«В память вечную будет праведник» (Пс. 111, 6)

Совсем недавно (особенно по историческим меркам), в 2004 г., в Русской Православной старообрядческой Церкви был прославлен в лике святых (пока — местночтимых в с. Белая Криница, где находится могила праведника, а также на его родине, в Новгородской области) преподобный отец Павел (Великодворский; 1808—1854; вместе со своим сотрудником иноком Алимпием (Милорадовым)). 18 (5-го по старому стилю) мая названного выше года, в день кончины Павла, была впервые совершена служба новоканонизированному. Её возглавили два старообрядческих первоиерарха, митрополиты: покойный (+ 2005) Андриан, Московский и всея Руси, и Леонтий, кафедра которого до 1940 г. находилась в Белой Кринице, теперь же пребывает в румынском г. Браила (в её ведении — старообрядцы дальнего зарубежья). Таким образом, можно без преувеличения сказать, что начало почитанию святого было положено на самом высоком уровне. И здесь вновь вспоминается известная истина: чем значительнее событие, тем серьёзнее его предыстория. Потому что к делам духовным она приложима, пожалуй, в превосходной степени. Итак, обратимся к историческим данным.

Хорошо известна легенда: после покорения Новгорода, в 1478-м, великий князь московский Иван III ненароком разбил на Валдае, по пути в столицу, пленённый вечевой колокол. Он разлетелся множеством осколков и положил начало местному литейному промыслу, столь славному в дальнейшем. Наличие этого предания позволяет предположить, что валдайцы (а с ними, естественно, и зимогоры) осознавали себя прямыми наследниками древних новгородцев: хотя вечевой благовестник и разбит, но остались его частицы. Существеннейшей из них, образно говоря, был, пожалуй, ещё очень долго после присоединения к Москве сохранявшийся на Новгородской земле строй церковно — народной жизни, который можно назвать «консервативной демократией». Основная его черта — строгая традиционность системы православных духовных ценностей. Из неё проистекал высокий авторитет как «старины» в принципе, так и её хранителей, представителей старшего поколения. При этом решение ряда важных вопросов (в особенности духовных) происходило на коллективных началах. Так, община сама избирала из своей среды кандидатов на посвящение в церковные степени (священники, диаконы и пр.), предлагая их на рассмотрение вышестоящему руководству епархии. Этот строй не поколебали ни репрессии со стороны московских правителей, которым часто подвергались новгородцы в XV—XVI вв., ни ужесточение крепостной зависимости в эпоху Годунова, ни Смута и нашествия иноземцев, ознаменовавшие рубеж веков XVI и XVII. Но пришла роковая для русского традиционного общества середина последнего из вышеназванных столетий…

В 1650 г., вопреки канонам Церкви, при ещё живом новгородском владыке Афонии (он, кстати, впоследствии был причислен к лику святых) на кафедру св. Софии был поставлен митрополитом Никон. Тот самый, в дальнейшем — печально известный патриарх — реформатор. Его деятельность в Великом Новгороде была непродолжительной (1650—1652), но весьма активной. В частности, он «выпросил» у царя Алексея Михайловича валдайскую землю (с «людишками», разумеется) для основания, строительства и содержания монастыря в честь Иверской иконы Богородицы. И местные жители (вместе с прочими новгородцами), пожалуй, одними из первых на Руси, ощутили на себе всю тяжесть никоновой руки. Ведь именно на здешних крестьян легли нелёгкие повинности, связанные с возведением многочисленных построек обители, «кормлением» её насельников. При этом следует особо отметить, что братия Иверского монастыря была практически полностью пришлой, причём отнюдь не из окрестных земель. Никон собрал на Валдае монахов — выходцев из тех бывших владений Киевской Руси, которые к XVII веку уже по триста, а то и четыреста лет находились под католической властью Речи Посполитой. Влияние «латинства» в среде этих иноков было, конечно, весьма значительным.

