Епископ Иоанникий (Исаичев), возглавлявший Саратовскую и Астраханскую епархию, сетовал архиепископу Мелетию (Картушину) в письме от 18 марта 1929 года: «На меня налоговая комиссия наложила налогу 155 р. в год с дохода 2500 р. Будто бы я получаю в епархии доход в две тысячи пятьсот рублей! Платить этот налог в 4 срока. Теперь я нахожусь в критическом положении, а платить нужно… Налоги, налоги и налоги, пожалуй бы и не прочь отказаться от управления епархиею и уйти на покой».

Священник Елисей Бесчастнов из Донской епархии жаловался владыке Мелетию в письме от 10 июня, что оштрафован на 227 рублей 50 копеек: «Местная власть подвела меня к кулацким хозяйствам. Дома своего я не имею, ни лошади, ни коровы, землю не получаю, совершенно нет ничего кроме кадила и 5 душ семейства… Узнайте и сообщите мне, правильно ли оштрафовали меня. И могут ли за это всё забрать “до нитки”, как они выражаются и обещают Соловки. Конечно, их предложение есть: оставь, мол, религиозную общину, мы Вам дадим место на 100 р. в месяц и штраф снимем Вам».

Священник Никита Рудов из той же епархии сообщал владыке Мелетию в письме от 21 декабря: «Нас здесь громят хорошо. Из домов повыгнали меня и арестовали. По молитвам Вашим и святых отец освободили, и я теперь в своем приходе не живу, удалился в другой округ. Чрезвычайные налоги… Платить нечем, не знаю, что будут делать со мной. Прихожанам самим до себя, многих позаписали в кулаки и теперь распродают <их имущество>. И нет ниоткуда помощи, кроме Бога, но Он, как видно, не видит и не слышит вопля нашего за грехи наши».

Вот в таком году, когда, как казалось, Сам Христос отвернулся от Своей Церкви, в Нижнем Новгороде, в семье староверов Капитона Ивановича и Александры Ивановны Гусевых родился сын Александр, будущий владыка Алимпий – митрополит Московский и всея Руси.

Впоследствии святитель рассказывал: «Отец матери, мой дед, занимался шорничеством, шил сапоги, обувь кожаную, очень хорошую, к нему за ней много народа приезжало, даже сюда, в Москву, отправляли. Жила семья небедно, но пришла советская власть, отняла дом… Я не застал деда в живых: он не выдержал всех этих потрясений и в 1920 году умер. Старшая сестра деда моего, девица Анастасия, взяла племянников к себе. Она тоже занималась сапожным ремеслом. Вскоре умерла и их мать, моя бабушка. Анастасии пришлось их воспитывать одной. Она так замуж и не вышла – все силы отдала воспитанию сирот.

Другой мой дед, по отцовской линии, был родом из Красного Яра… Дед был армейский офицер и в 1914 году погиб на германской войне. Отцу моему, Капитону, тогда было только 10 лет; а мать его, моя вторая бабушка, Васса, тоже вскоре умерла, и он остался жить у своей тетки Натальи.

Отец мой, Капитон, как подрос немного, стал учиться у него кузнечному ремеслу. Потом так и проработал всю свою жизнь кузнецом. У теткиного мужа кузница была частная, ну а отец работал на разных государственных заводах. Отец с матерью познакомились в Лыскове, в храме, а поженились примерно в 1925 году. Я родился в 1929 году, а всего в семье было шестеро детей.

Когда родители поженились, начал перестраиваться Сормовский судостроительный завод, и отца как квалифицированного кузнеца взяли туда на работу. В семье уже было двое детей, старший брат и я, а квартиры не было, вот и пришлось через три года возвращаться в Лысково».

Городок Лысково известен в истории старообрядчества тем, что в нем, в слободе Кириково, служил в первой половине XVII века священник Иоанн, отец св. Павла, епископа Коломенского. Неподалеку от Лыскова находится село Григорово – родина протопопа Аввакума и село Вельдеманово – родина Патриарха Никона. Здесь, на волжских просторах прошли детство и юность митрополита.

