- С Праздником Вас, Павел Васильевич! Вы приехали в Самару не один…

- С праздником! Да, мы  приехали с Ульяновской Поморской общины по приглашению Самарской Поморской общины, на престольный праздник. Приехало нас много, 12 человек. Вы видели, мы принимали участие в молебне, завтра снова будем молиться с самарскими поморцами и гостями из других городов.

- Расскажите, пожалуйста, о своей общине. Она большая?

-  Может быть, не совсем большая. Но я считаю, что довольно хорошая община, много молодежи стало ходить, где-то 30-40 человек по заявлениям были включены в официальный список членов общины при регистрации. Еще больше людей приходит регулярно на воскресные богослужения, по праздникам, за совершением треб.

В том молельном доме, в котором она сейчас находится, община у нас существует с 40-х годов ХХ века. До этого молились по домам, причем не в одном доме, потому что следили, могли  наказать, Вы же знаете. Меняли места, молились у разных людей. А вот с 40-х годов одна женщина любезно предоставила нам свой дом для молений, а после смерти завещала его общине. И с этих пор мы  молимся там. Сначала община существовала неофициально,  а в 2000 году была зарегистрирована,  так что существуем мы  на законных основаниях.

- А старообрядцы других согласий в Ульяновске есть?

- Есть. Спасовцев очень много, есть федосеевцы.

- Общаетесь?

- Практически нет. На контакт они не очень-то идут. Спасовцы иногда приходят. После того, как мы дали объявление о том, что наша община зарегистрирована и пригласили христиан к нам на богослужения, звонки поступали и поступают, главным образом, от спасовцев. Мы их приглашаем на беседы, на службу.  Иногда они приходят.

- А внешние, не старообрядцы,  приходят?

- Да, очень много приходит, причем молодежи. Приходят из РПЦ (МП), особенно много молодых мужчин, парней. Мы их, конечно, пускаем, они приходят, слушают. Сейчас постоянно приходят к нам где-то 10 человек таких. Кстати говоря, они получают душевный покой, облегчение от нашей службы. Причем есть такие пара человек, которые служат у себя в церкви, в храме РПЦ (МП), но постоянно приходят к нам. Вот сейчас я с одним батюшкой общаюсь, из РПЦ, он очень интересуется нашей историей, традициями. Горит желанием попасть к нам на службу, послушать. Мы никого не отталкиваем. Если хотят ходить – пусть ходят.

- Просто ходят,  а так, чтобы…

- Вы имеете в виду, перекрещиваться? Точнее, креститься у нас? У меня есть два человека, которых я крестил в прошлом году. Бывшие прихожане РПЦ (МП). Молодые, где-то 30 лет, оба женаты. У нас есть женщины, которые ушли из РПЦ и крестились у нас, правда они сделали это уже давно, уже в зрелом возрасте. Они сейчас очень активные,  читают, службу ведут. Одна даже в монастырь уехала, в Казахстан, там есть наш старообрядческий монастырь, под Лениногорском. Очень твердая в вере женщина. В семье ее не поняли, не приняли ее веру. Но она была очень тверда. Она столько людей привела к нам в храм! Приходили семьями, крестились вместе с детьми.  Представляете, какая должна быть твердость, убежденность, чтобы показать никонианам суть нашей веры, убедить в ее истинности!  Муж, военный, ее порыв не понял, не принял, выбрасывал книги, иконы. И в один прекрасный день она оставила все, собралась и уехала.  Уже где-то 15 лет она там находится. Но и для семьи ее убежденность не прошла бесследно.  Сейчас у нас ведет службу ее родная сестра.

- А местная епархия РПЦ (МП)? Как складываются отношения с ней? Вам не мешают? И как относятся к староверам простые прихожане РПЦ (МП)?

- Нас, конечно, не понимают, что об этом говорить! Ведь никониане не знают истории всей. А насколько я себя помню, своих родителей, дедов, - мы, староверы,  эту историю по крупицам сохраняли. Сохраняли приверженность своей вере, сохраняли свои книги, иконы. Нельзя было собираться на утреннюю и вечернюю службу -  молились по ночам. Вот я помню, маленький был: закрывали шалями окна, духота была страшная, двери закрывали, чтобы пения не слышно было, и молились. Многие места, где надо петь, читали, так вот частично утратилось пение у нас. Раз не пели, два не пели, три не пели, а старые люди, которые владели этим пением, уходили, молодые оставались, но они уже не могли восполнить этот пробел. Сейчас вот у нас проблемы с этим. Мы стараемся сохранить то, что передано нам отцами, дедами. Восполнить то, что где-то утратили. Но никониане не понимают этого. Им странно это: они не понимают, зачем так держаться за старое, так стараться сохранить его.  Поэтому мешать они не мешают, но не понимают нас.