Итак, с точки зрения коренных валдайцев сложилась следующая ситуация. Присланный на Новгородскую митрополию из Москвы Никон, благодаря поддержке царя, отнимает у местных жителей и землю, и волю. Всё вокруг внезапно становится собственностью абсолютно нового монастыря. Он возводится силами, опять — таки, здешних крестьян, находившихся на стройплощадке отнюдь не добровольно. Особо отмечу принципиальную нетрадиционность практически моментального возникновения обители. Ведь монастырь, как правило, начинался с инока — подвижника, удалявшегося от суеты мира и постепенно собиравшего вокруг себя единомышленников. Обустройство такой обители шло естественным путём, длясь порой веками. На Валдае же, говоря по-современному — «с нуля и под ключ». К тому же насельниками этого всецело искусственного, созданного «сверху» учреждения стали, как уже отмечалось, «литовцы и белорусцы», по сути, — полу-, если не полностью, католики. Эти люди не имели почти ничего общего с местностью, в которой оказались. Исходя из всего изложенного, думаю, вполне понятно, почему церковные преобразования, которые стал проводить Никон, сделавшись патриархом, встретили здесь (да и в других краях Руси) отнюдь не безоговорочную поддержку. Вероятно, с самого начала пресловутой реформы (проводившейся, напомню, в 1652—1667 гг.) на Валдае существовали общины старообрядцев, то есть православных христиан, не принявших «новины». К одной из них, безусловно, принадлежали и предки святого Павла (Великодворского). Придерживались они «поповского» направления в старообрядчестве, что также должно быть пояснено особо.

Преемником Никона на Новгородской кафедре в 1652 г. стал митрополит Макарий, вошедший в историю как III-й. Выходец из Казани и ставленник реформатора, он, по данным старообрядческой историографии, тем не менее, внутренне не был сторонником изменений. В Москве он формально подписывал все постановления организованных Никоном церковных Соборов о «книжной справе» и прочих «новизнах». В храмах же Новгородской епархии, пока владыка был жив, всё оставалось по — прежнему. В 1662-м, незадолго до кончины (последовавшей через год), митрополит посвятил в сан священноигумена (Николо — Беседного монастыря в Тихвине) весьма известного впоследствии Досифея. Именно он потом в течение ряда десятилетий организовывал по всей стране «поповщинское» старообрядческое движение. В частности, в 1670-м игумен постриг в Москве в инокини знаменитую боярыню — мученицу за «древлее благочестие» Феодосию Морозову. Вероятно, в лице Досифея владыка Макарий видел продолжателя миссии сохранения в Церкви каноничного иерархического устройства. Вполне возможно предположить, что на начальном этапе деятельность игумена могла быть связана и с Валдаем. Абсолютно же достоверно то, что покинуть Новгородчину Досифея, как и многих других здешних староверов, вынудило резко изменившееся отношение к ним со стороны местных владык.

Пришедший после Макария III Питирим, а также последующие Иоаким и Корнилий (первые двое — будущие патриархи), были рьяными проводниками никоновской реформы, а с противниками её боролись со всей жестокостью средневековья. Книга «Виноград российский», этот старообрядческий мартиролог, полна описаний пыток и казней, которым на рубеже XVII—XVIII вв. подвергались староверы в застенках новгородского Архиерейского дома. Неистовое репрессивное усердие стало одной из главнейших причин распространения среди местных жителей беспоповских воззрений. Согласно которым, с никоновскими реформами во всём мире иссякла благодать Божия. А значит, навсегда исчезло и законное священство. Ведь для искренне верующего христианина крайне сложно примириться с мыслью, что безжалостный палач и насильник над людской совестью может быть одновременно носителем неких особых даров милосердного и человеколюбивого Бога. Неудивительно, что в той части Новгородской земли XVII столетия, которая теперь называется Карелией, в 1694-м возникла крупнейшая беспоповская Выговская пустынь, а основатели радикальнейших беспоповских направлений, Феодосий Васильев и Филипп, были новгородцами по происхождению. «Не приемлющие священства» вскоре стали численно преобладать среди местных старообрядцев. Но не исчезло и новгородское «поповство», продолжавшее традицию игумена Досифея. В общины этого направления особым образом принимались священники, переходившие от воцарившейся в России, как говорили и говорят доселе старообрядцы, «никонианской ереси». Как уже отмечалось, именно к «приемлющему священство» согласию принадлежала и зимогорская семья Великодворских. Здесь уместно от необходимого исторического введения вернуться к жизнеописанию преподобного.

