Основное условие образования семьи предусматривает наличие двух брачных партнеров. Однако складывавшийся в дальневосточном регионе во второй половине XIX—начале XX вв. половозрастной состав населения и демографическая ситуация создавали здесь дефицит женщин. Проблема дефицита невест возникла со времени воссоединения Приамурья с Россией. В начале 60-х годов XIX в. этот вопрос обсуждался даже губернатором Приморской области, генерал-губернатором Восточной Сибири и другими высокопоставленными лицами.
Дефицит женщин был характерен для всех групп крестьянского населения и в Приморской, и в Амурской областях независимо от времени их прибытия в дальневосточный регион, хотя мог превалировать в том или ином районе. Он был обусловлен целым рядом причин. В определенной степени первоначально это были ошибки правительства, стремившегося отправить на восток страны семьи, где преобладали мужчины-работники. Да и большинство семей решалось на переселение обычно в тех случаях, если в них преобладали мужчины. Сыновья не только обеспечивали хозяйство рабочей силой, но и были теснее привязаны к нему, чем дочери, которые, вступив в брак, оставляли семью. К тому же специфические природные условия Дальневосточного края (необходимость раскорчевки тайги, распашка целинных земель и др.) требовали привлечения значительного количества мужчин. Правительство считало, что в целях более интенсивного развития хлебопашества на Дальнем Востоке следует переселять семьи с преобладающим взрослым мужским населением. Эти факторы определили перевес мужчин в численности сельского населения края. Бесспорно, в условиях освоения нетронутой дикой дальневосточной природы постоянно требовалось применение тяжелого физического мужского труда. Однако традиционное разделение крестьянских работ не могло обойтись и без женских рук, без жены крестьянин не мог завести самостоятельное хозяйство.
Не улучшилась ситуация с женщинами и в последующие годы. В отчете военного губернатора Приморской области за 1882-1883 гг. отмечалось, что женского населения в области почти в пять раз меньше мужского (1).
Дефицит женщин на Дальнем Востоке определял и демографическое поведение мужчин: они брали в жены не только девушек в возрасте 15-16 лет и старше, но и всех вдов с детьми, даже пожилых. Хроническая нехватка невест приводила к тому, что крестьяне стремились женить своих сыновей и выдать замуж дочерей как можно раньше. В противном случае шансы на создание собственной семьи и хозяйства падали.
Таким образом, неординарная ситуация с невестами в новых районах освоения на востоке страны оказывала существенное влияние на условия образования крестьянских семей и создания здесь своего демографического потенциала.
Менталитет дальневосточного крестьянина в вопросах брака практически не отличался от менталитета российского сельского жителя. Он складывался веками и проявился на Дальнем Востоке вместе с другими традициями крестьянской жизни, связанными с хозяйственно-бытовым укладом, материальной и духовной культурой. Известна тесная связь между социально-экономическими особенностями тех иных регионов и характером установок на брак, семью, брачное поведение. Традиционные нормы такого поведения были всегда согласованы с условиями крестьянской жизни и составляли неотъемлемую часть ценностных ориентации, регламентировавшей все стороны поведения российского крестьянина и значительной части других сословий (5).
Брачное поведение восточнославянского крестьянина XIX - начала XX вв. непосредственно определялось его взглядами на брак и семью (6). Взгляды эти отражали не только этические нормы и нормы обычного права, но и ряд социально-экономических факторов, среди которых важнейшими были невозможность существования крестьянского хозяйства вне семьи, необеспеченность общиной и государством старости родителей, религиозный характер норм крестьянского поведения и др.
Если суммировать взгляды восточнославянских, в том числе и дальневосточных крестьян, относящиеся к брачному поведению, то в самом общем виде можно отметить следующее: брак и дети в браке - святое дело; православный человек должен иметь и семью, и детей. Холостое состояние - безнравственно. Расторжение брака невозможно, но в случае смерти мужа или жены, если трудно вести хозяйство, второй брак желателен и полезен. К третьему браку относились с предубеждением. В совокупности эти взгляды образовали социально-психологическую модель брачного поведения крестьянства, которое имело такие основные составляющие, как брак, развод, вдовство, повторные браки, рождаемость и др.
