Как отмечают А. В. Хвальковский и Е. М. Юхименко, в период киновиаршества Андрея Борисова (1780-1791) позиция выговцев по отношению к «новоженческим» бракам стала бо­лее лояльной. Дело в том, что его друзьями были известные защитники брака москвич Василий Емельянов и архангелого­родец Андрей Иванович Крылов. Кроме того, ситуация ослож­нялась экономической зависимостью выговцев от московской поморской общины и ее руководителя Василия Емельянова. С этим двойственным положением, по-видимому, были связа­ны колебания выговских отцов в вопросе о браке140.

Что касается Василия Емельянова, то в истории старообряд­чества он известен как крупнейший реформатор, впервые обо­сновавший возможность бессвященнословных браков, т. е. зак­ лючаемых мирянином без участия священника. Василий Еме­льянов учил, что сила и законность брака в согласии жениха и невесты, объявленном при свидетелях. Венчание священ­ником — не более чем «благолепное украшение, случайно ус­троенное». Совершителем таинства брака является Бог, а свя­щенник — только свидетель. Василий Емельянов разработал особый чин благословения на брак с чтением канона Всемило­стивому Спасу и Богородице. Новации Василия Емельянова вызвали осуждение со стороны московских федосеевцев и филипповцев. Хорошо знакомый с ситуацией в Москве знаме­нитый страннический наставник инок Евфимий писал в 1784 г.: «Еще согласие именуется новоженское, состоится в Москве и по прочим странам. Коему согласию наставник и учитель московской Василей Емельянов. Сей Василей к совокуплению брачному жениху и невесте сошедшимся повелевает начало положить и тако ложем совокуплятися, а неприемлющих сего закона еретиками оглаголует»141.

До нас дошло Письмо Василия Емельянова из Воронежа московскому поморцу Федору Аникину (Зенкову), где дается оценка книги о браке, написанной Иваном Алексеевым (Стародубским); вероятно, речь идет о книге «О тайне брака». Павел Любопытный, включивший это Письмо в один из своих сбор­ников142, датирует его 20 января 1774 г. Вместе с тем в нем отмечено, что Иван Алексеев уже умер143, а тот же Павел Любопытный указывал 1776 г. как год его смерти. Следова­тельно, либо дата Письма, приведенная старообрядческим библиографом, неверна, либо Иван Алексеев скончался до 1774 г. Василий Емельянов отмечает, что читал книгу Ивана Алексеева «не единократно, но во оной книге мало что обре­тается правильнаго свидетельства, ибо больше что от своего разума приводы». По словам московского наставника, он не раз встречался и беседовал с Иваном Алексеевым, но его не устроила проповедь возможности «брачиться» в «никонианс­кой» церкви. Обращаясь к Федору Аникину, который, по-ви­димому, хотел воспользоваться этой возможностью, Василий Емельянов пишет: «Но несть всем благоволения Божия, чтобы у внешних брачитися или от них поимати за ся... Сего ради я тебе советую как пред Богом, так и пред человеки смиритися, а не во оправдание вступати». Письмо подписано именем Фе-дула Дмитриева, ниже рукою Павла Любопытного сделана при­писка: «По крещении сие»144. Вероятно, так звался московс­кий наставник в старообрядческом крещении.

В другом сочинении — Письме Ивану Петрову (Дунилов- скому?) от 29 августа 1788 г. — Василий Емельянов коснулся двух проблем — «царского богомолия» и браков. Относител но первого предмета он выразил мнение, что лучше всего упот­ реблять формулировку «державной царице нашей», без «при­лагательных имен»145. Такую же позицию в то время занима­ли выговцы.

