имеющие тождественное строение.

Замечательно, что в беспоповской среде поздние стихи могли распеваться скорее на мотивы плясовой или частушки с признаками адаптации («Бра­тия, вонмите», «Идут лета»), чем, например, «жестокого романса» или другого жанра, свойственного городской культуре. Образцы городской лирической мелодики (типичные примеры — «Небес­ный гость» и «Стонет сердце, замирает») редки в обеих конфессио­нальных традициях. Это говорит о том, что в 70-х годах XX в. в Верхокамье еще сохранялся единый интонационный строй мест­ной певческой традиции, выработанный более чем за два века в нескольких поколениях старообрядцев, на основе которого здесь бытовали все жанры канонической культуры — как светские, так и духовные.

1 Никитина СЕ. Устная традиция в народной культуре русского населе­ния Верхокамья // Русские письменные и устные традиции и духовная культура (по материалам археографических экспедиций МГУ 1966-1980 гг.). М., 1982. С. 91—126; Чернышева М.Б. Музыкальная культура русского населения Верхокамья // Русские письменные и устные тради­ции и духовная культура... С. 127—150.

2 Духовные стихи (религиозного содержания). Новосибирская старообрядческая православная епархия. 1992. «О смерти» - с. 92, «Стих, глас 1» — с. 196, начинается словами «О, речудный Владыко Всемилостиве...».Стих «Чудная Царице Богородице» представляет собой его парафраз.

3 Коняхина КВ. Гласовое пение старообрядческой службы как источник изучения древнерусской системы осмогласия. // Гимнология. Материа­лы Международной научной конференции памяти прот. Д.В. Разумовского (к 130-летию Московской консерватории), 3—6 сентября 1996 г.М., 2000. С. 476 -486.

4 Подготовлена и находится в печати книга «Кому повем печаль мою»,в которой будут опубликованы полностью тексты и ноты вышеуказанных стихов.

М.В.Макаровская

Традиционная культура Пермской земли: К 180-летию полевой археографии в Московском университете, 30-лети. Комплексных исследований Верхокамья (Мир старообрядчества. Вып.5) – Ярославль: Ремдер, 2005