А простые прихожане их храмов… Многие просто не знают о нас. Иногда подростки пройдут мимо, в дверь стукнут, камень бросят. Но это они не со зла, это просто от незнания. Если бы они знали всю историю, если бы они знали, какие муки претерпели люди, которые хранили Старую Веру, какие были гонения, какие мучения, они бы этого не делали, Не знаю, когда эта правда дойдет.

- Как Вы думаете, что нужно делать, чтобы дошла?

- Во-первых, здесь нужно самим служителям церкви никонианской повернуться лицом к нам. Ведь это идет в первую очередь от них. Посмотрите, еще в 1971 году они на своем Соборе признали, что клятвы на старые обряды были наложены неправедно. Но прошло уже сколько лет? А отношение к нам остается прежним: настороженным, не всегда добрым. Они переиздают книги, в которых нас называют раскольниками, темной забитой массой, врагами православия, чуть ли не изуверами. Если бы они действительно повернулись лицом, если бы от них исходила позитивная, да просто правдивая информация! Но пока… До сих пор с их стороны нет  чистосердечного, христианского отношения к нам.

- А Вы думаете, они в состоянии повернуться?

- В принципе, умные люди, которые знают историю, все понимают. А те, кто не интересуется историей России, историей народа своего – те, конечно, не в состоянии. А ведь здесь ничего сложного: нужно просто непредвзято посмотреть на историю, поразмыслить. Ведь можно жить мирно, снять эту напряженность в отношениях. Но очень многие у них этого не хотят. .

- Я согласна, что РПЦ (МП) должна говорить о староверах правду – сможет ли, вот в чем вопрос. Ну а сами старообрядцы? Почему они так мало говорят о себе? Скажем, я со старообрядцами впервые познакомилась в Интернете. А здесь, в Самаре, я их найти не могла. Это уже потом  нашла  – и то,  благодаря старообрядцам Сибири и Москвы.  

- Да, эта проблема мне известна. Вы знаете, это ведь только в последние годы в Интернете появились старообрядческие сайты, можно что-то узнать, получить хотя бы общее представление о том, что такое староверие. А еще года три назад ульяновская молодежная газета захотела написать о старообрядцах Ульяновска – и не нашла их. Просто они заинтересовались этим, стали искать – и не нашли. Потом вышли на меня, брали у меня интервью. Так что я сам столкнулся с этим. Это, конечно, проблема. Отчасти мы сами в этом виноваты. Но тут нужно учитывать то, что века гонений, в том числе, и гонения при советской власти, - все это приучило старообрядцев быть настороже, опасаться незнакомых. Наверное, это не всегда способствует нашей открытости сейчас, хотя мы и не замыкаемся в себе. Еще опасаться заставляет недобросовестность  людская. Вот недавно в нашем молитвенном доме была кража. Вынесли ценные иконы, книги богослужебные. Нам даже богослужения совершать было не с чем – не было книг. Помогли соседи, особенно Самарская Поморская община, Павел Владимирович Половинкин очень нам помог, спаси Господи! Поэтому иногда, быть может, есть опасения: приходят люди от чистого сердца, или их интересуют наши книги, иконы.

- В храмах РПЦ (МП) сейчас много молодежи, хотя еще лет десять назад были преимущественно бабушки. А у старообрядцев? В храм Самарской Поморской общины ходят молодые, ходят дети. На клиросе поет девочка четырнадцати лет, совсем недавно благословили новую клирошанку - двенадцатилетнюю Сашеньку. Это общая тенденция или исключение?

Да, был период, когда в общинах наших были преимущественно старые люди. Тогда речь шла  просто о выживании,   чтобы не допустить распада общин, сохранить для веры детей и внуков наших христиан. Конечно, время было сложное, родители часто боялись за детей. Ребенок есть ребенок – где-то что-то сказал – вот уже и беда. И поэтому в некоторых семьях дети отвыкли от молитвы, отошли от веры. Я сейчас сталкиваюсь с такими семьями – нашими, старообрядческими. В них бабушка ходит в храм регулярно, а дочь, которой 50 лет, или 45   – уже не  ходит никуда. Они не ходят в никонианский храм – они знают, что туда им нельзя. Они не ходит к нам, говорят, что не готовы. Представляете? Они придут лет в 60-70, они все равно приходят к этой вере. И я понимаю, что каждый в свое время приходит. Но как было бы хорошо, чтобы они пришли сейчас, и своих детей привели! У нас ходят семьи с детьми, деткам лет 10-12. Это – да, это будут настоящие христиане.    Но теперь, когда к нам приходит все больше молодежи, я надеюсь, ситуация будет меняться к лучшему.