Посвятить себя всецело служению Богу и Его Церкви отрок Петр Васильев Великодворский твёрдо решил в весьма раннем возрасте. Избранию именно такого жизненного пути в значительной степени способствовали его воспитание и общая атмосфера родительского дома. Отец святого, помимо того, что был волостным писарем, содержал постоялый двор, на котором часто останавливались старообрядцы со всей России, ездившие по различным делам в Петербург, тогдашнюю столицу империи. Находясь на отдыхе, они, конечно, вели между собой и с хозяином дома беседы, как духовные, так и более мирские. Затрагивались, вероятно, и вопросы взаимоотношений староверов, Синода и государства. Ведь многие, без сомнения, ехали с прошениями власть имущим, стремясь разрешить возникавшие конфликты, попытаться ослабить преследования, которым в России XIX века старообрядцев продолжали подвергать. Юный Петр, безусловно, слышал эти разговоры, и проникся не только свойственным староверию духовным настроением, но и узнал о его несправедливо униженном положении в стране, других его горестях и радостях. Василий Великодворский, вероятно, готовясь передать сыну по наследству свою профессию, научил того искусству чётко, свободно и красиво писать, привил любовь к чтению святоотеческих и исторических книг. Мать преподобного занималась домашним хозяйством и воспитанием детей. После смерти супруга она приняла иночество с именем Алевтина и поселилась в женском монастыре, находившемся на Рогожском кладбище в Москве, во всероссийском центре староверов, имеющих священство. Когда в 1852 году данная обитель была закрыта властями, матушка Алевтина переселилась в другой старообрядческий женский монастырь, в заграничном селе Белая Криница (тогда оно находилось в Австрии, теперь же это Украина).

Также и Петр с детства желал иночества. Уже в 12 (!) лет он попытался уйти из родительского дома в Стародубье (край на стыке нынешних Брянской области России и украинской Черниговщины), где в те времена (1-я половина XIX столетия) ещё существовали «поповщинские» старообрядческие обители (разорённые впоследствии по указам Николая I). Отец будущего подвижника смог настичь сына только в сотнях вёрст от родного очага и силой вернул мальчика домой. Но эта неудача привела только к тому, что исполнение своего заветного желания Петр всего лишь отложил на время, до стечения более удобных обстоятельств. Они же вскоре стали более способствовать не уходу в монастырь, а, напротив, сугубому погружению в мирские заботы.

В 1825 году Василий Великодворский преставился, и 17 — летнему Петру, как старшему в семье, пришлось взять на себя все обязанности по её содержанию. На руках у него, кроме пожилой уже матери, оказалось пятеро младших братьев и сестра. Тут и пригодилась отцовская наука: Петр был принят на место своего родителя, стал писарем Зимогорского волостного правления. Здесь ему пришлось научиться законам и обычаям тогдашнего государства и выработать в себе терпение и смирение — необходимейшие в деле душевного спасения добродетели. Особенно же помогло юноше с раннего детства воспринятое от старших глубокое почитание одно из величайших древних угодников Божиих — святителя Николы, архиепископа Мир ликийских.

