27 октября в 1 ч. 30 м. пополудни скончался в больнице Рогожского кладбища Кир Михаил епископ старообрядческий, Канадский.

Неисповедимы пути Божии. Трудно предположимое, или даже нечто чудесное, хотя и прискорбное, привело Кир Михаила умереть в главном центре старообрядческого мира. Ведь всем известно, что Кир Михаил был изгоем не только господствующих, где он был выдающимся в свое время профессором Академии, но среди старообрядчества, которое в нем страшно нуждалось как в ученом муже, глубоко верующем во Христа и Его Церковь, и бедном людьми подобного рода, а тем более он был чужд людям, населяющим Рогожское кладбище и заправляющим делами его. Там его чуждались не только духовные, но и миряне, что стоят во главе жизни старообрядчества Белокриницкой иерархии. Там его, попросту, считали еретиком, вольнодумом, человеком религиозно старообрядчеству вредным и, во всяком случае, нежелательным. Считали его человеком старообрядчеству не принадлежащим, а если и принадлежащим, то неискренне, лицемерно, или, так сказать - в видах своих.

Оттуда, через соборы боголюбивых епископов наших, направлялись гонения на этого мужа терпения, оттуда летели стрелы, отравленные ядом — болезненно язвившие душу праведника. И вот воля Провидения привела его умереть именно там, и именно там Провидение заставило заботиться о его последних днях и погребении, и тех именно, кто менее всего на это был готов. Бог Своими неисповедимыми путями, нам непонятными, дал возможность покойному и в последние часы жизни доказать отрицателям его искренней принадлежности к старообрядчеству, что они жестоко ошибались в своих понятиях о нем.

Это поистине дивно!.. Жил Кир Михаил гонимый от нашего общества - вдали от нас, то в Финляндии, то в Симбирске, а то, гонимый даже и государством, - заграницей. Далеко, далеко! То в славянских, а то и в немецких землях. Жил, находя прибежище у священника церкви господствующей - которую он покинул осудив, как церковь связанную государством в свободе своей. В Берлине, у покойного протоиерея Мальцева, долгое время спасался он от кары, которою ему грозило наше правительство. Человек, религиозные убеждения которого он несомненно обидел своим уходом в старообрядчество, человек – состоящий на службе государства, дал ему приют и укрывал как бы государственного преступника (конечно, мнимого) от законной кары, а мы его гнали, и гнали до мученической смерти, и все-таки умирать он пришел к нам. К нам, добившим его нравственно и загнавшим его к диким людям, что добили его телесно. К нам он пришел умирать, чтобы доказать, что душа его, несмотря ни на что, предана была только нашей святой Христовой церкви, которую он искренно познал за истинную, к которой он воссоединился и которой хотел послужить он, всем сердцем своим, всеми способностями своими.

Не знаю, поймут ли это дивное событие наши доморощенные фарисеи, так, как понять его надлежит, и раскаются ли они в своих жестоких поступках по отношению к этому святому человеку, но нам это до очевидности ясно. Мы ныне еще более любим этого святителя-праведника, воочию, кончиною своею, доказавшего нам свою искреннюю принадлежность к церкви Христовой - старообрядствующей. И горько мы плачем, что не удалось нам при жизни егоотвоевать у фарисеев наших права  его на руководство народом. Это невыносимо нам больно... Одно только нас утешает, это то, что и сам он исповедовал, что принцип "в борьбе обретешь ты право свое", не наш принцип, нехристианский. Принцип чуждый нам.  Мы говорили. Нас не понимали и не хотели понять. Не хотели? - Ну, и Бог с ними. Пусть живут так, как им кажется лучше….

Это единственное наше утешение.

Судьба покойного Кир Михаила - это судьба Златоустого. Тот был свят, нелицеприятен, правдив, смирен и незлобив; таков был и этот. Того гнали свои же собратья архиереи, и этого. Того гнали как политически вредного, как еретика, и этого тоже - архиереи и государство. Тот окончил земной путь свой мученической кончиною — гонимый от места на место; и этот также. Тот благодарил Бога за все; и этот.

