1. Цель нижеследующих размышлений - обсудить возможность выработки процедуры, позволяющей проверить и при необходимости уточнить существующие оценки роли старообрядческого населения в развитии торгового и промышленного предпринимательства русского города XVIII в. При этом мы не собираемся ставить под сомнение факт значимости этой роли, тем более, что по отношению к следующему, XIX в., по нашему мнению, доказан вполне убедительно. Но положение дел для предшествующего периода не столь очевидно. Для его прояснения, как нам кажется, требуется перейти от рассуждений, опирающихся чаще всего на иллюстрации, к выводам, базирующимся на статистике. Не исключено, что первые и вторые в конечной их точке совпадут. Но возможно и расхождение - тогда на первый взгляд вполне убедительные умозаключения потребуют коррекции, может быть, и значительной.
Хотя проблема «счисления» старообрядцев не принадлежит в настоящее время к вызывающим наибольший интерес у исследователей старообрядчества, он (этот интерес) существует и даже усиливается. В последние полтора десятка лет в своих работах этой проблемы касались Ю.В. Клюкина, Н.В. Козлова, М.В. Кочергина, М.И. Лукина, И.Ю. Макаров, В.Н. Непомнящая, В.И. Осипов, И.Н. Юркин и другие исследователи. Большинство работ носило региональный характер: изучалась ситуация на Брянщине, в Калуге, Новой Ладоге, Перми, Петербурге, Ржеве Володимеровой, Стародубье, Туле других городах и уездах. Практически все перечисленные авторы работали со статистикой записных старообрядцев.
Заключения относительно роли старообрядчества в становлении российского капитализма опираются в основном на данные о численности и экономической активности записных старообрядцев. Эти данные - единственная статистика старообрядчества, доступная современному исследователю в явном виде. Но с нашей точки зрения, использование её для анализа названной проблемы часто недостаточно корректно, а подчас некорректно вообще.
По отношению к экономической деятельности городское старообрядчество следует рассматривать минимум как 2 существенно различающиеся своими отношениями (правами и обязанностями) к государству социальные группы. Одна - записные старообрядцы: они ограничены в правах, хотя и частично освобождены от обязанностей (некоторых казённых служб). Другая - старообрядцы «потаённые», по набору прав и обязанностей не отличаются от посадского населения, к которому официально принадлежат. Их участие в экономической жизни не испытывает ограничений, налагаемых на старообрядцев записных. Уже из этого очевидно, что при равной численности и сравнимой индивидуальной экономической «силе» (капиталы, предпринимательский опыт, коммерческие связи и проч.), потаённые старообрядцы могли добиться неизмеримо большего, нежели записные. Можно ли в таком случае при оценке экономической роли старообрядчества игнорировать их (потаённых) только потому, что мы не имеем возможности их выявить и пересчитать? И можно ли считать корректными выводы, сделанные без учёта действия этой группы?
На наш взгляд, после первичного «прощупывания» проблемы, осуществлённого с использованием статистики записных, дальнейшее продвижение в её изучении возможно только после того, как будут достигнуты успехи на пути уточнения данных о численности и персональном составе участвующего в предпринимательской деятельности старообрядческого населения. Для этого полагаем целесообразным попытаться разработать и апробировать методические приёмы ретроспективной оценки принадлежности к старообрядчеству
Их поиск предполагает опору на эмпирический материал. На данном этапе считаем возможным ограничиться каким-то одним городом, удобным для подобных упражнений по характеристикам своего населения. В качестве города, на материале которого мы попытались отработать названную идею, была избрана Тула, город, в XVIII в. испытавший бурный экономический подъём, сопровождавшийся значительном увеличением численности населения. В это время здесь формируется целый отрад металлопромышленников из числа бывших оружейников и посадских (см. работы С.Г. Струмилина, Н.И. Павленко, Б.Б. Кафенгауза). Впечатляющих успехов добивается и тульское купечество (см. работы А. Юхта, Н.Н. Репина и др.). Вместе с тем, известно о довольно значительном распространении в городе в аннинское и елизаветинское время старообрядчества, а также о связи с ним наиболее заметных предпринимательских фамилий Тулы. Уместно задаться вопросом, какую роль в их успехах сыграл старообрядческий фактор. По отношению к главной для нас проблеме (названной выше) Тула, и качестве площадки, на которой может быть предпринят её штурм, представляется нам городом исключительно удобным.
