Я говорил о родителях, свекровях, снохах, но ничего не сказал о детях. Об их обязанностях к семье, к отцу и матери. Об этом предмете, если найду время, поговорю особо. Сейчас разве два слова.

Не раз приходится теперь слышать такие речи: «Я ничем не обязан родителям. Я не просил их давать мне жизнь. И ничего не должен им...» Злые, дурные речи. Правда, они не новы. Еще у греческого писателя Аристофана, жившего до Рожества Христова, сын тем доказывает свое право бить отца, что молодой петух бьет же старого, своего отца.«Следовательно, это естественно». Конечно, такие рассуждения естественны... в царстве зверей. И если человек оценивает себя не выше животного, ему можно и рассуждать по-скотски.Но ведь вы не животные, а люди, одаренные душой бессмертной.

Я думаю, более по-человечески рассуждали знакомые мне дети в одной московской семье. Они называли себя (подписывались в письмах) «кусочками»... Твои кусочки... То есть кусочки матери - плоть от плоти ее. Они рассуждали так: «муки матери так велики, что каждая мать — святая, и дети не могут ради ее мук не отдать ей до конца душу свою»... Рассуждение мудрое и чистое.

Как бы то ни было, родители все готовы отдать своим детям. Для них отдают свой труд, бессонные ночи, иногда даже отдают больше ,чем может отдавать христианин. Грешат ради них. Совестью своей, душой своей жертвуют ради детей. Так разве не тяжкий грех - платить неблагодарностью за такую любовь.

Пусть родители иногда ошибаются, иногда, вопреки апостолу, и неразумно «раздражают чад», - не детям судить. Ведь и ошибки эти все же из любви и по любви.

Я уже сказал о том, как колокол церковный звонил о грехе насилия над женой. Еще обличительнее должен бы был звонить набатный колокол о грехе детей,отрицающих святой долг благодарности. Припоминаю я рассказ, близкий к тому, что рассказывал в прошлый раз.

Воскресенье. Полдень. В селе тихо, как в могиле: голоса человеческого не слышно, лист не шелохнется, собака не залает, словно все замерло. Вдруг раздался гул: то ударили в набат. Точно муравьи из разоренного муравейника, кинулись люди из изб, испуганно спрашивая: «Пожар? Где?» А колокол гудит, точно хочет сказать: сюда! сюда! Все бросились к колокольне. Там, на коленях, без шапки, стоял старый Остап и сухой костлявой рукою дергал за веревку. Седые его волосы всклокочены, глаза устремлены в землю. «Зачем, дед, звонишь? Где пожар?» — заговорил народ. Старик молчал. Кто-то тронул его за руку и громко спросил: «Слышишь? Где пожар?» Остап поднял медленно голову и твердо проговорил: «Правда умерла - по ней звоню!» Это звонил отец, которого выгнали из избы дети. Да, он звонил, действительно, о похоронах правды. О высшем распятии ее.

* * *

Наше время - несчастное время глубокого распада между родителями и детьми.

Со всех сторон слышишь жалобы: «Сьн смотрит на сторону... Сын отходит от веры отцов. Смеется над отеческими преданиями».

Или такие речи: «Балуется сын... Не знаю, откуда и пришло искушение. Но не по добрым путям пошел. И водка, и табак, а то что еще хуже»... Реже, но слышатся жалобы и на дочерей. Откуда, в самом деле, это разложение детей? Да прежде всего от нас же, от того строя, каким живет семья.

Скажу сначала о религиозном воспитании. Недавно один отец жаловался, что дети его — еще совсем маленькие — уже отлынивают от поклонов, от молитвы. Вместо того, чтобы прочитать что следует, торопливо положат три поклона, и за стол.

- А вы сами-то всегда молитесь как нужно?

- Нет, бывает, поторопишься.