Дни его памяти отмечались в семье Великодворских с особой торжественностью. После службы в моленной Петр, несмотря на то, что был человеком материально небогатым, собирал в своём доме не только местных старообрядцев, но и странников, и нищих. Во время праздничной трапезы молодой хозяин сам прислуживал гостям за столом, а также читал вслух для всех собравшихся старопечатное «Житие» святого Николы, поучения из других святоотеческих книг. По преданию, Петр дал обет ничего не предпринимать в жизни без предварительной молитвы св. Николе, то есть как бы без его благословения. И здесь трудно не вспомнить вновь старинные духовные традиции Великого Новгорода. Ведь ещё в XII столетии, на берегу Волхова напротив детинца — кремля, здесь был воздвигнут крупный собор в честь архиепископа Мир ликийских, для помещения его чудотворного образа, явившегося на водах Ильмень — озера — знаменитый «Никола на Дворище». А «Семисоборная роспись» новгородских храмов XVI века фиксирует Никольские престолы (придельные или основные) в очень многих здешних церквях и обителях. Именно этому наследию и был твёрдо верен Петр Великодворский.

Вернусь, однако, к описанию его жизненному пути.

Однажды он заступился за человека, невинно осуждённого местными властями. Пытаясь добиться оправдания несчастного, волостной писарь направил письмо с соответствующей просьбой непосредственно министру внутренних дел, в обход всех уездных и губернских инстанций. Но послание это из столичного министерства было передано в канцелярию Новгородского губернатора. Последний был невероятно возмущён «дерзостью» Петра, приказал немедленно задержать его и препроводить в острог. По свидетельству современников, в заключении святой «твердо уповал на скорого своего заступника, великого святителя Николу, в невинности бескорыстия своего призывая заступление его». И произошло чудо! Губернатор внезапно сменил гнев на милость и отпустил юного писаря с миром. По данным его жизнеописателей (никогда, насколько известно автору статьи, не бывавших в Великом Новгороде), по освобождении Петр направился в Софийский собор, чтобы поклониться находившемуся там «святому и чудотворному образу Николы». Однако всякий более — менее серьёзно знакомый с историей новгородских святынь знает, что в Софийском соборе такая икона не известна. Зато знаменит уже упоминавшийся выше древний образ святителя в соборе Николо — Дворищенском. Не туда ли на самом деле направил свои стопы избавленный от неволи? Дополнительным косвенным свидетельством именно таких обстоятельств может служить то, что резиденция новгородских губернаторов XIX века (как известно, в перестроенном виде сохранившаяся доселе) находится как раз неподалёку от указанного храма. Но знаменательное событие не ограничилось вызволением одного Петра. Уже возвратившись в родное Зимогорье, он узнал, что страдания его не были напрасны. Состоялся пересмотр дела того человека, за которого он вступился, в результате чего без вины осуждённый был оправдан и вышел из заточения.

Столь явное проявление покровительства святого Николы подкрепило давнюю убеждённость молодого Великодворского в некоей особости собственной жизненной миссии. Он стал ещё более осознавать свою избранность свыше, воспринимая её не как повод для самовозвеличивания, а как, вероятно, трудную, но непременную обязанность совершить для Церкви некое большое и даже великое дело. Однако в чём конкретно состоял жребий Провидения, юноша долгое время мог только строить догадки. Наконец, в ночь на 6 декабря 1833 года, накануне памяти св. Николы, после богослужения, Петру, согласно его жизнеописанию, явился во сне сам чудотворец Мир ликийских. Указывая на Евангелие и свои блистающие архиерейские ризы, он неоднократно повторил: «Якоже аз, так все есть», т.е. «всё (или все) должно (или должны) быть, как я (или «как у меня»)». Здесь содержался явный намёк на отсутствие у тогдашних старообрядцев епископского чина, а также на то, что это положение должно быть исправлено.

