Соловки — северная земля, архипелаг островов в 155 километрах южнее полярного круга, отделенных от материка десятками километров пучины «Студеного моря-окияна» (Белого моря); сочетание суровости климата и неповторимой красоты пейзажа; полугодовая зима и стихийная мощь природы, наполняющие жизнь постоянными лишениями; местность, редко доступная даже рыбакам.
Именно такая — негостеприимная, дикая и молчаливая сторона во все времена притягивала к себе подвижников веры Христовой, искателей уединенной, созерцательной духовной жизни. Открывая путь иноческому жительству на Крайнем севере, в 1397 году преподобный Кирилл (1337-1427) основывает Белоезерскую лавру. Затем в начале XV века на Карельском берегу Белого моря поселяется преподобный Евфимий. Но едва он успел поставить небольшой храм в честь святителя Николы и несколько келий, как норвежские разбойники в 1415 году сожгли все постройки и умертвили иноков.
Самый крупный из островов Соловецкого архипелага — Большой Соловецкий — длиной 30 км., шириной 20. Он весь покрыт лесами и множеством озер числом около 400. Начало монашеского жития на нем благословлено иноком Белоезерской лавры — Саватием. Избегая людской славы, он находит здесь спасительное безмолвие. В 1429 году на берегу, у подножия Секирной горы, преподобный Саватий и отшельник Герман поставили крест и келий, освятив доселе безлюдное место.
Жители близлежащей Кеми, узнав, что на острове поселились подвижники, послали одну семью для ознакомления с жизнью островитян и возможного переселения туда других. Но одной из женщин был услышан голос: «Бегите, чтобы скорая смерть не постигла вас. Это место для иноков, славящих Бога», и невидимая сила, как повествует предание, в виде двух светозарных юношей отогнала мирских поселенцев с острова.
Туманы и полугодовые морозы, скудная земля, позволяющая выращивать только репу, не пугали «жертвенникой» Божиих. Согреваясь молитвой и любовью ко Господу, они смиренно терпели все тяготы.
Почувствовав приближение смерти, преподобный Саватий, временно оставшийся один на острове, перебирается на берег. 27 сентября 1435 года близ реки Выга, получив напутствие от игумена Нафанаила, он с молитвой на устах тихо почил о Господе. Там же и был похоронен у часовни.
В 1436 году сын богатых родителей, Зосима, желая отречься от мира, раздав свое имение нищим, уходит в Поморье, где встречается с Германом и вместе отправляются на Соловки. Красота острова очаровала его; кроме того, преподобный узрел видение «Церкви на воздусе», что воодушевило его к основанию обители безсупружного лика. Знамения, увиденные Зосимою, а ранее Саватием и жительницей Кеми, свидетельствовали о благоволении Божием к сему месту. Однажды Герман отправился за необходимыми запасами продовольствия и из-за непогоды зазимовал на материке. Зосима молился и уповал на Господа. Закончились продукты, грозил голод. Но внезапно явились двое неизвестных с запасами хлеба, муки и масла. Зосима даже не успел спросить, откуда они.
Весной вернулся Герман с продуктами и привез с собой рыбака Марка. С этого времени рядом стали селиться иноки и паломники. Настоятелем быстро образовавшегося общежительства был избран преподобный Зосима, и в 1452 году в Новгороде он поставляется в игумены Соловецкого монастыря. Обладая редким мужеством и практическим умом, Зосима умело руководил им в течение 26 лет. Ночью молились, а днем работали, обеспечивая жизнь трудами рук своих и сплачивая вокруг себя подвижников благочестия. Вскоре на месте креста, установленного преподобным Саватием, был поставлен небольшой деревянный храм во имя Преображения Господня (монастырь стал именоваться «Спасо-Преображенским»), трапезная и кельи для иноков, поставлена деревянная ограда. В 1465 году Зосима перевозит в обитель нетленные мощи преподобного Саватия. 17 апреля 1478 года, осенив себя крестным знамением, Зосима предал душу свою Господу, дав последнее напутствие братии словами: «Сохраняйте все уставы и правила обители, составленные по апостольскому учению и святых отец наших. Да защитит вас Господь Исус Христос и Пречистая Богородица, а я неотступно буду с вами».