- А если так, то как можете вы настаивать на строгом порядке по отношению к детям. Вы тогда даже и не имеете права сделать им выговор! Все дело в примере. Конечно, вы можете настоять, приказать, следить; и дети будут молиться как следует, но без вашего примера самый порядок будет ложью. Вы не помешаете детям думать, что ваше требование незаконно, что, требуя того, что Для себя не считаете обязательным, вы лицемерите и налагаете бремена неудобоносимые. И эта подпольная работа мысли разрушит их религиозность, их веру.

Подчиняйтесь порядку, установленному Церковью, строго и без уступок и поблажек себе. Требуйте от себя втрое больше, чем от детей, и они пойдут за вами охотно, примут религиозный порядок, как обязательный. «Если желаете малолетних своих привести в сознательное повиновение, пусть во всех наших действиях не произвол будет виден, а видно будет собственное наше повиновение высшему закону».

Трудно для ребенка повиноваться таким требованиям, которые имеют вид каприза или прихотливого желания; не трудно подчинить себя твердому закону, уважаемому самими родителями. Справедливо говорит Гербарт: чем более твердого порядка видит около себя ребенок, тем охотнее ему подчиняется. Домашние служители и дети должны знать, что каждому делать следует так же твердо, как прислуга па корабле. Мы видим, что люди, привычные к морской службе, и в домашней жизни служат примером правильного распределения и порядка занятий. Явление вовсе не случайное».

«Примером влекут», - говорит латинская пословица. Там, где поведение родителей не оставляет и сомнений, что такой-то религиозный порядок обязателен, самый воздух пропитан этой идеей долга. И не подчиниться ей почти психологически невозможно. Где нет примера - приказы бесплодны.

Но даже и тогда, когда в доме прочно установлен со стороны самих родителей твердый религиозный порядок и дети повинуются ему, не мешает во имя Божие добровольно снисходить иногда к их детской немощи. Опасно терроризировать их, запугивать детей строгостью порядка. Опасно возлагать на детей бремя большее, чем они могут понести. Надо остерегаться в деле религиозного воспитания детей впасть в ошибку Саула. Посылая подростка Давыда на великана Голиафа, он облек его в свои тяжелые доспехи: «И одел Саул Давыда в свои одежды и возложил на главу его медный шлем и надел на пего броню. И опоясал Давыда мечом его сверх одежды и начал ходить, ибо не привык к такому вооружению»; потом сказал Давыд Саулу: «Я не могу ходить в этом; я не привык», и снял Давыд все это с себя» (1 кн. Пар. 17,38-39).

Не по плечу оказались доспехи взрослого воина подростку-пастуху. Он не мог в них свободно двигаться. Не может свободно двигаться и ребенок в религиозности взрослого. Между тем некоторые родители готовы облечь своих детей в «тяжелые доспехи не по плечу». Я знаю такие семьи, где у детей создалось настоящее богоборческое настроение потому, что их душу слишком безжалостно давили формальной религиозной дисциплиной.

В рукописях поволжской газеты «Симбирские вести» я нашел интересный психологический этюд. Он озаглавлен «Васина вера». Это простой и страшный рассказ о воспитании в семье вышеуказанного типа. Я позволю себе с разрешения автора отметить самое существенное в этом этюде. Очень жаль было бы, если бы этот «подлинный» человеческий документ не был бы зарегистрирован.

«Отец у Васи был мелкий торговец. Вася боялся отца. Особенно он боялся его глаз; ему всегда казалось, что они неутомимо следят за ним и каждую минуту могут заметить в нем что-нибудь нехорошее, неуместное, после чего Вася услышит:

- Василий! Нельзя так.

- До обедни пить воду нельзя. Ни в коем разе. Слышишь?

И в этих случаях отец Васи прибавлял:

- Грешно. Бог накажет. Слышишь?..

- Посты - первое дело, - любил говорить он, - без них спасенья не видать. То есть-ни-ни».