Ну а то, что в ваши церкви много народу приходит… Я не хочу очернить, обидеть, наверное, кто-то действительно, искренне ищет Бога, но ведь многие туда приходят просто, как в театр. И потом, к ним не предъявляют строгих требований, там все намного проще.

- Павел Васильевич, среди старообрядцев всегда было много успешных купцов, промышленников, предпринимателей. Но сейчас я почти не знаю примеров того, чтобы из среды старообрядцев выходили предприниматели. Неужели все это утрачено, уничтожено под корень?

- Да, история показывает, что самые успешные люди – это были старообрядцы. Самые трудолюбивые люди – старообрядцы. Но ведь то, что было после 1917 года, особенно тяжело сказалось на старообрядчестве. Ведь таких людей уничтожали в первую очередь. Я даже не говорю о крупных промышленниках, купцах. Обычные деревенские люди – трудолюбивые, зажиточные – ведь на них в первую очередь обрушился удар.  Да, они жили крепко, основательно, хорошо. Потому что семья была – 15-20 человек, и все работали день и ночь. Молились Богу и работали. Да, они были успешнее других. У них были хорошие дома, у них было, что покушать, было, что носить. Но они все делали своими руками. Они держали натуральное хозяйство: у них были пчелы, были сады, была земля, были прекрасные дома. Но они все делали сами, они же работали, все – от мала до велика. Вон у нас мать рассказывала: если ее  отпускали на улицу,  ей давали кудель, и она должна была ее спрясть. Она играет и прядет. Или раньше на вечерки, на посиделки молодежь шла – брала с собой работу. Она сегодня пошла – и на посиделках варежку должна связать за один вечер. Завтра пошла – другую варежку связала. Кто носок, кто кружева плетет, кто шерсть прял, кто сучил, кто шил что-то. Потому что семьи большие, много детей. Отдыхали и работали. Они хотели жить хорошо. Кому от этого было плохо?  И все старообрядцы, что жили у нас в селе – они все жили зажиточно, все жили крепко. А их уничтожали.  И раскулачивать приходили голодранцы, которые не хотели ни работать, ни Богу молиться.

- Павел Васильевич, расскажите, пожалуйста, о себе.

- Сам я из Красного Яра, это село в Ульяновской области, из семьи коренных старообрядцев. Там у меня корни, там родители, деды. Дед был наставником Красноярской поморской общины, отец был наставником, сейчас для меня настало время, и я буду наставником Ульяновской поморской общины. Наша семья была большая, крепкая. В годы советской власти предки мои претерпели гонения, лишения. Но вся семья все равно была верующей. Моего деда забрали прямо из моленной в 1937 году. Ему было 80 лет, полуслепой. Он сидел в тюрьме прямо в Красном Яре до решения. Потом посадили на поезд, отправили в Сибирь, без паспорта, без документов. Зимой ночью ссадили где-то в степи с поезда, в мороз. И он прислал письмо оттуда, писал: «Хожу от стога к стогу, никто в дом не пускает, документов нет, голодный, кто подаст кусок хлеба, а кто и нет, собаками травят»,  и тому подобное. А ему 80 лет. И все-таки сгиб человек. Конечно, он погиб, где-то замерз. И это только за то, что он молился Богу. Ну какой может быть вред от такого старика? У меня раскулачили одного деда, раскулачили другого деда, посадили отца. Забрали все имущество. Это уже в 1937-1938 годах. Одного деда расстреляли. Отца загнали в Сибирь на разработки. Потом он вернулся оттуда и сразу же умер. Семью выгнали из дома – раскулачили. С маленькими детьми, зимой, на улицу. Родственники пустили на ночь, так ночью пришли к ним, выгнали оттуда, и сказали родственникам, что раскулачат и их, если они еще раз пустят «кулаков». Но все равно, веру мы не потеряли, сейчас дети, внуки, - все верующие, соблюдают наши традиции, ходят в храм. Дочь живет здесь, в Самаре, преподает в академии культуры. Но она настоящая старообрядка, соблюдает посты, ходит на службы, все как положено.  А я вот в Ульяновске  уже год. Так что  у меня есть корни, я обязан это продолжать, и я буду продолжать, и моя дочь будет.