Множество исцелений и других чудесных знамений происходило от мощей первых устроителей монастыря. Особенно часто мореходы Белого моря испытывали на себе дивную помощь, когда в молитве призывали угодников Божиих. В 1547 году небесные заступники Соловецкой обители Зосима и Саватий были пречислены к лику святых.
Во время управления игуменом Досифеем монастырь становится одним из просветительских центров Руси. По благословению и содействию архиепископа Геннадия — постриженника и ученика преподобного Саватия — в Новгороде осуществля ется переписка книг для монастыря. По сохранившимся спискам рукописей за 1493-94 гг. видно, что это книги в основном апологетического содержания, необходимые для борьбы с «жидовствующими» и другими распространителями ересей. Богослужебные книги переписываются в самом монастыре. Для книжницы монастыря приобретается много редчайших памятников древнерусской письменности. Самим игуменом Досифеем составлено «Житие соловецких чудотворцев Зоей мы и Саватия». Основанная им Соловецкая библиотека становится вторым, после Киево-Печерской, крупнейшим книгохранилищем Руси, в основном сохранившимся до нашего времени.
Особенно бурное развитие монастырь получил со второй половины XVI века при игумене Филиппе (Колычеве) и его последователях. Вдумчивый и деятельный игумен Филипп, наделенный множеством способностей, превратил обитель в «братство тружеников». В соответствии с необходимостью строились храмы и различные службы, где использовались материалы, произведенные на собственных заводах. Были устроены парники и оранжереи, разводился молочный скот и лапландские олени. До наших дней действует система водопроводов того времени. По системе шлюзов каналами соединены 52 озера, образовавшие у вновь построенных монастырских зданий огромное «Святое озеро». К 60-м годам XVI века в монастыре вываривалось до 140000 пудов соли — «морянки», что позволило открыть торговлю со складов в Новгороде и Вологде, где ее обменивали на хлеб.
В хмурый и суровый пейзаж были привнесены черты цивилизации, ухоженности. Построена морская пристань и проведены дороги. Словно на землю обетованную ступали на соловецкий берег паломники, чувствовали гостеприимство здешних обитателей. За десятки километров монастырь красовался передними зданиями: суровым и величавым в своей простоте Преображенским собором, возведенным в 1566 году на месте первого сгоревшего, и высокой в несколько ярусов колокольней, внешним видом свидетельствующей о строгости жизни и высокой, как бы неземной духовности насельников.
Продолжая начинания игумена Досифея, в монастыре переписывали и собирали со всей России редкие богослужебные, богословские и полемические книги. В иконописных палатах создавались иконы, здесь складывалась северная (Поморская) иконописная традиции.
В монастырскую больницу приходили жители всего архипелага, лечились молитвой и местными травами, собираемыми даже самим игуменом. Во время недородов обитель служила пристанищем для тысяч обездоленных и несчастных. С возведением могучих крепостных стен (из местных валунов до 8-10 тонн) монастырь становится крепостью для защиты северных, водных рубежей Православного государства. В смутное время начала XVII в. и монахи, и бельцы с оружием в руках встали на защиту веры Христовой. Грозным и алчным соседям — католикам и протестантам (шведам и финнам) ничего не оставалось делать, как признать мощь монастыря и установить дипломатические отношения.
Посреди других российских монастырей Соловецкий светился «яко луна посреди звезд», ибо иноки в обители «сохраняху благочестие неповредно, законы незыблемы, предание неущербно». Многие из насельников — великие постники и молитвенники — «святых писаний опаснии ведателие», многие и «в разеуждениях благоискуснии смотрители быша» и «словесныя мудрости наказания причастницы», иные же были даром провидения и исцеления за свою веру и житие наделены Господом.
