К 250-летию со дня рождения отца Сергея Семеновича Гнусина (1756-27.06.1839. Соловки)
Сергей Семенович Гнусин - последователь старопоморского согласия, настоятель Преображенской обители, иконописец, художник, каллиграф, писатель,. известный деятель староверия и уважаемый духовный отец, но подлинная история его жизни осталась известна лишь весьма узкому кругу его почитателей и единомышленников, а со временем была утрачена, оставив краткий след только в Красном уставе - вероучичительном руководстве старопоморского согласия. Но его духовные противники постарались изо всех сил, чтобы в анналы старообрядчества о нем вошли вымышленные рассказы и необоснованные обвинения.
Сергей Семенович вел жизнь в обители тихую и строгую, наполненную молитвами и трудами: наставник при женском приюте, как написано в Красном уставе - "знаменитая обители единый от премудрейших духовный правитель", а также "главный деятель между прочими отцы". Умелый художник и каллиграф: "писаные им книги и тетради отличаются искуснейшим подражанием древнему печатному шрифту" - отмечалось в дневных записках о московских раскольниках, опубликованных во 2-й книге 1885 г. Чтений Общества истории и древностей российских.
Сергей Семенович известен как художник и иконописец, но работы его не сохранились или нам не известны. "Учительный настоятель" Гнусин оставил преимущественно литературное наследие, но на сегодняшний день оно полностью не выявлено и не описано. Сочинениями Сергея Семеновича занимался М.И. Чуванов, им был подготовлен доклад для Русского библиографического общества о Пандектах Гнусина, а также архимандрит Никанор (Кудрявцев) - игумен единоверческого монастыря, разместившегося в Преображенском богаделенном доме, выявивший множество сочинений, но также не избежавший ряда укоренившихся заблуждений.
К наследию Гнусина обращались и известные деятели староверия братья Юнги, но изданная при их участии "Книга зерцало таинств и конца всемирного", только предположительно может быть связана с авторством Гнусина. Одной из важных задач представляется выявление автографов Гнусина, а также всего круга его сочинений, которые содержатся, главным образом, в собраниях Е.Е. Егорова, Е.В. Барсова (РГБ), М.И. Чуванова (БАН), Рогожского кладбища, а также в частных коллекциях.
Далекий от сочувствия и восхищения старообрядцами игумен Никанор отмечал, что "голый перечень сочинений Гнусина не может не обнаружить в нем плодовитейшего писателя. За XIX век, если не за всю историю Преображенского кладбища, трудно указать фигуру, равную в этом отношении Гнусину". А в Красном уставе прямо указывалось, что "подобного снискателя и изъяснителя священного писания наше московское христианское общество не имело".
Наиболее известным сочинением, излагающим во всей полноте вероучение беспоповцев-федосеевцев, являются Пандекты, написанные Гнусиным по его собственноручному указанию указанию в 1810 г., начало: "Сия святая и богодухновенная книга, нарицаемая Новыя Пандекты". Как отмечалось в Красном уставе, "собранная на нынешняя последняя самовластная лета, от 256-ти священных книг и от внешних; от которых оная книга Пандект, яко прекрасными и различными цветы лепотне уряженная, святей, соборней и апостольстей церкви, яко венец всеговейно поднесенная, она имеется в 4 книгах и разделяется на 9 частей. Во всех же 4 книгах глав 655, листов 1579; чтущие сию душеполезную книгу Пандекту именуют составившего оную вторым Златоустом: яко же той изъясни сыновом господ-ствующия тогда святыя церкви священная словеса, тако и сей чадом гонимыя на последнее время, путь спасения показа".
Его перу принадлежит написанный около 1820 г. значительный труд "Книга об антихристе" в 4-х частях, нарицаемая "Глубина премудрости Божией, или Откровение тайны Божией". Основные ее части - это "Слово св. и прп. отца нашего Ефрема Сирина о антихристе протолковано многими свв. отцы" и "Слово мч. Ипполита, папы Римского в толковании же многих свв. отцов", украшенное графическими миниатюрами и орнаментом его руки. Для толкования положений, этих известных в православии "Слов" С.С. Гнусин привлекает широкий круг источников - сочинения Иоанна Златоустого, Иоанна Дамаскина, Исаака Сирина, Дионисия Ареопагита, Василия Великого, Максима Пелопонесского, Климента Александрийского, Нила Сорского, Димитрия Ростовского, Стефана Рязанского, пустозерских узников и многих других. Принцип построения своего труда Гнусин объясняет в предисловии: "Следовательно, что в пророчествах темно и непонятно стараться надо прояснять и проразумевать чрез сличение с ясным и понятным по связи исполнившихся пророчеств с настоящими и будущими обстоятельствами". Свой вклад в "Книгу о антихристе" определен автором следующим образом: с одной стороны, "ничего не обретается своего писания, кроме свв. отец учения", а с другой - "много есть и своего сочинения согласующегося всему Священному Писанию на нынешнее время".
