Великий день... День Ваий, кажется, был больше, чем думают о нем.

Постараемся воспроизвести ход дня.

Было утро после субботнего дня... До Иеросалима дошел слух, что в этот день Исус из Назарета войдет в город. Иеросалим был возбужден: шел Тот, Кто только что воскресил четверодневного мертвеца.

Да! Господь шел. Он вышел на Вифании и через Елеон направился к городу. Много учеников провожали Его.

Пройдя мимо пальм Вифании, путники подошли к «дому смокв» Вифании.

В это селение послал Господь двух учеников взять ослицу и осленка, которые «надобны Господу».

Апостолы привели ослицу и осленка, покрыли их своими одеждами (в знак царской почести — см. 4 кн. Царств,9,13), посадили Его на молодого осла, и шествие тронулось.

Ничего торжественного в нем пока не было... Апостолы, может быть, ждали чуда, но не подготовляли его, и одежды на осле если и были символом «царства»,то только случайно.

Позже они вспомнили пророчество Захарии: «...Ликуй от радости, дочь Сиона, торжествуй, дочь Иеросалима: вот, Царь твой грядет к тебе, правдивый и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и молодом осле, сыне подъяремной» (Зах.,9,9).

Шествие «Кроткого» скоро, однако, обратилось в торжество царской встречи: собравшийся и все прибывающий народ расстилал одежды свои по дороге, срывал ветви маслин, смоковниц, каштанов и пальм и бросал перед Ним.

...Осанна Сыну Давыда. Благословен Грядущий во имя Господне. Осанна в вышних — заговорили ученики Господа, — и эти слова подхватил народ. В это время солнце высоко уже поднялось над горизонтом, и, когда шествие достигло вершины Елеона, позолоченный солнцем город выступил перед процессией.

Солнце светило так, что трудно было смотреть на блеск мраморных вершин храма.

Красив был город с его «царской мантией башен» (как говорил Тацит), и ликование толпы усиливалось.

А Господь ехал и сеял милость и чудо (исцеление слепых).

Но вид Иеросалима не вызывал в Нем радости.

Когда Господь увидел город, Он заплакал. «О, если бы хотя в сей день, — воскликнул Господь в то время, когда удивлявшийся народ смотрел и не знал, что подумать или сказать,— о, если бы и ты хотя в сей день узнал, что служит  к миру твоему!» И затем плач прервал эти слова Его, и когда Он снова имел возможность говорить, то прибавил только:   «Но это сокрыто от глаз твоих, ибо придут  на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат  тебя, и побьют  детей твоих в тебе, и не оставят  в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения  твоего».   «Это  был  последний зов  от   славы Господней на Елеонской горе», перед тем как Шехина* исчезла из очей народа во веки.

Это было пророчество... И как страшно исполнилось оно через сорок лет.

За четыре года до великой войны на улицах Иеросалима появился один безумец, который кричал: «Голос с востока, голос с запада, голос против Иеросалима и святого дома, голос против женихов и невест,— против всего этого народа...

Горе! Горе Иеросалиму. Горе городу. Горе народу. Горе святому храму».

Этот «голос» был эхом Христовых слов — и через пять лет камня на камне не осталось от «города-чуда» и от золотого храма.

После страшных месяцев бойни, голода, при котором матери ели своих детей, как кажется, не осталось и семени от населения огромного города безумствующих.

Вот шествие Господа встретило встречное движение из Иеросалима.

Крики и приветствия росли, как морской прилив. Даже дети кричали: «Осанна Сыну Давыда!» Книжники и фарисеи злобно обратили внимание Господа на детей: «Слышишь, что они говорят?» — «Да разве вы никогда не читали «из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу?» (псалом 8,3).

Фарисеи указывали и на «безумствующую», по их мнению, чернь, говоря: «Запрети им». И Он ответил: «Если они будут молчать, камни возопиют».

Это было продолжением пророчества о тех днях, когда, по словам Флавия и по пророчеству Аввакума, «сами стены вопили от муки и перекладины из дерева отвечали им».

С приближением к городу волнение росло. «Кто это?» — спрашивали пришельцы из далеких стран — греки.

«Исус — пророк из Галилеи».

А Исус, сойдя с осла у горы Мория, Сузскими воротами прошел в город и храм.

Храм был в том же беспорядке, как три года назад, когда Христос изгнал из него торгующих.

На мозаиках двора менялы устроились со своими столиками для выгодного размена денег на «священный сикль» (шекель гак-кодешь — пол-сикля священного — Исх.,30,13).

Тут же были продавцы волов, овец. Звенели деньги, велся торг...

И Господь выгнал продающих и покупающих, говоря: «Написано: дом Мой — дом молитвы, а вы сделали его вертепом разбойников» (Иср.,7,11).

Это — снова пророчество: если сейчас храм был только домом воров, то было близко время, когда емкарии сделали храм притоном убийства.

Был вечер, и Господь, окруженный тысячами народа, был в храме. Первосвященники, фарисеи, книжники были в смятении: «Весь мир идет за ним».

И вот эллины из прозелитов (иудейской веры) подошли к Филиппу, говоря: «Господин! Нам хочется видеть Исуса».

Андрей и Филипп пошли к Господу с этим ходатайством.

Послы Авгаря едесского подошли с письмом своего царя, предлагая Господу «покой» в пределах царства Авгаря...

И Исус дал знать миру, что час Его наступил.

Он говорил о смерти Своей,** но слушатели не поняли Его: слепые, они не могли видеть света.

Описание великого дня Ваий отняло у нас много места. И кратким, по необходимости, должно быть заключение.

Что особенно поражает нас в образе Господа в день Ваий?

Тихая кротость... Он идет на смерть, но эта близость конца кладет на Него только печать глубокой жалости к неразумному народу — жалости к слепым вождям его.

На следующие дни Его речи (против книжников) становятся огненными и палящими ради той же великой жалости, но теперь Он — только кротость.

Вот идет Царь Кроткий, говорят и пророк, и Евангелие.

«Я кроток и смирен сердцем, — говорит о Себе Господь. И кроткий образ Свой оставил миру в Своем нерукотворенном лике, посланном «сегодня» Авгарю.

И на детях - людях будущего - кроткое благословение Его.

Так не ясно ли, чем душа должна почтить Господа в день Ваий?

Да родит Господь в нас кротость: великое желание не думать о себе, прощать людям их злое и к себе, и в отношении к жизни вообще, желание любовью тихой обновить мир, ближних для воскресения, смиренно и кротко принося (по примеру Господа) даже жизнь свою в смиренную жертву для духовного роста Церкви.

Кроткие наследуют землю.

Кротким дается победа, дастся «земля Господня» и «там», и здесь, в юдоли страдания. Примем же, как крест голгофский, святую кротость, чтобы воскреснуть силою Воскресшего.

1916 г.

*        В иудаизме одно из имен Бога, выражающее идею его присутствии в мире.

**    Исус же сказал им в ответ:  пришел час прославиться  Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой. Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел. Отче! прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю. Народ, стоявший и слышавший то, говорил: это гром; а другие говорили: Ангел говорил Ему. Исус на это сказал: не для Меня был глас сей, но для народа. Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон (Ин., 12, 23-31).