В сочельник перед Рождеством Васин отец всем домашним строго запрещал есть что-нибудь до первой звезды, и если Вася просил в таких случаях корочку хлеба, ему говорили:

- Что ты! Что ты! Нехристь нешто? Смотри: Бог накажет.

Глубокой ночью Васю будили на полунощницу - пятилетнего. Глаза слипаются, кровавые круги в глазах, а стоишь... А в церкви во время длинных служб утомляла, кажется, даже не столько самая служба, сколько суровая «слежка», надзор отца. Да и тягота службы была сверх силы. Не выдерживал Вася.

- Тятенька,а тятенька! Я устал... Ноги болят...

- Нельзя. Нужно стоять. Встань на колени и молись. Тогда легче будет. А то смотри: Бог накажет.

Вася вставал на колени и молился, чтобы у него перестали болеть ноги. При этом Вася ждал, что вот-вот ноги у него пройдут и ему будет хорошо и весело. Но ноги у Васи продолжали болеть, и он удивлялся: зачем Бог такой жестокий? Ведь Вася и посты соблюдает, и отца слушает, и молится? Как будто досада на что-то.

Милосердый Бог Нового Завета, Тот, Который так любил детей. Который проповедовал на зеленой траве, хрупкой и благоухающей, этот Бог ближе детям, и любовь к Нему, если ее удастся внушить, сделает для детей нетрудным и подвиг длинной полунощницы. Но главное, нужно в душу детей вложить прочные религиозные семена - в настроениях воли, в чувстве, а для этого мало приказа молиться истовее.

Мало подчинения церковному порядку. Нужна та стихия воспитания, в какой воспитывался, например, св. Стефан Пермский. А как его воспитывали? Так, как в одной светской повести описывается воспитание глубоко христианской души Лизы Калитиной («Дворянское гнездо»). Ему рассказывали не сказки, а житие Пречистой Девы, житие отшельников, угодников Божиих, святых мучеников. Ему говорили, как жили святые в пустынях, как спасались, терпели голод, 1гужду, царей не боялись, Христа исповедовали, как им птицы небесные пищу носили и звери их слушались, как на тех местах, где их кровь падала, цветы вырастали. Он рос в воздухе святых сказаний, а больше всего в воздухе Евангелия, около земной горы блаженств. Не памятью, а сердцем принял он страницы святой книги. И образ благого Бога с какой-то сладкой силой втеснялся в его душу, наполняя ее чистым, благоговейным страхом, а Христос становился ей чем-то близким, знакомым, чуть ли не родным. И такой фундамент едва ли в силах будут разорить бури жизни.

Теперь часто жалуются, что школа убивает в детях зачатки веры, делает их неверующими. К сожалению, нашим родителям недостает умения, образования, чтобы бороться с разлагающим влиянием безбожников. Но этой борьбы, пожалуй, и не нужно было бы, если в детстве внушена была любовь к Христу, как к Учителю жизни, к Его слову, Его правде.Может быть, тогда сомнений религиозных не сумели бы избежать дети, но эти сомнения не могли бы сломать любви к Христу.

Короленко в «Записках современника» рассказывает о тех натисках, какие делало на него неверие. Были дни, когда безбожие побеждало, но душа не хотела уступить Христа, Которого полюбила; отстаивала Его и отстояла. Это потому, что ему была передана от матери не одна верность обряду, порядку, а любовь к Христу. Впрочем, средство бороться за веру детей есть у всяких родителей - это молитва.

Вспомним Монику - мать блаженного Августина. Она образовала своего ребенка. Она вылепила его сердце. «Постоянно опасаясь, что неверие возьмет в нем верх, она следовала за ним в Карфаген, Рим и Милан. Всюду с мужеством и последовательностью мужчины она напоминала ему о Боге. А гениальный сын предавался страстям, отрекся от истинного учения; пленялся то древней философией, то новыми ересями; и после долгих лет, как бы изжив душу, устав любить .и падать, печальный и больной, пришел к величайшему несчастью - сомнению во всем. И все это должна была пережить и видеть неотступная его хранительница - мать. И в тот день, когда опасность стала ужасна и под ногами его зазияла пропасть, эта вторая Агарь нашла в своем сердце такой вопль, такой стон, что Бог не в силах был не откликнуться ей. «Не может погибнуть дитя таких молитв» - сказал Он Монике и в ее лице всем родителям.