В 1936 году был арестован старообрядческий священник Иерофей Горшков, служивший в Лысково. Угроза закрытия нависла над храмом. Тогда Виктор Бармин, дядя будущего святителя, перенес к себе домой часть церковной утвари и устроил у себя под полом тайную. Но в 1941 году дом Бармина вместе с моленною сгорел.

Началась Великая отечественная война. Капитон Иванович был мобилизован на трудовой фронт и работал на военном заводе в городе Дзержинске. В это время Лысково посетил священник Стефан Хапугин из села Красный Яр. Он предложил Александре Ивановне устроить в избе домовую церковь. Гусевы всею семьею взялись за это богоугодное дело – убрали печь, устроили алтарь и клироса. Священник Кирилл Бушуев, тайно проживавший в Лысково, освятил домовой храм во имя св. Иоанна Богослова и стал совершать в нем регулярные богослужения.

В 1945 году в городе Горьком власти вернули староверам Успенскую церковь, а домашних храм Гусевых закрыли. Староверам из Лыскова приходилось преодолевать путь в 100 км, чтобы попасть на Литургию. Среди ревностных богомольцев, пешком, на пароходах и автобусах добирающихся до Горького на большие церковные праздники, был и юный Александр Гусев. В 1946 году архиепископ Иринарх (Парфенов) возвел его в первую духовную степень – в чтецы.

В послевоенные годы Александр устроился работать бакенщиком. Митрополит вспоминал: «Работа была тяжелая, постоянно в воде. Ночью пройдет плот, два-три бакена собьет. Какие мы найдем – ставим обратно, какие не найдем – ставим новые… Мало того, что работа была очень тяжелая, так она была еще и сезонная. Зимой, конечно, мы делали кое-что: лес заготавливали для крестовин, но заработки были меньше».

Затем Александр служил в пожарной команде Лыскова, откуда был призван на срочную службу во флот. Службу проходил в морском стройбате в Кронштадте. «Я с командиром взвода договорился, и он разрешал мне не ходить на зарядку. Рядом с частью дом стоял гражданский. Я вместо физзарядки забегал на чердак и там молился. Один раз на Пасху стал молиться, а работники клуба услышали и кричат: эй, что это там матросы поют? Но на этот раз обошлось. Жили мы полгода в казармах на Флотской…

Переехали в Петровские казармы, что на берегу Финского залива. Там внутри кирпичные своды шириной метров пятнадцать, а длиной метров тридцать или более. Так там в одном помещении человек, наверное, триста жило, не меньше. И как воскресенье настает — кто во что горазд! Кто на гитаре играет, кто пляшет, кто стучит в домино, некоторые даже курили. Содом и Гоморра, одним словом. Куда деваться? Молиться уже было негде. Выйду из казармы к Финскому заливу и молюсь про себя, на небо».

В 1953 году Александр Гусев вернулся в Лысково, где продолжил службу в пожарной команде. Парторг команды сочувствовал верующему юноше: «Александр, ну куда ты пришел? Чего ты здесь делаешь? Не место тебе здесь, тебе в храме где-нибудь служить надо!»

По благословению духовного отца, горьковского протоиерея Петра Селина, Александр в 1959 году переехал в село Дурасово Костромской области для помощи 85-летнему протоиерею Алексию Сергееву, служившему при храме Рождества Богородицы.

В 1961 году Александра как-то вызвали в отделение милиции и стали запугивать: «Тебе тридцать лет всего, тебе работать надо, Россию укреплять, а ты живешь тут у стариков, как приживалка. Давай подписку, что будешь работать на ферме – мы тебя в колхоз пошлем, а не дашь – пошлем туда, где Макар телят не пас».

Пришлось устраиваться на ферму. К счастью, заведующим здесь оказался старовер, который отпускал Александр на праздники молиться в церковь. Но осенью власти добились того, чтобы Гусев покинул Дурасово. Он отправился в Горький, где служил уставщиком при старообрядческом храме.