Брак, по понятию крестьянина, - главное условие порядочности человека, его материального благосостояния и общественного признания. В России неженатый крестьянин, как правило, не мог получить земельный надел. Молодая крестьянка по сложившимся традициям и своему мироощущению также не представляла себя вне своей собственной семьи и девичеству всегда предпочитала замужество. Не менее важно было и то, что крестьянское хозяйство могло нормально функционировать только при наличии в нем женских и мужских рук, так как оно основывалось на половозрастном разделении труда.
Отрицательное отношение крестьян к холостой жизни обусловило и высокую брачность в российской, в том числе и дальневосточной деревне, хотя в последней она была затруднена из-за дефицита женщин. Традиционно в XIX в. в брак вступали в довольно раннем возрасте: девушка с 15—16 лет и парень с 18 лет. За стремлением женить парня, как только он достигнет совершеннолетия, скрывалось желание его родителей иметь в семье дополнительные рабочие руки невестки. Поэтому парня старались женить как только он достигнет совершеннолетия. Соотношение возрастов юноши и девушки было различным. Преобладали браки ровесников или такие, где жених был старше невесты обычно на 1—3 года, но иногда и на 6—8 лет (7).
Но встречались и браки, в которых женщины были старше своих мужей. Это чаще всего объяснялось тем, что семья девушки удерживала ее. Лишние рабочие руки всегда ценились, а работы в крестьянском хозяйстве всегда было много. Однако иногда экономические соображения перекрывались другими — боязнью, что невеста в "девках засидится", а пуще всего боялись, что "девка до брака согрешит". Это не только обесчестит семью, но и создаст ситуацию невозможности ее выхода замуж в своей этнической и конфессиональной среде. В некоторых районах Приморья такая девушка могла создать семью только с китайцем. Но главное, ранние браки почти повсеместно по России были исстари приняты, являясь элементом обычного семейного права. Ранние браки характерны для сельскохозяйственных районов, поздние — промысловых.
Таким образом, брачное поведение восточнославянского крестьянства на Дальнем Востоке в общей направленности не отличалось от аналогичного поведения в Европейской России. Однако оно имело целый ряд особенностей, обусловленных спецификой социально-экономического и демографического развития дал невосточного региона и конфессионального состава населения.
Представители старообрядчества в своем брачном поведении в определенной степени отличались от остальной массы крестьянства, хотя основные направления общепринятых брачных норм выдерживались четко. В XVIII - первой половине XIX вв. вопрос о браках имел особую значимость в беспоповщине, в поморском согласии которой в первой половине XVIII в. вьделяются приверженцы брачников и безбрачников. Как в федосеевском, так и в поморском согласии все настойчивее проявлялись тенденции в защиту института брака. В этом, безусловно, сыграл свою роль тот фактор, что социальной базой старообрядчества было крестьянство, в менталитете которого семья всегда представляла большую ценность.
В поповщине все толки и согласия признавали брак. Венчали старообрядческие священники или беглые попы. Однако священников и беглых попов в условиях жесткого прессинга официальной церкви явно не хватало. Семейные пары жили невенчанными по нескольку лет. Особенно это характерно для осваиваемых восточных регионов России. И хотя правительство относилось в целом терпимо к старообрядческим бракам, они не считались законными, а "...происшедшие от таких союзов дети не признавались законнорожденными и не получали никаких прав по происхождению и имуществу" (8). И чтобы узаконить свой брак, старообрядцы-поповцы вынуждены были венчаться в официальной церкви и давать подписку о присоединении к ней, переходить в единоверие. Подписка, как правило, не выполнялась. Это приводило к преследованию со стороны светских и духовных властей. И только указ 1874 г. признал законность старообрядческих браков с условием их записи в особые метрические книги при волостных правлениях. Ведение метрических книг, в которые вписывались даты рождения, смерти и супружества "сектаторов" (надо полагать, старообрядцев, молокан и приверженцев других сект. — Ю.А.), возлагалось на полицию. Записанные "определенным порядком в эти книги... супружеские союзы приобретали таким образом перед законом значение действительного брака, а происходящие от оных дети получали права законнорожденных" (9). Однако записи в метрические книги не являлись введением для старообрядцев гражданского брака, они означали лишь "...основание и существо брачного союза между мужем и женой" (10). Не признавались законными и духовные обряды, сопутствующие заключению брачных союзов.