Слава о Соловках — духовном наставнике, культурном и политическом центре края России — дошла до Москвы, монастырь приобрел расположение царя. В обитель потекли богатейшие подарки. Монастырская ризница пополнялась древними и чудотворными образами, художественными ценностями, присылаемыми в дар. Царем Иоанном Грозным были присланы колокола для новых храмов, старинные иконы и книги, а также золотой напрестольный крест весом более килограмма, украшенный жемчугом и драгоценными камнями. Библиотека уже насчитывала только редких рукописных книг числом более 1500. Скопилась большая казна. К монастырю были приписаны 20 волостей и сел.
Святая память местных светильников Веры Христовой делает монастырь великим местом для подвижников благочестия, светочем древнего Православия, дивным садом. «Добрыя ветви, святыя мужи издаде, не токмо цветами добродетелей видимо красящихся, но и плодами благодати Божия, и царствия небесного наследием обогатившияся».
Спустя время, в начале нашего века, вместо своей былой красоты монастырь мрачно описывается, как «мертвая груда строений». «Но, ведь, это же фоб — Соловецкий монастырь! ...Гробница чудовищная, единственная на земле, громаднейшая, во всем мире такой нет, не было и не будет. Больше такого гроба не создаст человечество. Ибо не будет такого страшного порыва к смерти, какое пережил весь христианский мир». (Кундурушкин, статья «Тихий свет», ж. «Речь» № 188-9)
С возведения в 1652 году на всероссийский престол патриарха Никона начинаются печальные исторические события. Преподобному Елеазару, чудотворцу Анзерскому (ум. 13 января 1656) быдо видение: во время совершения Божественной службы предстоит вновь поставленный патриарх, вокруг шеи которого «змия черна и зело велика оплетшеся». Провидение старца сбылось: обольщенный лукавым Никон проводит реформу церкви, которая изнутри поразила Православие, ввергла русское общество в безвременную эру духовного опустошения и скорби.
На протяжении века, после Стоглавого собора (1551 г.), где церковные устои и обряды были утверждены в древлеправославной чистоте и святости, не приемлющий или не исполняющий их отсекался, как негодный член, от тела Церкви. Понятно, как должны были встревожиться истинно-верующие того времени, когда посягнули на вековую святыню, преступили прямое повеление собора и при том гордо и надменно, не считаясь с мнением всей Церкви, нарушив ее основной принцип — соборность — главное отличие от Запада. Как могли отвергнуть традиции и предания, утвержденные святыми отцами и преданные анафеме чужеземными льстивыми и корыстными патриархами?!
Воплощая реформу в русской церкви, духовная власть в лице патриарха Никона и его последователей «...ласканием, царским страхом (всех) к своему намерению привлече. Непокорившихся же узами, темницами, ранами и заточеньми озлобив, горчайшими смертьми настоящего жития лиши». Как православные христиане могли принять нововведения, насаждаемые отнюдь нечеловеческими мерами, когда блаженный Феодорит, предвкушая подобные события, пишет: «Мечь на мышцу его, и на око его десное... Повинующихся ему приведет он к вечной погибели, а прекословящих предаст на умерщвление... Так и антихрист повелит благочестивым отрекаться от Владыки Христа, а неповинующихся предаст всякого рода казням» (Толкование на пророка Захарию, ч.5, гл. И. стр.135-136).
Именно монастыри были благоухающим духовным цветником, которые наполняли и подпитывали всю Русскую землю своей духовностью. Именно они и оказали самое сильное противостояние насилию духовной и гражданской власти. И Никон, находясь в монастырях Воскресенском, Иверском и Крестном, и встретив там приверженцев старой веры, «чинил градское наказание старцам тех монастырей, служебникам, крестьянам, и сторонним людям, приказывал бить их кнутом, ломал им руки и ноги, а иных пытать и казнить казнями градскими, так что иные пытанные и казненные и померли» (митр. Макарий, История Русской Церкви, т. 12).