Следует отметить, что старообрядчество в Туле XVIII в. ранее систематически не изучалось (местные дореволюционные авторы, в том числе наиболее заметный среди них, протоиерей Г.И. Панов, занимались им преимущественно на материале XIX в.). Это делает предстоящую работу, помимо основной её цели, полезной и в плане изучения истории собственно старообрядчества, в частности, исследования малоизученных для данного периода районов его распространения.
2. На начальном этапе работы (характеристике которого посвящено настоящее сообщение) было намечено провести архивные исследования с целью выявления документов по старообрядчеству в фондах Государственного архива Тульской области, выделение в них сведений по статистике записных и потаённых старообрядцев, создание картотеки старообрядцев Тулы XVIII в., первичный анализ материала с целью отбора и оптимизации перечня позиций (параметров), учёт которых предполагалось положить в основание ретроспективной идентификации принадлежности к старообрядчеству, наконец, пробное применение этого методического подхода с целью балансировки относительного веса позиций.
Итогами этих работ должны было явиться списки выявленных дел по теме, картотеки лиц (посад и казённые кузнецы), проходивших по выявленным делам о старообрядчестве; первые результаты применения приёмов оценки связи со старообрядчеством к выявленному эмпирическому материалу.
Намеченная программа была в значительной степени осуществлена.
Осуществлены архивные исследования: выявлен, аннотирован и частично скопирован документальный материал по теме: переписка госучреждений, внутренняя их документация, акты, источники личного происхождения и проч. По наиболее насыщенным искомой информацией фондам (Ф.55 — Тульская провинциальная канцелярия, Ф.187 — Тульский оружейный завод и Ф.1770 -Коломенская духовная консистория) были составлены рабочие предметно-тематические указатели выявленных материалов; часть этих материалов переведена в электронную форму.
Выявление материала по профилю изучаемой темы в Ф.1770 было осложнено низким качеством доступного в настоящее время научно-справочного аппарата. Введённые в оборот описи этого фонда имеют групповые заголовки, затрудняющие направленный отбор материала, содержат фактические ошибки. В настоящий момент осуществляется переработка описей. Частично (в объёме, предоставленном архивом) был просмотрен рабочий справочный материал по данному фонду - предварительные карточные его описи: дела по 1748 г. включительно и часть дел екатерининского времени, которые предполагалось использовать в качестве сравнительного материала. Часть документов вследствие их ветхости или пребывания в реставрации изучить не удалось.
Выявленный архивный материал был систематизирован в удобной для анализа форме и проанализирован с учётом исходных идей проекта и существующей историографии. Начата работа над составлением картотек записных старообрядцев и лиц, подозреваемых в тайной принадлежности к старообрядчеству. Поскольку их сведения на данном этапе работы представляют интерес в первую очередь в качестве материала для отработки методических приёмов, большая часть усилий по систематизации выявленного материала оказалась сконцентрированной на обработке источников одной — елизаветинской - эпохи. Эта картотека включает жителей Тулы всех основных её сословий и сословных групп: посадских, казённых кузнецов (оружейников), ямщиков, кирпичников и других. По результатам проведённых исследований наличие старообрядцев в разных сословных группах тульских жителей удалось выявить с различной степенью полноты. Наиболее полно были выявлены записные старообрядцы из числа оружейников; данные по посаду требуют уточнений и дополнений. Тем не менее, можно уверенно утверждать, что подавляющая часть записных принадлежит численно доминирующим сословным группам - посадским и оружейникам, то же с высокой степенью вероятности распространяется и на потаенных.