Коснувшись проблемы брака, Василий Емельянов учел целый ряд возможных вариантов ее решения: «О браках мое мнение в сем находится. Аще которой юноша или девица не­порочно девство соблюдают — тем елико можно в сей святой добродетели жизнь свою провождать утверждаю. Аще ли кто погрешит и имеет надежду на Всемогущаго Бога и на свое усердие, чтобы напредки такова действия опасатся, — и тем не советую в брак вступать, но советую за толикии грех плакати-ся до кончины жизни своея. Аще кто сего совета не вмещает, тех в судбах Божиих оставляю. Аще кто потребует совета — сына женить или дочь отдать — в сей совет не вхожю, но и отрицаю: „Аще сын твои пойдет венчатся в церковь, тамо смерть ево постигнет, мы таковаго поминать не будем". Аще таковыи приидет со смирением и слезами и действие церковное при­знает за грех — и таковаго приимаем со условием, чтобы ему 40 дней тысящное правило понести с постом и християньс-кую должность отправлять и хранить. А которые кроме цер­кви свое намерение по родителскому благословению и прот-чих сродников засвидетельствовании совершили — и те начал кладут да прощаются со смирением, что дерзнули кроме свя­щенных молитв в брак вступить и не могли юность свою пре­одолеть своим нерадением и леностию»146. Таким образом, наилучшей формой заключения брака Василий Емельянов считал бессвященнословную. Но вместе с тем он почитал «дев­ство», а бессвященнословный брак считал грехом, хотя и не­большим. Преемники Василия Емельянова пойдут гораздо дальше него, провозгласив, что никакого греха в таких бра­ках нет и не может быть.

 

В связи с тем, что в московской Покровской молельне ста­ли заключать браки по уставу Василия Емельянова, выговс-кие наставники, которых с 1791 г. возглавлял киновиарх Архип Дементьев, противник «новоженческих» браков, по­требовали приезда Василия Емельянова на Выг. 25 февраля 1792 г. в Лексинском общежительстве состоялся собор, осу­дивший учение и действия московского наставника. В пре­амбуле Соборного постановления отмечено, что «по многом уве­щании» собравшихся Василий Емельянов «уступи своих сте-пении разъсуждения, повинуся выголексиньским общежителям единогласен быти в древлепреданном святоотеческом предании, и начало сотвори... в его прешедших учениях и действиях, не согласных Священному Писанию, также и впредь пред всем обществом обещался сего отнюд никак не творить, ни чему не учить». Смысл следующих за этим шести статей, подписанных Василием Емельяновым, был в отрицании законности «ново-женческих» браков и отказе их совершать или благословлять. Но обратим внимание, что постановление не требовало обяза­тельного развода уже вступивших в брак «новоженов»: «4. Внове брачившихся въскоре не принимать в общение, но тогда, егда свое жительство удостоят к соблюдению чистоте и обет учинят прежнее исправить»147. Вместе с тем наставников, упорно за­щищающих «новоженческие» браки («бракоутвердителей»), предполагалось отлучать от церкви (ст. 5)148.

Соборное постановление вызвало протест со стороны некото­рых поморских наставников — сторонников допустимости бра­ка. Влиятельный руководитель архангельской общины помор­цев А. И. Крылов 1 октября 1792 г. направил запрос о решени­ях собора Тимофею Андрееву с просьбой разъяснить позицию выговцев, выраженную, по его словам, в соборном постановле­нии слишком «темно»149. В ответном письме от 11 января 1793 г. Тимофей Андреев кратко пересказал соборное постановление, пояснив, что в его содержании «ничего, под мраком скрывающагося, не зрится». Отговорившись недостатком времени, лек-синский настоятель пообещал позже дать более подробный от­вет. Кстати, из Письма Тимофея Андреева ясно, что А. И. Кры­лов направлял ему запрос о соборе 1792 г. дважды150.

 

Реакция со стороны московских поморцев была выражена жестче. Один из влиятельных членов московской поморской общины Иван Филиппов 4 марта 1794 г. обратился с послани­ем к выговскому киновиарху Архипу Дементьеву, где прямо заявил: «У нас в Москве, как старшия, так и прочия благора-зумныя сему вашему определению последовать не соглашают­ся, потому что оное не засвидетельствовано Святым Писани­ем, ниже соборными святых отец правилами, ни же церков­ными истории, но токмо одними прежними настоятелями». Справедливые претензии московского поморца вызвала расплыв­чатая формулировка четвертой статьи: «...Ежели их („новоже­нов". — А. М.) есть законной брак, то они за чадородие свое не должны никогда отлучаемы быть от церкви. Когда ж они без­законны, то никогда в церьковь допущатся не должны». Под­водя итоги, Иван Филиппов дал очень резкие негативные оцен­ки как самому соборному постановлению, так и выговским наставникам: «На что такое нечестивое учение яко законное разсылать и везде его таскать, соблажняя тем всю церковь правоверных? <...> Или вы за таковой гнусный соблазн не думаете отдать Богу ответ? Дадите, дадите непременно!»101 Отметим, что Иван Филиппов и ранее активно защищал бра­ки. До нас, в частности, дошло его Письмо московским федо­сеевцам Якову Тимофееву и Егору Матвееву от 4 октября 1791 г. в защиту как «староженческих», так и «новоженчес-ких» браков152.