После этого события Петр (ему тогда было лишь 25) окончательно решился исполнить детскую мечту — стать иноком, посвятить служению Богу и Церкви всего себя без остатка. И удалился в старообрядческий Лаврентьевский монастырь близ Гомеля. Один из крупнейших центров «древлего благочестия», он имел значительное собрание рукописных и старопечатных церковных книг. Настоятелем обители был инок Аркадий (Шапошников), впоследствии епископ Славский. Под его началом тут проживали, в частности, столь заметные в истории старообрядчества лица, как духовный писатель Иларион Кабанов (более известный под псевдонимом «Ксенос», т.е. «странник») и инок Геронтий (Колпаков). Последнему предстояло стать архимандритом Белокриницкого монастыря и потом пострадать от российских гонителей староверия, скончаться в заключении. Петр Великодворский (1 марта 1836-го ставший иноком Павлом) легко влился в этот круг просвещённых подвижников. Предметом их продолжительных бесед (перемежавших молитвенные и прочие монастырские труды, а также краткий отдых), было, в частности, печальное положение, сложившееся во взаимоотношениях старообрядцев и властей империи.

Царствовавший в те годы Николай I вознамерился уничтожить старую русскую православную веру как независимое духовное направление. Основной удар репрессий пришёлся на переходившее к старообрядцам из «господствующего исповедания» священство. В результате его численность резко, почти до критического минимума, сократилась. В этих условиях многие из староверов задавались мыслью о путях выхода из столь затруднительного положения. Этот вопрос был основным на всероссийском Соборе старообрядцев — «поповцев», состоявшемся в 1832 году в Рогожской слободе Москвы. На нём было принято решение: искать за пределами России архиерея, который соизволил бы перейти в Старообрядческую Церковь, и кафедру для него организовать также за рубежом. Финансировать это долгое, многотрудное и небезопасное предприятие (к тому же с отнюдь не гарантированным конечным результатом) вызвались старообрядцы — крупные купцы (сперва выходцы из Подмосковья петербуржцы Громовы, затем — москвичи Рахмановы). Конкретным же исполнителем данного дела был избран инок Павел (тогда ещё Петр Великодворский). Его кандидатура была признана участниками Собора наиболее подходящей благодаря редкому сочетанию в характере таких качеств, как предприимчивость и самоотверженность. Реализация названной выше миссии и стала тем великим делом всей жизни, о котором святой столь много как мечтал, так и недоумевал с самых ранних лет. Кстати, в момент соборного избрания на подвиг ему было всего 27…

В 1836 г. инок Павел, вместе с уже упоминавшимся выше Геронтием (Колпаковым), отправились в первое, южное странствие. Как считали некоторые тогдашние старообрядцы, в предгорьях Арарата (т.е. в Грузии и Армении) «укрывались» истинные христиане, и среди них — епископы. Этот первый вояж, разумеется, был исполнен более самоотверженности, нежели предприимчивости. Его, пожалуй, можно сравнить с поисками мифического «Беловодского царства». Действительность жёстко развеяла наивные представления. «Древлеблагочестивых архиереев» на Кавказе, конечно же, не оказалось. Сами же иноки, в пути и не думавшие снимать положенную их чину одежду, привлекли внимание полиции. В г. Кутаиси их задержали, как сказали бы теперь, «для выяснения личности». Началось трёхмесячное разбирательство, во время которого старообрядческие посланники содержались под стражей. В итоге они были «высланы по месту приписки», иначе говоря, отправлены назад, в Центральную Россию. Однако этот неуспех не остановил всего задуманного предприятия. Так и первая, детская ещё неудача уйти в монастырь не помешала Петру Великодворскому всё же принять иночество, когда для того созрели необходимые условия.

Три года спустя иноки отправились в Австрийскую империю. Об этом государстве у староверов было два, на сей раз совершенно реальных сведения:

1) В буковинском селении Белая Криница есть старообрядческий монастырь, пригодный для организации там епископской кафедры; 2) В Австрии (в отличие от тогдашней России) — реальная свобода вероисповедания. Последнее обстоятельство позволяло свести к минимуму политический аспект готовившегося воссоздания иерархии.