Гнусин был автором и другого труда "Толкования на Слово 105 о антихристе прп. отца Ефрема Сирина", источниками которого выступают Евангелие, Апокалипсис, Соборник Четьи Минеи, Псалтырь, Книга о вере, Кириллова книга, слова Максима Грека и сщмч. Киприана. В старообрядческой традиции считалось, что именно в этом сочинении Гнусин расшифровывает имя Наполеона, на самом деле этот сюжет отсутствует, как явно несоответствующий замыслам Сергея Семеновича раскрыть суть духовного понимания антихриста.
Есть свидетельства о редакторской деятельности Гнусина. Он исправил и дополнил Поморский (церковный) Устав, составленный Петром Прокопьевым. Сохранилось значительное число посланий Гнусина в различные федосеевские центры: Москву, село Писцово - родину И.А.Ковылина, костромские земли, в том числе и "наказания", написанные и отправленные из тюремного заключения в Москве, в которых он призывал "во всем неизменно содержать символ вселенского восточного грекороссийского православия и веровати всему священному писанию".
Гнусин был убежденным и последовательным противником браков, невозможных в антихристово время. Подобная позиция никак не устраивала множащихся новоженов. Сторонники брачных отношений, посвященные в особенности биографии Гнусина, утрировали их в пылу спора, создали искаженный образ наставника, обвинив его в ухищрениях по смене званий и имен и назвав его "ужасным изувером", "семиименной особой", "гражданином всей России", как писал в своем "Словаре" Любопытный. Разработанная противниками Гнусина биографическая канва, изложенная в рукописном сборнике № 346 Хлудовского собрания Государственного исторического музея, и необоснованное объявление его автором апокрифа "Седмитолкового апокалипсиса" вплоть до настоящего времени удержались в историографической традиции. Но настало время привести и точный год его рождения, и биографию, рассказанную им самим и подтвержденную разными документами.
В 1816 г. в связи с выбором новых попечителей на Преображенском кладбище возник конфликт, проявившийся в отказе от общей молитвы, в результате которого образовались две непримиримые стороны - попечителя Грачева, единомышленника Гнусина и купца Осипова, каждая из которых выдвигала своих представителей и настаивала на собственных правилах управления. Следуя завету И.А.Ковылина, "чтоб учреждением попечителей доставить средства кладбищу быть в числе обществ, покровительствуемых правительством, и под его попечением находящихся", Грачев, Стукачев и Гнусин подали прошение во 2-й департамент Московского магистрата об утверждении избранных ими попечителей. Также поступили Осипов с Ветровым, Андреевым и Бовыкиным. Спор в магистрате не был разрешен и переместился в губернское правление, которому Грачев сообщил о недоверии к Осипову, как к "новожену".
Затем дело передали на рассмотрение графа Тормасова, решившего примирить стороны. Затея эта не имела никакого успеха, и утверждены были претенденты, выдвинутые единомышленниками Грачева: Иван Федоров Меховщик, Иван Федоров Любушкин, Иван Михайлов Стукачев и др. Возмущенный таким оборотом дела, Осипов подал графу Тормасову донос, где отмечал, что на кладбище скрываются беглые и опасные люди, в том числе Гнусин, написавший "Седмитолковый апокалипсис", картины и книги, порочащие верховную власть и направленные против браков.
Так рассказывается о конфликте в известной истории Преображенского кладбища, опубликованной В. Кельсиевым и содержащей также вымышленную биографию Гнусина, изложенную его противниками. "Сигналы" эти достигли высоких инстанций, в том числе Сената, где и предписано было провести особое расследование, утвержденное императором Александром I 3 июля 1820 г. В одном из сопровождающих документов отмечалось, что "к обнаружении таковых доносов не иначе приступить можно, как посредством власти, имеющей право потребовать на все ясных доказательств, само же следствие должно быть секретно, кротко, без всякой огласки". Разыскания, как было принято в императорской России, проводились очень тщательно, и многие подробности этой драматической истории теперь известны из документов, сохранившихся в фонде московского генерал-губернатора в Историческом архиве Москвы, в том числе и о том, что был донос и со стороны Макара Андреева "сотоварищи", недовольных строгими предписаниями о браках, в котором было превратно изложено сокровенное вероучение последователей Преображенского Богаделенного дома.
Дознаватели, зная единомышленников Ильи Алексеевича как людей законопослушных и уважаемых, были в некоторой степени удивлены их столь непримиримой вражде. Ее причину они увидели в том, что "все противники Гнусина отошли от Преображенского Богаделенного дома и составили свое общество, под названием "поморское", где браки допускаются. Все отошедшие женаты — сие и есть главная причина ссоры", - отмечал в документах расследования управляющий Министерством внутренних дел граф Кочубей.