 

В связи с настроениями московских поморцев, не признав­ших решений Выговского собора 1792 г., Василий Емельянов решил вернуться к своей прежней позиции одобрения «ново женческих» браков. До нас дошло Письмо одного из участни­ ков этого собора — петербургского купца и благотворителя И. Ф. Долгого от 28 апреля 1794 г., адресованное Василию Еме­льянову. Его содержание свидетельствует о напряженных отно­шениях московской поморской общины, с одной стороны, пе­тербуржцев и выговцев — с другой153. И. Ф. Долгой разъяснял московскому наставнику: «За прием двух новоженов Вас не от­лучили бы от церькви, поелику везде их принимают, а только присодинить их церькви с постом и прощением хорошим, а не с таким намерением, как вы мудрствуете и завели новое свое со­гласие, кое распространилось, слышно, уже и по всей России». Петербургский выговец дал высокую оценку решениям собора 1792 г. По его мнению, они открывали реальные возможности преодоления раскола не только в поморском согласии, но и сре­ди беспоповцев вообще. И. Ф. Долгой писал: «От таковаго не-правильнаго мудрования (оправдания адресатом „новоженчес-ких" браков. —A.M.) все христианския страны уклоняются и веема его зазирают. <...> А как узнали христианския страны о бывшем в Выгореции соборе и твоей подписке, то соделались все староверческия сословия гораздо мягче и благосклоннее к нашей церькви. А потому и писали уже многия от разных стран в Выгорецию — дабы прислали в Петрополь Тимофея Андрееви­ча для церьковнаго мира». В заключение письма И. Ф. Долгой призывал Василия Емельянова отказаться от своего учения и паствы и присоединиться «к правому мудрованию и церькви». Несмотря на очень натянутые отношения московской общины и Выга, И. Ф. Долгой просил Василия Емельянова продолжать ока­зывать выговцам финансовую помощь, которая, как видно из Письма, была к тому времени приостановлена154. Нельзя не отметить справедливости суждения И. Ф. Долго­го о перспективах сближения поморцев с другими беспоповс­кими согласиями и прежде всего федосеевским, открывавших­ ся в свете решений Выговского собора 1792 г. Ведь главные претензии федосеевцев к поморцам сводились к двум пунктам: оправданию ими «царского богомолия» и допущению к цер­ковному общению «новоженов». Как уже отмечалось, примерно с 1788 г. выговцы отказались от употребления при богомолий «прилагательных имен». Осуждение в 1792 г. «новоженства» при участии его основного защитника Василия Емельянова, дей­ствительно, открывало реальные перспективы сближения фе­досеевцев и поморцев. Но подпись Василия Емельянова под соборным постановлением вовсе не означала, что вся московс­кая поморская община покорно согласится с этим.

 

Ответ Василия Емельянова на Письмо И. Ф. Долгого, на писанный 12 мая 1794 г., свидетельствует о том, что москов­ский наставник готов был пойти на полный разрыв отноше­ний с выговцами. Он пишет: «А что касается нынешних отец и Тимофея Андреева, которыя, в бытность мою у них, они меня к богомолию соборно все не допустили155, то и думать так боюсь Бога не только согласиться с их неправильным и противным Христовой церкви мудрованием. <...> Неужели лут-че согласиться мне с невежеством ваших отец и крайним безу­мием Тимофея Андреева, нежели с просвещенными и святыми отцами Шестаго вселенскаго собора, которыя всему миру гласят 72-м правилом, что еллинския и прочих вер браки есть по св. апостолу честны и законны!?»156 Василий Емельянов четко заяв­ляет свою позицию по поводу возможности бессвященнослов-ных браков: «Верьховный апостол Павел, св. Златоуст и прочия святыя отцы и церьковныя учители по своему образованию зна­ли, что законный брак состоит из своей единственно существен­ной принадлежности, которыя вечно и никогда отъемлемы быть не могут, как сущность сущаго. А поповское венчание, будучи предмет случайный и подверженный всякой перемене, то он принем быть и не может, поелику - предмет политической, состав­ляющий один блеск в наших глазах... браки законный в церьк-ви Христовой навсегда будут без обожаемаго вами поповскаго венчания». Выразив намерение до конца отстаивать свои взгля­ды, московский наставник заверил, что будет стараться и впредь оказывать материальную поддержку выговцам157.