Следует отметить, что старообрядцы, особенно беспоповцы, не признавали метрические записи. И хотя браки в гражданском отношении считались действительными, юридическая проблема оставалась нерешенной вплоть до принятия закона о свободе вероисповедания 1906 г. И все же принятие указа 1874 г. было определенным прорывом в семейной политике государства по отношению к своим гражданам различной религиозной ориентации.
Основные направления брачного поведения старообрядцев были аналогичны брачным установкам остального крестьянства. Здесь так же, как и в целом в крестьянской среде, при заключении браков превалировали мотивы экономического характера: возможность получить рабочие руки, породниться с зажиточными соседями и этим упрочить свое положение и т.п., строго соблюдались брачные запреты на вступление в брак с кровными родственниками до определенного колена родства и с духовными родственниками, то есть с крестными и их детьми, и др. Но важнее для старообрядцев было найти себе семейную пару из своего толка и согласия. Поэтому в старообрядческой среде как v поповцев, так и беспоповцев особенно строго соблюдались подбор брачных пар и регламент заключения брака.
Все эти обстоятельства и обусловили для старообрядцев довольно сложную брачную ситуацию, при которой они в иных случаях женили своих сыновей в довольно раннем возрасте. В таких семьях жених был гораздо моложе своей невесты и нередко вступал в брак в юном возрасте. Не исключено, конечно, что это мог быть случай, когда девушку долго удерживали в рамках своей семьи, а семья жениха предпочитала взять уже опытную работницу. Отметим, что такое возрастное соотношение мы встречали в брачных союзах, возникших еще за пределами Дальнего Востока. Так, в семье крестьянина Саввы Мингилева, переселившегося в начале 1860 г. в Амурскую область из д. Екатерининской Абаканской волости Минусинского округа Енисейской губернии, у старшего сына Максима 19 лет жена Марья была в возрасте 24 лет; второй сын, восемнадцатилетний Николай, был женат на двадцатилетней Дарье. У тридцатилетнего Федора Логинова из той деревни жена Вера была в возрасте 37 лет (11). Переселенец старообрядец из той же Абаканской волости Деомидов, семнадцати с половиной лет, был женат на двадцатидвухлетней Анне, у них в 1860 г. уже был трехлетний сын Дмитрий. Другая уроженка этих мест — двадцатилетняя крестьянка Василиса Романова была замужем за пятнадцатилетним Александром.
Ранние браки юношей, у которых жена была в более старшем возрасте, встречались и у семейских-старообрядцев из Забайкалья, прибывших на Дальний Восток в конце XIX—начале ХХ в. В 1884 г. был причислен к обществу крестьян д.Ново-Андреевки Чемховской волости Амурской области, в составе отцовской семьи житель с.Надеинское Тарбогатайской волости Забайкальской области Петр Иванов Павлов, 18 лет, с двадцатилетней женой Прасковьей (14). В семье жителя с.Куналей Куналейской волости Забайкальской области, переселившегося в 1909 г. в Амурскую область, Кокорина Емельяна, числился сын в возрасте 16 лет, который уже имел семнадцатилетнюю жену (15), и др. Среди брачных союзов, возникших на Дальнем Востоке, практически не встречалось браков с младшим по возрасту мужем.
Специфическая демографическая ситуация в малозаселенном дальневосточном регионе, особенно в первые десятилетия его освоения, ставила старообрядцев в сложные условия при выборе брачного партнера из своей среды. Они вынуждены были вступать в брак с представителями аборигенных народов, но чаще — с приверженцами официального православия. Последнее обстоятельство вызывало особую тревогу у православного духовенства, так как обычно итогом заключения таких браков было "совращение" православных в раскол (16). Законным конфессионально-гетерогенный брак признавался только в том случае, если супруг-старообрядец давал подписку о переходе в официальное православие. На Дальнем Востоке браки старообрядцев с православными не были редкостью. В условиях постоянного дефицита невест некоторые старообрядцы принимали православие исключительно для получения разрешения на вступление в брак с девушкой из православных. Спустя некоторое время они непременно возвращались к своей вере, причем обычно вместе с женой. На рост доли конфессионально смешанных браков влияло также дисперсное расселение самих старообрядцев, их сложный конфессиональный состав. Сюда, в дальневосточный регион, стекались представители самых разных толков и согласий старообрядчества. Договориться между собой им нередко было сложнее, чем с представителями официального православия.