«Убегать повелел Господь, и святые бегали; а гнать есть диявольское предприятие, и диявол просит, чтобы дозволено ему было гнать» (Афанасий Александрийский, ч.2. стр.93, 94, изд. 1902 г.). Пока костры гонений полыхали по Москве и центру России, Крайний Север оставался как бы забыт. Соловки опять служили прибежищем, но уже для многих обездоленных и гонимых от «христиан», принявших на себя тяжкий грех братоубийства.
В 1658 году время испытаний пришло и для Соловецкого монастыря, прислали новопечатные книги, для разбора которых 8 июля был созван «черный собор» (иноческий) всей монастырской братии. «Видите, братия, — со слезами промолвил архимандрит Илия, — последнее время: возстали новые учители и от веры православный и от отеческаго предания нас отвращают, велят нам служить на ляцких крыжах по новым служебникам. Помолитесь, братия, чтобы нас Бог сподобил в православной вере умереть, яко же и отцы наши, и чтобы латынской службы не принимать». Иноками было положено: вновь присланные книги сложить в «казенную палатку», службу же править по старым.
В Москву были посланы соборные старцы для умоления и увещевания самодержца. В своих челобитных к царю и патриарху иноки писали: «Прежде от Соловецкого монастыря вся русская земля просвещалась всяким благочестием, и ни под каким зазором Соловецкий монастырь не бывал. Не вели, государь, в Соловецком монастыре предания преподобных чудотворцев Зосимы и Саватия церковному чину и уставу пременять, чтоб нам в предании святых чудотворцев препроводить дни свои, как и прежние отцы наши... Позволь, государь, нам в том же предании быть, а мы тебе, государю, не противны».
В ответ на таковое «непокорение» последовала анафема и «мнимии духовнии, духа кротости не имущий, иже освященныя руки кровию неповинных осквернити желающий» (священнослужители, принявшие нововведения — прим. авт.), возбудив гнев самодержца, обрекли отцов соловецких на подвиг страдания.
К монастырю посылаются архимандрит Иосиф и воевода Игнатий Волохов с сотней воинов, чтобы под страхом оружия всех подклонить воле царя и патриарха и возвести нового архимандрита.
Тем временем в обители собирают всех иноков и бельцов и решают за древлецерковное благочестие принять смерть горчайшую и «будущих святых сладости получити» нежели, приняв новоустановленные предания, временно пребывать в сладости жития. Некоторые из братии по своей немощи и слабости восхотели отойти на берег, остальные числом до 1500 затворились в монастыре в год 1670-й. Четыре «круготворения» воевода стоял под монастырем, «разныя озлобления..., весной и летом творяше». Осенью отходил к берегу, не давая выходить из монастыря, приказывая хватать служебных старцев и слуг и после различных мучений предавать смерти. Но «ничтоже успев» царским указом был отозван в Москву. Вместо него на разорение святой обители был послан полковник Климент Иовлев, человек лютый и немилостивый. За два года он сотворил «зельнейшую тесноту» и «горчайшую нужду» святому месту: пожег окрест монастыря все келий, «устроенные для упокоения иноков», скотный двор вместе с животными, рыболовецкие снасти, всем этим обрекая затворников на голодную смерть. Но этот за свои злодеяния мзду приял от Бога: «поражен язвою согнития» и в болезненных страданиях взят в Москву.
1674 году «пришел под киновию» новый воевода И. Мещеринов «и с ним воинов тысяща триста... со многими стенобитными хитростьми.» «Иноземным приказом» из Москвы присланы иностранные специалисты военного дела: майор Келин, ротмистр Буш, поручики В. Гутковский и Ф. Стахорский «Обитель неблагодарно восхоте разорити и собра рать... богоборну и злочестиву, немца и поляков... » (Н. Ю. Бубнов, «Неизвестная челобитная Игнатия соловецкого царю Федору Алексеевичу», Сб. «Рукописное наследие древней Руси», АН СССР, Ленинград, 1972, стр.102, 103.)