За Преображенским богаделенным домом было установлено строгое наблюдение.
Все внимание полиции, конечно, было направлено на Сергея Семеновича, в связи с чем московский обер-полицмейстер сообщал: "Московский мещанин Сергей Гнусин в прошлом 1818 году в августе, проживал в келье сего дома, называясь настоятелем, но куда выбыл неизвестно.
После сего Гнусин 1818 года августа с 19 числа, проживал в том же доме и в означенный месяц уехал в Костромскую губернию, Судиславльский уезд. Приметами же он Гнусин: роста небольшого, голова лыса, борода черна, лицем немного красноват, ногами нездоров". Единомышленники тщательно берегли Гнусина от властей, так что 31 мая 1821 года костромской гражданский надзиратель вынужден был сообщить московскому военному генерал-губернатору: "насчет скрывающего настоятеля Московского Преображенского Богаделенного дома Сергея Гнусина исправник донес, что при всем старании его не мог он отыскать человека сего не только в посаде Судис-лавль, но и во всей Костромской округе".
Но немало было и желающих угодить власти. Так, в следственном деле сохранился еще один из доносов - на этот раз анонимный – небольшая, в половину листа записка: " Сергей Семенов Гнусин прежде проживал в Преображенском раскольничем богаделенном доме и был наставником в их молельне. Ныне имеет жительство в г. Судиславле Костромской губернии в доме купца Васильчикова под именем Сергея Васильева Гнусова".
Вскоре московский гражданский губернатор князь Д.В. Голицин получил донесение из Костромской губернии о взятии на основании именного указа С.С. Гнусина с плакатным паспортом (паспорт, выдававшийся людям податных сословий. — Е.А.) от дома Московского градского общества. 23 декабря 1821 года в присутствии советника губернского правления Палицина при заседателе дворянского земского суда Цветкова и бургомистра Судиславля Андрея Москвина Гнусин был допрошен и весьма подробно и чистосердечно изложил свой жизненный путь.
Мы приводим его рассказ, опустив некоторые устаревшие, а потому несколько трудные для понимания слова и обороты: "от роду себе имею 65 лет, федосеевского старообрядческого толку, был дворовым человеком помещика Осокина Оренбургской губ. Белебеевской округи, от коего лет 16 тому назад бежал, скитался по лесам и разным селениям, если иногда спрашивали, то назывался настоящим своим именем и помещика своего, уверяя, что имею при сем письменный вид, хотя его и не было. Через два года пришел в столичный город Москву, где встретился у Юхотного ряда (ряд, где торговали кожами. Известны были казанские юхотники или кожевенники. — Е.А.] с вольноотпущенником крестьянином помещика Шапошникова Петром Никифоровым, от которого узнал, что он одного со мной согласу, и объявил ему о себе, что беглый и не имею на свободное проживание письменного вида, которой (П. Никифоров. — Е.А.) по старости лет из сожаления ко мне отдал свою отпускную, а сам уехал в дом свой в Саратов. С этой отпускной называл я себя Петром Никифоровым. По знанию живописного мастерства записался в цех ремесленной управы и проживал в Москве до 1813 года, а потом через приятеля своего г. Казани сокольного пометчика (очевидно, готовил соколов к охоте. — Е.А.) Андрея Васильева Шаронова получил уже от помещика своего настоящую отпускную, совершенною в Казанской палате Гражданского суда, с которой и приписался 22 декабря 1815 г. к московскому мещанству по высочайшему манифесту о 7-й ревизии. Назад же тому года с три или более по извету отпадших от нашего согласия московского купца Лаврентия Иванова Осипова с прочими в том, что я имел чужую отпускную, за что и был судим, но как преступление сие сделано было до всемилостивейшего манифеста прошлого 1814 г. августа в 30 день (в честь мира с Францией. — Е.А.), то от суда и следствия освобожден без наказания, после чего проживал в городе Москве в Преображенском богаделенном доме, по временам ездил в Коломну в таковой же богаделенный дом, а с год времени укрывался я по разным местам с получаемым заочно от Московского общества паспортами и проживал у старообрядцев одного со мною согласу в г. Коломне и селе Писцове от того, что отпадшие московский купец Осипов с прочими начали делать на меня ложные доносы. В Судиславльский богаделенный дом прибыл я два дни назад. Содержателю дома купцу Папулину показал паспорт, который и принял меня и отвел особый покой. Из живущих при богаделенном доме едва ли кто и заметил ли. Приезд мой я не известил. Естие мне приносила с кухни старушка. Ее зовут — не знаю. Сам же никуда не выходил, с ворами, беглыми знакомства не имел. Показую сущую справедливость. К подлинному допросу руку приложил московский мещанин Сергей Семенов Гнусин".