В 1967 году городские власти закрыли и взорвали Успенский храм, стоявший на видном месте, на волжском берегу, а вместо него передали верующим заброшенную, неприметную церковь на кладбище. На освящение нового храма в Горький прибыл архиепископ Иосиф (Моржаков), возглавлявший Старообрядческую Церковь в 1961-70 годах. Он рукоположил Александра в сан диакона. Митрополит Алимпий рассказывал: «Когда владыка Иосиф предложил мне стать диаконом, то сказал: или женись, или давай обет безбрачия. Я отца Петра <Селина> спросил, он и посоветовал принять безбрачие, каждый день правильные каноны читать по монастырскому уставу. Так с тех пор я и жил».

В 1969 году на Освященном Соборе Старообрядческой Церкви диакон Александр Гусев был избран кандидатом в епископы, однако принял святительский сан только в 1986 году.

Годы «застоя» тяжело сказались на старообрядчестве, обескровленном сталинскими репрессиями. Власти запрещали домашнее духовное воспитание, не пускали молодежь в храмы, которые заполняли старики. Казалось, что «древлее благочестие» вымирает. И доля правды была в словах «Настольной книги атеиста», посвященных старообрядчеству: «Ряды его сторонников уменьшаются в последние десятилетия довольно быстрыми темпами… Пополнение общин идет в основном за счет семей верующих. Однако это не может восполнить потери в численности старообрядцев за последние годы».

К началу «перестройки» в Старообрядческой Церкви осталось только три престарелых архиерея – архиепископ Никодим (Латышев), епископы Анастасий (Кононов) и Евтихий (Кузьмин). Владыка Никодим, возглавлявший Церковь в 1971-86 годах, тяжело болел и безвыездно жил в Молдавии, в родном селе Старая Добруджа.

Анастасий, епископ Донской и Кавказский (1896-1986), был обеспокоен сохранением священства Белокриницкой иерархии в России, поэтому уговорил диакона Александра Гусева принять святительский сан. По благословению архиепископа Никодима в 1985 году владыка Анастасий рукоположил о. Александра в священники. В том же году он принял иночество и был наречен Алимпием.

Затем, 5 января 1986 года в городе Клинцы (Брянская обл.) епископы Анастасий и Евтихий поставили священноинока Алимпия во епископа. Предполагалось, что после смерти Никодима Анастасий станет архиепископом, а Алимпий возглавит Донскую и Кавказскую епархию. Однако развитие событий приняло неожиданный ход. Архиепископ Никодим скончался 11 февраля 1986 года, а епископ Анастасий – 9 апреля. Освященный Собор избрал владыку Алимпия новым главою Церкви. А 6 июля 1986 года в Покровском соборе на Рогожском кладбище епископ Евтихий возвел его в архиепископский сан.

В своем святительском служении новый архиепископ был также несвободен, как его предшественники. Шагу нельзя было ступить без разрешения Совета по делам религий при Совете министров СССР. Например, когда в 1987 году владыка Алимпий собрался посетить с архипастырским визитом Новосибирск, чиновники настояли на том, чтобы поездка не состоялась.

Но празднование 1000-летия крещения Руси в 1988 году совершенно изменило отношение государства к Церкви. В этом же году российские староверы сумели осуществить свою давнюю мечту – преобразовать Московскую Архиепископию в Митрополию. Первая старообрядческая Митрополия была основана в селе Белая Криница в 1846 году святителем Амвросием. В 1940 году Белая Криница, входившая тогда в состав Румынии, была захвачена советскими войсками и присоединена к Украине. Белокриницкий Митрополит Силуян вынужден был перенести свою резиденцию в румынский город Брэила.

Первые попытки создать в Москве Митрополию были предприняты в 1906, 1907 и 1915 годах, но не увенчались успехом. В 1952 году Белокриницкий Митрополит Тихон предлагал московскому архиепископу Флавиану (Слесареву), возглавлявшему Русскую Старообрядческую Церковь в 1952-60 годах, принять на себя митрополичий сан. Но еще был жив И.В. Сталин и, конечно, ни о какой Митрополии в Москве не могло быть и речи. В 1980 году епископы Анастасий и Евтихий ходатайствовали перед властями о возведении в митрополичий сан архиепископа Никодима, но также безуспешно.