- Вы говорили о детях, внуках. Сейчас, особенно в городе, где так много соблазнов, искушений, сложно воспитывать детей. А воспитывать их в вере, чтобы они стали настоящими старообрядцами, наверное, еще сложнее. Как старообрядческие семьи справляются с этим? Как удается уберечь детей от того зла, с которым они могут столкнуться за порогом своего дома?

– Понимаете, если в душу ребенку Божье слово западет… В принципе, это же доброта. И поэтому ничего страшного в школе, на улице нет. Мы знаем, что наш ребенок, если он ходит в храм, молится,  не попадет в дурную компанию. Конечно, он не будет в изоляции. Он будет жить среди людей, общаться с разными детьми, разными людьми. Но он никогда не сделает дурного, не сделает зла,  к нему дурное не пристанет, он всегда сможет определить, что стоит делать, а что нет, что можно, а что нельзя.

  Не знаю, как в других местах, но у нас в селе, насколько я знаю, в семьях староверов родители никогда не наставляли детей молиться, не принуждали к вере. Никогда. Они сами усердно выполняли Правило, и дети становились рядом, молились. Шли с родителями в храм, привыкали к службе, а потом уже не представляли себе жизнь без этого, это просто становилось частью их жизни. У нас в семье было 12 детей, в живых осталось семеро. И наша мать  с детства постилась,  всегда молилась, и отец. Но мать наша никогда не принуждала нас, чтобы мы молились, - только те, кто сам пожелал, у кого сердце открылось Богу. Но мы, дети,  всегда вставали с ними на молитву.

- А другие дети: в школе, во дворе – не дразнят, не смеются над тем, что дети из старообрядческих семей, может быть, не всегда похожи на других?

- Дразнят, конечно. И нас дразнили всегда, называли кулугурами. У нас в селе все старообрядцы были «кулугурами». «Вон  кулугурин идет». «Вон кулугур». До сих пор мы там кулугуры. Ну что ж, в этом-то и плохого нет. Это и слово-то не обидное, доброе, его еще заслужить надо.

- Павел Васильевич! Вот сейчас мы с Павлом Владимировичем готовим сайт «Самарское староверие». Хотим размещать там материалы по истории самарских старообрядцев разных согласий, о сегодняшнем дне старообрядчества.  И чем ближе мы к «запуску» сайта, тем больше меня одолевают сомнения: это вообще-то нужно кому-то, интересно кому-то? С другой стороны,  историю самарского старообрядчества и сейчас приходится собирать по крупицам, многое невосстановимо,  пройдет немного времени – нельзя будет собрать и эти крупицы. А ведь это память.  Как Вы думаете, нужно ли вообще размещать такие материалы в Интернете?

- Это очень доброе дело. И очень нужное. Это нужно, прежде всего, самим старообрядцам. Ведь это в первую очередь поможет нашим старообрядческим семьям, тем, которые еще не пришли к своей вере, тем, которые, как они говорят, не готовы. У многих из них своего рода комплекс, они боятся, что их неправильно поймут, некоторые скрывают это. Им это важно. Они должны понять, что этого не надо стесняться, это не надо скрывать, этим, наоборот, надо гордиться. Может быть, сын или внук прочтут в Интернете материалы о староверах и лучше поймут свою бабушку, придут в храм, хотя бы ради интереса, чтобы посмотреть, послушать, а там – вернутся к своей вере, к своим корням.   Ведь наши бабушки переживают, они просят своих детей пойти в храм. Ведь они же понимают, что они не вечны. И они знают, что раз им передали эту крупицу, они тоже должны ее передать своей семье, своему роду.

 Это нужно и тем, кто активно ходит в храм, настоящим верующим. Не думайте, что старообрядцы не пользуются Интернетом, что им это не нужно. Они такие же современные люди, а техника развивается быстро. Еще вчера Интернет был в диковинку, а завтра это будет обычным делом.

   И для внешних это тоже нужно и важно. Вы же сами искали старообрядцев и не могли найти. А вдруг кто-то сейчас так же ищет их? Интересуется  их историей? Вы поможете этим людям. Это большое дело. Вы делаете только первый шаг, впереди у вас долгий путь, но это очень нужное дело. Бог в помощь. И, конечно, такие материалы нужны не только в Интернете. Хорошо бы издавать газету, пока это более доступный источник. Пусть там будут не все материалы, но это тоже очень важно.

- В таком случае, заходите к нам на сайт, будем рады. И спаси Господи за беседу.

Вместо послесловия.