Вы жалуетесь на то, что дети испорчены нравственно. Живут по похотям развращенного сердца. Но здесь-то уже, кажется, целиком повинны вы. Или если не целиком, то на три четверти.

«Человек есть то, что он есть», говорили материалисты. «Человек есть то, что он видит»,- сказали бы мы. Его душа, как мозаичная картина, - склеивается из первых впечатлений, которые его окружают. И школа не развратит, если заложен благой моральный фундамент.

Совершенно в одних и тех же условиях жил и Самуил, и товарищи его, сыновья Илии первосвященника. И однако у Самуила была душа белой, как его льняной эфод. А сыновья Илии развратились. Может показаться странной такая разница между товарищами, выросшими в одной и той же школе, около святыни храма.

Я, однако, думаю, что объяснения факта есть. Оно - в первых годах и днях жизни Самуила, даже в тех днях, какие он прожил До рождения.

Самуил еще до рождения был посвящен Богу на «дела Божия», окружен молитвой, и первые три года жизни он живет в таком же воздухе постоянной молитвы. В это время ему уже внушено, что он должен ждать призыва Господня на службу и ответить на этот призыв, как он и ответил: «Я здесь, Господи! Я слышу».

Недаром Достоевский запрещает мимо ребенка даже проходить темному, злому. Даже настроение окружающих оставляет след на душе ребенка. А нам где следить за настроением! Самая основа нашего воспитания ложна. Как, для чего мы воспитываем своих детей? Я уже говорил об этом раньше.

Возьму несколько слов из Ушинского:

- О чем говорят с ребенком, в каком направлении заставляют работать его мысли, к чему его готовят? - спрашивает великий педагог.

- Отцы не знают детей, матери развращают, - отвечает он. «Им нередко кажется, что весь мир, все государственное устройство, вся служба для того и существует, чтоб их малым деткам было хорошо. Их семья делается для них сосредоточением вселенной, и даже в самой религии видят они средство только семейного благополучия. Они молятся горячо, но молятся единственно о счастии своих детей, т.е. об их здоровье, богатстве, о будущих чинах, наградах, имениях и пр. Интересы государства, интересы науки, искусства, литературы, цивилизации, христианства для них чужды, или, лучше сказать, все это существует для них настолько, насколько может принести пользы их детям.

- Возвратись или с ним, или на нем.

Наша современная мать, приготовляя сына к жизни, наоборот, думает нередко о счастье, а не о его нравственном достоинстве и часто желает ему счастья вопреки человечеству и собственному нравственному достоинству ее сына.

Много ли найдется между нашими родителями таких, которые бы серьезно, не для формы только сказали своему сыну: «Служи идее христианства, идее истины и добра, идее цивилизации, идее государства и народа, хотя бы это стоило тебе величайших усилий и пожертвований, хотя бы это навлекло на тебя несчастье, бедность и позор, хотя бы это стоило тебе самой жизни». А такие слова были бы не более как христианским переводом слов македонянки, и, скажем более, идея, выражающаяся в этих словах, есть единственная идея, на которой может основаться истинное христианское воспитание.

«Ищите прежде всего царствия Божия, - говорит Спаситель, — и все остальное само собою приложится вам». А что же такое царствие Божие, как не царство веры, истины и добра? Но мы поступаем не так: мы готовим детей наших не для борьбы со злом, а только для того, чтобы им удобнее было плыть по ее течению. Если мы и советуем им молиться, то прибавляем при этом: молись и будешь счастлив, т.е. будешь здоров, умен, богат, в чинах и т.д., забывая евангельские слова, где выражено ясно, что всех сих благ ищут язычники, и где христианское понятие о счастье навсегда отделено от языческого.

