Младшим современником и последователем А. М. Ааронова был инок Онуфрий, уроженец г. Холмогоры Архангельской губ., долгое время проведший в заключении в Петропавловской кре­пости (умер после 1840 г.). Вот что выяснил о нем Семен Гаври­лов: «Еще присовокупляю, что браки сводил, по Ааронове, брач-наго согласия законодатель в городе Архангельском инок Онуф­рий. Он — уроженец города Колмогор Архангельской губерни. А ведомо, что он был городничина сын из дворянскаго звания»21. Версию благородного происхождения инока Онуфрия подтвер­ждает и аароновское сочинение 1879 г.22

Особенности учения аароновцев: отрицание допустимости записи «в раскол» (законодательство, существовавшее в России с 1716 по 1782 г., предусматривало обязанность старообрядцев при каждой ревизии населения записываться в особые ведомос­ти и платить удвоенную, по сравнению с обычной нормой, по­душную подать) и признание возможности для старообрядцев заключать бессвященнословный брак. Подобно филипповцам, аароновцы были противниками принятого в поморском согла­сии с 1739 г. моления за правящего императора и исполнения старообрядцами рекрутской повинности. Все эти темы отрази­лись в наиболее раннем из дошедших до нас сочинений ааронов­цев — Архангелогородских ответах23, написанных в 60-х гг. XVIII в. вероятнее всего А. М. Аароновым (Жуковым)24. Преж­де чем рассматривать это сочинение, остановимся на проблеме так называемой раскольнической записи.

Политика властей по отношению к старообрядчеству до начала 60-х гг. XVIII в. определялась в основном духом и бук­вой законодательства Петра I (исключая, конечно, допетровс­кое время). Условия легализации старообрядчества, предло­женные правительством Петра I, были крайне тяжелы. Сам за­конодатель не скрывал намерения через последовательное проведение этой политики сначала остановить распростране­ние старообрядчества, а затем и вовсе покончить с ним. Глав­ная мера, предусмотренная для этого, - запрещение пропове­ди «старой» веры («расколоучительства») в любой форме, даже в кругу своей семьи; дети старообрядцев должны были воспи­тываться в духе официального православия, начиная с семилет­него возраста, их надлежало приводить в новообрядческую цер­ковь для причащения. Старообрядческий брак считался про­тивозаконным и жестоко преследовался25

Не удивительно, что основная масса старообрядцев не при­няла условий легализации, предложенных Петром I. Запись «в раскол» правительству приходилось в основном осуществ­лять путем применения насилия. Вместе с тем, официальное признание старообрядчества, даже сделанное с огромным ко­личеством оговорок, подчеркивающих социальную дискрими­нацию ревнителей «старой» веры, несомненно, означало зна­чительное смягчение правительственной политики в отноше­нии староверов сравнительно с допетровским временем. Легализация сулила старообрядцам немало выгод, и посте­пенно умеренные, склонные к компромиссу с властями круги староверия стали проявлять определенный интерес к записи «в раскол». Впрочем, до 60-х гг. XVIII в. этот интерес не был ярко выраженным и споров на тему, допустима или нет запись «в раскол», в старообрядческой литературе практически не велось. Основная масса староверов предпочитала всеми возмож­ными способами избегать регистрации. К тем же, кто вынуж­ден был стать «записным» старообрядцем, остальные испыты­вали скорее чувство сострадания, чем осуждения26.

60-е гг. XVIII в. - время ослабления государственного нажима на староверие, либерализации антистарообрядческого за­конодательства. Правительство Екатерины II заметно смягчило условия легализации старообрядцев и облегчило запись «в рас­кол». Были предприняты меры для уменьшения социальной дискриминации староверов: прекращены следственные и судеб­ные дела над ними, упразднена Раскольничья контора Сената, принято определение, запрещающее священникам официаль­ной церкви входить в дома старообрядцев без приглашения и т. д. Либерализация правительственной политики укрепила позиции умеренных сил в старообрядчестве, создала условия для дей­ствительно массовой легализации староверов.

Правительство Екатерины II предприняло также опреде­ленные шаги для возвращения в Россию старообрядцев, бе­жавших от преследований за рубеж. Был принят указ, разре­шавший староверам, которые пожелали вернуться из-за гра­ницы, записываться в государственные крестьяне или мещане, при этом им предоставлялась отсрочка платежа двойного ок­лада в течение шести лет27. Данным указом могли воспользо­ваться и старообрядцы, находившиеся на нелегальном поло­жении в России, для чего нужно было тайно проникнуть за рубеж, а затем вернуться.