Они, эти святители, по своему складу души были созданы не для мира. О них вполне можно сказать словами поэта:

"Творец из лучшего эфира

Создал живые струны их.

Они не созданы для пира

И мир был создан не для них..."

Да, именно, живые струны их души не созданы для этого грубого мира. Им нет места в мире жестокой борьбы за существование. Они неспособны на эту борьбу, а потому и вышли из мира.

Напомним нашим читателям жизнь этого праведника, и они сами убедятся, что действительно ему не было места на земле среди грубых людей, и что гонители его были жестоко неправы.

Владыко Михаил был восторженным юношей. В пору всеобщего разложения нравов, безбожия, безверия и безцерковности, он сумел сохранить себя от пороков юности и всею душою любил Бога, Христа и Его божественное учение не только в широком христианском смысле, но и выражаемое церковью в ее догматах, обрядах и обычаях.

В ту пору, когда все учебные заведения России щеголяли безбожием, безверием, религиозным и политическим анархизмом, владыко Михаил, будучи архимандритом церкви господствующей и преподавателем духовных наук в Петроградской Духовной Академии, вел совершенно противоположную линию и с огромным успехом. Он проповедовал, читал всенародно, писал и спорил на диспутах, привлекая человечество к христианству. Он звал молодежь от холодного безбожного социализма, проповедовавшегося в ту пору с такою яростью, к социализму христианскому. То есть, к тому устройству общественной жизни, которая нам заповедана Христом. От социализма - насильно распределяющего богатства, он звал к социализму доброй воли в отдаче другому того, что у тебя есть, и чего нет у другого. В целях более успешного распространения этих призывов, он выпустил, чуть ли не до сотни брошюр под общей предпосылкою - „Свобода и Христианство", и брошюры эти широко расходились. Эта его кипучая деятельность быстро создала ему имя, но зато обратила на него внимание и темных сил, которым эта его светлая деятельность не нравилась. И силы эти стали на пути его стремлений - становя ему всевозможные препятствия.

В простоте сердечной в начале он этого не понимал, а потом, - когда на него эти силы наложили свою тяжелую руку, он увидел, что он ведет свое дело религиозного обновления в такой среде, в которой это его дело недопустимо. То есть, он понял, что церковь господствующая, как связанная союзом с гражданским государством в видах интереса этого государства, не может допустить его деятельности, ибо эта его деятельность идет в разрез с интересами государства. Поняв это, он решил, что ему необходимо уйти из этой церкви. Уйти, воссоединиться с церковью свободною, и там проявить свои способности на обновление человеческого общества в христианской жизни.

Нужно сказать, что в ту пору великих ожиданий, он был не одинок в своих стремлениях. В среде духовенства господствующей церкви образовалась большая группа священников так называвшихся тогда „обновленцев". Группа эта замышляла нечто крупное в смысле обновления церковной жизни. Такое же движение к обновлению церковной жизни на почве свободы церкви от государства, на почве, истинной христианизации церковной жизни, обнаружилось тогда же и в Канаде (Северная Америка) среди христиан восточного исповедания. Христиане эти по своей религиозной совести не могли пойти в общение с канадскими церквями католической и англиканской, считая их еретическими, а от русской синодальной и греческой, с нею союзнической, хотели отделиться потому, что они утратили свою религиозную свободу связью своею с гражданским, государством, так сказать, продали свое духовное первородство за государственное покровительство им и пошли за эту, своего рода, „чечевичную похлебку", в услужение к государству. Христиане эти, в числе около 63 приходов, хотели войти в общение с нашею святою Христовою церковью - восточного древнего обряда, церковью, свободною от союза с государством[2]. Они просили дать им священнослужителей, книг, церковной утвари и учредить их приходы в согласии и единении с древнею восточною церковью.

Как раз такого рода стремление преследовал и Кир Михаил, тогда еще архимандрит.

К этому же движению были склонны и, вообще, все „обновленцы".