Да, мы смело высказываем, что семейный эгоизм наш отравляет в самом корне наше общественное воспитание, это его глубочайшая язва, из которой, по нашему мнению, проистекают все остальные болезни, и этих болезней не излечить никакими эгоистическими философскими теориями, воззрениями на жизнь.

Не в недостатке заботливости о воспитании детей можно упрекнуть наших родителей: этой заботливости так много, что если бы она была направлена на испитый путь, то воспитание наше достигло бы высокого развития. Но, выходя из источника семейного эгоизма, заботы эти скорее мешают, чем помогают правильному общественному воспитанию» (Ушинский «О нравственном воспитании»).

Мы не только не помогаем детям расти для Христова дела - мы убиваем в детях все их порывы к живому делу. У детей уже есть стремление послужить людям. Они даже рвутся на какое-нибудь дело ради Христа. К подвигу. Вместо того чтобы помочь им подойти к жизни, поднять се как подвиг, как постоянный крестный путь борьбы за царство Божие, мы стараемся удержать их.

Св. Парасковия Болгарская под влиянием Евангелия, будучи ребенком, часто отдавала бедным свое платье, обувь. Мать не бранила ее за это, а только указывала, какими путями она может стать миру полезнее, чем своими башмаками. И из Парасковии вырос великий человек.

У нас, наоборот, убивают в детях все порывы к настоящему Добру, внушая, что Евангелие для жизни не годится, что в детстве рано думать о жизни, о службе людям, о добре. И дети вырастают мертвыми.

«У меня была в детстве книга с картинками, - рассказывает один писатель. -— Там рассказывалось обо всем - о героях-богатырях, боровшихся за правду, о чердаках и подвалах, где умирали с голоду голодные дети. Я рвался к богатырям, хотел вместе с ними идти туда, куда они, спасать, откапывать зарытую в землю правду; я просил у своих указать мне, куда идти за богатырями. Мне говорили: это так, это неправда. Это только в книге. Я спрашивал, где этот подвал, в котором голодают: «Ведь помочь надо, да?»

Понятно, при таких условиях вырастают люди душевно пустые. А такие люди - удобная почва для посева плевел, и сатана сеет их.

В сущности, в чем закон нашей жизни? Мы - мученики мира. Наша жизнь проходит в постоянной суете, в погоне за копейкой, для того, чтобы доставить нашим детям богатство. Но разве не отравляет детей такая жизнь? Разве самая суета, греховная погоня за наживой не отравляет злом, своего рода безбожием самый воздух, где вырастают наши дети. Мы собираем богатство для них, а в это время диавол крадет их души.

«Есть отцы, - пишет св. Златоуст, - которые не щадят ничего, чтобы доставить детям своим учителей в удовольствиях и потворствовать прихотям их как богатым наследникам; а чтобы дети были христианами, чтобы упражнялись в благочестии, до этого им мало нужды. Преступное ослепление! - Сей-то грубой невнимательности должно приписывать все беспорядки, от которых стонет общество. Положим, что вы приобрели для них большое имущество, но, если они не будут уметь благоразумно вести себя, оно сохранится у них недолго. Имущество будет расточено; оно погибнет с обладателями своими; оно будет самым печальным для них наследием».

«Ваши дети всегда будут довольно богаты, если получат от вас хорошее воспитание, способное упорядочить их нравы и хорошо устроить их поведение. Итак, старайтесь не о том, чтобы сделать их богатыми, но о том, чтобы сделать их благочестивыми владыками своих страстей, богатыми в добродетелях. Приучите их не вымышлять мнимых нужд, и блага мира сего ценить так, чего они стоят».

А родителей, которые заботятся о теле детей, об их богатстве, забывая дать им в наследство живую душу, святой отец называет детоубийцами