Сущие же во обители отцы, видевши себя таковыми напастями окружеными, отчаявшись в помощи и милости человеческой, «с горькими слезами и воплем» просили помощи и заступления у Бога, Пречистой Владычицы Богородицы и преподобных Зосимы и Саватия. Молитвами и слезами и «дненощенными богостоянии противу ратных вооружахуся». В обители пелось по два молебна каждый день, дабы солдаты не поимели «дерзновения внити во ограду монастыря».
И навел Господь на воинов мор смертныя язвы, во время которой за 3-4 дня умерло около 700 человек. Устрашившись, многие из оставшихся в живых постригались в иночество и покаянием очищали свои души. Заступлением преподобных обитель ограждалась от многих приступов и пушечных выстрелов. Стены монастыря, выстроенные некогда для защиты православного государства, были неприступны во время натисков, теперь уже царских стрельцов.
Но, («О, дерзости безумныя!»), одна пушка была направлена в самый алтарь соборной церкви, и ядро, пролетев через окно, ударило в образ Всемилостивого Спаса («О, твоего терпения Христе!»). Когда же обстрел обители начался сразу из трех орудий (на 160, 260 и 360 железных ядер), после первых двух выстрелов ядра, пролетев над самыми крестами монастырских церквей, рвались на пустынном месте. После третьего — одно разорвалось у гробницы преподобного Германа. В это время в церкви преподобных Зосимы и Саватия свещевжигатель увидел «старца святолепна», подходившего к священным ковчегам со словами: «Братие Зосимо и Саватие, востаните, идем к Праведному судии Христу Богу, суда праведна на обидящия ны просити, котории нам покоя и в земли дати не терпят». Преподобные же, восставши в своих раках (гробах), отвечали: «Брате Германе, иди почивай прочее, уже отмщение обидящим ны посылается». И вновь возлегши, почили, и «пришедыи святолепныи старец невидим бысть». Отцы киновии возслали молебны благодарности Господу и преподобным чудотворцам, и еще на долгое время обитель оставалась не только недоступной воинам, но и «стреляния пушек и писчалей» не вредили ее, и никакие создаваемые трудности не колебали духа иноков в сем противлении.
Очередной приступ обители предваряла длительная подготовка. Солдаты копали рвы, делали подкопы, куда закладывали порох, строили башни и лестницы высотой с монастырскую стену. Тогда некий белец и служитель соловецкий, именем Димитрий, с высоты монастырской ограды воскликнул ходящим внизу и тщательно исполняющим приказ воеводы: «Почто много, о, любезнии, труждаетеся, и толикия подвиги и поты туне и всуе проливаете, приступающе ко стенам града. Зане и пославыи вы государь царь косою смертной посекается, света сего отходит». Слышащие его слова приняли их за пустое юродство, забыв, что за многовековую историю Православия Христа ради юродивые вещали беззаконным истину о приближении им наказания. И в данном случае это оказалось действительностью.
За неделю до разорения обители, в «Неделю блуднаго сына» в год 1676-ой, тяжело занемог государь Алексей Михайлович. «От твоих заповедей удалихся, поработихся окаянне льстивым. Обращающася ныне, яко блуднаго древле припадающа Ти, приими небесный Отче» (из канона «в неделю блуднаго»). Почувствовав приближение смерти, он, как блудный сын, в молении припадает к Владыке Христу, дабы простил его отступничество от веры, и вспоминает о последней святыне, пока еще не преданной поруганию. В мучениях душевных, увеличивающих его телесные страдания, он размышляет о страданиях иноков и посылает к патриарху Иоакиму, просит благословения оставить киновию по отеческим законам жить, так как и чудотворцы, явившиеся ему, молили о сем. Патриарх ожесточился «паче камене». Несмотря на цареву болезнь, не пожелал и слышать о милости к обители. Еще несколько раз царь посылал к патриарху, но не получал положительного ответа. Когда же болезнь его увеличилась, «знамения дающе смерти», он своей властью посылает к Соловецкой обители гонца с приказом оставить отцов жить в «древлецерковнем предании», прося от них молитв и благословения.