Только на Соборе 1988 года было принято окончательное решение о создании Московской Митрополии, хотя власти до последнего пытались воспрепятствовать этому. На этом же Соборе было принято новое официальное название Церкви – «Русская Православная Старообрядческая Церковь» вместо прежнего «Древлеправославная Церковь Христова». А 24 июля 1988 года в Покровском соборе состоялось торжественное возведение владыки Алимпия в сан митрополита Московского и всея Руси.

С учреждения Московской Митрополии началось возрождение Русской Церкви. В годы служения владыки Алимпия в несколько раз увечилось число старообрядческих приходов, пополнились ряды священнослужителей, верующим были возвращены многие храмы. В Москве староверам вернули полуразрушенный Рождественский собор на Рогожском кладбище, Никольский храм на Бутырском валу и Покровский храм в Турчаниновом переулке. В некоторых городах (Ижевске, Миассе, Новосибирске и др.) храмы были отстроены заново.

Возрождается старообрядческое книгоиздательство. В 1996 году в Москве выходит книга «Старообрядчество. Опыт энциклопедического словаря», до сих пор остающаяся единственным справочником по истории и культуре «древлего благочестия». А в 1990 году под обложкою журнала «Родина» выходит нулевой выпуск возрожденного журнала «Церковь».

Важнейшим событием в новейшей истории староверия стал всемирный Собор Старообрядческой Церкви, проходивший 7-14 ноября 1996 года в Белой Кринице. На этом Соборе митрополит Амвросий был канонизирован, как святитель и исповедник веры Христовой.

Истинным святителем Христовым был и владыка Алимпий. Его отличали необыкновенная доброта, скромность, терпеливость и мягкое чувство юмора. При всей высоте своего сана он вел строго-аскетическую жизнь подвижника. Митрополит читал только древние духовные книги, совершенно не смотрел телевизор и вообще мало интересовался мирскою суетою. Он всегда следовал слову апостола – «непрестанно молитесь» (1 Сол. 5, 17), и неукоснительно соблюдал иноческое молитвенное правило. От усердного наложения крестного знамения его будничная ряса была до дыр пробита на плечах.

Тяжесть архипастырского служения не могла не сказаться на здоровье Митрополита. В конце 2003 года он был госпитализирован в Пироговскую больницу, где и скончался от инфаркта ранним утром 31 декабря.

Похороны владыки Алимпия состоялись 4 января 2004 года на Рогожском кладбище. Был морозный, солнечный день. Больно было смотреть на ослепительный снег. И на свежую, пустую еще могилу, вокруг которой глыбами была навалена оранжевая песчаная земля.

Стоя в толпе богомольцев, я невольно вспоминал рассказ Ивана Бунина «Чистый понедельник».

Ветреная купеческая дочь, молодая и богатая, рассказывает удивленному кавалеру:

– Вот вчера утром я была на Рогожском кладбище…

Я удивился еще больше:

– На кладбище? Зачем? Это знаменитое раскольничье?

– Да, раскольничье! Допетровская Русь! Хоронили архиепископа. И вот представьте себе: гроб – дубовая колода, как в древности, золотая парча будто кованная, лик усопшего закрыт белым “воздУхом”, шитым крупной чёрной вязью – красота и ужас. А у гроба диаконы с рипидами и трикириями… Диаконы – и какие! Пересвет и Ослябя! И на двух клиросах два хора, тоже все Пересветы: высокие могучие, в длинных черных кафтанах, поют, перекликаясь, – то один хор, то другой, – и все в унисон и не по нотам, а по “крюкам”. А могила была внутри выложена блестящими еловыми ветвями, а на дворе мороз, солнце, слепит снег… Да нет, вы этого не понимаете!

Дмитрий Урушев, историк, член Союза журналистов России (Москва)