3. Предлагаемый методический подход к ретроспективной идентификации старообрядцев опирается на анализ их конфессионального поведения как особой культурной практики. С целью отработки методики из списков лиц, проходивших по делам об «уклонении в раскол», была выделена группа, включённые в которую лица были исследованы по отношению к ряду предварительно отобранных признаков, корреспондирующих с принадлежностью к старообрядчеству. Такой же процедуре была подвергнута равная по объёму контрольная группа, выделенная из списка записных старообрядцев. Список этих признаков (характеристик, параметров), свидетельствующих о связи со старообрядчеством и по крайней мере для некоторых позволяющих предполагать принадлежность к нему, был разбит на 4 группы.
Группа 1. Признаки, характеризующие собственно конфессиональное поведение. Подразумевается поведение как продукт и, одновременно, источник индивидуального религиозного опыта. Включаем сюда все свидетельства о непосредственно принадлежащем религиозной сфере поведении, факты которого могут быть интерпретированы в плане их связи со старообрядчеством. Преимущественно, речь идёт об исполнении обрядов старой традиции и/или неисполнении обрядов господствующей церкви, расходящихся с дореформенными. В эту группу включаем: длительное нехождение к исповеди и причастию, если соответствующие таинства осуществляет священник синодальной церкви; недопус-кание его в дом; неуважительное отношение к признаваемым господствующей церковью артефактам (священным предметам, изображениям и проч.); крещение двумя перстами; брачное сожительство без венчания по обряду господствующей церкви; изготовление, владение и пользование старообрядчески маркированными предметами, в том числе книгами и иконами; участие в совершении таинств крещения, брака и отпевания по старообрядческому канону и с участием старообрядческих священников; ношение бороды (независимо от того, был ли заплачен за неё штраф); ношение русского платья в ситуации конфессиональной маркированности одежды.
Группа 2. Признаки, характеризующие конфессионально обусловленное социальное поведение (социальные связи). Учитывает факты наличия различных социальных (родственных, дружеских, деловых) связей со старообрядцами: сведения о тесном общении с записными старообрядцами; наличие записных старообрядцев в родственном окружении; пожертвования в адрес отдельных старообрядцев, их общин, храмов; общение с «расколоучителями», бытовая и материальная помощь им; собственная деятельность в качестве «расколоучителя»; участие в старообрядческой полемике; предоставление помещения для молелен.
Группа 3. Признаки, характеризующие поведение в ситуации принудительной конфессиональной идентификации: побег как реакция на попытку привести к следствию; поведение на следствии; поведение в связи с необходимостью принятия «отрицательной» присяги.
Группа 4. Признаки, отражающие неформальный конфессиональный статус (объект глазами эксперта). Это - экспертная оценка конфессионального статуса тестируемого лица. В качестве таковой предлагается учитывать: обвинения в принадлежности к расколу посторонним лицом; слухи о принадлежности к старообрядчеству; мнения следователей и др. Поскольку оценка является экспертной, то есть по самой своей природе субъективной, обоснованность её не проверяется. Предполагается, что подавляющее большинство экспертов, независимо от их формального статуса и профессиональной подготовленности, обладают сведениями, позволяющими им высказывать утверждения, заслуживающие внимания - благодаря осведомлённоети и опыту, объективно оценить которые часто не представляется возможным.
4. Анализ материала выборки, выделенной из состава рабочей караототеки, позволил сделать некоторые предварительные выводы тносительно применимости данного подхода к описанию и - «оценке» эмпирического материала.
Обнаружилось, в частности, что обрядовые отклонения от господствующей нормы, служащие самым наглядным и надёжным свидетельством принадлежности к старообрядчеству, прослеживаются в источниках далеко не всегда. У значительного числа лиц проанализированной выборки отчётливо выделить их на материале привлечённых источников не удалось. При отсутствии прямых признаков возрастает роль косвенных.
Практически все члены изученных выборок (основной и контрольной) оказались положительно маркированным в отношении признаков 4-й группы («неформальный статус»). Вместе с тем анализ материала показывает, что во многих случаях в квалификации лица в качестве старообрядца современный исследователь идёт (склонен идти) на поводу у следователя XVIII в., в своей деятельности нередко исходившего из принципа презумпции виновности. По-видимому, оценки по данной позиции требуют более тщательного методического осмысления.