Тем временем воевода Мещеринов из-за перенесенных неудач впадает в отчаяние. Но случается «домом великим от домашних развращатися», исполинам принимать смерть от своих приближенных и городам крепким и непоколебимым от соплеменников «предаватися». Так и здесь. Мних некий именем Феоктист ночью, оставив свое обещание и отеческую обитель, приходит к ратным, лобызает Никоново новопредание и подобно Иуде предает затворников в руки палача, указывая проход через стену.
Хотя предатель и обещал без труда овладеть обителью, но по светлости ночей воины не осмеливались в нее войти. От Рожества Христова (25 декабря) до 23 января «по вся нощи к месту оному хождаше, и не можаше обрести времени потребна». В канун дня поминовения усопших (в тот год 23 января) разыгралась буря, лютый мороз объял северную землю, обильный снег заграждал видимость. В эту ночь сотнику Логину, спящему в своей келий, был голос: «Логине, востани что спиши, яко воинство ратующих под стеною, во град будут скоро». Воспрянув, никого не увидев, он перекрестился и снова заснул. Во второй раз голос пробудил его от сна: «Логине восстани, что безпечально спиши? Се воинство ратник во град входит!» Встав, он проверил стражу и, вновь осенив себя крестным знамением, уснул. Когда же в третий раз он услышал: «Логине востани, воинство ратующих уже в город вниде», возбудив отцов Киновии, поведал им о сем троекратном явлении. Старцы собрались в церкви принести молебное пение Господу, Пресвятой Богородице и преподобным чудотворцам, затем, отслужив полунощницу и утреню, не видя опасности, разошлись по келиям.
В первый час ночи Феоктист и воины, собравшиеся в сушильной комнате под крепостной стеной, сбили замки, открыли ворота и впустили оставшееся войско в обитель. Услышав шум, мужественные Стефан, Антоний и прочие стражники и иноки числом до 30 вышли навстречу ворвавшимся, но тут же были убиты. Затворившимся по келиям инокам было обещано, что им не будет причинено никакого зла. Отцы же, «веру имше лису тому», вышли навстречу «победителям» с честными крестами и святыми иконами. Но воевода, забыв про свое обещание, приказал отобрать кресты и иконы, а иноков и бельцов развести по келиям под караул.
Вернувшись в свой стан, воевода Мещеринов учинил над старцами суд, задавая вопрос: «Почто противились самодержцу и воинство отбивали от ограды?» Первым был приведен сотник Самуил, который отвечал: «Не самодержцу я противился, но за отеческое благочестие и за святую обитель «мужествовах», и хотящих «разорите преподобных отец поты не пущах во ограду». Здесь же он был избит до тех пор, покуда душу свою не предал в руце Божий. После чего был брошен в ров.
От старости и многолетних молитвенных трудов архимандрит Никанор на малых саночках был привезен для ответа. «Не пущах нововнесенные уставы и новшества патриарха Никона, — свободным голосом отвечал почтенный старец, — сих ради удалихомся мира, и в морским сий оток в стяжание преподобных вселихомся... Вас иже растлите древлецерковные уставы, обругати священная отец труды, разрушити богоспасительныя обычаи пришедших, во обитель не пустихом».
Не постыдившись ни иноческого образа, ни седин «святолепных», ни великого священнического сана, воевода стал осмеивать отца «бесчетною бранию и нелепыми словесы». Затем, лично избив старца тростью и выбив у него зубы, приказал за ноги вытащить его за монастырскую ограду и бросить в ров, на лютом морозе в одной сорочке. Через всю ночь «страстотерпец* боролся с ранами и морозом, и с озарением дневного света «изыде дух его от тьмы настоящей жизни в немерцающий присносущный свет, и от глубочайшаго рва в превысочайшее небесное царство».