 

Вскоре Василий Емельянов заявил, что на Выговском собо­ре 1792 г. на него было оказано сильное давление с целью до­ биться его подписи под Соборным постановлением. В Письме Андрею Ивановичу Крылову от 24 июля 1794 г. Василий Еме­льянов так излагает свою версию: «Третьего года, в бытность мою в Выгорецком монастыре, много было у нас там споров и состязаний с начальствующими онаго о брачившихся ныне христианах. Потом Иван Феоктистовичь Долгой стал шуметь и грозить мне, что мы всю вашу страну от церькви отлучим. После того поутих, смягчился и просил меня убедительно, и увещевали все бывшия на соборе, чтобы я с ними согласился и подписал их соборныя статьи. Ибо они все твердили настоя­тельно, что ради меня многия християнския страны от нашей церькви и Выгореции отстали и отлучились. И естьли я к стать­ям их подпишусь, то, взирая на сие, многия страны не токмо отступившия обратятся паки в недро нашей церькви, но даже и примирятся давно загрубелыя (намек на федосеевцев. — А. М.). Я, святя сей благотворный слов их мир, условно и подписался, что брачившихся вскорости принимать не буду. А при том я им тогда изъяснялся, что я, хотя и учинил сие по означенной при­чине, впрочем таковыя супружества я признаю за честныя и законныя, по имеющейся в них брачной сущности вечнаго обе­та их или существенных принадлежностей, а за блудников отнюд признать не могу и боюсь Бога. Они на то подали мне со­гласие. Напротив того общаго их гласа ныне они не токмо вновь поженившихся христиан признают за блудников, но и до по­знания веры брачившихся определяют так же»158. Затронутый здесь вопрос о «староженах» показывает, на­ сколько далеко от учения первых поморских отцов к этому времени отошли как выговцы, так и защитники «новожен-ческих» браков. На вопрос Василия Емельянова, дозволяют ли выговцы «староженам» «единодомовно жить», те ответи­ли утвердительно. «Я, — пишет далее Василий Емельянов, — им возразил: „Сие будет незаконно" (если считать их браки незаконными.—A.M.). Они на сие сказали, что это у нас делается и в обычай пришло при крайней нужде. Я им воз­разил паки: „Что ж вы за особы или святоши, что свою нуж­ду в закон ставите и обычаю своему трон утвердили?.."»109 В связи с этим вопросом отметим, что московский поморец Иван Филиппов в упоминавшемся выше Письме федосеев­цам Якову Тимофееву и Егору Матвееву от 4 октября 1791 г. убеждал их не относиться слишком строго к «староженам», которых следует признать полноправными христианами, а их браки — полностью законными. «А что прежний настоя­тели, — писал Иван Филиппов, — тогда с новопоженившимися и венчавшимися у никониян в церькви, с ними они не сооб­щались и на покаяние их не принимали — ив том они неве­дением и недосмотрением соборных правил погрешили»160. Еще раньше, 22 августа 1784 г. с обширным посланием в за­щиту законности «староженческих» браков обратился к фе­досеевцу Луке Гаврилову архангельский поморский настав­ник А. И. Крылов161. Спустя 25 лет им было написано еще одно сочинение на эту тему162.

 

На следующий день, после того как Василий Емельянов на­писал письмо А. И. Крылову, 25 июля 1794 г. он составил крат­ кое Исповедание, или «чистосердечное извещение», на случай смерти. Высоко оценивая «истинное девство», Василий Емелья­нов провозглашал совершенную законность бессвященнословных браков и отрекался от своей подписи под выговским собор­ ным постановлением 1792 г.163

 

Итак, вполне очевидно, что уже в 1794 г. московская По­ кровская община и Выговское общежительство находились накануне разрыва отношений. Но этого не произошло, так как вскоре позиция выговских наставников стала меняться. Немалую роль в этом, вероятно, играл тот непреложный факт, что выговцы экономически зависели от москвичей. Тимофей Андреев, ранее написавший несколько «бракоборных» сочи­нений, признал «новоженческий» брак допустимым и призы­вал собрать общий собор для установления способов его за­ключения. В 1795 г. Архип Дементьев, желая примирить всех поморцев, объявил, что не считает Василия Емельянова ере­тиком, а «новоженов» блудниками. После смерти Василия Емельянова 19 апреля 1797 г. в конце того же года на Выг отправился московский наставник Гавриил Илларионович Скачков с целью окончательного примирения. Московская община снабдила его специальным письмом, где просила вы-говцев «уведомить нас о ваших к нам благосклонности и мир­ном и единомысленном разумении»164.