Очень типично наличие у подозреваемых в принадлежности к староверию однофамильных записных старообрядцев. В нашей выборке их оказалось более половины. Тот факт, что кланы русского города XVIII в. были «прошиты» не только родственными, но и конфессиональными связями, не требует доказательств. И несомненно, что в кланах, имевших ячейки, состоявшие из записных старообрядцев, содержались ячейки, образованные старообрядцами потаёнными. Особенно интересными (в исследовательском плане) представляются ситуации, когда родственность сочеталась с принадлежностью к разным церковным организмам (что случалось, как показывает и данное исследование, также достаточно часто).
По некоторым позициям в списке параметров были произведены специальные, достаточно подробные исследования.
Одним из наиболее «привлекательных» (в отношении корреляции с тайной принадлежностью к старообрядчеству) признаков является хождение/нехождение к исповеди и последующее причащение/непричащение. Именно на этих квалифицирующих признаках была основана ежегодная контрольная процедура, введённая указом Правительствующего Сената от 8 февраля 1716 г. и действовавшая на протяжении всего изучаемого периода.
На материале исповедных росписей Тулы елизаветинского и екатерининского времени была прослежена статистика нарушений требования обязательной исповеди и причащения по основным районам Тулы (Московская и Градская стороны города) и отдельным церковным приходам (неравномерно населённых по-садскими и оружейниками). Сравнение производилось по всем сословным группам, выделявшимся церковно-административным учётом. Выявленные закономерности (требующие отдельного рассмотрения) находят частичное объяснение в действии общих тенденций, характерных для демографической эволюции Тулы в указанный период. Для объяснения других наблюдений чисто демографического взгляда на предмет недостаточно - приходится апеллировать к факторам конфессиональной природы. Несмотря на множество факторов, требующих учёта при оценке материалов исповедных росписей и экстрактов из них, чёткое представление о статистике нарушителей и о причинах нарушений представляется абсолютно необходимым условием изучения «потаённого» городского старообрядчества.
По состоянию на текущий момент можно выделить 2 результата, по нашему мнению, наиболее ценных и важных для продолжения ещё не законченного исследования.
Во-первых, изучен довольно значительный объём архивного материала, содержащий сведения о старообрядцах Тулы XVIII в., преимущественно периода царствования императрицы Елизаветы Петровны. Установлен персональный состав записных старообрядцев Тулы для периода с 1748 по 1758 гг. Для того же хронологического периода составлены списки лиц, характер связи которых со старообрядчеством позволяет подозревать их к нему принадлежность.
Во-вторых, обобщены и систематизированы признаки, позволяющие предполагать, а в своей совокупности с достаточно высокой вероятностью и утверждать тайную принадлежность конкретных лиц к старообрядчеству.
Подходят ли предлагаемые приёмы формализации для описания и «измерения» интересующего нас явления - покажут дальнейшие исследования. А присоединение к уже полученным результатам данных относительно экономического поведения изучаемьк групп населения позволит подойти к разрешению проблемы следующего уровня - к выяснению реального вклада старообрядческого населения в экономику русского города XVIII в.
ЛИТЕРАТУРА
1. Юркин И.Н. О так называемом «старообрядческом капитализме» в свете проблем, связанных с изучением статистики городского старообрядчества XVIII века // Старообрядчество как историко-культурный феномен. Мат-лы Междунар. науч.-практ. конф. 27-28 февраля 2003 г.Гомель, 2003. С.291-295.
2. Юркин И.Н. О конфессиональном поведении основных групп городского населения в 40-70-х годах XVIII века (В связи с разработкой методики ретроспективного выявления «потаенных» старообрядцев) //Известия Тульского государственного университета. Серия «История и культурология». Вып.2. Тула, 2004. С.33-39.
3.Юркин И.Н. Конфессиональное поведение как культурная практика (к постановке вопроса) // Известия Тульского государственного университета. Серия «История и культурология». Вып.2. Тула, 2004. С.192-195
Работа выполнена по гранту РГНФ 04-01-71003а/
Юркин Игорь Николаевич - д.и.н., н.с. Института истории естествознания и техники им. C.И. Вавилова РАН. Content-Disposition: form-data; name="sort"
24
|