В условиях либерализации государственной политики и устранения многих препятствий для записи «в раскол» среди староверов возникла острая дискуссия о допустимости такой записи, совпавшая по времени с проведением III ревизии по­датного населения (с 1764 г.). Спорившие разделились на три группы. «Записные» оправдывали запись «в раскол», а зна­чит, и легализацию староверов на условиях правительства и осуждали различные формы тайного исповедания веры. Часть живших в миру старообрядцев скрывали свое вероисповеда­ние путем регулярного подношения взяток священникам офи­циальной церкви, за что последние показывали их в испове­дальных ведомостях православными. Эти староверы называ­лись в полемической литературе укрывающимися за попами. Они осуждали запись «в раскол». Вступившие в дискуссию ста­рообрядцы-нелегалы - странники высказались как против за­писи «в раскол», так и против «поповского укрывательства», выступили с проповедью обязательного побега из «антихристо­ва мира» для людей, желавших сохранить в чистоте «истинную древлеправославную веру». При этом странники с успехом ис­пользовали аргументы своих идейных противников: «укрыва­ющихся за попами» - для обличения «записных», а «запис­ных» - для критики «поповского укрывательства».

Особенно интенсивной дискуссия о допустимости записи «в раскол» была в филипповском согласии. В проповеди филипповцев с самого начала значительное место занимали идеи неприятия «антихристова мира», бегства из него, прославле­ние пустынножительства. Не удивительно, что активизация в 1760-х гг. умеренных, «мирских» сил в филипповском согла­сии натолкнулась на сильное противодействие значительной его части, что привело к выделению из него новых самостоятель­ных течений - аароновского и страннического.

Ситуацию, сложившуюся в это время, ярко характеризует уже упоминавшееся во второй главе нашей работы Соборное постановление филипповцев от 6 февраля 1765 г. Его текст, хорошо знакомый старообрядческим полемистам XVIII в., до­шел до нас не полностью (отсутствуют две первые из шести статей постановления, определяющие отношение филиппов­цев к поморцам и федосеевцам) в единственном списке XIX в.28

Три статьи постановления посвящены записи «в раскол» и «укрывательству за попами». Запись «в раскол» оценивалась собором по-разному, в зависимости от ее формы: «записные», подписавшиеся под правительственным указом, который запре­щал староверам держать у себя дониконовские и старообрядчес­кие книги, а также укрывать беглых, должны были каяться и нести епитимью; те, кто не давал такой подписки, «но токмо в расколе записалися», подлежали меньшему наказанию по ус­мотрению наставников; что же касается тех, «которыя... писалися платить расколнической двойной оклад, а не в раскол и не расколниками» и не подписывались под указом, то о них реше­но так: «Оставихом до времене». «Укрывательство за попа­ми», а также связанные с ним случаи пожертвования денег «никонианской» церкви в Соборном постановлении осуждено и признано заслуживающим покаяния и церковного наказания.

Таким образом, для филипповских наставников, подпи­савших Соборное постановление, важно было избежать сомни­тельных формулировок при записи «в раскол». Свободная от них запись не относилась к числу проступков, требующих ис­правления епитимьей. Решение собора оставлять «до време­не» оценку подобных случаев отражает, на наш взгляд, пере­ломный момент в отношении к записи «в раскол», ситуацию определенного равновесия сил ее сторонников и противников29.

Через некоторое время самоопределившиеся аароновцы и странники осудят уже не «сомнительные» формулировки, но собственно запись «в раскол», в чем и будет заключаться одно из самых существенных отличий их идейной платформы от решений собора 1765 г. Вместе с тем сами филипповцы вско­ре сочтут эти решения излишне радикальными и постарают­ся предать их забвению.

Пятая статья Соборного постановления определяла, что «ду­ховными настоятелями» могут быть только те, кто не записан «в раскол» и не «укрывается за попами», т. е., очевидно, неле­галы. Любопытна последняя, шестая статья. Она запрещает ярославскому старцу Ивану «править духовностию». В числе причин запрета такая: «За безсоветное его разделение от запи­санных». Перед нами свидетельство начинавшихся разногла­сий по вопросу об отношении к «записным».

18 Об аароновцах см.: Гурьянова Н.С. Крестьянский антимонар­хический протест в старообрядческой эсхатологической литературе пери­ода позднего феодализма. Новосибирск, 1988. С. 101-103; Куандыков Л. К.Филипповские полемические сочинения XIX в. о скитской жизни // Древ­нерусская рукописная книга и ее бытование в Сибири. Новосибирск, 1982. С. 118-124; Мальцев А. И. Староверы-странники... С. 42-44, 243.

19 Семен Гаврилов. «История о потомстве нарицающихся христианех аароновскаго согласия, находящихся по реке Северной Двине и в протчих разных местах». —БАН, собр. Дружинина, №860,л. 1-1 об. Приложение, № 167.

20 Павел Любопытный. «Хронологическое ядро староверческой церкви, объясняющее все отличныя их деяния с 1650 и по 1814 год». — РГБ, собр. Барсова, № 435, л. 327 об.

21 Семен Гаврилов. «История о потомстве нарицающихся христианех аароновскаго согласия...», л. 1 об.