Г. И. Скачков сумел добиться от выговцев положительно­ го решения вопроса о браке. 3 января 1798 г. он вернулся в Москву с мирным посланием, в котором выговские отцы изъя­вили свое согласие с московской общиной по данной пробле­ме. На вечную память об этом событии они прислали «на Еван­гелии медный крест со стихами и подписями» выговских на­ставников. 2 февраля того же года московские поморцы торжественно отметили умиротворение своей церкви165. Об этом Г. И. Скачков сообщил выговцам письмом от 8 февраля 1798 г.: «А втораго числа февраля в праздник Сретения Господня при шли мы в общественный молитвенный храм и там, по пропе- тии молебна и часов, объявили мы ваше братское послание нашему обществу, то же и о благословенном вами на Еванге­лии животворящем кресте. И по прочтении вашего миролюб-наго послания и сочиненных ко кресту стихов воспета гро­могласно была на правом крылосе стихера „Днесь благодать Святаго Духа нас собра", а на левом — ирмос „Бог Господь и явися нам составити праздник"; потом пет был молебен живот­ворящему кресту, во время чего многия от радости изливали слезы, и прочее. И замечательно из обстоятельств, что охла-девшия сердца любовию к вашему братству паки начали согре­ваться и ознаменовать Выгорецию любовию»166.

Вторым настоятелем Покровской часовни стал брат Васи­лия Емельянова Алексей. После него московской поморской общиной с 1807 г. руководил Г. И. Скачков, внесший боль­шой вклад в организацию внутренней жизни общины. Он сос­тавил «Канон, певаемый во время сочетания брака», «Епитимийник», «Устав, или правила для прихожан Монинской ча­совни». Благодаря усилиям Г. И. Скачкова было получено разрешение властей на ведение метрической книги для реги­страции браков.

Между тем формальное одобрение выговцами «новожен- ческих» браков с неизбежностью влекло за собой ослабление прежней строгости учения и нравов. Столкнувшись с пробле­мой «замирщения» части прихожан и их нежеланием пока­яться в своих прегрешениях, 1 августа 1809 г. Г. И. Скачков обратился к собранию общины с просьбой снять его с должно­сти. Это заставило других влиятельных поморских наставни­ков заняться наведением порядка в общине. 20 марта 1810 г. Андреян Сергеев (зять Г. И. Скачкова) на общем собрании зачи­тал решение: удовлетворить прошение Г. И. Скачкова об от­ставке невозможно, его требования справедливы и должны быть подтверждены соборным решением. «Мы ныне общим собра­нием, — отмечалось в документе, — способствуя успехам того Гавриила Иларионова попечений, творя труды его легчайши­ми, отвергая и исключая из общества нашего душевредности, к нашему же удобному исполнению законов и преданий до сообщения пищею с несогласными и неприличности платья относящихся, все, в законах сих содержащееся, верно сохра­нять и изображать на самом виде единомысленно и единооб­разно утверждаем и укрепляем следующими положениями: 1. Общения пищею с инославными и с несогласными нам ни­когда нигде не иметь. 2. Неприличнаго нам одеяния не но­сить. 3. Общия наши обязанности общими силами нам охра­нять и защищать»167.