Кир Михаил обратился к епископу нашему, Кир Иннокентию Нижегородскому, с просьбою о воссоединении его со святою церковью старообрядствующею, и был принят им в лоно ея.

При присоединении Кир Михаил искренне оговорился, что исповедуя святую Христову церковь старообрядствующую во всех догматах ея, обрядах и обычаях истинно православною, он тем не менее полагает, что при единении в догматах возможна допустимость некоторой разности в обрядах и просил позволить ему не считать строго обязательными для него, а главное — для других, что имеют войти в единение с нами в след за ним, обряды старые. То есть, сказать другими словами, он находил полезным допустить некоторую свободу разности в обрядах.

Не знаю, советовался ли Кир Иннокентий с кем-либо из соепископов по этому вопросу, или нет, но свободу эту оп допустил. Это и было выражено Кир Михаилом в его исповедании при воссоединении.

Такая терпимость к разности в обрядах вполне допустима. Это нам доказывает и история церкви и повседневная наша собственная жизнь: у нас обряды и обычаи и поныне весьма различны на пространстве расселенности церкви по лицу земли. Следовательно, беды тут нет.

Я выше сказал, что я не знаю о том, советовался ли Кир Иннокектий по этому вопросу с кем-либо из соепископов, или нет, - но я знаю, что он советовался об этом с известным нашим апологетом Ф.Е. Мельниковым и протоиер. о. А. Старковым. И они это одобрили, усматривая в этом большую пользу для церкви Христовой.

И, по существу, это действительно так.

Вот на таких-то основаниях и вошел в единение со св. Церковью покойный Кир Михаил.

Прямая, чистая душа и действовала прямо и открыто.

Все его стремление было направлено исключительно к деланию на пользу св. Церкви.

Когда стало известно, что канадские приходы желают иметь священника от нашей св. Церкви, то немедленно и явилась мысль, чем посылать в Канаду священника, лучше послать туда епископа, который, приехав на место, наставит себе сослужителей в потребной мере из самих же канадцев, по их избранию. Мысль, так же, безусловно верная. А за нею само собою вытекло, что уж если посылать туда человека на такой важный пост, так уж надо послать такого человека, который действительно был бы на месте. Человек там должен быть образованный и светски и богословски, могущий делать дело с местным правительством, могущий влиять на образованную среду и своими познаниями и своею религиозностью. Ясно, что таким человеком из нашей среды только и мог быть один архимандрит Михаил.

Вот почему епископ Иннокентий, в руки которого попала просьба канадцев, и пришел к решению послать в Канаду именно его, предварительно рукоположив его в епископа.

Так как дело не терпело отлагательства, ибо успех предприятия зависел исключительно от быстроты действия, то ходатайствовать о рукоположении архимандрита Михаила в епископа соборне не было времени, ибо это дело оттянулось бы по меньшей мере на год, а потому Кир Иннокентий и решил, вопреки правил, рукоположить его единолично.

Правда, если рассуждать строю канонически, то дисциплина Церкви этим поступком нарушалась, но так как все правила Церкви созданы исключительно для предупреждения деяний, направляемых во вред святой Церкви злою волею, то само собою разумеется, что в этом деянии епископа Иннокентия собственно преступления не было, ибо намерения его были направляемы только на пользу св. Церкви, а не на вред. Не было преступления и со стороны принимавшего рукоположение, так как он ничего лично не домогался для себя, а только стремился принести пользу Христу и Его св. Церкви.

Нарушений такого рода церковной дисциплины в истории св. Церкви можно указать десятки, если не сотни, и кары за такие нарушения не всегда применялись св. Церковью, а напротив, зачастую одобрялись и именно зато, что этими нарушениями дисциплинарного порядка достигалась польза для Церкви. Это же должно бы было иметь место и здесь.