Последовавший период 1839—1846 гг. был насыщен множеством ярких событий, в центре которых неизменно находился преподобный Павел. Целых четыре года понадобилось ему, чтобы исходатайствовать у имперских властей разрешение учредить в Белой Кринице старообрядческую епископию (точнее же, Митрополию). Для достижения этой цели им было составлено огромное число различных документов. Но, как часто бывает в подобных случаях, всё решили не столько бумаги, сколько аудиенция у императора Фердинанда в 1844-м. Павел добился её с большим трудом, а в ходе приёма сумел произвести на монарха благоприятное впечатление. Но юридическая подготовка создания духовного центра была лишь меньшей частью дела. Предстояло ещё разыскать достойного архиерея, который бы изъявил согласие на переход в старообрядчество. Дабы таким образом прекратилось вдовство Церкви Христовой, длившееся уже около 180 лет, с времён трагической никоновской реформы.

Эти поиски инок Павел (Великодворский), вместе со сподвижником Алимпием (Милорадовым), вл почти по всем землям бывшей Византии, находившимся тогда в основном под османским владычеством. Посланники староверцев побывали в Сербии, Славонии, Далмации, Молдове, Сирии, Ливане, Палестине и Египте. Странствия, порою сопряжённые с лишениями и опасностями, увенчались успехом в 1846 г. в Константинополе (Стамбуле). Здесь иноку Павлу, как известно, удалось (согласно его жизнеописанию, не без помощи столь чтимого им святого Николы) убедить в том, что Старообрядческая Церковь есть единственная истинно православная, греческого митрополита Амвросия. В тот момент последний был отстранён от управления Боснийской епархией из — за происков турецких властей, но не запрещён в священнослужении. 28 октября того же 1846-го в Белой Кринице состоялось торжественное присоединение данного владыки к старообрядчеству. Так свершилось событие поистине великое: Церковь вновь обрела полноту трёхчинной иерархии священства! Святитель Амвросий вскоре рукоположил ещё одного епископа, других священнослужителей — старообрядцев. Спустя ещё некоторое время духовные лица белокриницкого поставления появились и в России, расширяя свою деятельность вопреки преследованиям со стороны Синода и правящих кругов страны.

Без преувеличения, титанические труды преподобного Павла по воссозданию полноты иерархии изумляют и сегодня. Особо отмечу, что современного человека, на мой взгляд, в этой деятельности более всего поражает то, что святому из Зимогорья удалось преодолеть, если так можно выразиться, целый ряд недоверий. Во — первых, надо упомянуть о недоверии коренных жителей Белой Криницы к пришельцам из России, людям хотя и единоверным, но по — человечески прежде совсем не знакомым. Далее, немалое недоверие проявляли поначалу австрийские власти, как местные, так и центральные. Не случайно дело устройства кафедры по — настоящему продвинулось только после высочайшей аудиенции. Наконец, даже митрополит Амвросий доверился Павлу далеко не сразу. Ведь до знакомства с ним он вряд ли много знал или хотя бы слышал о русском старообрядчестве. Да и предшествовавшая «обретению первосвятителя» поездка по юго — восточной Европе, Ближнему Востоку и Египту тоже не была визитом к родственникам или знакомым. Пожалуй, даже самый практический, но лишённый помощи свыше ум и талант не справился бы за, в сущности, небольшой семилетний отрезок времени с задачами такого масштаба. Воистину, труды эти были делом отнюдь не только личных дарований святого Павла, но и Самого промысла Божия!

Не менее замечательными представляются и результаты вышеописанных усилий. Почти все намеченные заранее цели были достигнуты, причём, как выяснилось, с уже не обратимыми вспять последствиями. Буквально разъярённый фактом появления архиереев у ненавистных ему «раскольников», Николай I смог добиться лишь отправки святителя Амвросия в ссылку, где тот и скончался в 1863-м. Но для полной ликвидации Белокриницкой Митрополии даже веса и влияния императора всероссийского оказалось недостаточно. Она продолжала действовать, существует и в наши дни. Правда, в 1940 г., из-за ввода советских войск на Буковину, ей пришлось переместиться в румынский город Браила.