Но, как показали дальнейшие события, конфликт не был исчерпан. Споры среди поморцев относительно допустимых границ общения с «никонианами» продолжились. В сочине­нии «Хронологическое ядро староверческой церкви» Павел Любопытный под 1810 г. сообщал: «В Москве поморской цер­кви наставник... Никифор Петров и прочия... стали... нечести­во поступать: 1) венчавшихся христиан у внешних начали приобщать их к церькви с одним началом, без обыкновенной четырздесятидневной епитимий; 2) упразднили церковную... власть, утверждая равенство всем; 3) христиан, долго мир-щившихся, прощают и в церковь приемлют с единым нача­лом, без должной епитимий; 4) с мирщившимися христианы позволяют с неоскверненными общаться; 5) за общение с мир­скими дозволяют прощаться только ради особенных причин, а после того паки свободно мирщится; 6) за мирщение откла­дывают прощатся до годовой исповеди; брачащимся верной части с неверной не поставляют за грех вкупе трапезовать и общаться с таковыми соборно в богослужении; ...8) уклоняю­щихся мирщенья разнообразно укоряют и поносят; 9) покрой иностраннаго платья дозволяют носить свободно при богослу­жении и всенародно»168. Хотя сообщение Павла Любопытного явно носит полемический характер, ясно, что сторонники Никифора Петрова отличались терпимым отношением к «внеш­нему» (для поморцев) миру, а также позволяли себе носить нетрадиционную одежду.

 Вскоре конфликт вышел за пределы Москвы. 17 марта 1813 г. саратовский поморец Захар Федоров в письме Г. И. Скачкову и Андреяну Сергееву сетовал на то, что они «и по сие время еще не прекратили раздоры и не смирились с Покровской молен­ной», находившейся, по-видимому, под контролем сторонников Никифора Петрова. Далее он отмечал: поморцы по всей России «не очень сохраняют руской обычай в одеждах и носят кому какое угодно и как что нравится не только в публике, но прихо­дят и в молитвенной дом одевших как кто хощет, и друг друга не зазирают. <...> И когда уже делиться с московскими (сторон­никами Никифора Петрова. — А. М.), то уже и со всеми не дол­жно иметь единства. А при том, где есть такое повеление, чтоб за разнообразный покрой платья иметь раздел и составлять осо­бую церковь». Захар Федоров призывал Г. И. Скачкова и Андреяна Сергеева смягчить свою позицию и пойти на уступки в дан­ном вопросе169. Можно сказать, что в некотором смысле этот призыв оказался услышанным. 14 августа 1813 г. Г. И. Скачков писал находившемуся в то время в Санкт-Петербурге Андреяну Сергееву: «Называют тебя злобным и непостоянным за то, что ты в Петербурге имееш нераздельность в молении, где ходят как мужи, так и жены развратнее здешних (московских. — А. М.). <...> И еще говорят, что ты называл петербурских за платье и общение (с „замирщенными". —А.М.) мерзостию запустения, а предводителей — человекоутодниками и потаковщиками. А ныне без всякаго принуждения и неволи с ними общаетеся»170.

В ноябре 1813 г. с предложением о примирении к Г. И. Скачкову обратился сам Никифор Петров. Он отметил: «Желание наше давно уже есть во учиненном с вами разделе­нии составить мир, да уже и начато оное было... но как оному согласию в то время последовало противное... и от потеряния любви произошло на нас укорение, якобы мы общение со вне­шними не почитаем грехом и новшение неприличнаго и не-употребительнаго христианам платья оправдываем. Но все сие неправда». А поэтому, считал Никифор Петров, никаких при­чин для церковного раздора нет и московским поморцам сле­ дует примириться друг с другом171.

Мы видим, таким образом, как постепенно естественные тре­бования жизни смягчали в поморском согласии прошлую стро­гость запрета на бессвященнословный брак, на супружескую жизнь «староженов» и «новоженов». Былой накал эсхатологи­ческих ожиданий, когда брак «в последние времена» считался невозможным, во второй половине XVIII — начале XIX в. из­рядно ослабел и начались успешные поиски догматических оп­равданий отхода от прежних суровых позиций. Вполне зако­номерно, что в процветавших общинах Москвы этот процесс шел интенсивнее, чем на Выге. Но в конце концов экономичес­кая зависимость от московских единоверцев и растущее ощуще­ние необходимости признавать нормальную семейную жизнь «в миру» заставили и выговских руководителей согласиться на принципиальные уступки в данном вопросе, важнейшем для функционирования как купеческой, так и крестьянской семьи. Идейный авторитет главного в согласии Выговского центра спасовал перед житейскими, экономическими факторами. Свою роль сыграли и отсутствие лидеров калибра братьев Денисовых, и усиление в самом Поморье меркантильных соображений. К тому же различные общины, их идеологи шли по этому пути с раз­ной скоростью, создавали разные, порою взаимоисключающие догматические обоснования, не скупились на резкие обличе­ния оппонентов. И все же тенденция к примирению внутри крупнейшего согласия беспоповщины в тот момент победила.