Попутно, пожалуй, можно прибавить, что в деле этого единоличного рукоположения, была еще и другая косвенная причина, кроме того, что надо было спешить с этим делом, но это уже если и было, то лично Кир Иннокентиево преступление (если только это преступление), Кир Михаил ничего об этом не знал, не знал он этого и по самую смерть свою. Да и вообще это намерение еп. Иннокентия до сих пор доподлинно известно двум-трем лицам — не больше. Это было намерение послужить неправдою - правде. Намерение скопированное очевидно с деяний гг. Субботиных, оо. иезуитов и, вообще, миссионеров. Это предполагалось по принципу: - цель оправдывает средства. В чем это намерение заключалось - я не нахожу нужным  объяснять. Я думаю, что и потом найдутся люди, что додумаются до него и когда-либо используют.

Осуждать за это намерение я не берусь, хвалить тоже, но думаю, что дело Христа не нуждается в приемах подобного рода

Получив это рукоположение Кир Михаил поспешил отправиться в Канаду.

Поехал он не прямо в Канаду через Германию или Францию, но нашел нужным сначала посетить Константинополь, Грецию, и там осведомиться получше о положении дел в Канаде., так как в Канаде в ту пору был какой-то архиерей, якобы посланный туда греческим или константинопольским Синодом, и изгнанный оттуда паствою, как самозванец.

Денег у Кир Михаила было немного, но он имел получить их от Совета Всероссийских Съездов Старообрядцев за составляемый им учебник по Закону Божию для старообрядческих училищ. С дороги, где он его окончил, рукопись учебника он доставил Совету Съездов и указал послать заработанные им деньги во Францию, в г Гавр, где он садился на корабль, чтобы отплыть в Америку.

Но в эту пору здесь в России случились события, которые решили участь этой поездки по-своему или, точнее пожалуй будет сказать, вообще по-нашему, по-русски. Кто-то, где-то в Петрограде на верхах, получил выговор за то, что старообрядцы приняли архимандрита Михаила и возвели его в епископы, а потому, мол, они недостойны поощрения в достижении прав, а наоборот, всяческого стеснения.

Эти люди произвели где надо давление и Совет Съездов денег еп. Михаилу не послал.

Этот момент и был роковым в целой жизни еп. Михаила.

Кроме того, что еп. Михаилу пришлось голодать в Гавре и проводить ночи в ночлежке, он вынужден был вернуться в Россию.

Как он оттуда выбрался домой, я хорошенько не знаю, но домой он попал, а здесь его ждал суд собора и запрещение.

Это, конечно, не могло не отразиться на его душевном настроении. Но еще не столько то, что он был запрещен к священнослужению, сколько те отношения, с которыми к нему отнеслись верхи старообрядчества.

Вину свою (что он рукоположен единолично, без воли собора) он сознавал, сознавал и необходимость подчинения постановлению собора, но глубоко протестовал он против тех нападок на него, тех исканий за ним не существующих ересей, которые потом посыпались на него в изобилии. Он мало отвечал на них печатно, но душу его они волновали, глубоко, а главное потому, что все эти искания были явно предвзятыми и откровенно невежественными.

Я помню на одном из соборов (кажется 1909 г.) покойный архиепископ[3] лично взялся обвинять его в ересях по поводу его рассуждений в журнале  "Церковь" о первых днях творения и в особенности напирал на ересь в его взгляде на продолжительность жизни земли, движения ея вокруг солнца и т. п. Нападки эти были так беспочвенны, невежественны и притом настолько назойливы, что в конце рассуждений соборян на эту тему еп. Михаила довели до такого состояния, что он в ужасе великого отчаяния воскликнул, что он просто не знает, что сказать на эти бессмысленные обвинения. А когда некоторые из более мыслящих соборян стали его успокаивать и просить не принимать это горячо к сердцу, тогда он с пафосом глубокой скорби воскликнул: - "Во мне все отмерло!.. Я не чувствую себя живым. Оторвалось что-то. Душа отболела".

Это были слова такой глубокой скорби и благородного негодования на невежественную дерзость людей, что смысл их трудно передать человеческим языком. Их можно только почувствовать... Они до сих пор звучат в коем сердце и забыть их я никак не могу. Но думаю, немногие их поняли тогда и тем более забыли теперь.