Казалось бы, основным деятелям возрождения епископата было вполне можно, как говорится, почивать на лаврах. И даже, наверное, получить высокие духовные саны «за понесённые труды». Но уровень христианского самосознания и особенно смирения, присущий иноку Павлу и его сподвижнику Алимпию, был неизмеримо выше человеческой славы. До конца своих дней они остались «простыми», несвященными. Чтобы ни у кого не возникло подозрения, будто они трудились над воссозданием иерархии из неких личных расчётов. Располагая теперь более значительным количеством свободного времени, Павел активно занялся писательской деятельностью, создавал, в частности, апологетические сочинения. Из них наиболее известны «10 писем к беспоповцам». Преподобный вообще уделял значительное внимание диалогу со староверами, не приемлющими священства, старался доказывать неканоничность их положения и убеждал признать церковную иерархию. Эти труды приносили ощутимые результаты. Так, во многом под воздействием сочинений и бесед св. Павла в 1851 г. оставил беспоповство выходец из Подмосковья инок Антоний (в миру Андрей Шутов). Уже через два года он стал первым архиепископом Московским и всея Руси возрождённой старообрядческой иерархии, явившись впоследствии одним из наиболее выдающихся её деятелей. В тяжелейших условиях правительственных и официально — церковных преследований этот достойнейший ученик зимогорского уроженца фактически создал старообрядческую духовно — административную организацию во всероссийском масштабе. Он учредил 12 епархий, рукоположил 11 епископов и более ста священников. И здесь невозможно не удивиться провидческому дару святого Павла. Ведь он, конечно, немало способствовал скорому возвышению недавнего безпоповца, видя данные тому свыше таланты и способности. Возможно также, что подобно упомянутому в начале этой статьи новгородскому владыке XVII века Макарию III ( незадолго до кончины сделавшего священноигуменом (и своим идейным преемником) тихвинского инока Досифея), преподобный (несмотря на совсем не преклонный ещё возраст) спешил оставить Церкви надёжного продолжателя своего дела. Ибо чувствовал близость завершения земного пути.

Для прочих же людей кончина святого Павла была внезапной. Он преставился к Богу 5 (18 по новому стилю) мая 1854 года, на всего лишь 46-м году жизни. Вероятно, сказалось невероятное напряжение сил, с которым преподобный прожил годы, посвящённые возрождению полноты иерархии. Ещё же в этой связи вспоминаются такие святые, как Василий Великий, скончавшийся всего в 49, и благоверный князь Владимир Новгородский, строитель собора св. Софии, преставившийся в 30 с небольшим. Они, как и ряд других выдающихся людей Церкви, рано оставили сей мир. Возможно, милостию Господа, так им удалось избежать грехов, в которые они могли бы впасть, пробыв на сем свете дольше. Или же, быть может, за небольшие сроки земного бытия совершили они труды, вполне достаточные для загробного спасения. Поэтому задерживаться в суетном мире не было им уже никакой нужды. А нам, грешным, осталась лишь память. Правда, сохраняется она зачастую совсем не подобающе.

Только один раз, в начале XX века, были изданы письма св. Павла к безпоповцам. Другие его сочинения — доселе в рукописях, многие же и вовсе утрачены. Да и сохранившаяся в Белой Кринице могила преподобного ещё недавно была не в лучшем состоянии. Впрочем, с причислением инока к лику святых положение начало исправляться. Появились посвящённые ему публикации, и в целом интерес к этой ярчайшей личности и её наследию стал оживать. К сожалению, этот благой процесс пока почти не затронул родину Павла. В современном Зимогорье, как и на всей нынешней Новгородчине, и о преподобном, и о единоверных ему христианах — старообрядцах практически не знают. Поэтому завершает статью краткий очерк истории валдайского староверия в XIX—XX веках.