В январе 1822 г. Гнусин и Федотов были доставлены в Москву, где содержались во внутренней тюрь тюрьме одного из тюремных замков, какого именно пока неясно.
Все это время шло длительное расследование. Рассматривавшему дело управляющему МВД графу В. Кочубею "для секретного разыскания об учении Г. совершенно известные по правилам и бескорыстию люди" представили "две записки, книги, писаные рукой, и две картины, рисованые Гнусиным".
Однако далее в итогах расследования отмечалось, что "ничего особенного не открыто, кроме только того, что будто бы он дозволял себе согласно со своим учением составление оскорбительных насчет религии картин, которых однако при всех стараниях не отыскано, и в том удостоверяет только противная ему партия". (Курсив мой.- Е.А.) Более того, прямо указывалось, что о картинах, осуждающих браки и государей — помазанников Божиих, "есть только словесные показания с противной Г. стороны, которые со времени возникших в 1816 г. ссор от Преображенского кладбища отошли и составили свое общество под названием поморское, где браки допускаются".
Таким образом, получалось, что нет и явного преступления, за которое бы Гнусин должен быть осужден по законам, тем не менее, "необходимо удаление его из Москвы потому более, что он по строгим правилам и скромной жизни своей, почитается от многих приверженцев к старообрядческой вере за святого". (Курсив мой. — Е.А.) Рекомендовалось также удалить и другого учителя — Ивана Федотова.
Все это, по мнению высшей администрации, могло бы изгладить "новое учение". Разработаны были и строгие меры для Преображенского кладбища, затем распространенные на все федосеевство: обязательное введение метрических книг с записью всех последователей, только престарелых и слабых разрешалось оставлять в богаделенном доме до конца жизни, молодежь, поющую на клиросах или живущую у родственников, с 16 лет отправлять "жить своими трудами", не дозволялось "умножение строений под названием моленные".
Внутренние разногласия в среде старообрядцев были оценены верховной властью как подспорье в полицейском надзоре и ограничении их свободы деятельности. Так прямо указывалось, что недопустимо образование на Преображенском кладбище общего центра — поморского и федосеевского, к которому стремились "брачники", "чтобы они в будущем не соединились и не составили бы сильнейшего общества, в котором без противоположной партии нельзя будет знать их тайные злоупотребления".
Так собственными усилиями – доносами и соперничеством – старообрядцы -"брачники" обрекли все старопоморское согласие на долгие годы преследований, строгого надзора и запретов. Гнусин и Федотов были объявлены секретными арестантами, не должны были иметь между собой никакого общения, и в дальнейшем предполагалось с соблюдением "величайшей тайны" отправить Гнусина в Шлиссельбургскую, а Федотова в Швартгольмскую крепости, но 11 мая 1823 г. московскому обер-полицмейстеру генерал-майору Тульчину на основании высочайшего повеления рекомендовалось "раскольников Гнусина и Федотова, содержащихся под стражей, отправить к господину архангельскому гражданскому губернатору и приказать ему заключить Гнусина и Федотова в Соловецкий монастырь, чтобы они содержались под самым строгим караулом и не могли принимать посещений".
12 мая 1823 согласно раппорту обер-полицмейстера Гнусин и Федотов были отправлены в Архангельск в распоряжение генерал-губернатора на двух парах лошадей, "чтобы было удобнее ехать и чтобы не случилось чего непредвиденного". Для путевых издержек было выдано 500 руб.
Квартальный надзиратель, препровождавший Гнусина и Федотова, возвратился в Москву и сообщил об исполнении задания и издержке 85 руб., сверх полученных. С.С. Гнусин провел на Соловках более 16 лет. Сообщение о его кончине доставил в Москву Петр Трофимов, в нем говорилось, что Сергей Семенович до самой кончины говорил и поучал сущих и что более "не осталось де таковых стариков".
Так завершилась земная жизнь духовного отца Сергея Семеновича, невероятные трудности которой, вызванные крепостным состоянием Гнусина и вместе с тем обладанием разносторонними талантами, которые он, конечно, как истинный христианин не мог сохранять под спудом, его оппонентами были обращены против него и послужили созданию о нем злой легенды.
Но даже властные расследователи поняли истинную суть этого человека, а столь суровое наказание было связано с их поистине паническим ужасом перед неиссякаемой твердостью старообрядцев в следовании вере отцов и их творческим деятельным потенциалом.
Все рассудили время и Божий суд. Это сообщение о Гнусине представляется первым шагом в освоении значительного, разностороннего и глубокого наследия "учительного настоятеля".
Елена Агеева
"Старообрядецъ", 2006, № 36-37
|