Само собою разумеется, что архиепископ его не понял и лишь только согласился на то, чтобы назначить нарочитую Комиссию для "отыскания ересей" в сочинениях епископа Михаила, которые и представить следующему собору.

Что это была за Комиссия и как она "отыскивала" ереси за еп. Михаилом, очень характерно описал Кир Инокентий в №1 журнала "Старообрядческая Мысль" за 1911г. в шутке под названием "Заседание Комиссии по делу еп. Михаила".

В этой едкой шутке выражена весьма горькая правда: взялись люди судить о том, чего сам не понимают. К чести Комиссии - она так и "закрылась навсегда", как сказано в этой шутке, не вынеся никаких постановлений. Но ведь дело этим не кончилось, оно в этом же самом духе продолжалось до самой печальной кончины блаженного еп. Михаила.

Время шло, ереси продолжали "отыскивать" и оглашать их печатно. Чуть ли не с этою нарочитою целью был и создан архиепископом ]Иоанном журнал под названием "Старообрядческий Пастырь" (в шутку называемый "Старообрядческий пластырь"), сданный под водительство ярого противника еп. Михаила священника о. Г. Карабиновича[4].

Невзирая на то, что задирания о. Карабиновича игнорировались вначале долгое время, он тем не менее с великою настойчивостью, достойною лучшего назначения, продолжал свои обвинения еп. Михаила в том, в чем повинным быть тот и не думал. Как образец характерности обвинений в еретичестве еп. Михаила, можно указать на такой факт; в упомянутом журнале была пометена фотография еп. Михаила, сидящего на садовой скамейке рядом с неким голгофским христианином Абрамовым (еще в бытность его в господствующей церкви) – это по мысли о. Карабиновича должно служить явною уликою того, что еп. Михаил и сам голгофский христианин. Ну, а спросить бы о. Карабиновича:

- На изображениях первого Вселенского Собора пишут совместно со свв. отцами и Ария еретика, и Евсевия в др. - что же, стало быть, и святые отцы еретики?!.

Вот такого рода и вообще доказательства обвинителей вл. Михаила. Но ведь они душу-то обвиняемого мучили. Клали на него отпечаток тяжести.

Собирались соборы. Епископа Михаила на них не приглашали и дела его к слушанию не назначали. Это тоже убивало покойного.

И вот мало-помалу душа его заболела и болезнь развивалась медленно, но верно.

Душа жаждала делания, а делания люди не давали. Душа жаждала пользы человеку-брату, а на эту жажду отвечали тяжелыми ударами по уму, сердцу и самой душе.

Он бросил среду господствующих, как среду чуждую духа Христа и пришел к нам с открытой душою, с тою же жаждою послужить добру, правде, принести посильную пользу церкви Христовой, но и здесь завистливое невежество ополчилось против него, изгнало его из своей среды, заставив, скататься по чужим краям и делать дело Христово только украдкою как бы, как бы насильно навязывая доброе человеку.

Это были удары, которые вызвали неврастению, а она помешательство, а это последнее смерть под ударами ломовых извозчиков, тех детей народа, которому он посвятил все свои способности и радости жизни. За все жертвы, которые он добровольно принес на благо народа – он получил в награду перелом, ребер и ключицы, простуду и мытарства в больнице.

Гнало его государство, иерархия церкви господствующей, иерархия нашей церкви, изувечил его народ простой, и интеллигент врач больницы своим невниманием добил его. Одним словом: человек во всех своих видах благородных и грубых, просвещенных и темных - отблагодарил его так, как всегда человек благодарит великих людей.

Вся жизнь его была тяжелым крестоношением, а смерть—это своего рода голгофа.

Но воля Проведения все-таки милосердна: послав ему тяжкие испытания в жизни, она милосердуя привела его к блаженному покою среди пастырей церкви, послужить которой он жаждал, и я верю, что ныне душа его стоить пред престолом Всевышнего, очищенная, убеленная, светозарная, примиренная со всеми и молит Всевышнего простить его гонителей и уврачевать их мрачную душу светом правды Христовой.

Да будет ему вечная память и блаженный покой!