Одной из старообрядческих епархий, созданных трудами упоминавшегося выше владыки Антония (Шутова), была Петроградско — Тверская. В её состав вошли общины староверов — «поповцев» Петербургской, Новгородской, Псковской и Тверской губерний, а, значит, и Зимогорье. Костяк здешней небольшой (по данным переписи населения 1897 г., в ней было 42 человека) общины составлял, конечно, род Великодворских. Напротив их дома, через тогдашнее шоссе между двумя столицами, находилась деревянная моленная. По воскресным и праздничным дням в ней совершались возглавляемые старшими в семье богослужения (это здание, по счастью, сохранилось до наших дней). Постоянно служащего старообрядческого священника здесь не было. Лишь несколько раз в год (вероятно, во время постов, для принятия на исповедь) здесь бывали «древлеправославные» иереи из Петербурга. Однако, несмотря на малочисленность, приход отличался активностью. Например, в 1895 — м младший брат св. Павла, Фёдор Васильевич Великодворский, участвовал в диспуте с валдайскими синодальными миссионерами, отстаивая правоту старообрядческих убеждений. Проживали в Зимогорье и беспоповцы. А за сельской околицей, на живописном холме близ Валдайского озера, располагалось отдельное староверческое кладбище.

К настоящему же времени, увы, очень многое исчезло. В послереволюционные годы местные старообрядцы, люди в основном зажиточные, подверглись «раскулачиваниям» и репрессиям. Так, в Государственном историческом архиве Новгородской области содержатся документы о преследованиях в конце 1920-х — начале 1930-х гг. зимогорских староверов Сосуновых. В 1937 г. была закрыта и обращена в жилой дом моленная. Не пощадили и кладбище. Его не просто сровняли с землёй, уничтожив почти все намогильные кресты (сохранилось лишь одно каменное надгробие с датой «1927»), но даже разрыли захоронения (!), видимо, в поисках мифических «кладов». Но всё же и сегодня в той части Зимогорья, что вошла в черту г. Валдая, стоит дом Великодворских. Он был построен около 1880-х гг. на месте более старого (современный адрес — Советский проспект, 110). Как уже говорилось, существует и бывшая моленная, здание возраста, вероятно, ещё более почтенного (д. 103 по тому же проспекту). Предпринимаются усилия по приданию этим постройкам, равно как и месту кладбища (доселе именуемому «Староверкой»), статуса охраняемых государством памятников истории и культуры. 30 марта 2007 года в валдайском «Музее уездного города» состоялась лекция о преподобном Павле, вызвавшая живой интерес как местных жителей, так и средств массовой информации. Всё это позволяет надеяться, что предостоящее в 2008-м 200-летие со дня рождения святого будет достойно отмечено на его родной земле. Грядущему юбилею автор и посвящает эту статью.

ИСТОЧНИКИ

1. ГИАНО, ф. 236, оп. 3, д. 250, л. 6: рукописная топографическая карта с. Зимогорья и окрестностей, 1850-е гг.;

2. ГИАНО, ф. Р — 974, оп. 7, д. 32, лл. 59—65: обвинительное заключение по делу жителей с. Зимогорья Сосуновых Василия, Сергея и Александра, с сопутствующими документами, 1934 г.

ЛИТЕРАТУРА

1. Поведский Ю.Н. Валдайское приселье. Тверь, 1997. С. 93—94 (о зимогорских старообрядцах);

2. Мельников Ф.Е. Краткая история Древлеправославной (Старообрядческой) Церкви. Барнаул, 1999;

3. Александр Панкратов, диакон. Наследник духа новгородского. Некоторые черты образа преподобного Павла Белокриницкого // Церковь. Старообрядческий церковно — общественный журнал. № 7, 2005. С. 52—55;

4. Он же и колл. авторов. Богослов на Витке. История и возрождение старообрядческого храма в Великом Новгороде. Великий Новгород, 2006.

5. Чистяков Глеб. Жизнь и подвиги Павла Великодворского, блаженного ктитора Белокриницкой Митрополии. Краткий исторический очерк // Общий дом. Старообрядческий духовно — просветительский журнал. Вып. 7, сент. 2006. С. 3—6;

6. Тарасов Д. Возвращение имени // Валдай, № 35 (12684), 05.04. 2007.