Потом был избиен и брошен на лед старец Макарий. Древорезцу Хрисанфу и живописцу Феодору с учеником Андреем отсекли руки и ноги, а затем отрезали и головы. Иных же иноков и бельцов за шеи и «междуребрия» на острые крюки подвешивали, других, привязав за конские хвосты, влачили по отоку, «дондеже души испустят». Больных и немощных связывали по двое и за ноги волочили на морской берег. И лишь немногих, также избив, бросали в подвалы или отправляли в ссылку.
Ярость мучителя и редкая по своей жестокости расправа не утихала, пока ни единого от насельников Киновии не осталось в живых. Земля отока и камень обагрились кровью неповинных. Собранные за много веков пожертвования и казна также Мещериновым были преданы разграблению. И только когда обитель была полностью разорена, Мещеринов посылает к царю гонца, возвещая о «победе». В день, когда умирает царь Алексей Михайлович, у реки Вологды встречаются оба гонца: один с радостной вестью о прощении обители, а другой о ее разорении.
Соловецкий монастырь — оплот и светоч Древлеправославия — разорен и опустошен, а тела его насельников оставались непогребенными около полугода. Но даже при наступлении лета, в жаркие дни, когда повсюду распускалась зелень, на морской губе не таял лед, сохраняя как бы спящими преподобных отцов, ожидающих своего упокоения. Лишь к посту «святых апостол» от самодержца последовал указ убрать тела, дабы приезжающие не дивились о сем чуде, и не возрастала слава погибших. Собранные тела блаженных были положены в одну могилу и засыпаны камнями. Лед вскоре растаял, но чудеса в виде необычайного света или горящих свещей над могилой продолжалось долгое время, как знамение святости воинов Христовых. Так закончилось семилетнее стояние соловецких иноков за Старую Веру. Помяни Господи душа усопших раб своих «Священноархимандрита Никанора... и прочих, иже во обители соловецкой пострадавших пяти сот» (из Поморского синодика).
Расследовав обстоятельства штурма монастыря, новый царь Федор Алексеевич своим указом за превышение полномочий заточил Мещеринова там же, на Соловках. От Господа Бога же ему последовало наказание: «болезни неисцельныя струпного прокажения». Все его тело было «от головы до ног лютым гноем кипяще». «Зле томим много времени, зле и повержен. Презлейшую свою душу к бесконечному мучению».
Насилие, поругание святого места и подавления религиозного сознания отрицательно отразились на последующей жизни Соловков. Опустели святые церкви молящихся, пуст остался монастырь подвижников благочестия. Царским указом были собраны монахи-новообрядцы из разных монастырей для заселения Соловецкого. Заменены святоотеческие уставы и предания — никоновыми, молитвенники — молвотворцами, боголюбивые — любящими мир, умножились мятежи и бесчиния.
К 1764 году монастырь лишился почти всех земельных угодий и значительной суммы денег, так что не мог содержать многочисленную братию. Безвозмездное подвижничество иноков в труде сменилось наемными рабочими. Платить было нечем, и все рушилось. Монастырь не мог содержать себя и влачил нищенское существование. Правительство вынуждено было подчинить монастырь непосредственно Синоду. Положение несколько улучшилось. Заботились больше о сохранении внешнего вида, нежели о сохранении былого величия. Строительство стало несколько иным. Меняется внешний вид соборов. Громоздкость и заурядность нарушают спокойную целостность фасадов и действуют удручающе. Слава Соловков оскудела и исчезла. Тьмы светильник угас, былое величие попрано и повлекло еще большие беды.
Монастырь становится тюрьмой для непокорных. В превращенные в казематы помещения бросают первых узников — оказавших сопротивление Никону, Алексею Михайловичу, Мещеринову. Позже его