Нельзя исключать и хозяйственно-соседские связи старообрядцев и новоселов-православных. По свидетельству последних, старообрядцы помогали им обустраиваться на новом месте не только материально, но и добрым советом. Последнее было особенно важно для переселенцев-украинцев, совершенно не знавших местных условий и первоначально боявшихся тайги. Такие хозяйственные контакты также приводили к брачным. К примеру старообрядец Никита Васильевич Мартюшев, живший в таежной деревне Черепаховке Чугуевской волости Южно-Уссурийского края взял в жены жившую в соседней деревне украинку Пелагею Ивановну (фамилия неизвестна. — Ю.А.). Последняя прежде, чем выйти замуж за Никиту, приняла старообрядчество. Родственники Hикиты вспоминают, что Пелагея была известной песенницей на всех свадьбах (17). Возможно, в данном случае хозяйственн интересы переплелись с демографическими.
Случаи, когда хватка невест в старообрядческих селах вынуждала старообрядце искать их в православных деревнях, имели место. В частности 1897 г. старообрядец-беспоповец Никитин из с.Покровки Хабаровского округа Приморской области обратился к благочинному г.Хабаровска с просьбой обвенчать его сына с девушкой из числа православных. Предполагалось также, что после заключения брака его сын перейдет в православие. Однако Никитину с целью оградить сына от влияния родителей было поставлено условие: после венчания отделить новобрачного и предоставить ему возможность вести самостоятельное хозяйство. Никитин не согласился с таким предложением и подал прошение в более высокие инстанции — самому генерал-губернатору Приамурского края Н.И.Гродекову. Генерал-губернатор, хорошо зная сложную демографическую ситуацию в дальневосточном регионе и заботясь о быстрейшем освоении вверенного ему края крепкими крестьянскими семьями, счел возможным удовлетворить просьбу Никитина. Его решение было передано Приамурскому архиепископу Евсевию. Однако этот вопрос так и не был решен положительно. От Hикитина на потребовали вначале принять православие, а затем уже венчаться, но он отказался (18).
Нередки были случаи женитьбы мужчин - приверженцев официального православия на старообрядках, которых выдавали замуж лишь в случае принятия женихами старообрядчества. Так женился на старообрядке из таежной д.Каменки Чугуевской волости Южно-Уссурийского края Сотникой Устинье Исаков Журавский, житель соседней д.Уборка Чугуевской волости. Украинец Гульков Спиридон Филиппович, живший в д.Каменка Чугуевской волости в работниках у старообрядца Красилова Григория, в 1919 г. тоже взял в жены старообрядку Ефросинью Григорьевну Красилову. У ее отца было четыре дочери, сыновей не было. Гульков Спиридон не только принял старообрядчество, но и фамилию своего тестя Красилова (20).
Другой православный — из Ивановской области - Дмитрий Иванович Кутьин, русский, фельдшер по образованию, женился в 1928 г. на вдове-старообрядке, двадцативосьмилетней Сотниковой (Девичья фамилия - Казанцева) Анне Семеновне из той же д.Каменки Чугуевской волости. Он также принял не только старообрядческую веру, но и взял фамилию жены. Сотников Дмитрий в 1930-е годы эмигрировал в Китай и там вскоре погиб (21).
Таким образом, взаимные хозяйственные установки, сложная демографическая ситуация как у старообрядцев, так и у приверженцев официального православия были причинами конфессионально-смешанных браков в таежных регионах Дальнего Востока, населенных преимущественно старообрядцами-беспоповцами. К тому же в таких, как правило, малозаселенных районах на первых этапах освоения официальное православие имело слабое влияние. Православных приходов было мало, территория, которую обслуживал один священник, обширная, и вовремя выполнить все духовные требы практически было невозможно. Поэтому в отдаленных местах региона православные крестьяне для выполнения духовных треб пользовались услугами старообрядческих уставщиков-беспоповцев.
Старообрядчество: история. культура. современность - М.:2000
